Программа защиты любовниц 13 страница

Его трясло, он не знал, что делать и как себя вести с ней. Все его желания она подавила одним своим взглядом, выражающим только одно – он ей не нужен. Он судорожно сглатывал и пытался отвлечься, пытался думать о деле, но не получалось. Перед глазами прыгали чудовищные картинки, Оля привязана к стулу, а напротив монстр в человечьем обличье кромсает женскую плоть ножом, ножницами, дрелью. Он ходит вокруг нее, напевает что‑то, пытается шутить и говорит…

– Что он говорил тебе?

– Что? – Она вздрогнула и посмотрела на него загнанным зверьком.

– Что он обычно говорил тебе? Когда мучил девушек, он ведь говорил с тобой?

– Да. Он все время либо говорил, либо напевал фальшивым полушепотом. – Ее лицо болезненно скривилось. – Это было жутко! Странная безликая маска, бешеные глаза и этот шепот, он сводил меня с ума, это невозможно передать, Мельников!

Он мог бы сказать, что он понимает, что сочувствует, что хотел бы, чтобы этого никогда не случилось с ней, но не сказал. Его слова ничего не значат для нее, ничего! Поэтому он только кивнул и едва слышно проговорил:

– Я достану эту мразь, Оля.

– Ты знаешь… – продолжила, рассеянно глядя перед собой. – Он все говорил о ком‑то, кого хотел бы посадить напротив меня. Я не понимала, о чем он! А он все говорил и говорил, что, когда кто‑то придет за мной, он посадит нас напротив друг друга и заставит смотреть на мучения. Станет отрезать по кусочку то от меня, то от кого‑то, я не знала, кого он имеет в виду. Подумала, что Володю, не просто же так он проник в его дом и убил Ивана, но теперь мне кажется, что его целью был не Володя.

– А кто?

– Ты, Мельников! – произнесла Оля странным дребезжащим голосом. – Он охотился не за Володей, не за мной, он охотился за тобой!!! Тебе он прислал мои фотографии, потому что знал, что ты придешь за мной, ты не пришел! Почему???

Она заплакала, уткнув лицо в ладони.

– Оля… – выдавил он хрипло и потянулся рукой к ее голове, но Оля тут же, почувствовав движение с его стороны, отпрянула. – Оля, не плачь, пожалуйста.

– Почему, Мельников??? Почему ты не пришел за мной??? Ведь это все из‑за тебя!!! Ты был его целью, а я лишь приманка! Почему???

– Потому что я не знал, куда идти! Не знал.

Он пытался кричать, но из горла сочился лишь сдавленный шепот. Валера был так потрясен, что ничего не мог понять, вообще ничего!!!

– Ты узнаешь его? – спросил он через паузу.

– Нет, вряд ли. Он все время был в маске.

– Голос? Рост?

– Да, он не всегда шептал. Рост тоже знаю. – Она назвала в сантиметрах приблизительный рост своего мучителя.

– Волосы?

– Нет.

– Руки?

– Что? – Она вздрогнула, уставившись на него непонимающе.

– Руки! Он ведь не всегда был в перчатках, так?

– Д‑да. – Ее взгляд спрятался, Оля вспоминала. – Да, руки помню.

– Как думаешь… – Мельников прокашлялся, жутко саднило горло. – Как думаешь, сколько лет этому человеку? Тридцать, сорок?

Стасу Игнатенко, которого теперь он подозревал безо всяких «но», было ровно сорок лет. И его руки, ухоженные, с длинными пальцами с аккуратными ногтями, он помнил до сих пор. Потому что пялился на них, когда допрашивал. Пялился и все гадал: как можно этими женоподобными руками творить такие чудовищные вещи?

Такие руки забыть сложно, и возраст по ним определить можно.

– Тридцать?! Сорок?! – изумленно отозвалась Оля. – Я бы не сказала!

– То есть?! – Мельников напрягся.

– Этому чудовищу сколько угодно, но только не сорок. Его руки… Это руки пожилого человека!

– Пожилого???

– Ну, может, и не пожилого, но волоски вот здесь и вот здесь. – Оля тронула свою кисть на пальцах и у ребра. – Они седые. Если могут быть седые волоски на руках сорокалетнего мужчины, то тогда да – сорок лет.

– Не могут.

– Что?

– Нет, нет, ничего.

Мельников ссутулился, уставился на Олю исподлобья.

У Игнатенко не было волосков на руках! Не было! Его кисти были женоподобными, мягкими и безволосыми. Что же получается?! Что Олин мучитель не он?! Тогда…

Тогда как, черт побери, она оказалась в его машине?! Нет, здесь какая‑то лажа.

– А по голосу? По голосу ты могла бы определить его возраст? – продолжил он настаивать.

– Голос? Нет, вряд ли. Но он у него такой вкрадчивый, без резкости, мягкий. Услышь его где‑то, я бы ни за что не заподозрила этого человека в таких зверствах. – Она ненадолго задумалась, потом все же кивнула самой себе. – Да, голос нормальный, но говорю же, он почти все время шептал, лишь однажды…

Мельников встал и зашагал размашисто по допросной, он думал, думал, думал.

Ему ничего это не нравилось! Все как‑то перемешалось и спуталось!

Он получает фотографии, на которых пусть не отчетливо, но все же можно рассмотреть номера VINа. По ним вычислить машину – раз плюнуть. Этот урод, когда фотографировал, разве не знал этого? Тем более что его машина уже попадалась, он умышленно захватил цифры или облажался? Тогда почему он не совершил ни прежде, ни потом ни единого прокола?

Что выходит? Выходит, цифры были захвачены объективом намеренно!

Машина принадлежит Игнатенко. Милому мужчине среднего возраста с ухоженными руками и аккуратными ногтями. Чьи же руки видела Оля?! Кто кромсал женщин?

Выходит, не Игнатенко? Не его руки видела она? Тогда чьи?!

И этот творящий зло человек очень хотел заполучить в свое адово место его – Мельникова?! Зачем?! Месть? Но за что он мог мстить Мельникову?! Скорее этого мог желать Игнатенко! Ему Валера помотал нервы и заставил потратиться на свору адвокатов.

Ой, что‑то брезжит, что‑то прорисовывается! Только все никак не удается ухватить!

Он остановился как вкопанный. Мысль, прежде беспорядочно снующая и не желающая облачаться в правильную форму, вдруг сформировалась.

Игнатенко подставляют! Грамотно, искусно, виртуозно! Или…

Или у него есть сообщник! Сообщник, который выполняет всю грязную работу.

– Оля, – окликнул он свою бывшую возлюбленную, сидевшую с поникшей головой. – Стало быть, ты утверждаешь, что убийца в маске в возрасте?

– Мне так кажется, – кивнула она.

– Руки, голос, рост – это у нас есть! Вот если бы тебе по этим приметам пришлось опознавать, ты…

– Опознала бы! – воскликнула она. – И не думаю, что ошиблась бы! Мне этот шепот во сне теперь снится. Эти руки с кровавой каемкой под ногтями… Бр‑рр, это ужасно, Мельников!

– Ладно, мне пора. Тебе придется вернуться в камеру, – отрывисто произнес он, потому что очень тяжело было говорить ей это. – Думаю, завтра утром уже все разрешится.

Он вышел из отдела в начале одиннадцатого ночи и сразу поехал в больницу.

– Вы что, обнаглели совершенно? – вытаращилась на него дежурная медсестра, чуть приоткрыв дверь отделения. – Вы смотрели на часы?!

– Да, смотрел, – смиренно кивнул Мельников. – Но у меня обстоятельства.

– Все так говорят! Уходите, я полицию сейчас вызову! – закричала медсестра и потянула дверь на себя.

– Я сам полиция. – Мельников нехотя сунул ей под нос удостоверение. – Мне очень нужно навестить нашего сотрудника.

– Гм‑мм… Так бы сразу и сказали, – надула она губы от обиды. – Чего ломиться‑то? Из полиции, значит, из полиции, входите.

Мельников прошмыгнул мимо нее в полутемное фойе. Дошел следом за сердитой девушкой до ее рабочего места. Уточнил по журналу, в какой палате находится Володин. Взял из ее рук белый халат и бахилы и уже через пять минут осторожно заглядывал внутрь володинской палаты.

Весь опутанный проводами с иголками в венах, Володин лежал на высокой кровати, стоящей посреди палаты. Мирно пищали приборы, монитор рисовал четкие, правильные кривые, отражая ровный стук володинского сердца.

– Привет, Саня, – поздоровался Мельников шепотом, усаживаясь на стул. – Ты спи, спи, я посижу тут. Доктора твои лопочут что‑то про кому, а я не верю, прикинь! Думаю, что тебе просто выспаться за все годы захотелось, ты и косишь! А мне просто поговорить надо, а кроме тебя, мне не с кем. Слышишь ты меня, нет, неважно, я просто буду говорить…

В горле снова вздулся громадный комок, с которым он провозился минут пять, пытаясь сглотнуть. Так давило, что слезы навернулись.

– Вот так‑то, брат, – вымолвил наконец Валера, справившись с удушьем, положил свою ладонь на руку друга. – Скачем, скачем, пыжимся, тужимся, а оно вон, хрясь, и все! Только не подумай, что это я о тебе! Это я про Ольку! Она, Саня, даже глаз на меня не подняла, когда я вошел в допросную! А когда посмотрела, то лучше бы и не смотрела вовсе… Она ненавидит меня, Саня!!! Дико ненавидит! Считает, что из‑за меня вся ее беда! А я теперь уже и сам не знаю…

Он вздрогнул, ему вдруг показалось, что у Володина дернулась правая кисть, та, что он накрыл своей ладонью. Всмотрелся и решил, что показалось, хотя монитор вдруг начал пищать чаще и пронзительнее.

– Ты не волнуйся, Сашок. Все в порядке, просто Олька такие вещи рассказала… Будто этот тип все мечтал посадить нас напротив друг друга, Ольку и меня, отрезать от нас по кусочку и любоваться всеобщей агонией. Она, говорит, сначала подумала, что это он про Черных. К нему же в дом полез, его водителя угрел, но когда я сказал, что те жуткие фотографии нам с тобой были присланы, она решила, что это меня должны были резать на куски. А с какой стати, Саня?! Месть! Правильно, месть! А за что мне можно мстить этому упырю? А за то, что я ему тогда нервы на кулак наматывал, когда взял под стражу, это я про Игнатенко, ты понял, да?

И снова ему показалось, что Володин слабо шевельнул пальцами.

– Я же его тогда, пока адвокаты не прибыли, чуть мордой в стол не впечатал. А чего стоила огласка?! А такие уроды обид не прощают. Вот он, может, Ольку‑то и забрал, чтобы мне отомстить? Может, он вообще все это время за мной следил, а? Помнишь, я тебе рассказывал, что как‑то после дежурства мне показалось, что кто‑то идет за мной от стоянки до подъезда? Тихо так, крадучись? Помнишь? Конечно, помнишь! Что я, твою память, что ли, не знаю! Ты помнишь, в каких носках я на первое свидание к Ольке помчался!

– Нет, – вдруг проговорил Володин и открыл глаза. – Не помню я твоих носков, брат.

Голос был слабым, речь невнятная, но это была его речь – володинская. И это был его голос – родной и живой! И его глаза, затуманенные болью и лекарствами, смотрели теперь на Валеру.

– Сашка!!! – подскочил Мельников и наклонился над ним. – Как ты, старина?! Перепугал ты меня, брат!!! Сестру позвать?!

– Нет у меня сестер, один ты, бродяга, – прошептал Володин и сделал попытку улыбнуться.

– Как ты?!

– Болит все тело, Валера, – протолкнул сквозь трубку, вдетую ему в рот, Володин. – Будто я вагоны разгружал. Твою мать, как не вовремя… Пить хочу!

Поить его самостоятельно Мельников поостерегся. Позвал и сестру и дежурного врача. Те засуетились, принялись сверять показания приборов, что‑то записывать, что‑то добавлять в капельницы. Мельникова оттеснили в угол и какое‑то время вовсе не обращали на него внимания. Когда суета стихла, врач все же оглянулся в угол, где притих Валера.

– Вашему другу повезло, – кивнул он с усталой улыбкой. – Все показания в норме. Микроинсульт, но без тяжких последствий. Теперь, сами понимаете, покой, покой и еще раз покой, и уход, разумеется. За ним дома есть кому ухаживать?

– Да, – кивнул Валера, тут же подумав о себе.

Возьмет отпуск, в конце концов, имеет полное право. Их у него накопилось на полгода.

– Это хорошо. Ладно, я пошел. – Врач двинулся к двери. – Но у вас не более пяти минут. Не усугубляйте.

– Так точно!

Врач ушел, оставив дверь приоткрытой. Мельников исправил оплошность. Снова сел перед кроватью.

– Все хорошо, Сашок! – сжал он осторожно руку друга. – Все хорошо! Слышал, что доктор сказал?

– Слышал, – ворчливо отозвался тот. – Ты, что ли, станешь мне родной матерью?

– А кто еще?

– Ты должен эту мразь поймать, раз знаешь, кто это.

– Ага…

Мельников закусил нижнюю губу, размышляя, что мог слышать из того, что он рассказывал, а чего нет, его дружище? Повторять или нет?

– Я все слышал, – успокоил его Володин. – Возьми его, Валера.

– Взять‑то можно, только проблемка одна, Сашок, нарисовалась.

– Какая?

Глаза Володина посоловели. Видимо, начали действовать лекарства, которые добавила медсестра ко всем имеющимся в перевернутых пузырьках.

– Олька говорит, что тот урод был в годах.

– В каких годах? – не понял Володин и чуть прикрыл глаза, его сморило.

– Она говорит, что он все время был в маске, тонкая такая резиновая, как у Фантомаса, руки он не прикрывал. Олька говорит, что, судя по рукам, этому типу не сорок лет, как Игнатенко, и ростом он гораздо ниже. Как думаешь, это сообщник?

Володин сделал попытку приоткрыть глаза, но не получилось. Он вздохнул, поворочался едва заметно и проговорил:

– Тесть!

– Что?! Что ты сказал?!

– Это его тесть, брат, – еле прошелестел Володин и добавил, прежде чем уснуть: – Спасай Лизу…

Глава 18

У Мельникова не было никакого разрешения от заместителя начальника отдела на посещение дома Жуковых – Игнатенко. Он получил такую взбучку, что пытаться заговаривать еще и об ордере смысла не было.

– Самый умный, да? – орал на него зам, поводя вокруг себя бешеными глазами.

Вчера на радостях он перебрал и теперь маялся от похмелья. У него все плыло перед глазами, стучало в голове, сохло во рту. А тут еще этот Мельников, ну кто принял его в ряды полиции, кто?! Зачем такие люди там нужны? Все же ясно, без дураков! Девка, чтобы сбежать, убила водителя своего жениха. Удрала, заблудилась, проплутала несколько дней, потом вышла к дороге и упала под колеса первой машины, что проезжала мимо. Ничего лучшего не смогла придумать, как опорочить человека, уже однажды попавшего под подозрение.

Все же ясно, чего ему надо‑то?!

– Тебе, я гляжу, заняться нечем, да?! – надрывался подполковник, наливаясь кровью. – Дел нет??? В архив иди, бумаги перебирай!!! Что надо еще???

Зам тяжело упал в кресло, схватился за сердце, помотал головой.

– Уйди с глаз моих, Мельников!

– Товарищ подполковник, у меня есть доказательства того, что Ильина не врет.

– Доказательства‑ааа!!! – зашипел страшным змеем подпол. – Я тебе, мать твою, дам такие доказательства!!! Я тебя…

Он вдруг смолк и съежился в кресле так стремительно, что Мельников перепугался. Еще помрет на рабочем месте, не приведи бог. Доказывай потом, что не ты явился причиной его скоропостижной кончины.

Подполковник вяло махнул в сторону графина с водой на тумбочке.

– Дай воды, – прохрипел он и полез в стол за таблетками.

Выпил пару, минут пять дышал прерывисто и часто, потом нормальный цвет лица начал возвращаться. Спина зама начала выпрямляться, глаза глянули зорко и строго.

– Доказательства, – вытянул он руку в сторону Мельникова и требовательно шевельнул пальцами. – Давай, коли имеются.

Валера вложил в его распахнутую ладонь конверт со снимками и пояснил:

– Получил вчера по почте.

– Ага… – пожевал тот бесцветными губами, повертел конверт, не торопясь заглядывать внутрь. – А конверт без штемпеля! Как прислали‑то? Голубями?!

– Я обнаружил его вчера поздно вечером, когда вернулся, в своем почтовом ящике, – соврал Мельников. Слава богу, пару дней назад ящики после ремонта повесили на место. И тут же, чтобы не возникло вопросов, сказал: – Записи с камер магазина напротив подъезда ничего не дали, я пробовал отследить.

– Угу… – промычал подполковник и полез внутрь конверта.

Он рассматривал подолгу каждый снимок, мрачнел, щелкал пальцами, запускал задумчивый взгляд за окно. Потом сгреб снимки в кучу, засунул кое‑как в конверт, швырнул Мельникову через стол.

– И че? – спросил он вдогонку.

– Экспертам удалось рассмотреть на фото с машиной VIN, машина оказалась в базе, та самая… Принадлежит Станиславу Игнатенко.

– И они готовы мне представить официальный отчет?

– Пока нет, – замялся Мельников. – Но думаю, представят, если возникнет необходимость.

– Н‑да… А как думаешь, зачем он тебе вот эту хрень прислал, а? Зачем? Чтобы спалиться? Он же не идиот совершенный! Мы его сколько ловим, ловим, и все попусту! Тут что‑то не так, Мельников, – пробубнил подпол и выхлестал остатки воды из стакана. Поставил его с грохотом на стол, вытер мокрые губы рукавом, глянул на Валеру с болью. – Что‑то как‑то не вяжется. Не находишь?!

– Нахожу.

– И?

– Возможно, это не Игнатенко, а кто‑то, желающий его подставить. Когда возникли подозрения на его счет несколько месяцев назад, он глаза таращил и утверждал, что был на вечеринке в тот момент, когда девушка пропала. А машина его стояла на стоянке, стало быть…

– Его машиной кто‑то воспользовался тогда, воспользовался и теперь?

– Не знаю, что и сказать, девушку‑то он подвозил тогда, но утверждает, что высадил и поехал дальше. А кто‑то, возможно, ее подобрал и…

– Чушь собачья! – воскликнул подполковник и с силой сдавил виски. – Я совсем запутался! Витиевато как‑то, не находишь?

– Нахожу, – не стал спорить Мельников, он рад был без памяти, что полковник понемногу терял убежденность в Олиной виновности.

– Кому требуется так накручивать? Что за виртуозность такая! – продолжал тот рассуждать, массируя виски, лоб, затылок и морщась, морщась при этом. – Кто может так вытворять?

– Человек не совсем психически здоровый, который люто ненавидит Игнатенко. Если, если, конечно, это не его сообщник действует.

– Ага, сообщник! – фыркнул недоверчиво подполковник. – А подстава с машиной? Не‑еет, тут что‑то иное, Валера.

Он впервые назвал его по имени. Либо проняла его настойчивость, либо головная боль давала о себе знать, размягчала неприязнь.

– Товарищ подполковник, так можно мне или нет наведаться в дом Игнатенко?

– Да погоди ты! – раздраженно махнул в его сторону зам. – Не торопись! Че, придешь, скажешь‑то? Фотографию покажешь? Адвокат станет утверждать – монтаж. Начнется экспертиза, все затянется. С обыском мы тоже не можем нагрянуть. Сюда его вызвать? Пожалуй, можно. Для беседы и за разъяснениями. Все, Мельников, иди, иди. Вызывай, но не повесткой, звонком телефонным, подстрахуемся все же. Сам понимаешь, я врио, не хозяин. Иди уже!..

Мельников вышел от него раздраженным. Стоило, конечно, наверное, стоило посвятить его в детали той истории с поясом от халата одной из жертв, но боялся навредить Лизе. Он‑то, как никто, был уверен, что она ни при чем, а попробуй подполковнику это доказать. Олю схватили, посадили в следственный изолятор, Лизу еще, чего доброго, схватят.

И что его особенно покоробило: подполковник так и не спросил про Володина. Мог бы и поинтересоваться здоровьем сотрудника, а то только своим и заботился. Пить надо меньше!

Он зашел в лабораторию, успев сбегать через дорогу в магазин и купить тортик к чаю. Швырнул фотографии на стол и проговорил:

– Зеленая улица, ребята, нужен официальный отчет. Фотки приобщаются к делу.

– Отлично! – проговорил начальник лаборатории, срезая толстые бечевки с упаковки торта. – К вечеру будет готово. Валер, как там Саня? Слышал, дела его плохи?

– Все в порядке. Он ночью пришел в себя, утром уже соком его поил. В сознании, в памяти, в разуме. Отдых, ребята, нужен всем! Ну, пока, вечером забегу, заберу отчет.

Он вернулся в кабинет и какое‑то время сидел, бездумно рассматривая стену в том месте, где раньше торчала Сашкина голова. Потом резко качнулся на стуле, сунул руку в ящик стола и достал старенький мобильный телефон. Там у него была вставлена служебная сим‑карта, номер телефона значился у него на скромной визитке, которую он несколько месяцев назад отдал Лизе.

Визитки давно закончились, новых никто не заказал, он тоже не стал заморачиваться, закрутился, замотался. Телефон был отключен. Однажды получил нагоняй за нецелевое использование и перерасход и отключил настырно. Сашка укоризненно покачивал головой, сидя напротив, а Валера психанул и отключил.

Теперь же, сидя в одиночестве в своем рабочем кабинете, он вдруг подумал, что Лиза ведь могла ему звонить. Они хоть и расстались не очень любезно, она плакала и обвиняла его в преступной халатности, но все же в самый плохой момент могла ему звонить. Откуда‑то она взяла поясок от халата жертвы, значит, находится в непосредственной близости от очага опасности. Опасность могла ее и подвигнуть на звонок.

Пропущенных звонков от Лизы не было. Он выучил тогда ее номер почти наизусть, а для верности еще и записал на фанерной боковой стенке ящика стола.

Вдруг обнаружилось сообщение. Текст был следующим: «Если со мной что‑то случится, знайте, виновен тот самый человек, которого вы отпустили». Номер был не тот, что он записал, другой, но никто, кроме Лизы, не мог прислать ему это сообщение. Это она!

У него отчаянно заколотилось сердце. Он сверил время. Сообщение пришло вчера ближе к полуночи, значит, она боится, значит, подошла слишком близко.

«Спасай Лизу», – попросил его слабым от боли голосом Сашка Володин – самый любимый, самый надежный его дружище.

Он пообещал ему, но чтобы ее спасти, ее еще надо было найти, но где, никто не знал. И тут это сообщение!

Человек, которого он отпустил, – это Игнатенко! Если она опасается за свою жизнь и безопасность и обвиняет его, значит, она и впрямь находится в непосредственной близости. Володин был прав, она точно работает у него в доме, или не работает, а гостит под каким‑нибудь предлогом.

Не станет он ждать, пока Игнатенко явится в его кабинет, и звонить ему не станет. Он поедет сейчас в его дом и…

И спросит Лизу! А что?! Почему нет?! Она прислала ему сообщение, он имеет право знать, что это значит? Имеет! Поэтому он поедет в дом к Игнатенко и попросит позвать ему Лизу Сорину, по важному делу, скажет. Мол, ее разыскивают.

И не соврет, между прочим. Ее и правда разыскивают, ей давно уже пора ответить на вопрос следствия: где же она взяла окровавленный поясок от шелкового халатика одной из жертв?..

Глава 19

– Алусик, не стоит так нервничать, от этого появляются мимические морщинки.

Указательный палец Игоря Казначеева прошелся по ее щеке, скользнул к уху, опустился на шею и закончил свой путь в выемке ее груди.

– Игорь! – Она капризно шевельнула плечами, грудь призывно колыхнулась, палец Казначеева утонул глубже. – Игорь, не надо, могут войти.

– Кто? Кто может войти, малышка?

Казначеев, который сидел за завтраком слева от Аллы, громко двинул стулом по полу, пододвигаясь. Возбужденно задышал ей на ухо, обхватил ладонью ее левую грудь, второй рукой полез под тонкую ткань подола домашнего платья.

– Сама же говоришь, никого! – шептал он сдавленно, нащупав резинку ее ажурного белья. – Отец не выходил из спальни, Стасик твой, урод, тоже дрыхнет. Прислуга и та куда‑то запропастилась.

– И‑иигаарь… – простонала Аллочка, с силой стискивая коленки. – Прекрати! Могут войти…

– Кто? Кто?!

Он задел локтем тарелку с завтраком. Приборы соскользнули с края тарелки, зазвенели, в тишине столовой; этот звук показался оглушительным. Они оба вздрогнули, отпрянули, но продолжали осматривать друг друга жадными горящими глазами.

– Я люблю тебя, – произнес он одними губами.

– Я тоже очень люблю тебя, – ответила она тоже беззвучно.

– Когда?! – выгнул он вопросительно брови.

– Сам знаешь, что это невозможно. – Ее бровки болезненно надломились. – Стас… Папа… Они не простят!

– Плевать! – скрипнул Казначеев зубами и прошептал едва слышно: – Сколько можно?! Ты уже взрослая девочка! Сколько можно скакать под папину дуду?! Сколько можно жить с нелюбимым извращенцем?!

– Милый… – шепнула Аллочка с нежностью и, сунув руку под длинную скатерть, погладила его колено. – Милый, надо подождать… Я уверена, что нам с тобой поможет его величество случай, к примеру, или что‑то еще.

– Что???

– Я не могу уйти от Стаса, ты же знаешь условия контракта.

– Он может кобелировать, а ты уйти не можешь?!

– В контракте статья неверности касается только меня, – вздохнула Аллочка, и глаза ее наполнились слезами. – Надо было внимательнее читать. Если я прошляпила, чего отец не рассмотрел, не пойму?!

– Потому что он был оглушен твоим желанием выйти замуж за этого урода! – напомнил ей Игорь, выхватил ее пальчики из‑под стола, поднес к губам. – Я помню его болезненную мимику. Помню, как ему пришлось.

– Да, он был в шоке, – кивнула Алла и отвернулась.

То, что происходило в те дни с отцом, было лучше не вспоминать. Ей тогда казалось, что он на грани безумства, он такое говорил! Она его еле простила потом.

– Потому что он ненавидел этого урода! – завершил Казначеев, взял со скатерти вилку с ножом и склонился над тарелкой. – И слишком любил тебя! Когда все это закончится уже… Давай покушаем, малыш.

Они быстро скушали омлет с холодной телятиной, выпили по громадной чашке чая с булочками. Выбрались из‑за стола и тут же наткнулись на кухарку.

– Тебе чего?! – строго воскликнула Алла.

Если честно, вид ссутулившейся у входа женщины ее немного напугал. Тут же подумала, что та подслушивала и подсматривала, и от этого ее даже затошнило. Если Стас узнает! Он оставит ее в чем мать родила, он пустит ее по миру. Пусть у Игоря есть средства, но это ведь его средства, а она хочет еще и свои. И чего ради она тогда мучилась все эти годы?!

– Тебе чего? – переспросила Алла, немного успокаиваясь.

Кажется, глупая тетка ничего не видела и не слышала, она что‑то вся в себе и зареванная будто бы.

– Мне это… Я хотела спросить… – залопотала женщина, комкая в руках край белоснежного передника. – Лизу кто‑нибудь видел?

– Лизу? – Алла непонимающе уставилась на нее, не понимая, о ком речь, потом сообразила: – Ах, ты про Элизабет!

– Да, да, про нее. – Комок передника сделался пышнее, но руки бедной женщины продолжали комкать ткань, ничего не замечая. – Ее не видно с утра. А она должна была убирать гостиную!

– Беда какая, – фыркнул за спиной Аллы Казначеев. – Не убрала с утра, уберет к обеду.

– Не уберет, – всхлипнула вдруг кухарка.

– Почему это? – удивилась Алла.

Ей сложно было сосредоточиться на всхлипываниях кухарки, руки Игоря гладили ее спину, поясницу, ласково массировали шею.

– Потому что ее нигде нет!

– Что значит нигде нет?

Алла машинально вспомнила, что горничная у нее не отпрашивалась ни вчера, ни позавчера, ни третьего дня. Значит, должна быть на месте.

– В доме нигде нет, в комнате тоже нет, я заходила. Вещи все на месте, форма тоже, а ее нет, и телефон тоже в комнате.

– И где он? Телефон этот? – вынырнула из‑за плеча любимой голова Казначеева.

– Под подушкой я нашла, просто поправить ее хотела. Она как‑то криво лежала, а там телефон. Лиза никогда без телефона не ходила. Даже отключенным его в кармашке платья держала! Что‑то плохое, видать… – Женщина вдруг заплакала совершенно по‑настоящему. – И хозяина нет нигде.

– Какого хозяина? – Аллу вдруг проняло, она отстранилась от Игоря, подошла к кухарке вплотную, выдернула у нее из рук комок передника, отряхнула. – Какого хозяина нигде нет?

– Молодого…

– Стаса нет дома?! – в один голос воскликнули Алла и Игорь.

– Да и не ночевал он.

– Откуда знаешь?! – Алла вцепилась женщине в плечо.

– Я должна была его разбудить в час ночи, он просил, боялся не услышать будильник.

– Зачем??? – снова одновременно вырвалось у них.

– Не знаю. Просил к часу ночи разбудить. Я вошла, его нет, кровать не разобрана. Через пару часов снова вошла. Переживаю же, вдруг вернулся и проверяет меня, а я просьбу не выполнила. Его нет! И утром в шесть утра не было, и теперь. И Лизы нет, и его!

– А отец где?

Алла переглянулась с Игорем. Каждый подумал об одном и том же.

У Лизы роман с молодым хозяином, они куда‑то сорвались вместе, проспали пробуждение и не вернулись вовремя.

– Виктор Иванович рано позавтракал и поехал на службу. Сказал, что он в офисе. – Кухарка поджала губы, опустив глаза в пол. – Только я звонила ему, не появлялся он там.

– А зачем ты ему звонила? – удивилась Алла.

– Хотела у него спросить про Лизу и молодого хозяина. Чую, беда!

Женщина задрала передник, спрятала в нем лицо, плечи ее начали вздрагивать.

– Ладно, не пыхти! – Казначеев обошел разомлевшую от его ласк Аллочку, тронул кухарку за плечо. – Где Лизкин телефон?

– У нее в комнате, я его снова под подушку сунула. Утром уже сунула, – ревела та, размазывая слезы по лицу. – Все думала, что позвонит она или ей кто позвонит.

– Так телефон не был включен или был, я не понял?

– Он был отключен. Я его включила и положила на тумбочку у кровати, а утром выключила и вернула под подушку Лизы.

– Неси сюда ее телефон, – приказал Казначеев.

Он сел на диван, развалив руки на спинке. Приглашающе шевельнул бровями Аллочке, чтобы она усаживалась рядом. Та лукаво улыбнулась и прошмыгнула мимо его коленок в сторону самого дальнего кресла.

Дата добавления: 2015-05-08