Пособниками и сообщниками 1 страница

По тем же мотивам — в частности, из-за антипатии к альянсу французских союзников с Советской Россией — британский кон­сервативный истеблишмент в 1936 г. отверг и принятый Лигой на­ций принцип коллективной безопасности (статья XVI) — обяза­тельство вступаться за жертв агрессии. (Несмотря на то, что Брита­ния подписала этот документ, Невилл Чемберлен заявил: Британс­кая империя ни при каких обстоятельствах не может быть вовлече­на в войну «лишь из-за противоборства маленькой нации... своему могущественному соседу». Равноправие государств и право наций на самоопределение — принципы, провозглашавшиеся Лигой на­ций, — противоречили древней британской традиции, гласившей, что в этом мире англичане — избранная Богом нация^955а.) Принцип

же, принятый Лигой наций, а также акцент на соблюдении нрав­ственных норм в международных отношениях означали — для боль­шей части консервативного большинства в парламенте Англии — «превращение Лиги наций в антифашистское военное учреждение». Что могло — и британское правительство заявляло об этом открыто — «втянуть нас в акции содействия России против Германии»⁹⁵⁶. Впервые Невилл Чемберлен выступил против действий Лиги наций в 1932 г., когда ее члены хотели остановить агрессию Японии про­тив Китая. Невилл Чемберлен предположил, чго «люди, восхища­ющиеся Лигой наций, почти наверняка чокнутые и либералы». А в феврале 1938 г., еще до начала экспансии Третьего рейха, он же провозгласил, что не стоит обманывать малые нации, уверяя их, будто Лига наций защитит их от агрессии⁹⁵⁶³. Ведь в конце концов союзы — в том числе и Лига наций — должны были служить защи­те Англии, а не тому, чтобы Англия защищала кого-то другого... Та­ким образом подразумевалось, что расистская империя имеет бе­зусловный приоритет перед «интернационалистско-гуманистичес-кой» Лигой наций, вдохновителем создания которой были США. К тому же, гитлеровская Германия вышла из Лиги наций еще в ок­тябре 1933 г. И правящий истеблишмент Англии сразу же начал обхаживать воистину почитаемых британцами фашистских власти­телей, обладавших огромным авторитетом и популярностью, по­скольку они не вели себя как антиимпериалисты... «Паутина иллю­зий», то есть коллективная безопасность и Лига наций, для импер­ской Британии стали теперь бесполезными. Зато Гитлер для огром­ного числа англичан в 1938 г. был «расовым патриотом», и не толь­ко для консерваторов: «враг коммунизма... он выражал чувства, разделяемые англичанами — и стремился стать союзником Вели­кобритании»⁹⁵⁷. Начальники штабов британских вооруженных сил были готовы признать и его экспансию в Юго-Восточной Европе, пока Гитлер не давал поводов подозревать себя в намерениях на­пасть на Британскую империю. (Даже после того, как Британия объя­вила войну фашистской Германии, английский начальник Гене­рального штаба генерал Айронсайд хотел, чтобы его помощником был назначен видный член Британского союза фашистов генерал-майор Фуллер.) Военный советник сэр Морис Харки пошел еще дальше — он заявил: «Нельзя отрицать того, что скоро нам может стать выгодно соединить свою судьбу с Германией и Италией». Маурис Коулинг, английский историк, изучавший влияние Гитле­ра на политику Великобритании, (цитируя Идена) отмечал, что именно у начальников штабов проявлялось «инстинктивное жела­ние прыгнуть на подножку к диктаторам» — склонность, которую

«рационализировало» представление о военной «слабости» Англии⁹^. Это означает, что и для британского военного истеблишмента, бо-яшегося демократии, неотразимая притягательность контрреволю­ционных диктатур была рационализирована с помощью техничес­ких уловок — постулирования военной слабости Англии.

Утверждение о военной слабости Англии в 1938 г. (как удобное «обоснование» ее систематической и последовательной прогитле­ровской политики, популярной в стране «политики умиротворе­ния», которая и дала Гитлеру возможность развязать в 1939 г. вто­рую мировую войну) благодаря непрерывному и монотонному по­вторению в течение десятков лет — во всяком случае, в средствах массовой информации — в конце концов стало аксиомой. Между тем очевидно (это ясно сознавали и современники), что в сентябре 1938 г. Великобритания (вместе с тогдашними союзниками ее и Франции) была в военном отношении намного менее слабой, чем (вместе с союзниками, оставшимися у нее год спустя) в момент объявления ею войны Третьему рейху⁹⁵⁹ — 3 сентября 1939 г., когда вооружение Великогермании, согласно Герингу, достигло макси­мального уровня⁹⁶⁰. Между тем в Англии утверждение о «слабости» считалось неопровержимым⁹⁶⁰³. Его ложность подтверждали и авто­ритетные немецкие военные историки. «Британское правительство было... конечно... осведомлено..., что в момент развертывания не­мецкой армии против Чехословакии Германия была не в состоя­нии даже укомплектовать гарнизонами полевые укрепления, возве­денные на Рейне, в Пфальце, в Саарской области и в Айфеле..., что на весь западный фронт... можно было выставить не более... семи немецких дивизий». Ведь в сентябре 1938 г. на стороне Англии, помимо Франции, были (связанные прямыми или косвенными со­юзными обязательствами) Чехословакия как союзница Франции (с высокоразвитой военной индустрией) и Советский Союз (а часть гитлеровских ВВС еще была отвлечена на борьбу с Испанской рес­публикой).

По сообщению Кейтеля, у Великогермании в сентябре 1938 г. было менее 50 дивизий, у Франции — 100, у Чехословакии — 40 дивизий⁹⁶⁰⁵. Гитлер в случае войны с Чехословакией очень опасался чешских воз­душных налетов на промышленные районы Саксонии^960с. Он отме­чал, что взятие чешских долговременных укреплений «[было бы] делом очень тяжелым и стоило бы нам много крови...»⁹⁶⁰⁰. По про­фессиональной оценке Кейтеля, в 1938 г. у вермахта было недоста­точно сил, чтобы прорвать линию укреплений Чехословакии⁹⁶⁰⁶. «Захваченной в Чехословакии военной техникой можно было воо­ружить две дюжины пехотных дивизий» Гитлера⁹⁶⁰¹" — то есть поло-

вину всех дивизий Великогермании в 1938 г. В 1939 г. Германии — в результате стараний Чемберлена (1938) — досталось 600 чешских танков (производства заводов «Шкода»), свыше 1500 самолетов, 43000 пулеметов, 500 полевых орудий (с тремя миллионами единиц боеприпасов), около миллиарда единиц боеприпасов к стрелково­му оружию — по утверждению самого Адольфа Гитлера⁹⁶⁰*. Йодль потом заявлял, что в 1938 г. немецкий вермахт не справился бы с вооруженными силами Франции и ее чешских и польских союзни­ков. «Подобная авантюра... могла закончиться только самым со­крушительным поражением», — писал о войне на западной грани­це штабной генерал Зигфрид Вестфаль⁹⁶⁰\ Подобные опасения сво­его генштаба Гитлер опровергал соображением, что союзники не станут воевать⁹⁶⁰'.

Во всяком случае, к моменту, когда в 1939 г. Англия объявила войну, на ее стороне оставалась только Франция (причем Гитлер больше не был связан военными действиями в Испании). Потвор­ство экспансионистским притязаниям Третьего рейха в течение предыдущего года стоило Англии (и Франции) военной поддержки Красной Армии — чего, естественно, не могло компенсировать трех­недельное сопротивление польского войска.

Для объяснения такого итога британской внешней политики Невилла Чемберлена вновь и вновь, однообразно и постоянно, по­вторяют следующий довод: к тому моменту, когда Чемберлен вы­дал Чехословакию, Советский Союз увязал выполнение своих обя­зательств по отношению к ней с соответствующим военным вме­шательством Франции* (Но со своей стороны Чемберлен оказывал

* Целый набор казуистических рассуждений на эту тему приводит, например, в контексте своей апологии Чемберлена венгерский историк Джон Лукач. Но даже у него можно найти текст заявления от 21 сентября, сделанного от имени Советского Союза ("Советский Союз готов в соответствии с советско-чехос­ловацким договором о взаимной помощи оказать Чехословакии немедлен­ную и действенную помощь в случае, если Франция, верная своим обяза­тельствам, окажет соответственную помощь"⁹⁶¹ <Ср.: "Только третьего дня чехословацкое правительство впервые запросило советское, готово ли оно, в соответствии с чехословацким пактом, оказать немедленную и действенную помощь Чехословакии в случае, если Франция, верная своим обязательствам, окажет такую же помощь, и на это советское правительство дало совершенно ясный и положительный ответ". Из речи председателя советской делегации М. М. Литвинова на пленарном заседании Ассамблеи Лиги наций 21 сентяб­ря 1938 г. // Документы внешней политики СССР. Т. 21. М.: Политиздат. 1977. С. 509 (прим. перев.)>). Именно эту увязку советской военной помощи Чехословакии с помощью французской по традиции принято изображать как обходный маневр Москвы, как уловку, чтобы ускользнуть от выполнения обязательств по этому договору о взаимопомощи. И поэтому уже тогда соот­ветственно настроенная пресса обычно умалчивала (как и Лукач, который ни

на французское правительство — которое в военном плане могло рассчитывать лишь на английскую поддержку — сильнейшее лич­ное давление, добиваясь, чтобы союзные обязательства по отноше­нию к Чехословакии не были выполнены. Он намеренно препят­ствовал французскому выступлению на стороне Праги, и не только тем, что уже 12 марта 1938 г. отказался гарантировать Франции поддержку со стороны Англии при выполнении союзных обяза­тельств перед Чехословакией. Британский историк Р. Сэтон-Уот-сон, изучавший эти события, подчеркивал, что «хотя Великобрита­ния не имела никаких обязательств [по отношению к Чехослова­кии], она делала все возможное, чтобы Франция не выполняла сво­их союзных обязательств»⁹⁶³.

Несмотря на это, 26 сентября 1938 г. французский главнокоман­дующий Гамелен доложил о том, что Франция могла бы атаковать Германию с запада (где у Франции было 23 дивизии, а у Германии — только 8) и выбить немецкие войска из Чехословакии. На следу­ющий же день лорд Галифакс послал телеграмму, в которой требо­вал проинформировать французское правительство об отношении Англии к этому вопросу. «Мы верим, что они не станут нападать на Германию... Если нам не избежать участия в войне, то, по крайней мере, нам не следует разворачивать серьезную военную кампанию или предпринимать каки-либо меры для спасения Чехословакии». А 30 сентября 1938 г. чешский министр Вавречка заявил, что Че­хословакия не обратилась за помощью к Советскому Союзу в од­ностороннем порядке, опасаясь, что их борьбу могут воспринять как борьбу на стороне большевиков. «И тогда, возможно, вся Евро­па будет вовлечена в войну против нас и России»^963а.)

Однако мы оставим в стороне вопрос о том, явились ли сомне­ния Невилла Чемберлена в готовности Сталина прийти на помощь

разу не упоминает об этом на 878 страницах своего труда), что договор о вза­имной помощи, заключенный между Чехословакией и Советским Союзом 16 мая 1935 г., обязывал Советский Союз оказать военную помощь Чехословакии при условии, что таковую окажет Франция (в соответствии с договором о взаи­мопомощи между Чехословакией и Францией)⁹⁶². Далее, всегда отмечается (как выражение намерений Сталина не оказывать помощи Чехословакии) оговорка Советского Союза (у которого тогда не было общих границ ни с Чехословаки­ей, ни с Германским рейхом) о необходимости согласия Польши (или Румы­нии) пропустить Красную Армию. Как будто эти императивы, связанные с самыми элементарными географическими соображениями, не были превос­ходно известны обеим сторонам уже при заключении договоров о взаимопо­мощи. Как будто возможность прохода Красной Армии ради выполнения со­юзнических обязательств не зависела от воздействия на Польшу и Румынию со стороны Франции и Англии. Потому-то Советский Союз — предусмотрев это в тексте договора — и обусловил свою военную помощь Чехословакии выполнением Францией своих обязательств о помощи (прим. автора).

чехам и их западным союзникам в случае, если осенью 1938 г. раз­разится война, причиной согласия Великобритании уступить без борьбы ради выполнения якобы «последней территориальной пре­тензии в Европе», выдвинутой Гитлером. Это утверждение не нуж­дается в опровержении уже потому, что документально установлено: британское правительство вообще не желало вступления Советской России в войну ради защиты союзной Чехословакии и даже «како­го-либо вмешательства Соединенных Штатов»*. (Британия высказа­лась даже против американской инициативы провести в 1938 г. кон­ференцию по проблемам международных отношений с участием США и Советской России. Целью конференции должно было стать объединение мировых усилий в противостоянии режимам Гитлера и Муссолини, обсуждение причин напряженности в международных отношениях и разрядка ситуации в Европе. Это вызвало возражения тори, считавших, что подобные мероприятия «могут сильно раздра­жать [фашистских] диктаторов». По этой же причине Чемберлен крайне негативно отреагировал на «достаточно нелепые предложения» Руз­вельта, на «принципы, которые могут оказаться... не по вкусу дикта­торам». Британский премьер-министр отлично понимал, что идеи Рузвельта грозят расстроить английские планы по соглашению с дик­таторами, «которые могут усмотреть в происходящем очередную по­пытку демократического блока продемонстрировать их неправоту». К тому же Чемберлен терпеть не мог «бесконечных разговоров о мораль­ных принципах»** и испытывал «почти нестерпимое презрение к аме­риканцам [а не только к русским]». Естественно, что тогда он не стал разглашать предложения Рузвельта, а его советник, сэр Уилсон, на­звал их «сущим вздором». Вскоре и министр иностранных дел лорд Галифакс выказал поддержку «делу Британии», предупреждая об опас­ности «размягчения мира..., обманутого льстивыми речами [амери­канского] либерального идеализма» — а не только коммунизма⁹⁶⁴.)

Уже предшественник Невилла Чемберлена на посту премьер-министра, тоже консерватор, Стэнли Болдуин в 1936 г. рассуждал следующим образом: в случае войны Великобритания «может раз­бить Германию с русской помощью, но ведь это приведет только к большевизации Германии»⁹⁶⁵. И еще откровеннее Невилл Чембер­лен мотивировал предательство чешской демократии в следующих словах: было бы «катастрофой, если бы Чехословакия была спасена

Гитлеру докладывали, что в США во время «чешского кризиса» идея евро­пейской войны была очень популярна⁹⁶^. Согласно Колину Россу, в то время якобы «сотни тысяч [sic]... американцев охотно отправились бы в Европу, что­бы принять участие в войне». Только после британско-французских уступок, по его словам, в Америке утратили интерес к Старому Свету (прим. автора). " Ср. ссылку 127 и ел. (прим. автора).

благодаря советской помощи»⁹⁶⁶. Не кто иной, как президент Че­хословакии Эдвард Бенеш, вспоминал, что Запад не выдал бы его страну в 1938 г., если бы главной целью Запада не была как можно более полная изоляция Советского Союза⁹⁶⁷.

Разве не лорд Ламингтон именно решающей осенью 1938 г. пре­достерегал, что решение вступиться за Чехословакию «отдаст Ев­ропу во власть массе недочеловеческих существ» («subhuman beings»)⁹⁶⁸? Правда, этот защитник политики мистера Чемберлена был известным фашистом. Однако один видный английский исто­рик отмечал, что до марта 1939 г. внешнеполитические позиции британских фашистов не отличались от позиций Невилла Чембер­лена⁹⁶⁹. А это в конечном счете означает, что официальная полити­ка Невилла Чемберлена в отношении Германского рейха перестала соответствовать подходу английских фашистов только после ан­нексии Гитлером «остатка Чехии».

Фашисты в Англии настаивали на продолжении прежней евро­пейской политики консерваторов и после того, как последние (после вступления Гитлера в Прагу в 1939 г.) были вынуждены отказаться от своей прежней линии. Сэр Освальд Мосли явно и демонстра­тивно выражал идею отказа от политики европейского баланса сил и сосредоточения на заморском империализме⁹⁷⁰. А его Британский союз фашистов отстаивал мысль, что «умиротворение» Европы Гит­лером способен был осуществить только Чемберлен. Английские фашисты славят последнего и по сей день. Так, фашистский капи­тан Мол Рэмзи категорично заявляет, что если бы не вмешатель­ство мирового еврейства, то Британию миновала бы и вторая миро­вая война, и ее последствия⁹⁷¹. Невилл Чемберлен (по словам аме­риканского посла Джозефа Кеннеди) утверждал, «что Англию при­нудили воевать Америка и мировое еврейство»⁹⁷². (Доказано, что мистер Чемберлен предпочел бы держать Соединенные Штаты по­дальше от «своих» европейских дел — пусть он даже и не столь откровенно, как английские фашисты, высказывался о «дерзких речах» Ф. Д. Рузвельта, направленных «против Британской импе­рии».) Вероятность подобных высказываний в устах Чемберлена подтверждается и заявлением его соратника по консервативной партии лорда Бивербрука (от 9 декабря 1938 г.), что «евреи могли бы втянуть Англию в войну... Их политическое влияние направле­но на то, чтобы подталкивать нас в этом направлении»⁹⁷³. Ведь имен­но Бивербрук пытался (во имя империи) удержать Чемберлена от объявления войны (в защиту Польши).

Англия обещала оказать военную поддержку не Чехословакии, единственной демократической стране в тогдашней Восточной Ев-

pone (государству, в котором этнические меньшинства имели боль­ше прав, чем в каком-либо из созданных (или расширившихся) в 1919 г. государств, стране, где и судетские немцы долгое время входили в центральное правительство), а Польше — стране с авто­ритарным, даже полудиктаторским режимом, милитаристской Польше, отнявшей силой (либо угрозой применения силы) земли у всех соседних народов — как у немцев, так и у украинцев с белору­сами, как у литовцев, так и у чехов*. Таким образом, заявление посланника Великобритании в Берлине сэра Невилла Гендерсона его польскому коллеге: «Немцы правы, утверждая, что из-за негиб­кости чехов единственным эффективным средством остается при­менение силы»⁹⁷⁴ — вполне последовательно в своем цинизме. Сто­ит также заметить, что сэр Гендерсон отзывался о чехах как о «сви­ноголовой расе». (Даже автор весьма панегирической биографии Чем-берлена мистер Фейлинг воспроизводит клевету, которую в 1938 г. распространяли о Чехословакии консерваторы. Так, он утверждает, что Чехословакия была «отчасти полицейским государством», а «ра­совые конфликты неизбежно породили целую систему шпионажа... Практиковалось заключение в тюрьму без суда и следствия... Суро­вая цензура в печати свидетельствовала... о том, что за неукроти­мые огни пылают внутри».)

Невилл Гендерсон видел опасность не в «господине Гитлере, а в чешских экстремистах». Таким образом, Гендерсон советовал свое­му правительству полную противоположность того, что так настой­чиво предлагали немецкие военные — противники Гитлера: Эвальд фон Клейст**, Гальдер и Остер. Он советовал уступить Гитлеру, чтобы «не провоцировать»⁹⁷⁵ его (sic)***.

И потому этот последний представитель его британского вели­чества в гитлеровском Берлине «главного врага» видел в «критичес­кой прессе». По его мнению, ситуация — давно предвиденная им — при которой евреи, журналисты и лондонские интеллектуалы (именно в такой последовательности) втянули бы Англию в прин­ципиальный конфликт (с гитлеровской Германией), совершенно не отвечала британским интересам. В июне 1939 г. сэр Невилл

* Часть Силезии Польша отобрала у немцев, Вильно — у литовцев в результате вооруженного нападения, большие части Западной Украины и Западной Бе­лоруссии — у России (пришедшей в упадок после мировой и гражданской войн), а Тешинскую область — у Чехословакии (которую Англия оставила без помощи) (прим. автора).

" Клейст Эвальд Пауль Людвиг фон (1881 — 1954) — генерал-фельдмаршал. *" "Провоцированием" Гендерсон считал идею проведения плебисцита, кото­рый дал бы австрийцам возможность выбирать между Гитлером и независимо­стью — за несколько дней до аншлюса, когда Гитлер занял Австрию, чтобы не допустить такого плебисцита (прим. автора).

Гендерсон признался Гитлеру, что Англия желает оставить за со­бой заморские территории, а Германии предоставляется свобода действий в Европе. Ожидания этого английского патриота цити­ровали следующим образом: «Германии суждено властвовать над Европой... Англия и Германия должны установить близкие отно­шения... и господствовать над миром». За четыре дня до вторже­ния Гитлера в Польшу Гендерсон уверял фюрера, что он, сэр Не­вилл, «не может исключать... возможности заключения Британи­ей [военного] союза с [нацистской] Германией». (Не зря же анг­лийская оппозиция называла Гендерсона «наш нацистский посол в Берлине». А в 1913 г. он был замешан в контрабанде оружия для заговорщиков в Ольстере.) Гендерсон настаивал, что «централь­ный британский интерес — это империя». «А между Британской империей и Германским рейхом есть положительная идентичность... оба воплощают самоопределение... расы». «Достаточно лишь ска­зать, что факт расовой мотивации действий национал-социалис­тической партии... исключает всякий империализм» (Невилл Чем-берлен)⁹⁷⁶.

Так и случилось: сохраняя мир, мы спасли Гитлера. Сэр Невилл Гендерсон

1938 г.: как англичане спасли Гитлера от прусских генералов

По той же имперской британской «логике», согласно которой чехи сами были виноваты в постигшей их злой судьбе, для импер­ских англичан и немецкие заговорщики — противники режима яв­лялись «предателями родины»⁹⁷⁷. С точки зрения хранителей Бри­танской империи оппозиция Гитлеру — их партнеру в деле сохра-ния расовой империи — была изменой в чистом виде, не говоря уже о попытке свергнуть Адольфа Гитлера (военный заговор Галь-дера, Вицлебена и Остера). Во всяком случае, английская сторона выразила сомнение, не являются ли предателями такие высокопо­ставленные военные, как Эвальд фон Клейст, «который ищет за границей помощи в действиях против главы собственного государ­ства...»⁹⁷⁸. Британское правительство «видело изменников родины... в представителях немецкого военного сопротивления, обратившихся к нему за помощью»⁹⁷⁹. Английский посол в Берлине 13 сентября 1938 г. уверял, что от речей некоторых его немецких собеседников

«попахивает изменой [фюреру]». «Ни один немецкий противник Гитлера не мог быть другом Чемберлена... он всегда испытывал подозрение к «антинацистам», приезжавшим в эту страну»⁹⁸⁰. Чем-берлен же чисто инстинктивно не позволял «как-либо содейство­вать измене государству и родине», в смысле — измене Гитлеру, к последнему он питал более дружеские чувства, чем к прусским ге­нералам, возлагавшим надежды на Англию. Таким образом, обра­щенная к Эвальду Клейсту мольба Бека: «Дайте мне надежную га­рантию, что Англия вступит в войну в случае нападения на Чехос­ловакию, и я положу конец этому режиму»⁹⁸¹ — была тщетной. Людвигом Беком двигал отнюдь не пацифизм, а понимание, что вести войну против союзников Чехословакии — дело безнадежное. Согласно Эриху Кордту, «в то время гораздо меньше мужества тре­бовалось, чтобы восстать против безумного приказа Гитлера — под аплодисменты большей части немецкого народа, чем выполнить приказ о нападении, после чего эти военачальники неминуемо и притом очень скоро попали бы на виселицу — ведь [тогда] такая судьба неизбежно постигла бы их после поражения от рук разъя­ренного и восставшего немецкого народа». (Это было еще до того, как пропаганда настолько обработала немецкий народ, что он уже не потребовал ответа за военное поражение и национальную ката­строфу с тех, кто вверг его в это бедствие.) Германия, по мнению Бека, стояла перед угрозой «не только военной, но и общенацио­нальной катастрофы»⁹⁸². Министр иностранных дел лорд Галифакс получил информацию о заговоре против Гитлера уже 7 сентября 1938 г. (от советника немецкого посольства Теодора Кордта)⁹⁸³. (Немецкая армия «была... готова свергнуть режим [Гитлера], если западные державы окажут твердый отпор его насильственному эк­спансионизму... Он был бы... застигнут на пороге войны. В этом случае предполагалось, что Гитлер будет арестован после оформле­ния приказа о нападении... и до первой перестрелки, чтобы его — с подписанным приказом в качестве улики — можно было передать имперскому суду для вынесения приговора».)

«Единственным результатом [ходатайства Клейста] было реше­ние Невилла Чемберлена посетить Гитлера» (с целью уступок без борьбы) — причем (едва ли случайно) в тот самый день, на кото­рый военные намечали свое выступление. («28 сентября ударные группы были уже готовы напасть на имперскую канцелярию. Там еще не было предпринято никаких чрезвычайных мер [защиты]... Теперь можно было начинать в любой момент»⁹⁸³³. И утром 28 сен­тября начальник штаба Франц Гальдер отдал стоящим в Потсдаме войсковым частям приказ идти на Берлин. К тому времени стало

известно, что главнокомандующий фон Браухич не будет препят­ствовать перевороту⁹⁸³⁰.) «Приготовления группы Остера — Вицле-бена — Гальдера к свержению Гитлера как раз переходили в реша­ющую стадию, когда пришедшее днем 28-го [сентября] сообщение о предстоящей Мюнхенской конференции сделало их бессмыслен­ными». Англия решила сделать ставку на Гитлера — а не на тех, кто собирался его свергнуть. Именно* предупреждение о близком свер­жении Гитлера могло побудить английских политиков экстренно с ним сговориться⁹⁸³⁰. Поставленный перед альтернативой: Гитлер или Пруссия, Чемберлен сделал выбор в пользу Гитлера, а не его про­тивников. Они «ощутили себя брошенными британским государ­ственным мужем, который пошел на поклон к гангстеру», — кон­статировал Петер Хоффман⁹⁸⁴. Напрасно генерал Эрих Хёпнер — с Первой легкой дивизией — стоял наготове в Тюрингии, чтобы пре­градить дорогу на Берлин лейб-штандарту СС Адольфа Гитлера⁹⁸⁵. Государственный переворот (в то время) «был бы одобрен наро­дом». Шансы на успех были столь велики, как, пожалуй, никогда после⁹⁸⁶. Даже «среди напуганного и не желавшего войны населе­ния — единственный раз за двенадцать лет [правления Гитлера] — дело доходило до настоящих волнений...»⁹⁸⁷. 27 сентября 1938 г. «во второй половине дня в Берлине к солдатам относились как никогда плохо; в рабочих кварталах можно было видеть сжатые кулаки, в центре люди демонстративно смотрели в сторону».

«С такими людьми я не могу вести никакой войны», — жаловался Гитлер, и министр пропаганды вторил ему: «Да, мой фюрер...». То было время, когда популярность Гитлера находилась в самой низкой точке, писал автор «Ненужной войны». А американский журналист Уильям Ширер отзывался об этом периоде, как о «самом сильном протесте против войны», который он когда-либо видел. Однако на­шелся человек, выведший Гитлера из этой затруднительной ситуа­ции — британский премьер-министр⁹⁸⁸ («Из многих концов Герма­нии доносились горячие мольбы: "Не уступать! На этот раз у Гитле­ра ничего не получится. Народ не хочет войны!"» — вспоминал не­мецкий политический деятель Венцель Якш. Для него — но не для Раушнинга и не для Гёрделера, не для истории — было «непостижи­мым, что... Чемберлен... игнорировал немецкую оппозицию... суще­ствование судетских немцев... — противников Гитлера... игнориро­вал "трагическую стихию покинутых"»⁹⁸⁹.)

Целый ряд наблюдений современников подтверждает, что угро­за войны (из-за «судетского кризиса») вызывала у населения серь­езнейшую озабоченность и подавленность. Так, в одном донесении службы безопасности СС говорилось: «Мнение о превосходстве

9 Зак 4322

противника порождало пораженческие настроения, доходивши«даже до выражения самой резкой критики в отношении «авантю­ристической политики» рейха». «Авантюризмом» считало эту по­литику большинство офицеров Гитлера, полагавших, что объяв­ленная фюрером мобилизация была «военным запугиванием» с це­лью «дипломатического шантажа»^989а. «Перемены настроения вы­зывали такой пессимизм, что, например, представители интеллек­туальных кругов стремились бежать из пограничных областей на западе, находившихся под угрозой. В некоторых местностях... с банковских счетов снимались значительные денежные сбережения... Тяжелое впечатление... еще более усиливала всеобщая депрессия, возникшая вследствие угрозы войны». «Часть населения больше прислушивалась к иностранной пропаганде и в результате еще бо­лее укреплялась в своем тотальном недоверии. Эти проявления па­цифизма исчезли после Мюнхенского соглашения так же внезапно, как возникли во время кризиса»⁹⁹⁰. С другой стороны, в исследовании, озаглавленном «Война Гитлера и немцы», отмечается: «Негативное значение Мюнхенского соглашения... даже трудно переоценить... Мало того, что оно укрепило мнение Гитлера в правильности его экстремистской политики... оно еще и сделало из него почти что легендарную фигуру для немецкого народа». «Образ непобедимого создала ему только... [якобы] непостижимая нерешительность его будущих противников». Передача Судетской области без развязы­вания войны стала обоснованием «непогрешимости Гитлера в гла­зах его теперь полностью убежденных сторонников». Лишь эта мирная передача обеспечила гром аплодисментов в ответ на уве­ренное утверждение Гитлера: «Я все рассчитал». Ведь «соотечествен­ники, до тех пор еще не полностью уверившиеся в национал-соци­ализме, теперь поняли, что для другой государственной власти до­стижение такого успеха было бы немыслимо.... Не подлежит ни­какому сомнению, что... события [сентября 1938 г.] дали новый импульс национал-социализму и еще более укрепили его позиции среди населения. Престиж фюрера поднялся еще выше, и даже са­мые упорные теперь начинают усваивать положительное отноше­ние к новому государству»⁹⁹¹. (Эти перемены затронули даже узни­ков концентрационных лагерей, многие из которых стали стыдить­ся своего негативного отношения к режиму.)

Дата добавления: 2015-05-08