Йозеф Шумпетер. 36 страница

утверждал Эдмунд Берк, говоря о поведении английского правительства и парламента

в отношении американских колоний, для того, чтобы правильно функционировать,

этот всемогущий парламент должен ограни­чить сам себя. Аналогично мы можем

считать, что даже среди воп­росов, которые должны решаться путем парламентского

голосова­ния, парламенту и правительству часто необходимо обсуждать такие

вопросы, по которым решение будет чисто формальным или контролирующим. В

противном случае демократический метод приведет к уродливым явлениям. Возьмите,

например, такой трудоемкий и сложный случай, как принятие уголовного

законодательства. Демократическим методом следует решить вопрос, нуж­но ли

стране вообще такое законодательство или нет. Он будет также применен к

определенным "вопросам", по которым, как считает правительство, необходимо

политическое, а не формальное решение - например, должна ли считаться незаконной

практика тех или иных профсоюзов или ассоциаций работодателей. Но по ос­тальным

вопросам правительство или парламент должны будут принять рекомендации

специалиста, что бы они ни думали при этом сами, поскольку преступление -

явление сложное. Этот термин в действительности охватывает многие явления,

которые име­ют очень мало общего. Популярные мнения по этому вопросу поч­ти

всегда неверны. И разумное его рассмотрение требует, чтобы законодательство по

этому вопросу было защищено как от уклона в карательные меры, так и от

сентиментальности, в которые поочередно склонны впадать непрофессионалы в

правительстве и парламенте. Вот что я хотел сказать, подчеркивая значение

ограниче­ния эффективной области действия политических решений - обла­сти,

внутри которой политики принимают решения по форме и по сути.

Опять же рассматриваемое условие может на самом деле быть выполнено с помощью

соответствующих ограничений деятельности государства. Но было бы серьезной

ошибкой, если бы читатель заключил, что такие ограничения существуют

автоматически. Де­мократия не требует, чтобы любая функция государства

осуществлялась посредством данного политического метода. Например, в большинстве

демократических стран судьям дана большая степень независимости от политических

учреждений. Другой при­мер - положение Английского банка до 1914 г. Некоторые из

его функций были по сути государственными. Тем не менее эти функ­ции были

переданы организации, которая была просто деловой корпорацией, достаточно

независимой от политического сектора, чтобы проводить свою собственную политику.

Некоторые Федеральные агентства в этой стране тоже могут быть отнесены к этой

категории. Комиссия по торговле между штатами (Interstate commerce commission)

представляет собой попытку расширить сферу государственного влияния, не расширяя

при этом сферу поли­тических решений. Или другой пример, некоторые из штатов

фи­нансируют университеты штатов "без всяких условий", другими словами, не

ограничивая их в ряде случаев полную автономию.

Таким образом, почти любой тип человеческой деятельности можно ввести в сферу

государства без того, чтобы она превратилась в арену конкурентной борьбы за

политическое лидерство. Лидерство требуется здесь лишь для того, чтобы принять

решение о создании государственного ведомства и придании ему определенной

власти, а также для выполнения роли правительства как общего контролирующего

органа. Конечно, этот контроль может выродиться во вредное влияние. Если политик

бесконтрольно пользует­ся своей властью назначать персонал неполитических

госу­дарственных учреждений, этого часто может быть достаточно для

коррумпирования последних. Но это не влияет на рассматривае­мый принцип.

Третье условие состоит в том, что демократическое правительство в современном

индустриальном обществе должно иметь возможность контролировать во всех сферах

государственной деятельности - независимо от того, насколько они многочисленны.

- хорошо подготовленную бюрократию, имеющую высокий статус и исторические

традиции, обладающую сильно развитым чувством долга и чувством чести мундира.

Существование такой бюрокра­тии - главный ответ на возражения против

правительства диле­тантов. Это единственный ответ на вопрос, который так часто

зада­ют в этой стране: демократия оказалась неспособной создать при­личное

городское правительство; как мы можем ожидать, что на­род будет процветать, если

все, включая в конечном счете и весь производственный процесс, будет отдано на

откуп демократическому принципу? И наконец, это принципиальный ответ на вопрос о

том, как можно выполнить наше второе условие [Ссылки на некоторые комментарии

относительно бюрократии в гл. XVIII убедят читателя в том, что ответ, который

дает бюрократия на все три вопроса, не идеален ни в каком смысле. С другой

стороны, читатель не должен допускать, чтобы на него чрезмерно влияли

ассоциации, связанные с этим словом в обыденной речи. В любом случае этот ответ

единственно реалистичный.], когда сфера госу­дарственного контроля широка.

Недостаточно, чтобы бюрократия была эффективна в текущем административном

управлении и давала квалифицированные советы. Она должна также быть достаточно

сильной, чтобы направлять и в случае необходимости обучать политиков, которые

руководят министерствами. Для того чтобы быть в состоянии это де­лать, она

должна занимать положение, которое дает возможность вырабатывать собственные

принципы, и быть достаточно незави­симой, чтобы их утверждать. Она сама должна

быть властью. Это равнозначно тому, чтобы сказать, что на деле, хотя и не

формально, назначение на должность и продвижение по службе должно существенно

зависеть - в соответствии с правилами государственной службы, которые политики

не отваживаются нарушать, - от ее (бюрократии) собственного корпоративного

мнения, несмотря на все возмущение, которое, естественно, часто поднимается по

этому поводу среди политиков или обывателей.

И снова, как и в случае с кадрами политиков, первостепенным является вопрос о

имеющемся человеческом материале. Обучение хотя и важно, но второстепенно. И

вновь как необходимый матери­ал, так и традиционный кодекс, необходимый для

функционирова­ния класса государственных служащих этого рода, легче всего

обеспечить, если существует социальный слой нужного качества с соответствующим

престижем, который может привлечь добровольцев, - не слишком богатый и не

слишком бедный, не слишком за­крытый и не слишком доступный. Бюрократии Европы,

несмотря на то, что довольно резкая критика в их адрес испортила им репу­тацию,

являются примером того, что я стараюсь объяснить. Они являются продуктом

длительного развития, которое началось с ministerialеs средневековых вельмож

(первоначально - слуг, которых выбирали для административных и военных целей и

которые таким образом приобретали статус мелкого дворянства) и шло на протяжении

столетий до тех пор, пока не возник мощный меха­низм, который мы видим сейчас.

Его нельзя создать в спешке. Его нельзя "нанять" за деньги, но он растет везде,

какой бы политический строй не избрала нация. Его расширение - это тенденция,

которую без риска можно предсказать на будущее.

Четвертый набор условий можно суммировать выражением "де­мократический

самоконтроль". Все, конечно, согласятся, что де­мократический метод не может

работать гладко до тех пор, пока все группы, которые имеют значение в данной

стране, согласны принять любую законодательную меру, если она включена в свод

законов, и все распоряжения, изданные законными властями. Но демократический

самоконтроль означает нечто большее.

Прежде всего избиратели и парламенты должны находиться на нравственном и

интеллектуальном уровне, достаточно высоком, чтобы противостоять предложениям

обманщиков и маньяков, иначе простые люди попадут в их сети. Кроме того, ошибки,

которые дискредитируют демократию и подрывают преданность ей, возникают тогда,

когда правительственные меры проводятся без учета требований оппозиции или

ситуации в стране. Индивидуальные предложения по законодательной реформе или

правительственным мерам должны быть согласны стоять в очереди за хлебом; они не

должны пытаться ворваться в магазин. Вспоминая то, что было сказано в предыдущей

главе о modus operandi демократического метода, читатель поймет, что это требует

большой степени добровольной самодисциплины.

В частности, политики в парламенте должны противиться искушению наносить

поражение правительству или стеснять его каж­дый раз, когда у них есть

возможность это сделать. Если они будут это делать, никакая успешная политика

невозможна. Это означает, что сторонники правительства должны принимать его

руководство и позволять ему вырабатывать программу и действовать в соответствии

с ней, а оппозиция должна принимать руководство "теневого кабинета" и позволять

ему удерживать политическую борьбу в рам­ках определенных правил. Выполнение

этого требования, привыч­ное нарушение которого означает начало конца

демократии, очевидно, требует необходимой доли традиционализма, не слишком

большой, но и не слишком малой. Защитить этот традиционализм является в

действительности одной из целей, ради которых и су­ществуют правила

парламентской процедуры и этикета.

Избиратели вне парламента должны уважать разделение труда между ними самими и

политиками, которых они избирают. Они не должны слишком легко отказывать в

доверии депутатам в промежутке между выборами и должны понимать, что раз они

избра­ли индивида, то политические действия - это его дело, а не их. Это

означает, что они должны удерживаться от поучений и инструкций, - принцип,

который и был повсеместно признан в конституциях и политической теории уже со

времен Эдмунда Берка. Но смысл этого принципа понимают не все. С одной стороны,

не многие понимают, что этот принцип не вписывается в классическую доктрину

демократии и фактически требует от нее отка­заться. Поскольку, если народ должен

управлять в смысле приня­тия решений по отдельным вопросам, что могло бы быть

более ес­тественным, чем давать инструкции своим представителям, как делали

избиратели на выборах во французские Генеральные Шта­ты в 1789 г. и раньше? С

другой стороны, еще реже сознают, что, ес­ли бы данный принцип был принят, не

только формальные инст­рукции, подобные французским cahiers ("наказам"), но

также и менее формальные попытки ограничить свободу действий членов парламента -

например, практику бомбардирования их письмами и телеграммами - следует также

запретить.

Мы не можем входить здесь в различные деликатные вопросы, которые возникают в

связи с подлинной природой демократии, как мы ее определяем. Значение имеет

только то, что успешной де­мократической практике в больших и сложных обществах

прису­ща неизменная враждебность политиков к "подсказкам с заднего сиденья" со

стороны своих избирателей, вплоть до того, что они предпочитают прибегать к

тайной дипломатии и лгут о своих на­мерениях. Чтобы удержаться от этого

вмешательства, от граждани­на требуется высокая степень самоконтроля.

Наконец, эффективная борьба за лидерство требует большой терпимости к разнице во

мнениях. Выше подчеркивалось, что эта терпимость никогда не является и никогда

не может быть абсолют­ной. Но каждый потенциальный лидер, который не стоит вне

закона, должен иметь возможность изложить свою позицию, не созда­вая беспорядка.

Это может означать, что люди терпеливо стоят ря­дом, пока кто-то атакует их

самые жизненно важные интересы и оскорбляет самые дорогие идеалы, или, напротив,

потенциальный лидер, который имеет такие взгляды, сдерживает себя. Ни одна из

этих ситуаций невозможна без подлинного уважения к мнениям сограждан,

предполагающего даже подчинение им собственного мнения.

Любая система может выдержать искажения до определенной степени. Но даже для

необходимого минимума демократического самоконтроля, очевидно, требуются

определенный национальный характер и национальные привычки, для возникновения

которых не везде были условия; нельзя надеяться, что сам по себе демократический

метод произведет их. И повсюду этот самоконтроль существует лишь до определенных

пределов. В самом деле, читате­лю нужно только вновь обратиться к нашим

условиям, чтобы убе­диться, что демократическое правительство будет работать

наилуч­шим образом только, если все значимые интересы практически одинаковы не

только в своей преданности стране, но также в лояльности основным принципам

существующего общества. Когда эти принципы подвергаются сомнению и возникают

проблемы, которые раскалывают нацию на два враждебных лагеря, демокра­тия

работает в невыгодных условиях. И она может совсем прекратить работать, как

только люди перестают видеть почву для комп­ромисса между интересами и идеалами,

о которых идет речь.

Обобщенно говоря, демократический метод находится в невыгодных условиях в

неспокойные времена. В действительности де­мократии всех типов единодушно

признают, что бывают ситуации, когда разумнее отказаться от конкурентного

лидерства и принять монопольное. В Древнем Риме такой невыборный пост,

осуществляющий монополию на лидерство в экстренных случаях, был оговорен в

конституции. Человек, на которого возлагались эти обязан­ности, назывался

magistеr populi или диктатор. Такое положение предусмотрено почти во всех

конституциях, включая и нашу собственную: президент Соединенных Штатов при

определенных условиях получает власть, которая делает его диктатором в римском

смысле, как бы велики ни были различия в правовом устройстве и в практических

деталях. Если монополия власти эффективно ограничена и дается на определенный

срок (как это было в Риме) или ограничена кратковременной экстренной ситуацией,

действие демократического принципа конкурентного лидерства просто вре­менно

приостанавливается. Если монополия, предусмотренная за­коном или фактическая, не

ограничена во времени - и если она не ограничена во времени, то она будет

стремится стать неограни­ченной и во всем остальном, - демократический принцип

аннулируется и мы имеем дело с диктатурой в современном смысле [В Древнем Риме,

термины которого мы имеем привычку неправильно употреблять, развилась

автократия, которая на протяжении нескольких столетий обнаруживала определенные

черты, сходные с чертами современной диктатуры, хотя аналогию и не следует

проводить слишком далеко. Но римская автократия использовала республиканский

пост диктатора только в единственном случае - с Гаем Юлием Цезарем. Диктатура

Суллы была лишь временным магистратом, созданным для определенной цели

(конституционной реформы). Других случаев нет, кроме самых "обыч­ных".].

3. Демократия при социалистическом строе

1. Формулируя заключения, начнем лучше с отношения между демократией и

капиталистическим строем.

Идеология демократии, как она отражена в классической доктрине, основана на

рационалистической трактовке человеческих действий и жизненных ценностей. В силу

предыдущих аргументов (гл. XI) одного этого факта было бы достаточно, чтобы

предположить ее буржуазную природу. История ясно подтверждает это предположение:

исторически современная демократия росла вме­сте с капитализмом и в причинной

связи с ним. Но верно и обрат­ное: демократия в том смысле, который придает ей

наша теория конкурентного лидерства, главенствовала в процессе политических и

институциональных изменений, посредством которых буржуа­зия изменила форму

социальной и политической структуры, предшествовавшей ее господству, и, с се

точки зрения, сделала ее более рациональной: демократический метод был

практическим инстру­ментом этой реконструкции. Мы видели, что демократический

ме­тод работает особенно хорошо в некоторых некапиталистических и

докапиталистических обществах. Но современная демократия - продукт

капиталистического процесса.

Является ли демократия одним из тех продуктов капиталисти­ческого режима,

которые вымрут вместе с ним, это, конечно, дру­гой вопрос. И еще один вопрос,

насколько капиталистическое общество подходит для использования демократического

метода, который оно породило.

Что касается последнего вопроса, очевидно, что капиталистиче­ское общество

благоприятствует демократии по крайней мере в од­ном смысле. Буржуазия

располагает специфическим средством, которое позволяет сузить сферу политических

решений до таких пропорций, где ею можно управлять методом конкурентного

ли­дерства. Буржуазная система ограничивает сферу политики, огра­ничивая сферу

государственной власти; она выдвигает идеал ограниченного государства, которое

существует в первую очередь для того, чтобы гарантировать законные права

буржуазии и обеспечивать жесткие рамки для независимых индивидуальных усилий во

всех областях. Если сверх того учесть пацифистские - по крайней мере антивоенные

- тенденции и тенденции к свободной торговле, которые, как мы видели, присущи

буржуазному обществу, будет видно, что важность роли политического решения в

буржуазном обществе может, по крайней мере в принципе, быть постепенно сокращена

почти до любой степени, которая может требоваться исходя из немощности

политического сектора.

Теперь этот тип государства, несомненно, потерял для нас привлекательность.

Буржуазная демократия - это весьма специфический исторический случай, и любые

заявления от се имени, очевидно, зависят от принятия стандартов, от которых мы

уже отказа­лись. Но абсурдно отрицать то, что политическое решение, которое нам

не нравится, все же является политическим решением, а буржуазная демократия -

демократией. Напротив, поскольку ныне его краски померкли, еще важнее осознать,

как многоцветно оно было в лучшие времена; насколько широки и равны возможности,

предоставляемые семьям (если не индивидам); насколько велика лич­ная свобода,

даваемая тем, кто прошел испытания этого строя (или их детям). Важно осознать

также, насколько хорошо, но крайней мере на протяжении некоторых десятилетий,

оно выдерживало давление неблагоприятных обстоятельств и насколько хорошо оно

функционировало, когда сталкивалось с требованиями, которые выходили за рамки

буржуазных интересов и были враждебны им.

Капиталистическое общество в период расцвета хорошо подходило для обеспечения

успеха демократии еще и в другом смысле. Жить в нем легче тому классу, интересы

которого лучше всего обслуживаются практикой демократического самоограничения,

чем классам, которые но своей природе стараются жить за счет государства.

Буржуа, который в первую очередь поглощен своими частны­ми интересами, в целом -

если только нет серьезной угрозы этим интересам - скорее будет обнаруживать

терпимость к политиче­ским различиям и уважение к мнениям, которые он не

разделяет, чем любой другой человеческий тип. Более того, пока буржуазные

стандарты господствуют в обществе, такое мироощущение имеет тенденцию

распространяться и на другие классы. Английские земельные собственники приняли

поражение 1845 г. [отмену хлебных законов. - Прим. ред.] с относительной

благосклонностью; английские лейбористы боролись за устранение

несправедливостей, но до начала нынешнего столетия не торопились требовать

привилегий. Конечно, в других странах было значительно меньше примеров такого

самоограничения. Эти отклонения от принципа не всегда были серьезными или

связанными только с капиталистическими интересами. Но в некоторых случаях

политическая жизнь сводилась к борьбе групп давления, и во многих случаях

практика, которая была не в духе демократического метода, становилась достаточно

существенной, чтобы исказить его modus operandi (образ действия). Тем не менее

заявление о том, что подлинной демокра­тии "не может быть" при капиталистическом

строе, - это очевид­ное преувеличение [Следует сказать, что существуют некоторые

отклонения от принципа демократии, связанные с наличием организованных

капиталистических интересов. Но исправленное таким образом утверждение

справедливо и с точки зрения классической теории, и с точки зрения нашей теории

демократии. В первом случае результат означает, что средства, которые есть в

распоряжении частных интересов, часто используются для того, чтобы

препятствовать исполнению воли народа. С нашей точки зрения, результат состоит в

том, что эти частные средства часто используются для того, чтобы вмешиваться в

механизм конкурентного лидерства.].

Однако в обоих отношениях капитализм быстро теряет преиму­щества, которые у него

были. Буржуазная демократия, обрученная с упомянутым идеалом государства, уже

некоторое время испытывала возрастающие трудности. Частично это происходило в

силу того обстоятельства, что, как мы видели раньше, демократический метод

никогда не работает наилучшим образом, если нация сильно разделена по

фундаментальным вопросам социальной структуры. И эта трудность в свою очередь

оказалась особенно серьезной, поскольку буржуазное общество явно не смогло

выполнить еще одно условие для обеспечения эффективного функционирования

демок­ратического метода. Буржуазия порождала индивидов, которые достигали

успехов в политическом лидерстве, входя в политический класс небуржуазного

происхождения, но не породила своего собственного лидирующего политического

слоя, хотя третье поколение семей промышленников, по всей видимости, имело все

возможности сформировать его. Почему так произошло, было подробно объяснено во

второй части. Все эти факты вместе взятые, похоже, дают почву для

пессимистических прогнозов относительно будущего данного типа демократии. Они

также объясняют ту очевидную легкость, с которой в некоторых случаях она

уступает диктатуре.

2. Идеология классического социализма - отпрыск буржуазной идеологии. В

частности, она полностью разделяет рационалисти­ческую и утилитарную подоплеку

последней, и многие идеи и идеалы, вошедшие в классическую доктрину демократии.

Социали­сты действительно не испытали трудностей, присвоив эту часть буржуазного

наследия и заявив, что те элементы классической док­трины, которые социализм не

смог воспринять, - упор на защиту частной собственности, например, - в

действительности противоречат ее фундаментальным принципам. Подобные доктрины

могут сохраняться даже при совершенно недемократических формах социализма, и мы

можем быть уверены, что писаки и фарисеи построят мостик из соответствующих фраз

через любую пропасть между доктриной и действительностью. Но нас интересует

практи­ка, а именно судьба демократической практики при социализме с точки

зрения доктрины конкурентного лидерства. Следовательно, поскольку мы видели, что

недемократический социализм вполне возможен, вопрос опять-таки состоит в том,

насколько социализм подходит для демократического метода, если будет сделана

попытка его применения.

Главное - понять следующее. Ни один ответственный человек не может невозмутимо

взирать на последствия распространения демократического метода, т.е., так

сказать, сферы "политики", на все экономические дела. Веря, что демократический

социализм означает именно это, такой человек, естественно, придет к выводу, что

демократический социализм должен потерпеть поражение. Но это не обязательно. Как

отмечалось выше, расширение области государственного управления не обязательно

предполагает соответствующее расширение сферы политического управления.

Предположительно, государственное управление может быть настолько расширено, что

поглотит экономическую жизнь нации, тогда как политическое управление все еще

останется в рамках, определенных ограничениями демократического метода.

Отсюда, однако, следует, что в социалистическом обществе эти ограничения вызовут

гораздо более серьезную проблему. Дело в том, что в социалистическом обществе не

хватает автоматических ограничений, налагаемых на политическую сферу в

буржуазной системе. Кроме того, в социалистическом обществе невозможно будет

долее утешаться мыслью, что недостатки политической процедуры в конечном итоге

являются оборотной стороной гарантированной свободы. Отсутствие эффективного

управления приведет к отсутствию хлеба. Однако агенты, которые должны запускать

экономическую машину, - Центральный орган, который мы упомянули в третьей части,

как и подчиненные органы, которым доверено управление отдельными отраслями

промышленности или концернами, - могут быть организованы и укомплектованы

кадрами таким образом, чтобы в выполнении текущих обязанностей быть достаточно

независимыми от вмешательства политиков, или, если на то пошло, беспокойных

комитетов граждан, или, наконец, их собственных работников. Иначе говоря, они

могут быть достаточно далеки от атмосферы политической борьбы, так что им

присущи лишь те недостатки, которые ассоциируются у нас с понятием "бюрократия".

И даже они могут быть значительно ограничены при должной концентрации

ответственности индивидов и системе хорошо продуманных стимулов и наказаний,

среди которых важнейшая часть - назначения и продвижение по службе.

Серьезные социалисты, когда они не занимались агитацией и были настроены

ответственно, всегда осознавали чту проблему и тот факт, что "демократия" ее не

решает. Любопытную иллюстра­цию представляют дискуссии в Германской комиссии но

социали­зации (Sozialisierungs Kommission). В 1919 г., когда

Социал-демокра­тическая партия Германии решительно выступила против большевизма,

наиболее радикальные из се членов все еще верили, что некоторая степень

социализации неизбежна в силу практической необходимости, и в связи с этим была

назначена комиссия для того, чтобы определить ее цели и методы. Она не состояла

исключительно из социалистов, но социалистическое влияние было доми­нирующим.

Председателем был Карл Каутский. Конкретные рекомендации были выработаны только

по угольной промышленности, но принятые под собирающимися тучами

антисоциалистических настроений, не очень интересны. Гораздо интереснее точки

зрения, которые возникли в ходе обсуждения, тогда, когда все еще превалировали

более честолюбивые надежды. Идея, что управля­ющие заводов должны избираться их

работниками, была откровенно и единодушно осуждена. Рабочие комитеты, возникшие

во время общего развала, были объектами неприязни и подозрения. Комиссия,

которая старалась как можно дальше отойти от популярных идей "промышленной

демократии"[Промышленная или экономическая демократия - это словосочетание

фигурирует в стольких квазиутопиях, что в нем сохранилось очень немного точного

смысла. В основном, я думаю, этот термин означает две вещи: во-первых,

господство профсоюзов в промышленных отношениях; во-вторых, демократическое

преобразование монархической организации фабрики через представительство рабочих

в советах или другие меры, рассчитанные на обеспечение их влияния при внедрении

технических новшеств, общую политику предприятия и, конечно, дисциплину на

конкретном заводе, включая методы найма и увольнения. Излюбленным приемом

является здесь разделение прибылей между предпринимателем и рабочим. С

уверенностью можно сказать, что многое из этой экономической демократии

растворится без следа при социалистическом режиме. Это не так опасно, как может

показаться, поскольку многие из интересов, которые должен защищать этот тип

демократии, тогда просто перестанут существовать.], постаралась придать им

безобидную форму и не слишком беспокоилась о развитии их фун­кций. Намного

больше она была обеспокоена усилением власти и обеспечением независимости

управленческих кадров. Было выска­зано много мыслей о том, как не дать

управляющим утратить капиталистическую живость и погрязнуть в бюрократических

Дата добавления: 2015-05-22