Йозеф Шумпетер. 43 страница

шедшие все первое десятилетие, сосредоточились наконец на внешней политике и

начали было уже вырисовываться контуры общей позиции. Это был бег наперегонки со

временем. Время опередить не удалось. Сегодня всякий летописец, обращающийся к

той эпохе, чувствует себя вправе осудить Второй Интернационал за неудачу

международного социалистического движения накануне военной катастрофы. Однако

такая оценка представляется весьма поверхностной. Внеочередной съезд в Базеле

(1912 г.) с его призывом к рабочим всех стран напрячь все силы, чтобы сохранить

мир, - это было, несомненно, все, что можно было сделать в тех условиях. Призыв

ко всеобщей забастовке, обращенный к международному пролетариату, который

существовал только в воображении горстки интеллигентов, был бы не более, а

скорее всего менее действенной мерой. Достичь возможного - это успех, а не

поражение, каким бы несоразмерным обстоятельствам этот успех в конце концов не

оказался. Если уж говорить о поражении, то его потерпел не Второй Интернационал,

а национальные социалистические партии на внутренних фронтах своих стран.

Йозеф Шумпетер. "Капитализм, социализм и демократия" - Глава двадцать седьмая.

От первой мировой войны до второй

1. "GRAN RIFIUTO" (Большая измена)

Будучи членами единой международной организации, социалистические партии сделали

все, что было в их силах, чтобы избежать войны. Когда же, несмотря на их усилия,

она все же началась, они бросились защищать свои национальные интересы с

поистине удивительной готовностью. Германские марксисты колебались даже меньше

английских лейбористов [Английские лейбористы были на самом деле единственной

партией, которая в 1914 г. всерьез пыталась отстоять мир, хотя позже и она

вступила в военную коалицию. ]. Конечно, нужно иметь в виду, что все участвующие

в войне страны были твердо убеждены, что они ведут чисто оборонительную войну -

ведь любая война в глазах участвующих в ней наций является оборонительной или по

крайней мере "превентивной" [Именно поэтому попытка держав-победительниц вынести

моральный вердикт войне посредством включения соответствующей статьи в

продиктованный ими мирный договор была не только несправедливой, но и

бессмысленной.]. И все же, если мы вспомним о том, что социалистические партии

обладали несомненным конституционным правом голосовать против военных бюджетов и

что общие принципы буржуазно-демократической морали никого не принуждают

идентифицировать себя с национальной политикой, - войну во всех воюющих странах

осуждали даже далекие от социалистического антимилитаризма люди - мы

сталкиваемся здесь с проблемой, которую невозможно решить сомнительными ссылками

на Маркса или на прежние высказывания Бебеля и фон Фольмара о том, что в случае

нападения неприятеля они встанут на защиту своей страны. Нетрудно вспомнить, что

на самом деле говорит учение Маркса по этому вопросу. К тому же под защитой

страны подразумевается лишь выполнение своего воинского долга; это вовсе не

предполагает, что нужно голосовать вместе с правительством за вступления в

священные союзы [Отказ от поддержки правительства вовсе не обязательно нанес бы

ущерб национальным интересам. Во всяком случае, отставка лорда Морли (Морли

Джон, виконт (1838-1923) - английский государственный деятель и литератор) не

причинила Англии никакого урона.]. Гед и Земба во Франции и Вандервельде

(Vandervclde, Эмиль, 1866-1938 - бельгийский социалист, реформист, руководитель

Бельгийской рабочей партии, председатель Международного бюро Второго

Интернационала) в Бельгии, вошедшие в состав военных министерств, а также

немецкие социалисты, которые голосовали за военные бюджеты, совершили, таким

образом, нечто большее, чем требовала от них простая лояльность к своей стране,

как ее тогда понимали [Сегодня многие из нас отнеслись бы к этому иначе. Однако

это просто говорит о том, насколько далеко мы отошли от старых канонов

либеральной демократии. Возведение национального единства в ранг морального

долга есть один из важнейших принципов фашизма.].

Загадку эту можно решить лишь единственным способом. Независимо от того, верили

большинство социалистов-политиков в марксистский интернационализм или нет, -

возможно, к этому времени вера в силу интернационализма уже разделила судьбу

другой, близкой ей веры - веры во всепобеждающую революцию - они не могли не

понимать, что любая попытка сохранить верность священному писанию будет стоить

им потери последователей. Вначале массы взглянули бы на них удивленно, а затем

отреклись бы от всякого с ними союза, фактически опровергая положение Марксова

учения о том, что у пролетариата нет родины и что единственная война, которая

его интересует, - это война классов. В этом смысле и с поправкой на то, что,

если бы не война, процесс эволюции в буржуазных рамках длился бы дольше и все

могло быть по-другому, Mы можем говорить о том, что в августе 1914 г. рухнул

один из важнейших столпов Марксова учения [Определенную роль в этом сыграли

также успехи несоциалистических реформ.].

Это почувствовали все, даже в консервативном лагере: например, немецкие

консерваторы вдруг ни с того ни с сего начали обращаться с социалистической

партией с исключительной учтивостью. Ощущалось это и в той части

Социалистического лагеря, которая еще сохраняла верность старым идеалам. Даже в

Англии Макдональд [Макдональд (MacDonald) Джеймс Рамсей, 1866-1937, один из

основателей и лидеров Лейбористской партии Великобритании, в 1924 г. -

премьер-министр. - Прим. ред.] потерял свой пост руководителя Лейбористской

партии, а затем и место в парламенте из-за того, что не мог согласиться со

вступлением Англии в военную коалицию. В Германии Каутский и Гаазе [Гаазe

(Haasе) Гуго, 1863-1919, один из председателей Соц.-дем. партии в 1911-1917 гг.

- Прим. ред.] оставили большинство и в марте 1916 г. основали Независимую

Социал-демократическую партию Германии, хотя большинство активных ее членов в

1919 г. вернулись под прежний кров [Следует отметить, что в ряды Независимой

партии становились не только одни несгибаемые марксисты, как Каутский и Гаазе.

Например, членами этой партии были Бернштейн и ряд других ревизионистов, которых

трудно заподозрить в том, что они вступили в нес из уважения к марксистскому

вероучению. На самом деле удивляться тут нечему. Ортодоксальный марксизм был,

разумеется, далеко не единственным поводом для разногласий между партийным

большинством и отдельными инакомыслящими социалистами. Упомянутые выше

ревизионисты просто разделяли взгляды Рамсея Макдональда.]. Ленин объявил, что

Второй Интернационал умер, а дело социализма - предано.

Доля правды в этом была. Как показывает опыт большинства марксистских партий,

социализм не выдержал проверки на прочность. Оказавшись на перепутье, он не

пошел по пути марксизма. Символы веры, лозунги, конечные цели, организации,

аппарат и вожди - все это осталось прежним. На следующее утро после gran rifiuto

они были те же, что и накануне, но тем явственней была видна подмена смысла их

борьбы и призывов. После этого experimentum crucis [решающего опыта - лат.] ни

социалисты, ни антисоциалисты не могли уже смотреть на эти партии прежними

глазами. Но и сами эти партии не могли продолжать угощать публику затасканными

репризами. На горе ли, на радость ли, они спустились из своей башни из слоновой

кости на грешную землю. Они на деле показали, что судьба собственных стран для

них дороже, чем социалистическая цель.

Иное дело те из них, которые как социал-демократические партии Скандинавских

стран, никогда и не пытались прятаться в башнях из слоновой кости. Но те

критики, которые никогда не воспринимали революционное заигрывание прочих

социалистических партий всерьез, не могли не заметить изменений в их поведении.

Что же касается немецкой партии, то, пожалуй, правильнее будет сказать, что

"социал-предатели", как их тогда называли, просто спустились с заоблачных высей

на землю и что национальное бедствие заставило их встать с головы на ноги - а

это, и думаю, что многие со мной согласятся, никакое не предательство, а

наоборот - большая их заслуга. Но на какую бы точку зрения мы не встали, не

может быть ни малейшего сомнения в том, что новое понимание ответственности

резко сократило дистанцию, отделявшую социалистов от естественной цели всякой

партии - от власти, хотя еще в 1914 г. эта дистанция казалась почти

непреодолимой. Этим я вовсе не хочу сказать, что немецкие социалисты действовали

по холодному расчету или что они кривили душой, когда отказывались войти в

состав буржуазного правительства. Но совершенно очевидно, что именно благодаря

позиции, на которой они стояли в начале войны, к концу войны они, если можно так

выразиться, "неплохо устроились". В отличие от других партий они не

скомпрометировали себя поспешным соглашательством, но они и не оставили свой

народ в минуту опасности.

2. Влияние первой мировой войны на социалистические партии европейских стран

1. Всякая крупная война, завершающаяся поражением, сотрясает общественную

структуру и угрожает положению правящей верхушки; потерю престижа вследствие

военного поражения весьма трудно пережить любому режиму. Я не знаю исключений из

этого правила. Однако обратное утверждение не столь очевидно. Успех должен быть

быстрым, эффектным и четко ассоциироваться с действиями правящей верхушки -

именно такой была, например, победа Германии в 1870 г., иначе экономическое,

физическое и моральное истощение может даже в случае победы привести в сущности

к тем же последствиям в расстановке классов, групп и партий, которые обычно

сопутствуют поражениям.

Это ясно видно на примере первой мировой войны. Со стороны Соединенных Штатов

военные действия длились недолго и не успели сколько-нибудь заметно истощить

силы этой страны. Тем не менее администрация, ответственная за войну, потерпела

сокрушительное поражение на выборах. Да и во всех других странах-победительницах

престиж правящей верхушки и ее контроль над ситуацией в стране отнюдь не

увеличились, а, наоборот, уменьшились. Для германской и английской

социалистических партий это означало приход к власти или, во всяком случае,

вхождение в состав правительства. В Германии, например, на партию был возложен

контроль за всеми центральными государственными органами, и хотя, чтобы спасти

честь доктрины, некоторые немецкие социалисты, так же как и некоторые немецкие

антисоциалисты, настойчиво называли это революцией, партия сформировала

правительство по просьбе властей, причем просьба была достаточно робкой. В

Англии за лейбористскую партию, которая в январе 1910 г. сумела набрать лишь

немногим более полмиллиона голосов, а в 1918 г. - неполные два с четвертью

миллиона [Рост голосов за период с 1910 по 1918 г. объясняется исключительно

предоставлением избирательных прав женщинам и упрощением процедуры регистрации

избирателей.], было отдано 4 236 733 голоса в 1922 г. и 5 487 620 голосов в 1924

г. (8 362 594 в 1929 г.). Макдональд вновь возглавил партию, и в 1924 г. она

стала если и не правящей, то по крайней мере правительственной. Во Франции

структура политической сферы не позволила социалистам добиться таких выдающихся

достижений, но в общих чертах события развивались по сходному сценарию и здесь:

сразу же после войны наступило возрождение синдикализма, однако Всеобщая

конфедерация труда (Confederation Gеnerale du Travail), выйдя из состава

Синдикалистской всеобщей конфедерации труда (Confederation General du Travail

Syndicaliste) и коммунистической Единой Всеобщей конфедерации труда

(Confederation General du Travail Unitaire) и приняв в свои ряды всех тех, кого

по различным причинам не устраивало членство в названных двух организациях,

осудила революционный путь и стала исподволь готовиться к ведущей политической

роли.

К тому же социалистические и околосоциалистические партии, которые приняли

выпавшую на их долю ответственность, наверняка понимали, что они были почти

монопольными обладателями многих качеств, которые требовались для успеха их

начинания. С кипевшими негодованием народными массами они умели обращаться так,

как никто другой. Как показывает пример Германии, их положение позволяло им даже

гасить революционные вспышки, при необходимости применяя и силу. Во всяком

случае, это были именно те люди, которые могли, с одной стороны, назначить

обществу правильную дозу социальных реформ, а с другой - заставить массы их

принять. Важнее всего было то, что со своих позиций они имели все основания

считать, что именно они были призваны залечить раны, нанесенные обществу

"империалистической войной", восстановить международные отношения и расчистить

всю ту грязь, в которую не по их вине, а по вине буржуазных правительств

погрузился мир. При этом они совершали точно такую же ошибку, которую с иных

позиций совершали их буржуазные соперники, которые верили в коллективную

безопасность, Лигу наций, восстановление золото-валютного стандарта и снятие

торговых барьеров. Но в рамках своей ложной посылки социалисты по праву

надеялись на успех, особенно в области внешней политики.

2. Достижения двух правительств Макдональда - работа самого Макдональда и

Гендерсона [Гендерсон Артур (1863-1933) - один из лидеров лейбористской партии.]

в качестве министра иностранных дел Англии - служат тому убедительным

доказательством. Но еще более характерен пример Германии. Во-первых, в этой

стране только социал-демократы имели моральное право признать мирный договор и

поддержать политику, направленную на выполнение предусмотренных в нем условий.

Конечно, они скорбели по поводу национальной катастрофы и того бремени, которое

она наложила на страну. Однако при их отношении к военной Славе ни само по себе

поражение, ни условия мирного договора не воспринимались ими как невыносимо

унизительные. Некоторые из них почти готовы были разделить англо-французскую

трактовку войны. Большинство из них мало беспокоили вопросы перевооружения. Пока

остальные немцы смотрели на все происходящее с угрюмым отвращением, социалисты

трудились над достижением мирного взаимопонимания со странами-победительницами в

духе, совершенно свободном если не от обиды, то уж, во всяком случае, от

страстной ненависти. В отношении того, что другие считали насильственно

введенной демократией, они даже достигли полного согласия с западными странами:

ликвидировав коммунистические (1918-1919) восстания и добившись благодаря точно

выверенным уступкам доминирующего положения во внутренней политике, социалисты

находились в самом демократичном расположении духа.

Во-вторых, их власть над массами была достаточно сильной, чтобы придать такой

платформе политическую эффективность. В то время огромное большинство населения

видело все в том же свете, что и социалисты. Их взгляды на сложившуюся ситуацию

и представления о том, как следует поступать, на какое-то время стали

официальной точкой зрения, независимо от того, какую политику проводило

правительство, стоявшее у власти. Именно социалисты обеспечили политическую

поддержку коалициям, которые вели переговоры по поводу плана Дауэса

[Репарационный план для Германии, разработанный международным комитетом

экспертов под руководством американского банкира Чарлза Дауэса и утвержденный 16

августа 1924 г. на Лондонской конференции держав-победительниц в первой мировой

войне. - Прим.ред.] и Локарнского пакта [Локарнские договоры парафированы 16

октября 1925 г. в г. Локарно (Швейцария) после обсуждения на Локарнской

конференции (5-16 октября 1925 г.). Основной документ - заключенный Германией,

Францией, Бельгией, Великобританией и Италией гарантийный пакт о

неприкосновенности германо-французской и германо-бельгийской границ и сохранении

демилитаризации Рейнской зоны. - Прим. ред.]. Без них эти коалиции скорее всего

просто не возникли бы, а если бы и возникли, то не заняли бы такую позицию.

Штреземан [Штреземан (Stresеman) Густав, 1878-1929, германский рейхсканцлер

(август-ноябрь 1923 г.) и министр иностранных дел (с августа 1923 г.). - Прим.

ред.] социалистом не был, однако связанная с его именем политика была на самом

деле политикой Социал-демократической партии - политикой, за которую в течение

первого десятилетия партии достанутся все розы, а в течение второго - все типы.

В-третьих, социал-демократы занимали выгодное положение в глазах мирового

политического сообщества. Мир мало знал о том, что происходит в Германии. Он

знал только две вещи: с одной стороны, что в Германии есть партия, которая не

только была готова окончательно признать многие из послевоенных договоренностей,

но и вполне одобряла некоторые из них; партия, которая была врагом того, кого

Франция и Англия считали своим врагом; с другой стороны, мир понимал, что во

всех иных отношениях германская Социал-демократическая партия угрозы не

представляла - любое даже самое консервативное правительство не возражало против

германского социализма так, как оно возражало против русского. В конечном счете

именно это и оказалось ошибкой. Ошибка эта во многом была связана с растянутым

на долгие годы иностранным участием в лечении военных болячек Германии,

поскольку в результате такой политики в соответствующих министерствах Англии и

Франции сложилось впечатление, что Германия на неопределенно долгое время

останется смиренным просителем, которому для полного счастья будет довольно

одних только обещаний, что когда-нибудь ему, возможно, позволят занять равное

положение с вышестоящими державами. В краткосрочном аспекте, однако, и особенно

во время черных дней рурского вторжения [Оккупация французскими и бельгийскими

войсками Рурской области в 1923 г. в ответ на задержки репараций со стороны

Германии. - Прим. ред.], такая позиция имела свои преимущества, поскольку

социалистическая партия, вернее, те правительства, которые опирались на

партийную поддержку, были вхожи в те двери, которые были закрыты для других.

В-четвертых, Социал-демократическая партия сохранила старые связи еще со времен

Второго Интернационала. Война разрушила многие из этих связей, но далеко не все.

Ведь Второй Интернационал так и не был официально распущен, и многие входившие в

него социалисты и социалистические группы - в первую, но далеко не в последнюю

очередь социалисты нейтральных стран - сохранили свои интернационалистские

убеждения. Секретарь Второго Интернационала К. Хойсманс продолжал выполнять свои

обязанности, а в 1917 г. с подачи скандинавских социалистов даже сделал попытку

созвать съезд, которая провалилась только потому, что союзные державы, к тому

времени решившие уже нанести противнику сокрушительный удар, отказались выдавать

паспорта [А до этого были еще две конференции в Швейцарии - одна в Циммервальде

(1915), другая - в Кинтале (1916), причем их ход, как мне представляется, пошел

в разрез с первоначальными намерениями, и объяснялось это тем, что состав их

участников не отражал расстановки сил в официальных партиях. (Ниже я еще раз

коснусь этого вопроса.)]. Таким образом, естественно предположить, что многие

социалисты подумывали о возрождении Интернационала, как о чем-то само собой

разумеющемся.

3. Возродить Второй Интернационал удалось, но не обошлось без трудностей. Первые

конференции, которые проводились с этой целью в 1919 и 1920 гг., нельзя назвать

особенно успешными. Возникший тем временем Коммунистический (Третий)

Интернационал (см. ниже) снискал определенную популярность, которая оказалась

серьезным препятствием на пути к единству лейбористских и социалистических

партий всех стран. К тому же ряд важных группировок, которые не имели желания

связывать свою судьбу с коммунистами, предпочитали иметь дело с чем-то более

современным, чем Второй Интернационал. Выход из этой ситуации был найден с

помощью хитрого тактического приема. По инициативе австрийских социалистов и при

поддержке германской Независимой партии и английской Независимой лейбористской

партии была создана новая организация - Международный союз социалистических

рабочих партий (так называемый Венский интернационал), который ставил своей

целью радикализировать группы, входящие в возрожденный Второй Интернационал,

обуздать группы, которые слишком сильно тяготели к коммунизму, и поставить и те

и другое на единую платформу, разумным образом сформулировав общие цели

[Некоторые из этих высказываний сделали бы честь любому дипломату XVIII в.

Наибольшим камнем преткновения была классовая борьба. Партии стран

континентальной Европы не могли обойтись без нее, в то время как английская не

могла ее выносить. После достижения соглашения на гамбургском конгрессе термины

Klassеmkampf и luttе dеs classes были оставлены в немецком и французских

текстах, в то время как в английском тексте был употреблен более расплывчатый

оборот.].

Cмысл всей этой затеи очень точно передан кличкой, которую тут же придумали

коммунисты - "Второй с половиной Интернационал", однако в этом своем качестве он

вполне отвечал запросам времени. На Гамбургском съезде (1923 г.) оба

Интернационала - Второй и Венский - объединились, образовав Социалистический

рабочий интернационал, который заклеймил мирный договор как "империалистический"

и призвал к созданию единого фронта против международной реакции (во всяком

случае, звучало это неплохо), за восьмичасовой рабочий день и международное

социальное законодательство. Требования сократить репарации Германии до

определенных и разумных пределов, аннулировать межсоюзнические долги и

эвакуировать союзнические силы с немецкой территории были выдвинуты еще годом

раньше (Франкфуртские резолюции, 1922 г.). В свете последующих событий нельзя не

оценить, насколько большим достижением это было.

. Коммунизм и русский элемент

1. Тем временем происходил быстрый рост коммунистических партий. В этом не было

ничего особенного - само по себе это явление было вполне закономерным. Не было

оно и опасным. Всякая партия, испытавшая на себе отрезвляющее влияние

ответственности, неизбежно должна рано или поздно подвинуться и освободить место

для развития групп, стоящих от нее слева (или справа), и место это вряд ли будет

долго пустовать. Если дезертирство удается сдерживать в разумных пределах, иметь

такого соседа под боком не очень обременительно - в ряде случаев это даже лучше,

чем пытаться удержать в своем строю непокорных. У социалистических партий всегда

были трудности с ультрарадикальными крыльями [Раскол в Англии> и Германии по

вопросу о войне - это, конечно, особый случай, который имел лишь временное

значение. Даже "Союзу Спартака", основанному в Германии Карлом Либкнехтом и

Розой Люксембург, хотя в своей оппозиции войне он зашел куда дальше, чем

одобряла Независимая партия, потребовалось известное время, чтобы выработать в

своих рядах четкое негативное отношение, но и тогда наибольшее, на что он

отважился (по крайней мере официально), - это настаивать на букве старой

Эрфуртской программы. Насколько мне известно, ни Либкнехт, ни г-жа Люксембург

никогда до конца не порывали своих связей с партией. Последняя, кстати говоря,

была одним из самых непреклонных критиков большевистской политики.]. То, что

подобные "левацкие" группировки в смутные дни, которые наступили после окончания

войны, сумели встать на ноги и не упустили возможности получить статус

самостоятельных партий, вовсе не удивительно, как и то, что они прибегли к

классической терминологии и назвали себя "коммунистами", а их уклон в сторону

интернационализма в то время был куда сильнее, чем у официальных партий.

Следует иметь в виду, что русский элемент здесь совершенно ни при чем. Даже если

бы в России по сей день правили цари, в мире все равно были бы и

коммунистические партии, и Коммунистический Интернационал. Но поскольку русский

элемент превратился в фактор, определивший будущие пути развития как социализма,

так и коммунизма во всем мире, - скажем больше, определивший социальную и

политическую историю современности, - уместно будет напомнить, как он

развивался, дать оценку его природе и роли. С этой целью мы разделим

историческое развитие в России на три этапа.

2. Сначала - иначе говоря, до того, как большевики захватили власть в 1917 г., -

в развитии коммунистических групп ничего специфически русского не было, за тем

исключением, что самой сильной личностью в этом движении оказался русский, в

манере мыслить которого угадывалась примесь монгольского деспотизма. Когда с

началом войны Второй Интернационал фактически прервал свою работу и Ленин

объявил о его смерти и о том, что настал час более решительных действий, те, кто

разделял его точку зрения, естественно, решили объединиться. Такая возможность

представилась на двух съездах, проходивших в Швейцарии, - Циммервальдском (1915)

и Кинтальском (1916). Поскольку практически все, кто встал на защиту

национальных интересов своих стран, на эти съезды не явились, боевитым

сторонникам Ленина не составило особого труда более или менее сплотить всех

присутствовавших вокруг ленинской программы перерастания империалистической

войны в мировую революцию. В этом было нечто большее, чем просто попытка

вернуться к вере в первозданный марксизм и его мессианские обещания. Здесь

сказалось (по крайней мере у некоторых) отчетливое понимание истины, по

отношению к которой буржуазия всех стран проявляла полную слепоту, а именно

того, что ткань буржуазного общества не сможет выдержать напряжения и ударов

затяжной "тотальной" войны и что но крайней мере в некоторых странах ее распад

неминуем. Во всех остальных отношениях лидерство Ленина признано не было.

Большинство присутствовавших были заинтересованы в том, чтобы убедить,

припугнуть и использовать социалистические партии в своих интересах, а вовсе не

в том, чтобы их разрушить. К тому же - и с этим Ленин был согласен -

международная революция должна быть подготовлена революционными действиями

отдельных национальных отрядов пролетариата, в первую очередь в "передовых"

странах.

Второй этап я датирую с 1917 по 1927 г., иначе говоря, с момента прихода

большевиков к власти в России и до вывода Троцкого из состава Центрального

комитета партии большевиков (октябрь 1927 г.). Десятилетие это было свидетелем

возникновения коммунистических партий и Коммунистического (Третьего)

Интернационала. Оно было также свидетелем решительного (до норы до времени)

разрыва с социалистическими и рабочими партиями, который в Германии принял

необратимый характер вследствие жестоких репрессивных мер, принятых стоявшими у

власти социал-демократами зимой 1918/19 г. Наконец, в это десятилетие начала

коваться русская цепь - мировое коммунистическое движение.

Но первые десять лет эта цепь еще не саднила и не калечила. Не следует забывать

о том, что захват большевиками власти в самой отсталой из великих держав

произошел по чистой случайности [За эту случайность большевикам следует,

по-видимому, благодарить германский генштаб, по приказу которого Ленин был

выдворен в Россию. Если кому-то покажется, что я преувеличиваю его личный вклад

в события 1917 г., можно сослаться на множество других подобных случайностей,

показывающих, насколько причудливо шутила история на этом своем отрезке.]. Да

Ленин и сам отчасти это понимал. Он много раз повторял, что окончательная победа

возможна лишь в результате действий революционных сил в более передовых странах

и что именно от этих действий все будет зависеть. Разумеется, как и прежде, он

Дата добавления: 2015-05-22