IV. О существе и значении сочинений Гете об органическом образовании 1 страница

Высшее значение морфологических работ Гете нужно искать в том, что в них были установлены теоретические основы и методы изучения органической природы, являющиеся первостепенным научным деянием.

Если мы хотим по-настоящему оценить их, то, прежде всего, надо иметь ввиду огромное различие, существующее между явлениями неорганической и органической природы. К явлениям первого типа относится, например, столкновение двух шаров. Если движущийся шар ударяет в определенном направлении и с определенной скоростью другой покоящийся шар, то последний также начинает движение в определенном направлении и с определенной скоростью. Если требуется только понять это явление, то мы достигаем этого, преобразуя непосредственно данное чувствам в понятие. Мы достигаем этого в той мере, в какой не остается ничего чувственно-действительного, которое не было бы пронизано понятием. Мы видим, как приближается один шар, сталкивается с другим, последний, в свою очередь, приходит в движение. Мы поняли это явление, если, зная массу, направление движения и скорость первого шара, а также массу второго, мы можем указать скорость и направление движения последнего; если мы видим, что при заданных условиях это явление происходит с необходимостью. Но последнее означает не что иное, как следующее: то, что предлагается нашим чувствам, проявляется, как неизбежное следствие того, что мы вывели идеально. В этом случае мы говорим, что понятие и явление покрывают друг друга. Нет ничего в понятии, чего не было бы в явлении, и нет ничего в явлении, чего не было бы в понятии. Здесь мы приблизились к тем отношениям, необходимым следствием которых выступают явления неорганической природы. Здесь выступает важное обстоятельство, что чувственно-воспринимаемые процессы в неорганической природе обусловлены отношениями, которые также принадлежат чувственному миру. В нашем случае учитываются масса, скорость, направление, т. е. отношения чувственного мира. Они выступают не иначе, как условиями явления. Только непосредственно чувственно-воспринимаемые обстоятельства взаимно обусловливают друг друга. Понятийное постижение таких процессов представляет собой не что иное, как получение чувственно-действительного из чувственно-действительного. Пространственно-временные отношения, масса, вес или чувственно-воспринимаемые силы, такие как свет и тепло, вызывающие явление, стоят в этом ряду. Тело нагревается и тем самым увеличивает свой объем. Первое, как и второе, принадлежат чувственному миру, они относятся между собой как причина и действие. Таким образом, чтобы понять эти процессы, нет необходимости выходить за пределы чувственного мира. Мы лишь одно явление выводим из другого, находясь внутри чувственного мира. Т. е. если мы хотим объяснить или пронизать понятием явление, то мы не должны включать в понятие никаких элементов, которые не могли бы быть восприняты созерцательно, посредством органов чувств. Все, что мы хотим понять, мы можем увидеть. И в этом состоит взаимное покрытие восприятия (явления) и понятия. Для нас ничего не остается темным в процессах, поскольку мы познаем отношения, из которых они следуют. Тем самым мы развили существо неорганической природы и, в то же время, показали, насколько оно может быть объяснено из себя самого /из него самого/, не выходя за его пределы. В таком объяснении никогда не сомневались с тех пор, как вообще начали думать о природе этих вещей. Хотя и не всегда проводили описанный выше ход мыслей, из которого следует возможность взаимного покрытия понятия и восприятия. Однако никогда не считалось приличным объяснять указанным образом явления, исходя из их собственного существа

Некоторые философы доказывают, что явления чувственного мира мы можем привести к их первоначальным элементам (силам), но что объяснить мы их можем столь же мало, как и существо жизни. На это можно возразить, что элементы эти просты, т. е. не могут быть разложены на составные части. Но объяснить их в их простоте невозможно, не потому, что ограничены наши познавательные возможности, но потому, что они основаны сами на себе, они даны нам в их непосредственности, они замкнуты в себе и ни из чего другого не выводимы.

Иначе обходились до Гете с явлениями органического мира. У организма воспринимаемые чувствами отношения, как, например, форма, величина, цвет, тепловые отношения какого-либо органа, представляются не обусловленными отношениями такого же рода. Так, например, в отношении растения нельзя сказать, что величина, форма, положение и т. п. корня обусловливает чувственно воспринимаемые отношения в листе или в цветке. Тело, для которого это было бы справедливым, было бы не организмом, а машиной. Скорее нужно было бы принять, что все чувственные отношения в живом существе не являются следствиями других чувственно-воспринимаемых отношений, как это справедливо в случае неорганической природы.

В этом и состоит отличие организма от машины. У последней все определяется взаимодействием частей. В машине нет ничего действительного, кроме этого взаимодействия частей. Единый принцип, который определяет взаимодействие частей, находится не в самом объекте /машине/, а вне его, в голове конструктора, как план. Лишь близорукое рассмотрение может отрицать, что именно в том и состоит различие между организмом и машиной, что тот принцип, который определяет взаимодействие частей, у последней существует только вовне (абстрактен), тогда как у первого имеет бытие в самой вещи /бытие организма заключено в нем самом/. Так, чувственно воспринимаемые отношения в организме не являются следствиями друг друга, но находятся под властью того внутреннего принципа, являются следствиями того, что не воспринимается чувственно. В этом смысле он так же мало воспринимается чувственно, как и тот план в голове конструктора, который существует только для духа; по существу это и есть план, но только он втянут внутрь существа и производит свои действия не посредством третьего — конструктора, но непосредственно исполняет их сам.

Итак, все чувственные качества проявляются здесь скорее, как следствие таких, которые больше не воспринимаются чувственно. Они являются как следствие парящего над ними высшего единства. Не облик корня определяет облик ствола или листа и т. д., но все формы обусловлены стоящим над ними, которое больше не является в чувственно-созерцаемой форме; они в самом деле существуют в отношении «одно для другого», но не в отношении «одно по причине другого». Они обусловливаются не друг другом, но все вместе обусловливаются чем-то иным. То, что мы чувственно восприняли, мы не можем вывести снова из чувственно-воспринимаемых отношений, мы должны в понятие процесса включить элементы, которые не принадлежат миру чувств. Мы должны возвыситься над чувственным миром. Наблюдение нас больше не удовлетворяет, мы должны в понятии мы познать единство, если мы хотим объяснить явление. Вследствие этого происходит разделение наблюдения и понятия; представляется, что они более не покрывают друг друга, понятие парит над наблюдением. Становится трудным рассматривать связь обоих. В то время как в неорганической природе понятие и действительность едины, здесь представляется, что они разделены и, по существу, принадлежат двум различным мирам. Кажется, что наблюдение, которое предлагается чувствам непосредственно, не несет в себе свое основание, свое существо. Представляется, что объект не объясним из самого себя, поскольку его понятие выводится не из него самого, но из чего-то другого. Поскольку объект представляется находящимся не под властью чувственного мира, но, тем не менее, существует для чувств, кажется, что мы стоим перед неразрешимым противоречием в природе, как, если бы проходила трещина между неорганическими явлениями, которые постигают из самих себя, и органическими существами, при которых происходит нарушение законов природы, при которых общезначимые законы оказываются надломленными. До Гете эта трещина действительно существовала в науке, и только ему удалось разрешить загадку. Мы лучше поймем величие дела, совершенного Гете, если подумаем о том, что великий реформатор новой философии Кант не только разделял это заблуждение, но и пытался найти научное обоснование тому, что для человека всегда будет невозможным объяснить органические образование. Единственную возможность понимания он видел в интеллектуальном понимании, которому он приписывая возможность прозревать в связь понятия и действительности как в случае органических существ, так и в случае не организмов. Но человеку он отказал в возможности такого постижения

По Канту человеческий рассудок должен иметь свойство мыслить понятие некоей вещи, исходя из соотношения ее частей — как посредством абстрагирования достигнутое аналитическое общее, но не так, что всякая отдельная часть появлялась в интуитивной форме как излияние определенного, конкретного (синтетического) единства, понятия. Поэтому этот рассудок и не в состоянии объяснить органическую природу, ибо она мыслится действующей от целого к частям. Кант говорит: «Итак, нашему рассудку свойственна сила суждения, такая, что познанием посредством ее, т. е. всеобщего, особенное не определяется и оно не может быть ею произведено». Таким образом, для органических образований мы должны отказаться от познания необходимой связи идеи целого, которая может лишь мыслиться, с тем, что является нам во времени и пространстве. Т. о. по Канту мы должны ограничиться тем, чтобы рассматривать только существование такой связи; логическое же требование того, чтобы познавать, как общая мысль, идея выступает из себя и открывается как чувственная действительность, для организмов не может быть выполнено. Скорее, мы должны принять, что понятие и действительность находятся здесь вне связи друг с другом и осуществляются посредством вне обоих лежащего воздействия таким же образом, как человек по предложенной ему идее строит какую-нибудь вещь. Тем самым мы отрицаем возможность объяснения органического мира и даже доказываем невозможность его.

Так обстояло дело, когда Гете занялся органическими науками. Но он приступил к их изучению только после того, как соответствующим образом подготовился к этому чтением трудов философа Спинозы.

Впервые Гете познакомился с сочинениями Спинозы весной 1774 года. О первом своем знакомстве с философом Гете в «Поэзии и правде» рассказывает так: «В то время, как я по всему миру искал средства для своего образования, я наткнулся на «Этику» этого человека». Летом того же года Гете встретился с Фрицем Якоби. Последний, обнаруживший основательное знание Спинозы, как это видно из его писем об учении Спинозы, датированных 1785 годом, был подходящим человеком, чтобы ввести Гете глубже в существо философа. На это же время выпадают оживленные беседы о Спинозе, поскольку у Гете «все было еще в противоречиях и противодействиях, все кипело и варилось». Спустя некоторое время в библиотеке своего отца он нашел книгу, автор которой ожесточенно боролся против Спинозы, выставляя его за полного шута. Это побудило Гете еще серьезнее заняться этим глубоким мыслителем. В его сочинениях он нашел высказывания, касающиеся глубочайших научных проблем, какие только могли быть тогда затронуты. В 1784 году поэт читает Спинозу с госпожой фон Штейн. 4 ноября 1784 года он пишет своей подруге: «Я привез с собой Спинозу на латинском, где все гораздо яснее». Действие философа на Гете было колоссальным. Сам Гете отчетливо сознает это. В 1816 году (7 ноября) он пишет Цельтеру: «Кроме Шекспира и Спинозы я не знаю никого, кто бы оказал на меня такое влияние, как Линней». Таким образом, Шекспира и Спинозу он рассматривает как духовных личностей, оказавших на него большое влияние. Какое они произвели влияние на его изучение органических образований, станет нам понятней, если мы обратим внимание на его слова о Лафатере из «Путешествия по Италии»: «Лафатер также был сторонником общепринятого в то время воззрения, что живое возникает не под влиянием природы самого существа, но в результате нарушения общих законов природы». По этому поводу Гете пишет следующие слова: «Снова нашел я в апостольско-капуцинской декламации цюрихских пророков бессмысленные слова: «Все, что имеет жизнь, живет посредством чего-то вне себя», — так, приблизительно, это звучит. Это мог бы написать обращенный варвар».

Это сказано совсем не в духе Спинозы. Спиноза различает три вида познания. Первый — это тот, при котором мы, услышав или прочитав какие-нибудь слова, вспоминаем вещи и образуем о вещах определенные представления, подобные тем, посредством которых мы представляем вещи образно. Второй вид познания это тот, при котором из достаточного представления о свойствах вещей мы образуем общие понятия. Третий вид познания это тот, при котором мы из достаточного представления действительного существа некоторых атрибутов Бога достигаем знания существа вещи. Этот вид познания Спиноза называет созерцательным знанием. Последний, высший вид познания и был тем, к которому Гете стремился. Но, прежде всего, должна быть полная ясность, что Спиноза хотел этим сказать: Все вещи должны познаваться так, что в их существе мы должны познавать некоторые атрибуты Бога. Бог Спинозы — это идеальное содержание мира, побуждающий, служащий опорой и носителем всего, принцип. Его можно представлять себе так, как будто он является самостоятельным, обособленным в себе от конечных вещей существом, которое имеет наряду с собой конечные вещи, господствует над ними и управляет взаимодействием их между собой. Или можно представлять его себе излившимся в конечные вещи так, что он существует не вне, и не наряду с ними, но в них самих. Такой взгляд ни в коем случае не отрицает тот принцип, он полностью соглашается с ним, но только рассматривает его как излившийся в мир. Первый взгляд рассматривает конечный мир как откровение бесконечного, но это бесконечное сохраняется в своем существе, оно не отдает себя. Оно не выходит из себя наружу, оно пребывает тем, чем было до своего откровения. Вторая точка зрения тоже рассматривает конечный мир как откровение бесконечного, но так, что это бесконечное в становлении своего откровения совершенно изливается вовне, отдавая свою жизнь существам /своему творению/, так, что отныне оно существует только в них /только в этом творении/. Поскольку познавание /познавательная деятельность/ — это, очевидно, утверждение становления существа вещи, но это существо присутствует только в той части, в какой конечное существо охвачено прапринципом всех вещей, то познание означает утверждение становления в вещах этого бесконечного, т. е., некоторые атрибуты Бога в ней

Для Гете было ясно, как мы говорили ранее, что неорганическая природа может быть объяснена из себя самой, что она несет в себе свое основание и существо. Иначе дело обстоит с органическими объектами. Здесь существо, открывающееся в объекте, не может быть познано в нем самом. Оно воспринимается лежащим вне его. Короче говоря, органическую природу объясняли, основываясь на первой точки зрения, неорганическую — на второй. Необходимость единства познания, как мы видели, доказывал Спиноза. Но он был слишком философом и поэтому не мог распространить это теоретическое требование также и на специальные ветви органики. Это досталось на долю Гете. Не только вышеприведенные высказывания, но также и многие другие доказывают нам, что он решительно склонялся к воззрению Спинозы. В «Поэзии и правде» (IV часть 16-й книги) он говорит: «Природа действует по вечным, необходимым, т. е. божественным законам, так что само божество ничего не смогло бы в них изменить». В отношении вышедшей в 1811 году книги Якоби «О божественных вещах и их откровении» Гете писал: «Как может мне быть приятной книга такого сердечно любимого мной друга, в которой я встречаю утверждение: «Природа скрывает Бога»? Должен ли я, при моем чистом, глубоком, врожденном и отшлифованном воззрении, которое учит меня познавать неразрывными Бога в природе и природу в Боге, так, что этот образ мыслей составляет основу моего существования, должен ли я, услышав такую странную, односторонне ограниченную фразу, навсегда отделиться от благороднейшего человека, сердце которого я так преданно любил?» Гете полностью сознавал значение этого сделанного им в науке шага; он знал, что он, разрушив границу между неорганической и органической природой, последовательно проводя образ мыслей Спинозы, осуществлял значительнейший поворот в науке. Мы находим подтверждение этому в его статье «О созерцательной способности суждения». После того, как в кантовской «Критике чистого разума» он нашел отказ признать способность рассудка объяснить организм, он высказывается следующим образом: «Хотя кажется. что он (Кант) указывает здесь на божественный рассудок, тем не менее, если посредством нравственного, посредством веры в Бога, в добродетели и в бессмертие должны подняться в высшие регионы и приблизиться к первосуществу, то в интеллектуальном смысле должно произойти то же самое, если посредством созерцания вечно творящей природы мы возвысимся до духовного участия в ее продуктивности. Но если я вначале бессознательно и из внутреннего побуждения без остатка проникну в это праобразное, типичное, /архетипическое/ если мне повезет даже построить согласное с природой представление, то отныне мне ничто не помешает смело предпринять «авантюру разума», как это называет сам старик из Кенигсберга».

Существенным какого-то явления неорганической природы, или лучше сказать, явления, принадлежащего чисто чувственному миру. Является то, что оно возникает и детерминируется процессами, принадлежащими также к чисто чувственному миру. Представим себе, что процесс, являющийся причиной, состоит из элементов М (масса), Н (направление) и С (скорость) движущегося упругого шара, где результирующими будут М? Н? С?. Тогда всегда при определенных М, Н, С можно определить М? Н? С?. Если я хочу понять какое-нибудь явление, то общее явление, состоящее из причины и следствия, я должен представить в общем понятии. Это понятие не такого вида, что оно заключено в самом явлении и может определить явление. Оно только собирает оба явления в одно общее выражение. Оно не действует и не определяет. Только объекты чувственного мира определяют себя. Элементы М, Н, С являются элементами, также воспринимаемыми чувствами. Понятие появляется лишь для того, чтобы для духа служить средством для соединения, оно выражает нечто, не являющееся идеальным, но только чувственным. И нечто, которое оно выражает, это чувственный объект. На возможности воспринимать внешний мир посредством чувств и выражать его взаимоотношения посредством понятий основано познание неорганической природы. Возможность такого вида познания вещей Кант считал единственной присущей человеку. Эти мысли он называл дискурсивными; что мы хотим познавать — это внешнее созерцание; понятие, составное единство — это просто средство. Если же мы хотим познавать органическую природу, то идеальный момент, понятийное, мы должны постигать не как выраженное через иное, т. е. заимствующее от него свое содержание, но мы должны познавать идеальное как таковое, оно должно иметь свое собственное содержание, порожденное самим собой, а не заимствованное из пространственно-временного чувственного мира. То единство, которое там наш дух просто абстрагирует, должно быть построено из себя самого, оно должно образовывать себя из самого себя, оно должно быть образовано в соответствии со своим собственным существом, а не под влиянием других объектов. В способности постижения такой самое себя формирующей, из своих собственных сил открывающейся сущности, человеку должно быть отказано. Но что нужно для такого постижения? Такая сила суждения, которая одну часть определяет через другую, подобно тому, как она определяется посредством материала, полученного через высшие чувства, такая, которая может постигать не просто чувственное, но также идеальное само по себе, отдельно от чувственного мира. Такое понятие, полученное не абстрагированием из внешнего мира, имеющее содержание, полученное из себя и только из себя, такое понятие можно назвать интуитивным, а познание его интуитивным познанием. Очевидно, что отсюда следует: организм может постигаться только в интуитивных понятиях. То, что человеку доступно такое понимание, Гете показал на деле.

В неорганическом мире господствует взаимодействие отдельных составляющих ряда явлений, взаимная обусловленность членов друг через друга. В органическом мире дело обстоит иначе. Здесь не один член существа определяет другой, но целое (идея) обусловливает индивидуальное через себя соответственно своему собственному существу. Это само из себя определяемое Гете назвал энтелехией. Энтелехия, следовательно, суть сама себя определяющая к бытию сила. То, что вступает в явление, имеет чувственное бытие, но определенное этим принципом энтелехии. Отсюда и происходит кажущееся противоречие. Организм определяет себя из себя самого, получает свои свойства соответственно заложенному в нем принципу, и в то же время является чувственно-действительным. Таким образом, он совсем иначе приходит к чувственной действительности, чем другие объекты чувственного мира; поэтому кажется. что он возникает не естественным путем. Но также совершенно ясно, что организм в своем внешнем оформлении подвержен воздействию чувственного мира, как и любое другое тело. Камень, падающий с крыши, может упасть на живое существо так же, как и на неорганическое тело. Посредством принятия в себя пищи организм вступает в связь с внешним миром; все физические отношения внешнего мира действуют на него. Естественно, что все это может происходить только в том случае, если организм является объектом чувственного мира, пространственно-временным объектом. Этот объект внешнего мира — пришедший к бытию принцип энтелехии — суть внешнее явление организма. Здесь он следует своим собственным законам образования, но также условиям внешнего мира, он не только следует существу самоопределяющегося принципа энтелехии, но зависит от другого, подвержен влияниям, он никогда не определяется целиком самим собой. Здесь вступает человеческий разум и образует в идее организм, который не подвержен влияниям внешнего мира, но соответствует этому принципу. При этом устраняется всякое случайное воздействие, не имеющее отношения к организму как таковому. Это идея чисто органического в организме и есть идея праорганизма, гетевского «типа». Отсюда видно высшее обоснование идеи о «типе». Это не просто рассудочное понятие, но это то, что в организме является истинно органическим, без которого не было бы организма. Он даже более реален, чем каждый отдельно взятый организм, поскольку он открывается в каждом организме. Идея организма выражает существо его полнее, чище, чем каждый отдельный особенный организм. Она достигается совершенно другим способом, чем понятие неорганического процесса. То абстрагируют из действительности, оно не является действенным и последним. Идея же организма действует в организме как энтелехия, она — суть представленное в постижимой для разума форме существо самой энтелехии. Она не есть объединение опытных данных, но действует в самом объекте. Гете выразил это следующими словами: «Понятие — это сумма, идея — это результат опыта; первое производится рассудком, постижение второго требует разума».

Тем самым представлен тот вид реальности, который присущ гетевскому праорганизму (прарастение и праживотное). Этот гетевский метод, очевидно, единственный, позволяющий проникнуть в существо органического мира.

При праорганизмах существенным является, что явление в своей множественности не идентично объясняющей ее закономерности, но просто указывает на последнее как на высшее по отношению к ней. Созерцание — материальный элемент познания, данный нам посредством внешних чувств, и понятие — формальный элемент познания, посредством которого мы познаем наблюдаемое как необходимое, находятся в отношении друг к другу, хотя и как требующие объективности элементы, но так, что понятие не содержится в отдельных членах самого ряда явлений, но в отношении их друг к другу. Это отношение, собирающее множественность в единое целое, коренится в отдельных частях данного, но как целое (как сущность) не приходит к конкретному, реальному проявлению. К внешнему существованию — в объекте — приходят только члены этого отношения. Единство, понятое как таковое, находит свое проявление в нашем рассудке. Оно выполняет задачу собирания множественности явлений, оно относится к последним как сумма. Здесь мы имеем дело с двойственностью, с множественностью вещей, которые мы наблюдаем, и единством, которое мы мыслим. В органической природе множественность частей одного существа не находится в таком внешнем отношении друг к другу. Единство с множественностью приходят к реальности в наблюдаемом как идентичные друг другу. Отношение отдельных членов целого явления (организма) становится реальным. Оно больше не приходит к конкретному явлению только в нашем рассудке, но проявляется в самом объекте, в котором оно из себя производит множественность. Понятие выполняет роль не просто суммы, собирание воедино, которую объект имеет вне себя, оно становится полностью единым с объектом. То, что мы наблюдаем, уже больше не отличается от того, что мы мыслим об увиденном, мы рассматриваем понятие как идею. Поэтому способность, посредством которой мы постигаем органическую природу, Гете называет созерцательной силой суждения. Объясняющее, формальное в познании понятие и объясняемое, материальное созерцание — идентичны. Таким образом идея, посредством которой мы постигаем органическое, существенно отлична от понятия, посредством которого мы объясняем неорганическое, она не просто охватывает множественность как сумму, но дает ей из себя самой содержание. Она суть результат данного (опыта), конкретное явление. В этом и лежит основание того, почему мы в неорганической естественной науке говорим о законах (законах природы), а в органической имеем дело с типом. Закон не суть одно и то же с множественностью наблюдений, находящихся под его властью, он стоит над ними. В типе идеальное и реальное становятся единым, множественность может быть объяснена только как исходящая из одной точки с идентичным ей целым.

В познании этих отношений между неорганической и органической науками и открывается значение гетевских исследований. Поэтому заблуждаются, когда рассматривают сегодня последние как предпосылку того монизма, который стремится единым воззрением на природу охватить как органическое, так и неорганическое таким образом, что первое пытаются привести к тем же самым законам, механически-физическим категориям и законам природы, которыми обусловливается второе. Как Гете мыслил себе монистическое воззрение, мы уже видели. Способ, как он объяснял органическое, существенно отличен от того, как он поступал, имея дело с неорганическим. Он строго отклонял механический способ объяснения при рассмотрении объектов высшей природы. Он бранит Кисера и линка, которые органические явления пытались рассматривать методами, пригодными лишь для изучения неорганической природы.

Побуждением к описанному заблуждению относительно Гете послужили отношения, в которых он находился с Кантом в вопросе о возможности объяснения органической природы. Когда Кант доказывал, что человеческий рассудок не в состоянии объяснить органическую природу, он, конечно, не имел ввиду, что органическая природа основана на механической закономерности, и он никогда не считал возможным ее познание как следствие механически-физических категорий. Основание такой невозможности Кант видит скорее в том, что наш рассудок способен объяснить только механически-физическое, а органическому такая природа не присуща. Если бы она была ему присуща, то рассудок мог бы для объяснения воспользоваться этими категориями для его познания. Гете не пытается вопреки Канту рассматривать органическое как механизм, но он доказывает, что человек наделен способностью к познанию высшего вида природной закономерности, которая лежит в основе организмов.

Если мы взвесим все до сих пор сказанное, то перед нами тотчас выступит различие между неорганической и органической природой. Поскольку там на любой процесс действует другой процесс, а этот — снова на другой, то ряд событий представляется нигде не замкнутым, все находится в постоянном взаимодействии, так, что нельзя замкнуть одну группу объектов относительно другой. Ряд неорганических воздействий нигде не имеет ни начала, ни конца; последующее с предыдущим находится лишь в случайной связи. Если камень падает на землю, то производимое им действие зависит от случайной формы объекта, на который он упал. Иначе обстоит дело с организмом. Здесь единство суть первое. На самой себе основанная энтелехия содержит ряд чувственных обликов, из которых один выступает как первый, другой — как последний, причем один определенным образом следует за другим. Идеальное единство производит из самого себя ряд чувственных органов во временной последовательности и пространственной рядоположенности и совершенно определенным образом замыкается от остальной природы. Оно производит свои состояния из себя самого. Поэтому оно постигается только таким способом, при котором прослеживают последовательность исходящих из идеального единства состояний, т. е. органическое существо постигается только в своем становлении, в своем развитии. Неорганические тела замкнуты, застывшие, побуждаемые к движению только извне. Организмы сами в себе не пребывают в покое, они постоянно изнутри преобразуются, превращаются, претерпевают метаморфозу. К этому относится также следующее высказывание Гете: «Разум указывает на становление, рассудок — на ставшее, того не заботит для чего, этот не спрашивает отчего. Тот радуется развитию, этот хочет все зафиксировать, чтобы можно было использовать». «Разум господствует только над живым, ставший мир, с которым возится геогнозия, — суть мертв».

Дата добавления: 2015-05-08