КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Книга III. ПРОРОК 10 страница
– Он сам так хотел… И я решил, что так будет лучше всего. Если… что‑то не так, он все равно в пределах нашей досягаемости. Если же он по‑прежнему верен нам – у нас есть пара ушей во вражеском лагере. Пауль вспомнил о вероятностных линиях будущего, увиденных им в пророческих видениях. Среди них была и такая, где Суфир Хават нес на встречу с ним отравленную иглу – Император велел ему пустить это оружие в ход против «этого самозваного герцога»… Стражи у входа разошлись, образовав короткий живой коридор, сверкающий копьями и клинками. В наступившей тишине был хорошо слышен посвист широких одежд и шорох песка, нанесенного с улицы в залы дворца. Падишах‑Император Шаддам IV шел первым. Его шлем бурсега где‑то потерялся, и рыжие волосы торчали вовсе стороны точно перья – монарх не успел привести себя в порядок. Левый рукав мундира лопнул по внутреннему шву; на Императоре не было ни пояса, ни оружия – но величие по‑прежнему окружало его, словно невидимый кокон силового поля, заставлявший всякого держаться на почтительном расстоянии. Но копья фрименов опустились крест‑накрест перед ним, остановив повелителя Галактики там, где приказал Пауль. Свита и спутники Императора столпились позади – мозаика ярких цветов и лиц с застывшим на них потрясением, озвученная лишь неуверенным шарканьем ног. Пауль обежал взглядом эту группу – заметил женщин, пытавшихся скрыть следы слез, холуев и прихлебателей, явившихся на Арракис насладиться победой сардаукаров и празднествами – и онемевших теперь от поражения. Увидел птичьи глаза Преподобной Матери Гайи‑Елены Мохийям, яростно сверкающие из‑под черного капюшона, а подле старухи – худого, угрюмого Фейд‑Рауту Харконнена.
Время выдало мне его лицо, подумал Пауль. Затем он перевел взгляд дальше – там, позади Фейд‑Рауты, его внимание привлекло подвижное лицо, напоминающее о ловкой, изящной, но хищной ласке. Лицо, которое он раньше ни разу не видел ни в пророческих снах, ни наяву. Но лицо, которое, казалось ему, он должен бы знать; лицо, в котором было что‑то пугающее. Почему я чувствую страх перед этим человеком? Пауль склонился к матери и шепотом спросил: – Кто это там, левее Преподобной Матери, – вон тот, опасный с виду?.. Джессика взглянула и вспомнила лицо, украшавшее досье из тех, что в архивах Дома Атрейдес относились почти к настольным книгам. – Граф Фенринг, – тихо ответила она. – Тот самый, который занимал этот дворец перед нами. Генетический евнух… и убийца. «Мальчик на побегушках у Императора», – вспомнил Пауль. И эта мысль была почти потрясением: самого Императора он не раз видел на бесчисленных ветвящихся путях, ведущих в будущее, но граф Фенринг ни разу не промелькнул в его пророческих видениях. Тут же Паулю пришло в голову, что он множество раз видел в паутине вероятностных линий свое мертвое тело, но сам момент своей смерти – ни единого раза. Может быть, я не мог увидеть этого человека как раз потому, что это он убьет меня? – пришло ему в голову. И эта мысль пробудила самые дурные предчувствия. Он заставил себя оторваться от Фенринга и перевел взгляд на оставшихся в живых сардаукаров, офицеров и рядовых; на лицах прославленных воинов Дома Гинац застыли горечь и отчаяние. Некоторые на миг задерживали его внимание: кое‑кто из офицеров тайком озирался, пытаясь разобраться в том, какие меры безопасности приняты хозяином и нельзя ли, как‑нибудь исхитрившись, превратить поражение в победу. Наконец взгляд Пауля остановился на зеленоглазой блондинке с чеканными чертами высокородной патрицианки, излучающими поистине классическую надменность. Никаких признаков слез, никаких следов перенесенного поражения. Тут и спрашивать было нечего, Пауль сразу опознал ее – принцесса самых высоких королевских кровей, дочь Правящего Дома, Бене Гессерит, все всякого сомнения, получившая великолепную подготовку. Лицо, которое многое множество раз глядело на него из будущего: Ирулан.
Вот он – мой ключ. По сбившейся толпе гостей‑пленников прошло движение. Показалась знакомая фигура: Суфир Хават – знакомый шрам на пол‑лица, испятнанные губы, морщины, сутулые плечи – знаки подошедшей старости, ослабившей тело бойца… – Ага, вот и Хават, – негромко сказал Пауль. – Не держите его, Гурни. – Милорд?.. – переспросил Гурни. – Не держите его, – повторил Пауль. Гурни кивнул. Копье фримена поднялось и опустилось за спиной неловко шагнувшего вперед Хавата. Покрытые сеткой склеротических жилок слезящиеся глаза изучали Пауля, оценивали его. Пауль тоже сделал шаг навстречу – и сразу почувствовал напряженное ожидание среди людей Императора. Хават посмотрел на Джессику. – Леди Джессика, – проговорил он, – лишь сегодня узнал я, как был неправ и несправедлив к вам. Вам не нужно прощать меня… Пауль ждал – но его мать молчала. – Суфир, дружище, – сказал он, – сам видишь, я не поворачиваюсь спиной к двери! – Во Вселенной слишком много дверей, – серьезно ответил Хават. – Разве я не сын своего отца? – спросил Пауль. – Скорее уж ты похож на отпрыска своего деда, – хриплым, стариковским голосом ответил Хават. – Что вся манера, что взгляд… – Но я – сын своего отца, – возразил Пауль. – И вот я говорю тебе: ты можешь потребовать в уплату за долгие годы верной службы нашему Дому все, что ты только можешь пожелать. Все. Абсолютно все, Суфир. Тебе нужна моя жизнь, Суфир?.. Она твоя, бери. – Пауль шагнул вперед, не поднимая рук. Он видел, как понимание загорается в глазах Хавата. Он понял, что я знаю об измене, подумал Пауль. И он понизил голос так, чтобы его слышал один лишь Хават: – Суфир, я говорю правду. Если ты хочешь убить меня – рази… – Все, чего я желал, мой герцог, – это лишь хоть раз вновь встать подле тебя, – промолвил Хават. И лишь в этот миг Пауль почувствовал, какое усилие требовалось старику, чтобы не упасть. Пауль подхватил Суфира под плечи, поддержал его, чувствуя, как дрожат мышцы под его ладонями.
– Тебе очень больно, друг мой? – спросил Пауль. – Больно, мой герцог, – признался Хават. – Но мне теперь хорошо… – Он полуобернулся в объятиях Пауля, протянул руку в сторону Императора – ладонью вверх, показывая крохотную иглу, зажатую меж пальцев. – Видите, Ваше Величество? – воскликнул он. – Видите эту предательскую иглу? Да неужто вы хоть на миг подумали, что я, который отдал всю свою жизнь служению Дому Атрейдес, теперь дал бы ему меньше?! Пауль пошатнулся – старик обмяк в его руках. Пауль узнал тяжесть смерти: в том нельзя было ошибиться, чувствуя, как обвисает безвольное, быстро тяжелеющее тело. Пауль бережно опустил Хавата на пол, выпрямился и жестом велел своей охране унести тело. Пока его приказ выполнялся, мертвая тишина навалилась на зал. Теперь на лице Императора появилось выражение страха. Он ждал смерти; ужас наполнил его глаза, никогда прежде не знавшие этой эмоции. – Ваше Величество… – проговорил Пауль и заметил, как напряглось в изумленном внимании лицо принцессы. Его слова были произнесены так, как умели лишь знающие Путь Бене Гессерит, со сложными атоналями, наполнившие титулование бесконечным презрением. Действительно – настоящее гессеритское воспитание. Император откашлялся и произнес: – Быть может, мой уважаемый родич полагает, что держит теперь все в своих руках?.. Но большего заблуждения, право, быть не может. Вы же нарушили Конвенцию, применив ядерное оружие против… – Против естественных деталей рельефа, – любезно объяснил Пауль. – Скалы преграждали мне путь – а я спешил на встречу с вами, Ваше Величество, – дабы получить от вас объяснения относительно некоторых ваших действий. – В эту минуту, – холодно сказал Император, – на орбите Арракиса находится мощная армада – объединенная армада Великих Домов. И стоит мне сказать одно лишь слово, как… – Ах да, – вспомнил Пауль, – чуть было не забыл о них… – Он поискал глазами в императорской свите, нашел двоих гильдиеров и негромко сказал в сторону, обращаясь к Гурни: – Это вот и есть агенты Гильдии – два жирных типа в сером?
– Да, милорд. – Ага. Ну вы, оба, – палец Пауля уперся в гильдиеров, – быстро убирайтесь отсюда и передайте, чтобы этот ваш флот летел восвояси. Засим будете ждать моего разрешения, прежде чем… – Гильдия не подчиняется твоим приказам! – рявкнул более высокий гильдиер. Он и его товарищ протолкались к барьеру из копий – по кивку Пауля эти копья поднялись. Двое в сером выступили за кольцо охраны, высокий поднял руку и объявил: – Я полагаю, вы заработали эмбарго своим… – Если я услышу от любого из вас еще хоть одну глупость, – ледяным голосом сказал Пауль, – я отдам приказ, который остановит добычу Пряности на Арракисе… навсегда. – Вы с ума сошли?! – проговорил, отступая, потрясенный гильдиер. – Стало быть, вы понимаете, что я в состоянии осуществить эту угрозу? – спросил Пауль. Гильдиер несколько мгновений смотрел в пространство, наконец он встряхнулся и ответил: – Да, вы в состоянии это сделать… но вы не должны. – А‑а‑ахх… – протянул Пауль и кивнул: – Вы ведь оба – Гильд‑навигаторы, не так ли? – Да! Низенький гильдиер проговорил: – Вы тогда ослепите и себя самого – а нас всех обречете на медленную смерть. Да вы представляете себе, что это такое – лишиться Пряности, когда привычка приобретена? – Око, взирающее в будущее и выбирающее верный курс, закроется навеки, – задумчиво произнес Пауль. – Гильдия погибнет. Человечество превратится в крохотные изолированные общины – островки в океане пустоты… Знаете, а ведь я мог бы сделать это реальностью из простой прихоти… или, скажем, от скуки. – Может быть, обсудим этот вопрос наедине, – поспешно предложил высокий гильдиер. – Я уверен, что мы в состоянии найти компромисс, который… – Передайте своим людям на орбите, – перебил Пауль, – пусть убираются. Мне надоели эти бессмысленные препирательства. Так вот: если флот немедленно не покинет орбиту Арракиса, нам просто не о чем будет говорить… – Он кивнул на своих связистов у стены. – Можете воспользоваться нашей аппаратурой. – Но сначала мы должны обсудить это! – запротестовал высокий. – Не можем же мы просто… – Выполняйте! – рявкнул Пауль. – Власть уничтожить нечто есть подлинный и абсолютный контроль над ним… Ты же признал, что я обладаю такой властью. Поэтому мы не станем ничего обсуждать, и я не собираюсь идти на какие‑либо компромиссы. Вы будете исполнять то, что я велю, – или испытаете немедленные последствия неповиновения. – Он сделает это!.. – пробормотал низенький гильдиер. И Пауль увидел, как ужас объял обоих. Агенты Гильдии медленно пошли к аппаратуре связи. – Они подчинятся? – негромко спросил Гурни. – Они способны видеть будущее, хотя и очень ограниченно – только прямо перед собой, – ответил Пауль. – И глядя вперед, видят лишь глухую стену, которая встанет перед ними в случае – неповиновения. И каждый Гильд‑навигатор в каждом из кораблей над нами видит ту же стену… Они подчинятся. Пауль обернулся к Императору: – Когда вам позволили занять трон вашего отца, единственным условием было, чтобы поток Пряности не иссякал. Вы обманули их ожидания, Ваше Величество. Вы догадываетесь о последствиях?.. – Мне никто не позволял занять… – Хватит валять дурака! – рявкнул Пауль. – Гильдия – та же деревня на реке: им нужна вода, но они могут лишь взять из реки столько, сколько в состоянии потребить, и не больше; перегородить реку и полностью контролировать ее они не могут – тогда все заметят, что они берут у реки, и рано или поздно это приведет к катастрофе. Поток Пряности – вот река Гильдии, а плотину на ней возвел я. Но такую плотину, какую нельзя разрушить, не уничтожив реку. Император растерянно провел рукой по рыжим волосам, посмотрел на спины гильдиеров. – Даже ваша Правдовидица, ваша гессеритка – и та трепещет, – сказал Пауль. – Есть множество других ядов, пригодных для дел Преподобных Матерей, но – после того, как в игру включаются Пряность и меланжевый ликер, – все они теряют силу. Старуха плотнее запахнула свои бесформенные черные одежды и выбралась из толпы к самому частоколу федайкинских копий. – Приветствую Преподобную Мать Гайю‑Елену Мохийям, – проговорил Пауль. – Давно же мы не встречались – помните Каладан? Та посмотрела мимо него на его мать: – Да, Джессика, я вижу, что твой сын – это и вправду Он. За это тебе простится даже твоя мерзостная дочь. Пауль подавил приступ холодной ярости и внешне спокойно одернул старуху: – У тебя нет и никогда не было права прощать что‑либо моей матери! Старуха вперила в него глаза, встретив жесткий взгляд. – Что ж, попробуй на мне свои трюки, старая ведьма! – сказал Пауль. – Ну, где твой гом джаббар? Попытайся взглянуть туда, куда ты не осмеливаешься смотреть, – и ты увидишь там меня! Я буду смотреть на тебя оттуда. Старуха опустила глаза. – Или тебе нечего мне сказать? – сурово спросил Пауль. – Я ведь первой засвидетельствовала, что ты человек, – пробормотала она. – Не забудь этого… не запачкай память об этом… Пауль возвысил голос: – Посмотрите на нее, друзья! Вот перед вами Преподобная Мать Бене Гессерит, терпеливая в долгом деле. Она и ее сестры ждали – ждали девяносто поколений, чтобы гены сложились в должную комбинацию, которая в сочетании с определенными условиями породила бы того единственного человека, вокруг которого строились их планы… Смотрите, смотрите! Теперь она знает – девяносто соитий породили этого человека. И вот он – я… однако… я… никогда… не стану… делать… того, что нужно ей! – Джессика! – завопила старуха. – Вели ему замолчать! – Сама вели, попробуй, – ответила Джессика. Пауль бросил на старую Преподобную Мать яростный взгляд. – За ту роль, которую ты сыграла во всем этом, – сказал он, – я бы охотно велел тебя удавить… И ты никак мне не помешала бы! – добавил он резко, видя, как она закаменела от ярости. – Но, по‑моему, куда лучшим наказанием будет, если я оставлю тебя доживать твои годы без возможности коснуться меня или хоть в чем‑то склонить на выполнение ваших планов!.. – Джессика, что ты наделала?! – простонала старая Правдовидица. – В одном вам не откажешь, – продолжал Пауль. – Вы увидели часть того, что необходимо расе… но как плохо увидели вы это! Вы думаете контролировать генетику расы скрещиванием и отбором немногих «лучших», согласно вашему «основному плану»! Как же мало вы понимаете… – Ты не смеешь говорить о подобных вещах! – прошипела старуха. – Молчать! – рявкнул Пауль, и это короткое слово, казалось, материализовалось в нечто плотное, метнувшееся в воздухе от него к Преподобной Матери, и это «нечто» было послушно воле Пауля. Старуха отшатнулась, почти упав на руки стоявших позади. Ее лицо потеряло всякое выражение и побелело от силы полученного психического удара. – Джессика, – прошипела она. – Джессика… – Я запомнил твой гом джаббар, – сказал Пауль. – Помни и ты: одним лишь словом я могу убить тебя! Фримены в зале понимающе переглянулись. Разве не говорила легенда: «И слово его будет нести смерть и гибель вечную всякому, кто пойдет против дела праведных»? Теперь Пауль повернулся к высокой принцессе, стоящей подле своего венценосного отца. Не сводя с нее взгляда, он обратился к Императору: – Ваше Величество, мы с вами оба знаем выход из создавшейся ситуации… Император метнул взгляд на дочь и воззрился на Пауля. – И ты смеешь?.. Ты! Авантюрист без рода и племени, никто, выскочка из дикой… – Вы уже признали меня своим «уважаемым родичем»… Так что довольно вздора. – Я твой государь, – напомнил Император. Пауль взглянул на гильдиеров – те стояли теперь у передатчика лицом к нему. Один из них кивнул Паулю. – Я ведь могу и заставить, – заметил Пауль. – Но ты… вы… не осмелитесь! – как‑то скрежещуще сказал Император. Пауль только молча смотрел на него. Принцесса коснулась руки отца. – Отец, – проговорила она шелковисто‑мягким, успокаивающим голосом. – Не пробуй на мне свои штучки, – буркнул Император и посмотрел на нее. – Тебе не нужно делать это, дочь. У нас есть еще ресурсы, которые… – Но этот человек достоин быть твоим сыном, – сказала принцесса. Старая Преподобная Мать, к которой вернулось самообладание, низко склонилась к Императору и зашептала на ухо. – Она просит за тебя, – заметила Джессика. Пауль все смотрел на золотоволосую принцессу. Тихо он спросил у матери: – Это ведь Ирулан, старшая, да? – Да. Чани приблизилась к Паулю с другой стороны, спросила: – Ты хочешь, чтобы я ушла, Муад'Диб? Он взглянул на нее: – Ушла? Я больше никогда не отпущу тебя от себя. – Но… нас ничто не связывает… больше. Несколько долгих мгновений он смотрел на нее… наконец сказал: – Всегда говори мне только правду, моя Сихайя. – Она хотела ответить, но он приложил палец к ее губам. – То, что нас связывает, никогда и никому не порвать, – прошептал он. – А теперь, прошу, смотри внимательно – я хочу после увидеть все твоими глазами. Все это время Император и его Правдовидица тихо, но горячо спорили о чем‑то. Пауль обратился к матери: – Она напоминает ему, что в их соглашение входило посадить на трон дочь Бене Гессерит и они готовили к этому именно Ирулан. – Они так планировали? – удивилась Джессика. – А разве это не очевидно? – пожал плечами Пауль. – Я‑то вижу это, – фыркнула Джессика. – И мой вопрос должен был только напомнить тебе, что не тебе учить меня тому что ты узнал от меня же! Пауль искоса глянул на нее, заметил холодную улыбку на ее губах и отвернулся. Гурни Халлек склонился между ними: – Позвольте напомнить, милорд… в этой компании есть один из Харконненов. – Он кивнул на темноволосого Фейд‑Рауту, прижатого к барьеру из копий. – Вон, видите, тот косоглазый, слева. В жизни не видел более злодейской рожи! А ведь вы обещали мне как‑то… – Спасибо, Гурни, – кивнул Пауль. – Это на‑барон… то есть теперь, когда старый Харконнен умер, уже барон, – добавил Гурни. – И он вполне сойдет для меня… – А ты с ним справишься, Гурни? – Милорд шутить изволит!.. – Пожалуй, Император уже достаточно долго спорит со старой ведьмой – как думаешь, мать? – Вполне, – кивнула та. Пауль громко обратился к Императору: – Ваше Величество, мне кажется, среди ваших людей есть Харконнен? Император повернулся к нему с поистине королевским высокомерием. – Я полагал, что мое окружение находится под защитой вашего слова, герцог, – произнес он. – Я хотел лишь уточнить, – ответил Пауль. – Мне интересно, входит ли Харконнен официально в вашу свиту или же из трусости прячется за ее спины? Император улыбнулся, словно прикидывая что‑то. – Всякий, допущенный к моей особе, становится членом моей свиты. – Итак, у вас есть герцогское слово, – подтвердил Пауль, – но Муад'Диб – это дело совсем другое. Он может и не согласиться с вашим определением свиты… Дело в том, что мой друг Гурни Халлек хотел бы убить одного их Харконненов. И если он… – Канли! – крикнул Фейд‑Раута, наваливаясь на охрану. – Это твой отец объявил эту вендетту, Атрейдес! Ты называешь меня трусом, а сам прячешься за своих женщин и хочешь выставить против меня своего слугу! Старая Правдовидица начала было шептать что‑то на ухо Императору, но тот оттолкнул ее: – Канли, вот как? У канли есть свои, и весьма строгие, правила! – Пауль, прекрати это! – сказала Джессика. – Милорд, – взмолился Гурни, – вы же обещали мне, что придет день и я отомщу Харконненам! – Ты уже отомстил им сегодня, – возразил Пауль, чувствуя охватывающую его отрешенность. Он откинул капюшон, сбросил бурнус и передал его матери вместе с поясом и крисом; принялся расстегивать дистикомб. Вся Вселенная сошлась в фокусе на этой точке и этой минуте. – Это излишне, Пауль, – сказал Джессика. – Есть и более простые способы… Пауль стянул дистикомб, вытянул крис из ножен в руках матери. – Знаю, – спокойно ответил он. – Яд, асассин… любое из добрых старых средств. – Но вы обещали мне Харконнена! – прошипел Гурни, и Пауль увидел бешенство в глазах старика и то, как набух и натянулся шрам от чернильника. – Вы должны мне его, милорд. – Разве ты пострадал от них больше, чем я? – спросил Пауль. – Моя сестра, – прохрипел Гурни. – Годы, которые я провел в рабстве… – Мой отец, – ответил Пауль. – Мои добрые друзья и соратники. Суфир Хават и Дункан Айдахо, годы в изгнании – без титула, без помощи… и еще: теперь это уже канли, и ты не хуже меня знаешь законы вендетты. Плечи Халлека поникли. – Милорд, если эта свинья… он же не более чем скотина, которую вы бы просто пнули ногой, прогоняя с дороги, и затем сменили бы оскверненную обувь… Считайте меня палачом, если иначе нельзя, позвольте мне сделать это – но только сами не… – Муад'Дибу не нужно делать этого, – согласилась Чани. Он взглянул на нее и увидел страх в ее глазах. – Но герцог Пауль Атрейдес должен сделать это, – сказал он. – Это же харконненская скотина! – прохрипел Гурни. Пауль мгновение колебался – не открыть ли ему, что и он тоже имеет Харконненов среди своих предков. Но наткнулся на жесткий взгляд матери и сказал только: – Однако это существо, кем бы оно ни было, имеет внешность человека и, следовательно, достойно какого‑то человеческого отношения. Гурни скрипнул зубами: – Если он хотя бы пальцем… – Прошу тебя, держись в стороне, – сказал Пауль, взвесил крис на ладони и осторожно отодвинул Гурни с дороги. – Гурни! – Джессика коснулась руки Халлека. – В таком настроении он похож на своего деда. Не мешай ему – это единственное, чем ты можешь ему помочь. (И подумала: Великая Мать! Какая ирония судьбы!) Император изучал Фейд‑Рауту: массивные плечи, крепкие мышцы… Повернулся к Паулю – по‑юношески стройный, худощавый, гибкий, тело не такое – иссушенное, как у жителей Арракиса, но ребра хоть пересчитывай, бедра узкие, под кожей – ни капли жира, так что видно каждое движение мышц. Джессика склонилась к Паулю и сказала – так, чтобы слышал он один: – Одно слово, сын… Иногда Бене Гессерит особым образом обрабатывают опасных людей, внедряя в их подсознание кодовое слово при помощи обычных методов стимулирования‑наказания. Чаще всего это слово – «урошнор». Если и этого готовили так же – а я почти уверена в этом, – то, стоит ему услышать это слово и его мускулатура расслабится, тогда… – Не желаю никаких особых преимуществ над этим, – отрезал Пауль. – Дай мне пройти. Гурни обратился к Джессике: – Не пойму, зачем ему это? Уж не хочет ли, чтобы его убили и так сделаться мучеником и жертвой? Может, эти фрименские предрассудки вконец затуманили его разум?.. Джессика спрягала лицо в ладонях: она и сама не могла понять, почему Пауль так повел себя. Она чуяла витающую в воздухе смерть и догадывалась, что преображенный Пауль вполне способен и на такое… Все в ней поднялось на защиту сына, но сделать она ничего не могла. – Так что, предрассудки все‑таки? – настаивал Гурни. – Молчи, – одернула его Джессика. – Молчи и молись. Лица Императора коснулась мимолетная улыбка. – Если Фейд‑Раута… член моей свиты… согласен, – промолвил он, – я освобождаю его от всех и всяких ограничений и предоставляю ему самому решать, как поступать. – Он повел рукой в сторону федайкинов. – У кого‑то из вашего сброда сейчас мой пояс и короткий меч. Если Фейд‑Раута желает, он может сразиться с вами моим клинком… – Желаю, – отозвался Фейд‑Раута, и Пауль увидел на его лице нескрываемую злобную радость. Он чересчур самоуверен. Это преимущество я могу принять… – Подать меч Императора! – скомандовал Пауль. – Положите его на пол вон там… – Он показал ногой. – Отодвиньте весь этот императоров сброд к стене – дайте место Харконнену… Замелькали одежды, зашуршали шаги, зазвучали негромкие команды и протестующие возгласы – федайкины бросились исполнять приказ. Гильдиеры остались стоять у аппаратуры связи – они хмурились в явной нерешительности. Они привыкли смотреть в будущее, подумал Пауль. А в этом месте ив этом времени они слепы… как и я. И он взглянул туда, где дули ветры времени, взглянул и увидел вихрь; и око этой бури, центр ее, было именно здесь и теперь. Все, даже самые крошечные возможности обхода были закрыты; здесь лежал, готовый родиться, джихад; здесь таилось сознание расы, которое некогда он ощущал как собственное ужасное предназначение. Здесь было довольно причин, чтобы призвать Квисатц Хадераха или Лисан аль‑Гаиба или даже обратиться к половинчатым, колченогим планам Бене Гессерит… Человеческая раса осознала, что впала в спячку, увидела, что застой затянул ее, и стремилась теперь навстречу буре, зная, что она перетрясет и перемешает застоявшиеся гены и позволит выжить лишь сильным, родившимся от удачных комбинаций… В этот миг все человечество было словно единым организмом, охваченным почти сексуальным жаром – жаром, перед которым не могли бы устоять никакие преграды. И Пауль увидел, как жалки и беспомощны были любые его потуги изменить хоть что‑то. Он‑то надеялся побороть джихад внутри себя – но джихад неминуем. Даже и без него ринутся с Арракиса его легионы. Все, что им требуется, – легенда, а он уже стал легендой. Он указал им путь, он дал им оружие, которое сделало их сильнее даже самой Гильдии – Гильдия не могла существовать без Пряности… Его охватила горечь поражения. И сквозь отчаяние он увидел, что Фейд‑Раута уже освобождается от рваного мундира, оставшись в фехтовальных шортах с широким кольчужным поясом. Вот он, кульминационный пункт. Здесь, сейчас, после этой битвы разойдутся тучи, закрывающие будущее. Разойдутся, озаренные лучами славы… Если я погибну здесь – они скажут, что я принес себя в жертву, чтобы мой дух повел их. Если же я уцелею – скажут, что никто и ничто, не может противостоять Муад'Дибу. – Готов ли Атрейдес? – вопросил Фейд‑Раута, согласно древнему ритуалу канли. Но Пауль предпочел ответить ему по‑фрименски: – Да треснет и расщепится твой клинок! – и ткнул в меч Императора на полу, жестом предлагая противнику подойти и взять его. Не отводя глаз от Пауля, Фейд‑Раута подобрал меч – вернее, большой нож, – взвесил его в руке, чтобы примериться к весу и балансировке. В нем бурлило волнение. Вот схватка, о которой он мечтал: мужчина против мужчины, умение против умения, и никаких щитов! Он уже видел перед собой дорогу к власти. Император наверняка вознаградит того, кто прикончит беспокойного смутьяна герцога! Может быть, наградой станет эта его гордячка‑дочь и какая‑то доля власти. А герцог, деревенщина, авантюрист с задворок Галактики, уж конечно, не соперник Харконнену, обученному тысячам уловок и приемов в тысячах же боев на гладиаторской арене. А этот мужлан, разумеется, и не догадывается, что в бою его встретит не только нож. Ну‑ка, посмотрим, спасешься ли ты от яда! – весело подумал Фейд‑Раута. Он отсалютовал Паулю императорским клинком и произнес: – Готовься к смерти, глупец! – Начнем, кузен? – спросил Пауль и мягко, по‑кошачьи, двинулся вперед, не отводя взгляда от клинка противника. Он шел, пригнувшись в низкой стойке, и молочно‑белый крис казался продолжением его руки. Они кружили подле друг друга, и под босыми ногами шуршал песок на каменном полу. – Ах, как ты чудно танцуешь, – издевательски произнес Фейд‑Раута. Он болтлив, подумал Пауль. Еще одна слабость. Перед молчащим противником он начинает нервничать. – Надеюсь, ты получил отпущение грехов? – усмехнулся Фейд‑Раута. Но Пауль по‑прежнему кружил в полном молчании. А старая Преподобная Мать, наблюдавшая, за поединком от стены, куда согнали императорскую свиту, чувствовала, как ее трясет. Юный Атрейдес назвал Харконнена «кузен» – это могло значить лишь одно: он знал об их родстве. Это как раз понять несложно, он же Квисатц Хадерах… Но эти слова приковали ее внимание к тому единственному обстоятельству, которое имело сейчас для нее значение. Могла погибнуть вся генетическая программа Бене Гессерит! Она увидела часть того, что видел Пауль: Фейд‑Раута может убить, но не победить. Но была и вторая мысль, которая едва не свалила ее с ног. В смертельном поединке – возможно, в поединке, который закончится гибелью обоих, – сошлись двое, бывшие конечными звеньями в долгой и дорогой программе. И если погибнут оба – останется лишь бастард, незаконнорожденная дочь Фейд‑Рауты, еще совсем младенец, и эта мерзостная Алия, ребенок‑монстр… – А то, может, у вас тут есть только дикие языческие обряды? – язвительно спросил Фейд‑Раута. – Хочешь, Правдовидица Императора приготовит твой дух к дальнему пути? Пауль только улыбнулся. Он был полностью наготове, вытеснив все посторонние мысли, и крадучись шел вправо. Фейд‑Раута прыгнул, сделав выпад правой рукой, – но в момент прыжка клинок, сверкнув в воздухе, мгновенно перелетел в левую руку.
Дата добавления: 2015-05-08; Просмотров: 222; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |