Эрих Нойманн и страдающее эго травмы

Вклад современных юнгианских аналитиков

Цель терапии состоит не в избавлении от страданий, а в восстановлении взаимоотношений с реальностью.

Anonimus

В этой главе мы обратимся к работам других юнгианских теоретиков, которые предприняли попытку объяснения нашего благодетельного/злобного демона в терминах аналитической психологии. Авторы, на работах которых мы остановимся, представляют собой лишь некоторую выборку из многочисленной когорты всех тех, кто обращался к проблеме ранней травмы и ее психологических защит. Я выделил только те работы, которые, так или иначе, расширяют наше центральное представление о диадической системе самосохранения и ее амбивалентной надзирающей фигуре Самости.

Один из наиболее одаренных последователей Юнга, Эрих Нойманн, обозначает нормальные отношения в диаде мать/младенец как "двойственное единство", а первый год жизни ребенка — "послеутробной эмбриональной стадией", во время которой психологически ребенок контейнирован в матери и находится с ней в состоянии тотального participation mistique*, все еще "не существуя" в качестве отдельной личности (см. Neumann, 1976).

* Мистическое соучастие (франц.)

В этот период высший центр и целостность личности, которую Юнг назвал Самостью, пребывает в двух местах: в теле ребенка и в матери. Постепенно, по мере того как усиливается контакт с реальностью, та часть Самости, которая находится в матери, "мигрирует" в ребенка, завершая отчасти состояние participation mistique. При этом устанавливается ось эго-Самость как внутренний фактор поляризации детской психики, обеспечивая, таким образом, нормальные условия становления эго. Нойманн подчеркивал, что удачные первичные отношения и успешно установленная ось эго-Самость являются основой всех переживаний религиозного или любого другого вида экстаза, в котором нуминозное способно растворить границы эго, тогда эго временно лишается своего доминирования и возвращается в Самость.

В том случае, если травма нарушает первичные отношения, нуминозное констеллируется в негативном образе Ужасной Матери и оказывает воздействие на эго. В результате формируется страдающее эго (distress-ego), несущее на себе отпечаток горя или рока. Центральной чертой нарушенных отношений в период младенчества является первичное чувство вины. Ребенок, лишенный любви, чувствует себя ненормальным, больным, "прокаженным" и "проклятым" (там же: 86). В паре с "плохим, мерзким" ребенком выступает мужской демонический дух (патриархальный уроборос), представляющий собой жестокое суперэго, теперь отождествляющееся (confused) с Самостью. Этот демонический дух постоянно атакует "плохого" ребенка, который никогда не соответствует его требованиям.

Через концепцию Нойманна красной нитью проходит понимание того, что дети существуют на уровне "мифологического восприятия", и в силу этого травматический разрыв первичных отношений обретает абсолютно мифическое измерение, которое не может быть адекватно объяснено при помощи языка обозначений (denotative language). Как пишет Нойманн, фигура Великой Матери в контексте первичных отношений

представляется богиней судьбы, которая, руководствуясь своими чувствами расположения или неприязни, решает вопросы жизни и смерти, позитивного или негативного развития. Более того, ее отношение является высшим судом, так что ее отступничество идентично несказанному чувству вины со стороны ребенка.

(там же: 86-7)

"Отступничество" матери ведет к изъянам в развитии оси эго-Самость и, соответственно, к образованию "негативной фигуры Самости", т. е. образа Ужасной Матери, (там же: 49).

Нойманн не приписывал защитных функций негативной фигуре Самости, скорее он считал защиты прерогативой функционирования эго. Другими словами, в его теории нет понятия "примитивные защиты", есть только "примитивный негативный образ", берущий свое начало в нарушенных первичных отношениях с реальной матерью, а теперь дающий почву фантазиям-имаго Хорошей Матери или Плохой Матери.

Дата добавления: 2015-05-08