Сопричастность

Другая характерная черта мученичества, коренным образом отличающая его от простого насилия, – это обязательное присутствие в нем сопричастности и соучастия, того, что Чарльз Уильяме называл "берущей на себя любовью" (substituted love), "взаимозаменяемостью" (coinherence) или "путем замены" ("the way of exchange")[10]. "Я разделю с тобой всякое бремя", – обедает Юлии Христос и говорит об "испепеляющем огне сострадания". Мы соучаствуем в страданиях "Человека других", протомученика Христа всякий раз, когда соединяемся в любви с Его страстями, а в них – с болью всего человечества. Ибо, как сказано в "Книге нищих духом", любовь "переживает страдания других как собственное страдание, и не одно, а все". [11] Страдание становится созидательным, а смерть – мученической, только если все это ради другого.

Мотив предстательства, соучастия в страдании – один из ключевых в "Хасидских преданиях" Мартина Бубера. В них мы читаем о том, что один из самых почитаемых цадиков, равви Зуся, "все грехи, которые он распознавал в людях, считал своими собственными и обвинял в них самого себя". Столь велико было его чувство слиянности с другими, что однажды в сострадании к нераскаянному грешнику, он "сложил со своей души все достигнутые ею степени, пока она не опустилась до уровня души просителя, и сплел корень его души с корнем своей". А о равви Мойше Лейбе, которого два с половиной года терзали невыносимые боли, рассказывали: "Он все больше и больше убеждался в том, что страдает ради Израиля, и потому его боль, хоть и не становилась слабее, но преображалась"[12].

Принять страдания других как собственные, "сложить с души все достигнутые ею степени", чтобы сойти к последнему грешнику и сплести корни его души с корнями своей, страдать ради Ветхого и Нового Израиля – именно это делает Христос; мученики способны следовать этим путем лишь потому, что верят: с ними и в них страдает Спаситель. Воспользовавшись предложенным о. Александром Ельчаниновым "критерием вселенской церковности", можно сказать, что мученик – квинтэссенция церковного человека: "... болит ли один член – страдает все тело – о Церкви (1Кор. 12:26), а если мы этого не чувствуем, значит, мы не в Церкви"[13].

Воплощением такой сопричастности становится заступническая молитва мученика. "Отче, прости им", – предстательствует распятый Христос (Лк. 23:34). Когда римские воины пришли, чтобы арестовать св. Поликарпа, он попросил разрешения помолиться и "два часа пребывал в непрестанной молитве, поминая по имени всех, когда-либо встреченных им, старых и молодых, знатных и никому не известных и всю Вселенскую Церковь во всем мире... "[14] Новомученик Иоанн Трапезундский, обезглавленный в 1650 году, идя к месту казни, "просил прощения у всех, кого встречал по пути, юных и старых"[15]; другой новомученик – Иаков Артский (он был повешен в 15-м) перед казнью попросил сопровождавших его "преклонить колени и помолиться Христу обо всем мире и всей Церкви"[16]. Со смертью мученика его заступничество не прекращается, но в общении святых охватывает весь мир и обретает значительно большую силу.

Иногда солидарность выражается в непосредственной "замене", как это видно на примере матери Марии Скобцовой. Подобную "замену" совершает живший в III веке мученик Никифор, о житии которого писала мать Мария. Длившаяся почти всю жизнь его дружба со священником Саприкием в одночасье распалась из-за пустяковой ссоры, и, несмотря на все усилия Никифора, Саприкий упорно отказывался от примирения. Когда же начались очередные гонения, Саприкий отступил от веры; "Никифор же, отвергнутый и поруганный другом, принял мученическую смерть вместо него и ради него". [17] Тем же "путем замены", хотя и несколько иначе, прошла монахиня Елена Мантурова, согласившаяся по благословению св. Серафима Саровского умереть вместо своего больного брата Михаила, который еще не закончил всех дел на земле. Михаил поправился, а Елена заболела и вскоре скончалась[18].

Такая солидарность, взаимная сопричастность составляет одну из главнейших черт добровольного мученичества монашеской жизни. Живя в общине, братия делит друг с другом не только труды, молитвы и все "имение", но призвана к тому, чтобы явить общность бытия на более глубоком уровне. По признанию св. Симеона Нового Богослова, он "с горючими слезами и всей душой" просил Бога о том, чтобы его братья были вместе с ним в раю – или пусть он будет в аду вместе с ними: "Духовно привязанный к ним чистейшей любовью во Святом Духе, он не хотел для себя Царства Небесного, если бы это означало, что он будет отделен от своих братии"[19].

Соединенный общим путем со своими братьями, монашествующий (совсем как равви Зуся) берет на себя их вину и соучаствует в их покаянии. В "Достопамятных сказаниях... " можно найти немало подобных сюжетов

"Два брата, монахи, пришли в соседний город, чтобы там продать работу свою целого года, и остановились в гостинице. По продаже рукоделия один пошел закупить нужное для них, а другой остался в гостинице и по наущению дьявола впал в любодеяние. Уходивший брат, возвратясь, сказал оставшемуся: "Вот, мы запаслись всем нужным, возвратимся в келию". Другой брат отвечал: "Я не могу возвратиться". Когда же брат стал упрашивать его, чтобы он возвратился, /... /, этот исповедал ему грех свой. Я, сказал он, когда ты ушел от меня, впал в любодеяние, и потому не хочу возвратиться. Брат, желая приобрести и спасти душу брата, сказал ему с клятвою: "И я, отлучившись от тебя, подобным образом впал в любодеяние; однако воротимся в келию и предадимся покаянию. Богу все возможно: возможно Ему даровать прощение за покаяние наше... " Они возвратились в келию свою... Потом пришли ко святым отцам, пали к стопам их, стеня и воздыхая, проливая обильные слезы, исповедали им падение, которому подверглись. Святые старцы наставили их на делание покаяния и дали заповеди, которые они исполнили тщательно. Несогрешивший брат приносил покаяние, как бы сам согрешил, за согрешившего, по великой любви, которую имел к нему. Господь призрел на подвиг любви: открыл святым отцам тайну, и что за любовь того, кто не согрешил, а подверг себя труду покаяния для спасения брата, даровано прощение и согрешившему. Вот что означает "полагать душу свою за брата". [20] Для нас особенно значима последняя фраза, поскольку именно она говорит о том, что мученичество немыслимо без сопричастности.

Живший в IX веке св. Иоанникий Великий идет еще дальше – он принимает на себя не только покаяние, но и искушения ближних. Встретив однажды совсем юную монахиню, обуреваемую "плотскими похотями", св. Иоанникий зазвал ее к себе и велел положить руку ему на шею. Когда девушка сделала так, как он просил, святой стал молиться о том, чтобы мучительное искушение оставило монахиню и перешло на него. Так монахиня освободилась от терзавшей ее похоти и вернулась к своей обычной жизни; но ужасное искушение мучило теп ерь святого. Этот сюжет также упоминается в связи с матерью Марией[21].

Мысль о том, что христианин способен, в самом прямом и неискаженном смысле этих слов, "нести бремена" искушений и страхов другого, составляет центральную идею романа Чарльза Уильямса "Сошествие во ад". Полина Анструзер обретает свободу, только позволив Питеру Стенхоупу взвалить на себя груз ее тайного гнева; с другой стороны, Лоуренс Вентворт, отказавшись от "пути замены", опускается все ниже и ниже, в полное одиночество ада.

"Ношение бремен" составляет существенную сторону духовничества, как оно понимается в православной монашеской традиции. Для св. Иоанна Лествичника или св. Симеона Нового Богослова, равно как и для русских старцев XIX века, духовник – не просто "советчик" или "наставник", изрекающий отвлеченные истины с безопасного расстояния, и не тот, кто произносит формулу "отпущения грехов" в узко-юридическом смысле этого понятия, но также и главным образом, ходатай или anadochos, который предстоит за своих духовных чад, соединяется с ними в любви, берет на себя всю тяжесть их вины, гнева и ответствует за них на Страшном Суде[22]. Недаром св. Варсануфий Газский уверял своих учеников: "Я забочусь о вас больше, чем вы сами заботитесь о себе... Господи, приведи моих чад вместе со мной в Твое Царство – или вычеркни меня из Твоей книги... Я заслонил вас своими крылами и несу ваши бремена и ваши обиды... Каждый из вас, как сидящий под сенью древа... Я был бы рад положить жизнь за вас". [23] Духовный отец – икона Христа Доброго Пастыря – призван "полагать жизнь за овец" (Ин. 10:11)[24]. Духовное отцовство – то же мученичество.

Дата добавления: 2015-05-08