Мануэль Саркисянц 1 страница

АНГЛИЙСКИЕ КОРНИ НЕМЕЦКОГО ФАШИЗМА:

От БРИТАНСКОЙ К АВСТРО-БАВАРСКОЙ «РАСЕ ГОСПОД»

Курс лекций, прочитанный в Гейдельбергском университете

Академический проект

Санкт-Петербург

Перевод с немецкого М. Ю. Некрасова

ISBN 5-7331-0169-5

Мануэль Саркисянц, 2003

М. Ю. Некрасов, перевод, 2003

Гуманитарное агентство «Академический проект», 2003

Памяти Кэтрин, герцогини Атолской, британской арис­тократки, пожертвовавшей постом депутата от партии консерваторов во имя справедливого дела республиканской Испании*.

Кэтрин Марджори, урожд. Рэмзи (1874—1960), жена Джона Джорджа Стю-арт-Мэррея, восьмого герцога Атолского. В 1923—1938 гг. член парламента от консервативной партии (в 1924—1929 — парламентский секретарь в министер­стве просвещения). В 1938 г. покинула парламент и партию из-за несогласия с ее курсом. В 1944 г. председательствовала в «Английской лиге за свободу Ев­ропы». Автор нескольких книг по международным вопросам, в том числе «Про­жектор в Испании» (1938).

Это... не могло быть правдой, потому что шло вразрез с общеизвестными представлениями о правде.

Эдвин Джонс. «Английская нация. Великий миф»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга почти наверняка подвергнется нападкам. Ей будут приписывать то, чего в ней нет, несмотря на то, что практически весь материал, на котором она построена, основан на документах, причем на документах, опубликованных ранее и не вызвавших кри­тики.

Нельзя назвать новым то наблюдение, что «большинство англи­чан не могут править, не заявляя при этом о своем превосходстве, и что они всегда были подспудно озабочены проблемой цвета кожи», — это отмечал еще Бенджамин Жове, преподаватель оксфордского колледжа в 1870—1893 гг. Известно и то, что, к примеру, лорд Аль­фред Милнер, верховный комиссар Англии в Южной Африке, за­являл: «именно британская раса* создала империю... только бри­танская раса способна сохранить ее», упоминал он и об «узах кро­ви». Не являются открытием и свидетельства привязанности Гитле­ра к Англии, привязанности, граничившей с преклонением и выра­зившейся, например, в насмешках над стремлением Индии к неза­висимости. Общеизвестно (по крайней мере так было раньше), что Гитлер восхищался Англией именно как расист.

Еще в классическом исследовании Тойнби отмечался тот факт, что «расовые предубеждения, порожденные английским протестан­тством... к несчастью, стали определяющим фактором в становле­нии расовых отношений во всем западном мире». Неоднократно публиковалось и следующее, явно преувеличенное, заявление ли-

* Здесь и далее, кроме особо отмеченных случаев, курсив автора (прим. автора).

берала сэра Чарлза Дилка об уникальности английской практики геноцида: «Англосаксы — единственная истребляющая раса на зем­ле. Никогда еще — вплоть до начала ставшего теперь уже неизбеж­ным уничтожения индейцев... маори и австралийцев [аборигенов] — ни одна столь многочисленная раса не была стерта с лица земли завоевателями». О том, что уничтожение аборигенов Австралии в значительной степени явилось следствием преобразований в мет­рополии, первой из стран Европы, ставшей на путь экономическо­го рационализма, писал еще более десяти лет назад Ричард Рубин­штейн в изданном в Лондоне сборнике «Мозаика жертв. О не-ев-реях, преследовавшихся и уничтоженных нацистами» (под редак­цией Беренбаума, директора американского Мемориального музея холокоста). Рубинштейн подтверждал и то, что «связь между гено­цидом, проводившимся поселенцами колоний XVIII—XIX веков и геноцидом XX века может быть прослежена в гитлеровской про­грамме "жизненного пространства"»: опыт колонистов служил для Гитлера «моделью, которой должна была следовать Германия на востоке европейского континента». Однако нельзя не отметить су­щественных различий в идеологии вдохновителей и вдохновлен­ных — разницы между обществом, практикующим геноцид, и госу­дарством, в котором он является частью официальной политики. «Нацистская Германия была государством, проводившим политику геноцида... [а Британская] Австралия — обществом, практиковав­шим геноцид». В английской среде (как в колониях, так и в самой Англии) давление общества значило гораздо больше, а давление государства — гораздо меньше, чем в Германии (см. прим. 213— 222). Истребление австралийских аборигенов проводилось спон­танно, а не по приказу правительства. Хотя Гитлер и стремился развить у немцев именно такой спонтанный «расовый инстинкт», Ричард Рубинштейн совершенно справедливо отмечал следующее различие: «уничтожение аборигенов... в Австралии являлось непред­намеренным следствием государственной политики» в отличие от истребления жертв нацизма, которое было совершенно преднаме­ренным и проводилось по приказу Гитлера. И все же нельзя не поставить «в заслугу» обществам, практиковавшим геноцид, то, что «они сподвигнули Гитлера на повторение этой практики, а его го­сударство — на планомерное претворение ее в жизнь»¹ (очевидно не доверяя «расовым инстинктам» немецкого общества).

Однако даже такое простое повторение давно известных вещей — по-настоящему злободневных — нарушает общепринятое табу. Бесспорные различия, существующие между британской расистс­кой практикой и аналогичной практикой Гитлера, становятся «ар-

гументом» в пользу того, что английские теории не могли повлиять на нацистскую идеологию. А поскольку в XX веке Гитлер проводил геноцид, а Британия — нет, то делался вывод, что Англия вообще ни в чем не повлияла на фюрера: табу никогда не отличались логи­кой.

Это табу является гораздо более священным в Германии, чем в самой Британии, поскольку в Германии фашистское прошлое ос­тается намного более острой темой, чем эпоха правления королевы Виктории и короля Эдуарда VII в Англии.

В результате именно британские данные послужили источни­ком для темы этой книги. Именно британская сторона интересова­лась английскими корнями некоторых важнейших установок Гит­лера — от британского социал-дарвинизма до ненависти к демок­ратии Томаса Карлейля. Так, Ричард Терлоу утверждал, что госу­дарственная политика Британии «способствовала становлению фа­шистских идей в Европе... нацистского расизма и империализма». «Британское влияние на континентальный фашизм... помогло раз­витию фашизма, особенно в Германии»¹¹. Пол Хейз напоминал о «существенном вкладе британских интеллектуалов в формирование фашистской мечты о мировом господстве одной расы... Английс­кие социал-дарвинисты подарили своим нацистским последовате­лям оправдание...»¹¹¹. Пол Хейз обращал внимание и на то, что имен­но Бенджамин Кидд установил взаимосвязь между естественным отбором и процветанием нации — эту идею, с незначительными изменениями, перенял у Кидда гитлеровский идеолог Альфред Розенберг^|У. Из киддовской «науки о власти» Гитлером были усво­ены ^v представления о «закономерностях», в соответствии с кото­рыми сама природа при помощи механизма «социальной наслед­ственности» низводит какой-то народ до уровня «низшей расы» — причем эту «социальную наследственность» может регулировать и государство^. По мнению Хейза, самое сильное и самое продолжи­тельное влияние на фашистов оказало расистское направление со­циал-дарвинизма, которое создал Карл Пирсон (бывший колони­альный чиновник, а затем — до 1933 года — профессор евгеники в Лондоне), ратовавший за «борьбу расы против расы и выживание сильнейшей расы»^УМ.

Британские исследователи, интересовавшиеся влиянием англий­ских образцов на Гитлера, не ограничиваются признанием роли одного только «естественнонаучного подхода». «Критическое от­ношение Карлейля к демократии... можно назвать фашистским — и иногда это и в самом деле фашизм» — писал Уолтер Xotoh^vui. Лондонское «Anglo-German Review» за 1938 г., пропагандируя ре-

жим Гитлера, совершенно однозначно утверждало, что Карлейль был «первым нацистом»^|Х. Характеристика английских бедняков Гитлером (и его наставником — Хьюстоном Стюартом Чемберле-ном) также была предвосхищена Карлейлем, отзывавшемся о рабо­чем классе как о «бесчисленных скотах», «бездушных тварях, отре­бье». Карлейль видел в них «обезьяньи рожи, чертовы рыла... соба­чьи морды, тяжелые и угрюмые бычьи головы». В воинственном и иерархическом обществе, о котором мечтал Карлейль, работал мил­лион черных рабов, а править ими должна была сотня тысяч белых рабовладельцев — совсем как у Гитлера и главы СС Генриха Гим­млера, планировавших ввести подобные порядки на территории побежденной России. И точно также, как Карлейль утверждал, что давать чернокожим образование — значит идти против воли Бога, Гитлер писал в «Mein Kampf»: «давать образование готтентотам и зулусским кафрам — значит идти против Воли вечного Творца»^х. В таком же ключе можно охарактеризовать и влияние Редьярда Кип­линга: «Многие из тех идей, которые придают произведениям Кип­линга особую силу и привлекательность... трудно отделить от того, что способствовало становлению... господства фашистской идео­логии, особенно в Германии»^Х|.

«Одними из немногих английских учреждений, которые воссоз­дал у себя Гитлер» были британские паблик-скул, — отмечал ди­ректор школы Харроу, сэр Сирил Норвуд, подчеркивая тем самым заслуги английских школ... А директор паблик-скул в Лоуэстофт, обращаясь к британским читателям, назвал гитлеровские «напо­лас»* «немецкими паблик-скул» («Public Schools in Germany»)*¹¹. Подобного мнения в 1937 г. придерживался и директор другой ан­глийской паблик-скул Дж. Тейт^хш. В том же году этот же настав­ник паблик-скул заявил, что к «тому времени, когда парни из «на-пола» Бакнанга начнут командовать... национал-социалистские пра­вители будут обладать здравым смыслом в той же мере, в какой его приписывают британским офицерам, то есть станут настоящими белыми «пака»-сахибами**»^Х|У. В 1938 г. мистер Роувен-Робинсон, делая в английском королевском институте международных отно­шений доклад о «воспитании будущих вождей нацистов», отметил,

* "Наполас" (Napolas; Nationalpolitische Erziehungsanstalten (нем.)) — создан­ные в апреле 1933 г. учебные заведения для подготовки нацистской элиты. В "наполас" обучались подростки в возрасте 10—18 лет; формально "наполас" подчинялись министерству образования, однако старший преподавательский состав представляли члены СА и СС. По сути "наполас" являлись кадровым резервом нацистской партии и вооруженных сил (здесь и далее, кроме особо отмененных случаев, примечания переводчика). " "Белый пака-сахиб" — особо замечательный и выдающийся белый сахиб.

что нацистские заведения «во многих отношениях построены по образцу... английских паблик-скул»^ху.

Обергруппенфюрер СС Гейсмейер* также отмечал параллели между английской и нацистской воспитательными системами. В том же 1938 г. этот эсэсовский авторитет заметил, что «воспита­тельные средства и задачи [британских паблик-скул]... уместны и в наших заведениях™. Говоря о целях воспитания, нацисты утверж­дали, что в школах для элиты, наподобие английских паблик-скул они стремятся «вырастить будущих фюреров [Führernachwuchs]»^xvu. Немного позже апологет нацистской педагогики Теодор Вильгельм (1906—?) гордо заявлял, что «наполас ближе всего стоят к британс­ким паблик-скул», и обещал: «За несколько лет мы догоним бри­танские паблик-скул»^ХУ1И. Роберт Лей** также предпочитал немец­ким кадетским заведениям соответствующие британские школы: ведь «Англия со своей итонской системой... построила мировую империю»^Х1Х. Нацистские воспитатели подчеркивали, что «паблик-скул, как, например, Итон — оплот старой доброй английской тра­диции — призваны воспитывать фюреров подобных тем, которые... правят Англией и английской империей»^хх.

На момент объявления войны Германии (1939), 76% английских епископов, судей, директоров банков и управляющих железными дорогами, а также чиновников (включая чиновников из Британс­кой Индии) и губернаторов доминионов являлись выпускниками паблик-скул. 70% генерал-лейтенантов и высших военных чинов вышли из четырех паблик-скул, главным образом — из Итона и Харроу. Призванные защищать Англию — страну с выборной пар­ламентской системой — от тоталитарной Германии, англичане сами были продуктом авторитарной системы, авторитарной морали паб­лик-скул, хотя и не «тоталитарной дисциплины», как (не без пре­увеличения) уверял Т. Уорсли в своей книге «Barbarians and Philistines. Democracy and the Public Schools», вышедшей в 1940 r.^XXI Еще более резкая критика в адрес паблик-скул содержится в книге X. Дж. Филда, вышедшей в Оксфорде в 1982 г.: «английского мальчика методично заставляют воспитывать волю... учат подавлять любые внешние выражения чувств». «Аскетическая, бесполая, нарцисси-ческая культура имперской мужественности сводит сам предмет на нет. Она подготовила почву для культуры смерти», — писал Филд. Британский историк Дж. А. Мэнген указывал на то, что «всевозра-

Гейсмейер Август (1897—?) — министериальдиректор, депутат рейхстага и офицер СС.

** Лей Роберт (1890—1945), рейхсляйтер, зав. орг. отделом НСДАП, руководи­тель "Германского трудового фронта".

стающее имперское самосознание среди [британских] учеников паблик-скул... и видение своей главной задачи в воинственном са­мопожертвовании... поразительно схожи с тем, что переживала элита гитлеровских наполас»^ххп.

Не удивительно, что в такой ситуации немецкий историк Гер-вин Штробль, выступая с лекциями в университете британского города Кардиффа, заявил: «было бы глупо и нелепо утверждать, будто гитлеровские наполас хоть в чем-то копировали британские паблик-скул» — и это несмотря на многочисленные свидетельства наставников паблик-скул и самих нацистов.

Тем не менее в своей книге «Тевтонский остров. Восприятие Бри­тании нацистами», опубликованной в 2000 г. в Cambridge University Press, Штробль отмечал, что даже в Германии 1920-х гг. «восхвалять британскую силу воли, решимость и жесткость, восхвалять британс­кие паблик-скул, призванные воспитывать правителей и растить... лидеров, и подчиняться там, где лидировать невозможно, или при­ветствовать такие британские установки, как «это моя страна, права она или не права», значило очень точно предрекать дальнейший путь развития Германии... Восхваление подобных [английских] доброде­телей было для нацистов тем более необходимым, что именно эти ценности были забыты в [демократической] Веймарской республике с ее пацифизмом; и победы британцев все в большей и большей степени становились победами нацистов». И действительно, ссыла­ясь на комментарии эсэсовского журнала 1935 г., Штробль совер­шенно верно отметил «готовность Третьего рейха видеть в Брита­нии свое альтер эго»^ххш.

(Гитлер еще в 1935 г. заявил: «Только у меня, подобно англича­нам, хватит жестокости, чтобы добиться цели». А в 1920 г. нацист­ский теоретик расизма Ханс Гюнтер назвал английский язык язы­ком «безжалостного акта воли». «Воля была... центральным поня­тием... нацистской веры», — справедливо отмечал Штробль. Анг­листика, наука, процветавшая при нацистах и занимавшаяся изу­чением Англии, характеризовала английский язык как «язык воли, язык борьбы за выживание, язык, в котором до сих пор действуют "законы жизни", а значит проявляется воля расы, воля крови». «Постепенно в глазах английской прессы мы получим равный с британцами социальный статус, потому что мы действуем безжа­лостно», — настаивал Гитлер^ХХ1\)

Штробль совершенно верно заметил, что «обращение нацистов к реальным или воображаемым британским образцам... носило ха­рактер... откровенного восхищения». В результате в гитлеровской Германии Сесил Роде стал героем книг, названия которых очень

точно отражали природу его привлекательности в глазах нацистс­ких читателей: «Завоеватель», «За Великое Отечество» или «Мечта о мировом господстве». Тот факт, что «Гитлер в течение долгого времени расценивал Британскую империю в качестве образца для предстоящей экспансии Третьего рейха» (как писал Штробль), в те времена представлялся гораздо более очевидным, чем сейчас. Я не случайно так подробно и много цитирую здесь книгу Гервина Штробля — сам статус издательства, выпустившего ее (Cambridge University Press) снимает все обвинения и подозрения в «апологе­тике и предвзятости», которые непременно возникли бы, будь эта книга опубликована за пределами Британии, а особенно в Герма­нии. Так, самая важная глава книги Штробля носит название «Бри­тания как модель для нацистской экспансии». В самом начале вы­шеупомянутого исследования — еще до титульной страницы — на­печатано следующее откровение: «одна из фундаментальных задач нацистов заключалась... в подражании «безжалостности» Британс­кой империи по отношению к Восточной Европе». «Нельзя не вспомнить отзывы Гитлера об Индии или Северной Америке как о моделях для будущего германского правления в России, и его вос­хищение... непременной «безжалостностью» Англии... В 1937 г. не­мецкая молодежь была обязана изучать англосаксонскую историю, чтобы преодолевать собственные угрызения совести... Нацистские лидеры ни в коей мере не порицали опыт империалистической Британии. Они надеялись добиться такого же результата». Гитлер настаивал, что увеличение дистанции «между расой господ и низ­шими расами заложено в самой сердцевине британского империа­листического этоса и является секретом успеха британцев... Не­сомненно, именно здесь кроется связь между расой и империей (идея этой связи доминировала во взглядах Гитлера в течение всей его жизни), именно здесь кроется объяснение настойчивых утвер­ждений Гитлера о том, что в управлении Россией Третьему рейху следует брать пример с британского правления в Индии»^ХХУ.

Это рассуждение дополняет сделанный в 1971 г. вывод о том, что восхищение Британской империей и британский колониаль­ный опыт послужили для Гитлера оправданием собственных импе­риалистических амбиций. «Британское правление в Индии стало для Гитлера моделью, на которую... он собирался ориентировать­ся... при создании своей империи на Востоке. В застольных разго­ворах он часто проводил параллели между собственными планами завоевания и завоеванием Индии Британией, заканчивая свою речь рассуждениями о будущей империи на Востоке», — писал Йохан-нес Фойгт.

И действительно, фюрер постоянно и неизменно возвращался к одной и той же теме — он словно бы внушал всем немцам: если вы не станете такими, как англичане, вы не добьетесь мирового гос­подства. Но каково же было представление немцев об англичанах, нации, которой они стремились подражать? Вот как характеризо­вал англичан один эсэсовский источник 1940 года, являвшийся руководством по покорению сердца Англии и превозносивший чер­ты, свойственные британскому правящему классу; «Джентльмены, не озабоченные какими-либо философскими изысканиями... обла­дающие огромной силой воли и неуемной энергией, считающие духовные ценности пустой тратой времени... но при этом знаю­щие, как надо управлять. Это люди... видящие смысл своей жизни в продвижении интересов английского правящего класса». «По сути это определение было ничем иным, как скрытой характеристикой их [лидеров СС] собственных нравов, спроецированных на других, скрытым выражением собственных качеств», — утверждала гамбур­гская консервативная газета^ХХУ|.

Но нацистская доктрина видела в «истинном патриотизме анг­личан» не только образец для подражания. «Англичане добились того, чего нам... до сих пор не хватает»; «англичане принадлежат к тевтонской нордической расе, и уже по одной этой причине им предопределено быть гордыми... и высокомерными». Утверждалось, что «вера в фюрера и его божественную миссию» свойственна как «немцам, так и англичанам, и, следовательно, является тевтонс­кой». Один из нацистских гарантов этой идеологии — Кригер заяв­лял, что «вера в божественное предопределение свойств расы явля­ется чем-то абсолютно естественным; то, что человек ощущает внут­ри себя как голос крови, переживается как призыв Бога, обращен­ный к нему. Именно из этого закона Жизни и Расы исходили все англичане, завоевавшие новые земли для своей империи».

Даже за год до гитлеровских планов вторжения 1940 г. Англия оставалась образцом для последователей фюрера. «Представляя бри­танское стремление к мировому господству как эгоистическое по­буждение и обличая их веру в собственную миссию как хитрую уловку, мы оказываем медвежью услугу национальному политичес­кому образованию. Напротив, наши воспитанники должны пони­мать, что именно религиозность, готовая к действию и полная силы воли, которая направлена на благо нации, так рано сделала Англию столь могущественной мировой державой... И тем более решитель­но следует призвать силу воли наших воспитанников сделать для Германии то, что англичане сделали для своей страны, основыва­ясь на том же наследии». Подчеркивая свое сродство с Англией,

нацисты постоянно высказывали свое восхищение британским им­периализмом, видя в нем «модель и оправдание для собственных захватнических планов». Именно осознание британцами своей бо­жественной Избранности — как никакая другая черта британского национального характера — привлекало нацистов, подчеркивая общие для них расовые принципы^ХХУП.

Привлекало настолько сильно, что даже ветхозаветный (а на самом деле неоиудаистический) характер английского постпури­танского «патриотизма... вера в то, что англичане являются избран­ной нацией, в то, что «Бог — англичанин»* (Рафаэль Самуэль) ни в коей мере не умаляли страстного желания нацистов подражать ан­гличанам, используя именно такой источник чувства собственного превосходства. Нацисты стремились культивировать настроения, подобные тем, о которых пишет Уильям Блейк в своем «Иерусали­ме» («the divine Voice: I elected Albion for my glory; I gave to him the nations of the whole earth») исключительно как образец для постро­ения мирового господства.

Фридрих Брие еще до прихода нацистов к власти утверждал, что английский Бог, сражающийся с богами «неверных», воинствен­ный Бог Ветхого завета, противостоит Богу Достоевского, его пред­ставлению о русском Христе, спасителе мира^ХХ1Х. Для Гитлера же Англия в первую очередь ассоциировалась с правом власти. При этом он не понимал, что британская империалистическая власть должна была действовать в качестве моральной силы. Отмечалось также, что британский империализм спасало присущее ему в дос­таточно высокой степени чувство моральной ответственности^ххх. В год прихода Гитлера к власти в Англии было опубликовано напи­санное в XIX веке заверение в том, что «несправедливость остается несправедливостью и ее тем более нельзя оправдать... когда ее жер­твами становятся беззащитные люди...», что «высокомерие, неспра­ведливость и душевная черствость... среди людей, облеченных вла­стью, являются грехом против Божественной Воли и... влекут за собой страшную кару», пусть даже «те, кто презирают евангельские добродетели», не понимают этого. А за век до этого один протес­тантский гимн выражал беспокойство, не помешают ли «черные преступления», совершенные в далеких краях, прославлению Спа­сителя. В самом деле, «убежденность в том, что привилегии, дан­ные нации, подразумевают ответственность нации, а прегрешения нации повлекут за собой ее наказание, помешала использовать чув-

Крайним проявлением этого убеждения стал религиозный англо-израильс­кий культ, отождествлявший англосаксонскую расу с потерянными коленами Израиля (прим. автора)*™".

ство избранности Богом исключительно в целях безжалостной им­периалистической эксплуатации»^ХХХ1.

Морализм Гладстона также сыграл серьезную роль в преодоле­нии мещанских тенденций в обществе, ориентированном на де­нежные ценности, и лицемерных заявлений о моральном долге. Это был период, когда предоставление свобод стало считаться осо­бой миссией Британии — речь шла о предоставлении свободы ра­бам (после того как Англия перестала быть мировым лидером в работорговле). «Борьба с рабством и работорговлей продемонстри­ровала британский гуманизм в действии... Таким образом, право на власть было связано с моральными установками» англичан^хххп.

Однако на деле эти установки были направлены скорее против работорговли, которой занимались арабы, а не сами англосаксы (например, североамериканские южане). «Хрупкое равноправие... между [белым] охотником и африканским вождем, [британским] торговцем и его африканской любовницей, или миссионером и потенциальными новообращенными было в значительной степени нарушено... расовыми установками». И «с тех пор, как империя стала прочной, британцы оказались неспособны относиться к аф­риканцам как к человеческим существам», — утверждали авторы «Прелюдии к империализму». «Отношения африканских племен друг к другу затмевали этноцентризм отдельных британцев... В резуль­тате, африканская жизнь обесчеловечивала и доводила до зверопо­добного состояния чувствительность людей»^ХХХИ|. В подобном же духе высказывался и полковник Бедфорд Пим (в третье десятиле­тие правления королевы Виктории) в Лондонском антропологи­ческом обществе: «Англии еще предстоит учиться тому, как следу­ет править чужеродными расами». И последовавшая затем резня британского гражданского населения индийскими «мятежниками» в 1857 г., ставшая предпосылкой для паники из-за вымышленного негритянского бунта на Ямайке в 1865 г. (страха перед «неграми, пьяными от крови» и «спятившими от возбуждения»), даже в боль­шей степени, чем страхи, связанные с освобождением рабов в Со­единенных Штатах, повлекла за собой господство расистской иде­ологии в викторианскую эпоху^ХХХ1У.

(Расизм англосаксов не в последнюю очередь был направлен и против кельтов. Так, Томас Карлейль спрашивал: «Разве это не ве­ликое благословение — избежать участи родиться кельтом?»; боль­шинство ирландцев были, по его мнению, «свиньями в человечес­ком обличье» (1849). «В голодные годы 1846—1848 гг. стало ясно, на какие крайние меры готова была пойти Англия, чтобы очистить Ирландию от коренных жителей. Послабления, которые давало

ирландцам английское правительство... осмотрительно сохранялись на уровне, обеспечивавшем соответствующие демографические пе­ремены... приветствуемые лидерами английского общества и пра­вительства: Смертность от голода и эмиграция... очистили земли от нерентабельных производителей и освободили место для более совер­шенного сельскохозяйственного предприятия», — напоминал Ричард Рубинштейн. К 1850 г. эдинбургский профессор анатомии Роберт Нокс не только стал приписывать ирландцам целый ряд качеств, несовместимых с чертами среднего класса. Он «научно доказывал», что «источник всех бед Ирландии кроется в расе, кельтской расе Ирландии... Следует силой изгнать эту расу с земель... они должны уйти. Этого требует безопасность Англии». Ведь «человеческие ка­чества зависят исключительно от расовой природы».)

Такие установки не в последнюю очередь способствовали изме­нению представлений британцев о туземцах в 1865 г. Даже те про­тестанты, которые отказывались принимать доктрины англиканс­кой церкви и считали (в начале — середине XIX века), что церковь не имеет отношения к мирским делам, и, следовательно, не сильно верившие в божественную избранность Британской империи, ста­ли приобщаться к делу империалистов. Таким образом, ко времени формирования взглядов Гитлера в Британии стало преобладать то течение британской империалистической мысли, которое считало, что колонии существуют исключительно для блага расы господ — вместо предшествовавшего ему британского же представления о колониях как о «ниспосланной Богом возможности нести в мир доброе [нравственное] правление» (как писала Кэтрин Тидрек)^ххху. В результате Гитлер увидел в британском империализме только последнее направление, исключая предшествующее. Однако фю­рер немецкого нарда не сильно ошибался, усматривая в империа­лизме англичан только одну сторону, отражавшую ту точку зрения, которая превалировала в годы его юности. В то время, когда Гитлер учился в школе, Сесил Роде заявил (1899): «Либералы и консерва­торы из кожи вон лезут, чтобы показать, кто же из них — самые великие и исполненные энтузиазма империалисты». Один из них — Лайонел Кертис — (между 1934 и 1937 гг.) опубликовал трехтом­ное сочинение «Civitas Dei», призванное «доказать... что Британс­кое содружество явилось... высшим воплощением... "нагорной про­поведи, переложенной на язык политики"». И все же даже в мо­мент наивысшего расцвета империализма англичанин Сидней Болл из Оксфорда утверждал, что «империализм является последним прибежищем негодяя» (как однажды заметил доктор Самуэль Джон­сон по поводу патриотизма)^ХХХУ1.

(Вероятно, Англия — единственная в мире великая страна, в которой «интеллектуалы стыдятся собственной национальной при­надлежности», — заявил как-то Джордж Оруэлл — еще до того, как Германия была запятнана зверствами национал-социализма. «В [не­которых] левых... кругах полагают, что в принадлежности к анг­лийской нации есть нечто постыдное...»^xxxvn)

Дата добавления: 2015-05-08