Маршрутка 4 страница

– Это наша маршрутка! – подсказал Витя. – Побежали?..

– Давай, – кивнул Нича и ринулся на звук.

Выбежав на проспект, он остановился и снова завертел головой. Улица была абсолютно пустынной, не считая тяжело дышащего за спиной Виктора. Звук автомобильного мотора плавал в воздухе, словно в вязком киселе, где‑то совсем рядом. Но уловить, где именно, было очень трудно; звук отражался от зданий, отражения отражались еще раз, и еще, и еще – и так, медленно затухая, почти до бесконечности. Ниче уже стало казаться, что целый автопарк устроил гонки по дворам города, избегая встречи с ними.

И тут заорал Виктор:

– Да вон же она, вон!

Нича обернулся. Маршрутка неслась по перпендикулярной проспекту улице. Именно неслась. На совершенно дикой скорости. И когда пересекла проспект в паре десятков метров от них, Нича не успел разглядеть, находился ли кто‑то в салоне. Правда, ему показалось, что перед глазами мелькнуло что‑то рыжее, но и сама машина была такого же цвета, так что ошибиться было просто.

– Попробуй тут догони!.. – проворчал Витя.

Нича тоже понял, что догнать автобус вряд ли удастся. Да и зачем, собственно? Ну, догонят они его – чисто гипотетически, – ну, окажется, что в нем недавняя «покойница» катается – что само по себе странно, – а дальше‑то что?..

Додумать ему не удалось. Теперь оранжевое пятно мелькнуло слева, в глубине проспекта. Разумеется, это была «их» маршрутка. Дико завывая двигателем, словно гоночный болид, она стремительно приближалась к ним. Нича непроизвольно отступил назад. Маршрутка пронеслась совсем рядом, обдав их с Виктором волной теплого воздуха. Перед Ничиными глазами промелькнула большая цифра «6» на стекле автобуса. От скорости она смазалась, и зрение восприняло ее как ряд шестерок… «Вот уж воистину!..» – подумалось Ниче. А еще – ему опять показалось, что за окнами микроавтобуса он заметил что‑то рыжее. Но ведь «покойница» не была рыжей! Это… Это Соня рыжая!..

Мысль вспыхнула в мозгу, но не успела сформироваться. Маршрутка возвращалась. А слева… Слева, откуда она только что ехала, тоже несся автобус! Оранжевый. С цифрой «6» в нижнем углу лобового стекла. Эта маршрутка ехала медленней, и Нича решил во что бы то ни стало рассмотреть, кто находится в салоне. И кто сидит за рулем – тоже.

Промелькнула оранжевой молнией та маршрутка, что мчалась справа. Теперь и «левая» была совсем рядом… И тут закричал Виктор:

– Вон еще одна! И еще!..

Оранжевые маршрутки неслись теперь отовсюду. Выруливали с улиц и подворотен, катились и летели по проспекту, наполняя беззвучный доселе город ревом и воем. В тех, что ехали медленней, Нича успел рассмотреть водителей и пассажиров. Водителем везде был… он сам!.. А пассажирами… Пассажирами, точнее, пассажирками была Соня. Десятки, сотни Сонь мелькали теперь у него перед глазами в оранжевых автобусах. И везде они спали.

– Что это за хрень?! – пытаясь переорать дикий шум моторов, вцепился в Ничин рукав Витя.

– Откуда я знаю! – крикнул в ответ Нича, выдернув из пальцев Виктора руку.

На самом деле он знал. Точнее, догадывался. Соне нельзя было засыпать здесь, в «декорациях». Ведь эти декорации кто‑то сейчас творил. А кто‑то еще в этот же момент работал с ними на других уровнях. Не предполагая в них, конечно же, никакого «мусора». Но «мусор», то есть все они, случайные персонажи чужой пьесы, – это еще полбеды. Хуже было то, что в декорациях оказался и чужой режиссер – спящая Соня! Ведь ей тоже что‑то снилось, и Нича даже предполагал, что именно: Соня наверняка пыталась как‑то исправить ситуацию. Но ведь она сама говорила, что в снах нельзя что‑то менять, их нужно просто смотреть. А тут… Тут теперь такая каша заварилась! В чьих‑то снах присутствует кто‑то, кто видит совсем другие сны, да еще и пытается их изменить. А ведь еще неизвестно, как сказывается на «снотворении мира» присутствие в декорациях «инородных тел»… Труп, похоже, «снотворителям» удалось отсюда убрать. А вот с живыми получается вообще невесть что. Тем более когда один из живых – такой же, как они…

Возможно, сейчас происходит нечто подобное тому, что кому‑то снится, что Соне снится, что она едет в маршрутке и ей снится, что кому‑то снится, что Соне снится, что она едет в маршрутке… И так далее по кругу и бесконечности! Или вообще Сонины сны «привязаны» совсем к другому месту. Получается примерно так, что она играет в компьютерную игру по карте совсем от другой игры. Что при этом происходит – трудно даже предположить!

Голова у Ничи пошла кругом. Он попытался представить, каково сейчас тем «снотворителям», что заняты исправлением этого «сбоя». Все они спят, но сон почти каждого – болезнен и беспокоен. Кто‑то мечется, многих ломает и крутит… Кто знает, что происходит при этом с остальным, «окончательным» миром?

Он понимал, что истины ему не постичь никогда. Да и какая может быть истина в хаосе? В программной ошибке, компьютерном сбое, наркотическом глюке? Он знал только одно: Соне нельзя здесь спать!

– Бежим назад!.. – заорал он прямо в ухо Виктору.

* * *

Соню он даже не стал будить. Лишь обернул покрывалом, на котором она лежала, и сгреб в охапку. Девушка на миг приоткрыла глаза, брызнув на Ничу небесной синевой:

– Что случилось? Мы приехали?..

– Спи, Нормалек. Все…

– Ничо так?.. – улыбнулась Соня, вновь закрывая глаза.

– Ага, ничо.

Витя оставался на улице. Едва Нича с дорогой ношей выбежал из подъезда, парень замахал руками:

– Она тут!.. – Увидел спящую Соню, ойкнул, и зашипел, как раскаленная сковородка под струей воды: – Маршрутка тут! На месте! Я даже не заметил, как и когда…

– Не важно, – перебил его Нича. – Это хорошо, что она снова здесь. Значит, мы все делаем правильно.

Он быстро подошел к автобусу, машинально отметив, что тот не выглядит больше новеньким и сверкающим. Почему‑то это тоже показалось ему добрым знаком.

Нича, согнувшись, боясь потревожить Соню, осторожно забрался в салон. Уложил спящую девушку на заднем сиденье и сказал взбирающемуся следом Вите:

– Сядь с ней рядом. Придерживай, если что. На сей раз я буду ехать быстро.

– А… куда?..

– Посмотрим, – ответил Нича и быстро покинул салон. Он хотел ответить: «Домой», но очень боялся сглазить. Рассказывать же Виктору о своих догадках и предположениях казалось и вовсе глупым. Ну почему он решил, что если вернется сейчас на место аварии, если промчится там же, где они ехали утром в момент столкновения, то «КАМАЗ» – или что там было? – вынырнет снова, и все повторится – только с более счастливым исходом? Почему он так верит, что кто‑то сверхумный и всемогущий решает сейчас их проблемы? Ответов у него не было. Была лишь дикая надежда и непонятная уверенность в своей правоте. Нича обошел маршрутку спереди, забрался на водительское место и завел двигатель.

* * *

Он и впрямь ехал быстро. В городе еще сдерживал себя, а как только вырулил на шоссе, ведущее к Фабрике, переключился на пятую передачу и вжал педаль газа, что называется, «до полика».

Никаких других маршруток ни в городе, ни на шоссе больше не было. Весь мир, во всяком случае – для Ничи, сосредоточился теперь только в этой. Оранжевой маршрутке номер шесть.

Стрелка спидометра подрагивала возле сотни. Медленно переползла к ста десяти, не останавливаясь, добралась до ста двадцати…

– Ничо так! Ничо… – пробормотал Нича, приближаясь к месту аварии. Ему захотелось зажмуриться – так реально представился мчавшийся навстречу самосвал. Но прошла секунда, другая, еще и еще одна, а ничего не происходило. Вот уже слева потянулись серые блоки гаражей, которые, он хорошо это помнил, находились куда дальше, чем точка их невероятного «перехода».

Проехав еще с полкилометра, Нича затормозил у отворотки. Влево уходила дорога к Фабрике, прямой путь вел к федеральной трассе на Санкт‑Петербург.

Выключив двигатель, Нича обнял баранку и опустил на руки голову. Что делать дальше, он не знал. И думать о чем‑либо расхотелось совершенно. Его охватило вдруг полное безразличие. Остаться навсегда в этом мире декораций было все равно что умереть. По крайней мере так ему в тот момент казалось. Правда, настоящая смерть несла в себе гораздо больше соблазнов: не нужно было дергаться, о чем‑то думать, что‑то решать.

В салоне кто‑то так громко зевнул, что Нича машинально поднял с баранки голову и обернулся. Сладко потягиваясь, Соня с улыбкой пропела:

– Ой, мальчики‑и‑и! Я сейчас такой сон видела‑а‑а!..

Впрочем, она тут же осеклась, быстро опустила руки, а умильное выражение лица сменилось на тревожно‑испуганное.

– Мне снилось море… – пробормотала Соня. – Как я, маленькая, купаюсь в нем с папой и мамой.

– Хороший сон, – удивленно глянул на девушку Нича. – Чего ты так испугалась‑то?

– Но я же… Я ведь никогда не вижу таких снов. Обычных снов, не связанных с… – Она запнулась и неопределенно мотнула головой.

Нича понял. И понял еще, что ничего теперь не понимает.

– Постой! Так ты не пыталась во сне все это исправить?..

– Нет, – виновато пожала плечами Соня. – Я ведь говорю, мне снился обычный сон. В нем я даже не думала, что со мной на самом деле.

– Ничо так! А откуда же тогда… – Нича сообразил, что девушки с ними не было, когда они с Виктором наблюдали «микроавтобусную какофонию», и пояснил: – Пока ты спала, мы видели в городе странные вещи.

– Какие? – испуганно спросила Соня.

– По улицам носилась наша маршрутка. Сначала одна, а потом их стало множество. И в каждой сидела ты. А за рулем был я. И мы подумали, что это ты пытаешься что‑то сделать, исправить всю эту хрень!.. – Нича в сердцах хлопнул по баранке, и машина недовольно пикнула.

– Нет, я ничего такого не делала, – совсем тихо сказала девушка и опустила голову. – Простите…

– Да, может, и делала, но не помнишь, – подал вдруг голос Витя. – Я читал, что, пока спишь, сон может несколько раз сниться. В какие‑то специальные периоды…

– Фазы, – подсказал Нича. – Есть фаза медленного сна, а есть – быстрого. Во время быстрого сны как раз и снятся.

– Вот‑вот! – подхватил Виктор. – А потом, когда медленная фаза наступает, то уже и не помнишь, что тебе снилось. Так что тебе могло до моря что угодно присниться.

– Тем более ты ненадолго просыпалась, – вспомнил Нича. – Так что море тебе уже точно после маршруток снилось.

– Не знаю, – задумалась Соня. – Обычно я всегда помню, что в таких снах происходит. Да я и говорила ведь, что это не просто сны. Вряд ли они как‑то с фазами связаны.

– Ничо так! Но точно ведь ты не уверена?

– Не уверена.

– Да какая теперь разница! – подскочил вдруг Виктор. – Уверена – не уверена, было – не было!.. Сейчас‑то мы что будем делать? – Он с вызовом глянул на Ничу: – Твой план, я смотрю, провалился?

– У тебя есть другой? – огрызнулся Нича.

– Не ссорьтесь, мальчики, не надо! – жалобно попросила Соня. – Давайте вместе подумаем, как нам быть.

– Да лучше уж не быть… – буркнул Нича, вспомнив свои недавние мысли.

– Не надо так, – нахмурилась девушка. – Сдаваться никогда не стоит. Мы живы, здоровы, голод и жажда нам не страшны. Да все нормалек, нам ничего не угрожает!

– Пока, – хмуро заметил Нича.

– Пусть даже пока, – кивнула Соня. – Значит, тем более надо пользоваться моментом и, пока нам ничего не угрожает, что‑то придумать и хотя бы попробовать сделать.

– Я уже попробовал…

– Коля, ну чего ты все ворчишь? – вскочила девушка. – Как дед старый: бу‑бу‑бу, бу‑бу‑бу!.. Ну, попробовал раз, ну, не получилось! И что ж теперь, сидеть сложа руки и на судьбу жаловаться?

– Можно еще разогнаться – и о стену! – хихикнул Виктор.

– Ничо так, это мысль, – поднял голову Нича.

– Прекратите же вы!.. – вспыхнула Соня, но Нича поспешил ее перебить:

– Да нет же, я серьезно. Ведь неизвестно, где мы на самом деле окажемся, «умерев» здесь. Но я полагаю, эту идею мы проверим в самую последнюю очередь.

– Может, ты и прав, – успокоилась девушка и вновь опустилась на сиденье. – Но сейчас мы этого делать точно не будем. Это уж действительно на самый крайний случай. Давайте думать, что делать сейчас.

– А давайте поедем куда‑нибудь подальше, – сказал Витя. – Может, это только здесь такая байда, а в других местах все нормально?

– Не думаю… – нахмурилась Соня, но идею Виктора поддержал Нича:

– А что нам мешает убедиться? Все лучше, чем просто так сидеть.

И, не дожидаясь ответа, он развернулся к баранке и повернул ключ в замке зажигания.

* * *

Выехав на федеральную трассу, Нича остановился. Посмотрел направо, налево. Куда ехать? Логичней казалось направо – ближайший город находился в той стороне, но Нича почему‑то повернул налево. Впрочем, самому‑то себе можно и признаться почему. Потому что ему стало страшно. Нича был почти уверен, что и соседний город тоже окажется пустым и мертвым. И тогда… Тогда – прощай, последняя надежда. Конечно же, раньше или позже с ней все равно придется распрощаться, но уж все‑таки пусть лучше позже. Хоть на чуть‑чуть! Хотя бы еще лишний час‑полтора потешить себя этим сладким, но капризным и ветреным чувством с женским именем, которое, привередничая, даже умереть стремится последним.

Соня и Виктор то ли не смотрели в окна, то ли им было все равно, куда ехать, но ни парень, ни девушка никак не прокомментировали Ничинин выбор. Что ж, решил он, поудобнее устраиваясь в кресле и расслабив пальцы, так что ладони теперь просто лежали на рулевом колесе, не сжимая его, – теперь можно и отдохнуть, просто покататься, наслаждаясь процессом.

Действительно, до этого Ниче приходилось водить этот несчастный микроавтобус только в экстренных случаях, когда деваться было некуда, как только сесть за руль – и гнать. Там уж было не до впечатлений от процесса езды. Теперь же можно было недостаток этих впечатлений восполнить. Что он и делал, сознательно не разгоняясь более восьмидесяти километров в час, чтобы продлить минуты удовольствия. Ибо некое внутреннее чувство упорно бубнило ему, что лафа скоро кончится.

Пока же за окном тянулись обычные, знакомые пейзажи. Леса, поля, перелески. Смотреть на все это было куда приятней, чем на безлюдные городские кварталы. На мгновения вообще забывалось, что с окружающим миром что‑то произошло. Но стоило взгляду вернуться к ленте шоссе – абсолютно пустой в такое‑то время суток! – как сразу все вспоминалось, и приходилось приложить усилия, чтобы не дать захлестнуть себя волне отчаяния.

Вскоре лес вокруг стал более густым и высоким, плотнее подступив к дороге. С одной стороны, это создавало некую иллюзию защиты, но в то же время навевало подспудную тревогу. Тем более еще через какое‑то время Ниче стало казаться, что с окружающим миром стало что‑то не так. Сперва он не мог понять, что именно, да, откровенно говоря, и боялся этого понимания, хоть и догадался уже, что безмятежности путешествия скоро наступит каюк.

Он и наступил, когда из салона послышался Сонин возглас:

– Смотрите, что это?!.

Нича сбросил скорость, подрулил к обочине и остановился. Скользнула мысль, что встать можно было и посреди шоссе, хоть на встречке, но мысль была бесполезной и мелкой, потому он выбросил ее из головы, обернулся в салон и переспросил Соню, уставившуюся в окно:

– Чего ты там увидела?

– Посмотри на деревья…

Нича повернул голову и глянул в лобовое стекло. Деревья как деревья!.. Разве что ветви и листья совершенно неподвижны, так это всего лишь из‑за отсутствия ветра.

– Нормальные дере… – начал он, вновь обернувшись в салон, но тут его взгляд проник за окно, в которое смотрели Соня и Виктор. – Ничо так! Что это за хрень еще?..

Деревья, которые по ходу движения казались совершенно обычными, с обратной стороны выглядели нарисованными! Причем зачастую условно, в виде торопливых штрихов и пятен. То же самое касалось травы и самого шоссе, которое возле микрушки было прорисовано еще более‑менее детально, а вот назад простиралось неаккуратной графитовой штриховкой.

Нича потянулся к дверной ручке, намереваясь выйти и, что называется, пощупать очередные чудеса. Но Соня, оторвавшись наконец от окна, заметила его движение и закричала:

– Не выходи! Не вздумай!

– Почему? Надо же посмотреть, что это такое…

– Зачем надо? – еще больше испугалась Соня. – Не надо. Совсем‑совсем не надо! Лучше давай поедем.

– Да почему не надо‑то? – взбунтовался Нича. – Если мы на все будем глаза закрывать, то и не поймем ничего!

– Мы и так не поймем. Только хуже себе можем сделать. Машину это шоссе держит – значит надо ехать. А человека – неизвестно еще, выдержит ли.

– Или выскочит из нарисованного леса ластик‑ужастик и сотрет тебя на фиг! – хохотнул Виктор.

Нича удивленно посмотрел на него: как же быстро адаптировался к чудесам парень! То чуть в обморок не падал от малейшей неожиданности, а теперь вон – и хохмить уже начал.

– Я на тебе сначала проверю, – сказал Нича, и даже Соня не поняла, пошутил он сейчас или нет. Витя же вообще моментально заткнулся.

– Может, поедем, Коля? – попросила Соня.

– Куда? – вздохнул Нича. – Назад? Вперед?

– Сначала вроде бы лес нормальным был…

– И что мы теперь, в лесу жить будем?

– Ну, давай тогда вперед.

Нича и дал бы. Но тут из леса вышел волк.

От неожиданности Геннадий Николаевич вздрогнул. Ну ведь не было никого рядом только что! Откуда этот кадр взялся, из‑под труб, что ли, вылез?

«Кадр» стоял, протянув к ним руку, словно просил милостыню. Но на нищего он похож не был. Впрочем, на того, кто мог бы вот так нагло указывать им, что делать, а что нет, – тоже. Хотя бы из‑за возраста; вряд ли этому белобрысому и розовощекому парню исполнилось тридцать. Другое дело, если бы он был в форме – тут уж на возраст не смотрят. Так нет же, одеждой «кадр» ничуть не отличался от массы прочих молодых людей: джинсы, клетчатая рубаха навыпуск, распахнутая кожаная жилетка, на шее – наушники от плеера.

Геннадий Николаевич уже набрал в грудь воздуха, чтобы порекомендовать парню, куда тому следует пойти, но его запястье вдруг крепко сжали пальцы Ненахова. С удивлением глянув на друга, он удивился еще больше: отставной полковник побледнел и принял позу, очень напоминающую стойку «смирно». Впрочем, в голосе его, когда он вложил в протянутую ладонь смятую пулю, подобострастия не ощущалось.

– Это важная улика. В маршрутку стреляли. По колесам. Потому она и…

– Мы уже поняли, – кивнул парень. – Спасибо за помощь. Но больше заниматься подобным не надо. Все необходимое мы сделаем сами.

– Разве мы вам мешаем? – спросил Ненахов.

– Пока нет, – выделив первое слово, ответил «кадр». – Но неужели вам, Игорь Степанович, следует объяснять, почему этого делать не стоит? Или вы сомневаетесь в нашей компетенции?

– Мы сомневаемся, что узнаем о результатах вашей работы, – не выдержал Геннадий Николаевич, догадавшись, в каком отделе кадров зарегистрирован данный «кадр». – А мне это не из простого любопытства нужно, у меня сын в том автобусе ехал.

– Нам это известно, – перевел на него взгляд парень. И во взгляде этом Бессонов не прочел ничего, кроме холодного равнодушия с примесью легкого раздражения. Будто комар возле его уха жужжит – не кусает, но неприятно.

– А что еще вам известно? Вы хоть что‑нибудь по существу сказать можете? Где пропавшие, что с ними? Хоть какие‑то гипотезы у вас имеются? – Геннадий Николаевич почувствовал, что начинает закипать. И он бы выложил этому розовощекому хлыщу все, что он думает о нем лично и о всей его конторе в общем, но Ненахов вновь крепко сжал его руку, да так, что стало по‑настоящему больно.

От парня это движение не ускользнуло. Он чуть прищурил глаза, дернул уголками губ и сказал по‑прежнему сухо и ровно:

– Гипотезы имеются. Они проверяются. Работа идет, не сомневайтесь. Сказать же до ее завершения я ничего не могу.

– Да вам и нечего сказать! Тоже мне, компетенцией хвастают, а сами важную улику проморгали… – Тут Геннадий Николаевич получил от Ненахова такой тычок в бок локтем, что только охнул и невольно замолчал.

– Прошу извинить, – чуть кивнул бывший полковник. – Сами понимаете…

– Понимаю. А вы все поняли?

– Не дурак.

– Вот и хорошо. – Парень повернулся, чтобы идти, но тут же обернулся к Геннадию Николаевичу: – Все, что мы узнаем по поводу Николая Бессонова, будет доведено до вашего сведения.

Геннадий Николаевич раздраженно мотнул головой, но «кадр» уже шагал к дороге, натягивая на затылок дужку наушников. Подождав, пока тот не вышел на шоссе, Бессонов обернулся к другу и задал риторический вопрос:

– Оттуда?

На удивление, Ненахов не кивнул, а ответил. Причем ответил не сразу и не совсем то, что ожидал от него Геннадий Николаевич.

– Ты понимаешь, какая штука, – пожевал губу отставной полковник, – я ведь и сам толком не знаю, кто он такой и откуда. Вроде бы и «оттуда», да не совсем. Нас, конечно, с их кадровым составом никто знакомить не собирался, но есть подозрения, что он у них не в штате. Вроде консультанта.

Бессонову сразу вспомнился булгаковский «консультант», и он подумал, что подобный кадр для данной организации пришелся бы весьма кстати. А вслух спросил:

– Чего ж ты ему тогда пулю отдал, если он никто в общем‑то?

– Да в том‑то и дело, что «кто». Очень даже «кто». Там к нему отношение особое…

– У тебя к нему – тоже, как я заметил, – усмехнулся Геннадий Николаевич. – Чуть ли не по стойке «смирно» вытянулся, только что честь не отдал. Хард‑рок, да и только!

– Привычка, – смутился Ненахов. – Просто мне приходилось с ним пару раз пересекаться по службе.

– Вот как? – удивился Бессонов. – Интересно, какие у тебя с подобным типом могли быть пересечения?

– У меня работа была такая, что с кем я только не пересекался. Но о наших с ним общих делах – извини, не могу. Да и не имеет это к нашему случаю никакого отношения, поверь мне.

– Как я понял, про «наш случай» ты мне теперь тоже посоветуешь забыть?

– Если честно, я бы посоветовал. Он прав, лучше, чем они, никто с этим не разберется. Тем более если и сам он этим занимается.

– Но?.. – прищурился Бессонов.

– Что «но»?

– Ты сказал, что «посоветовал бы». Следовательно, напрашивается и «но».

– Я смотрю, логика – твой конек, – буркнул Ненахов.

– Профессия обязывает. Так что там все‑таки с «но»?

– …Но я вижу, что тебя все равно не остановить, – выдохнул бывший полковник. – А без меня ты таких дров наломаешь!..

– Между прочим, пулю я нашел, – обиделся Геннадий Николаевич.

– Помню, помню, – вздохнул Ненахов. – Ладно, пошли к машине. Там подумаем, что нам дальше делать.

* * *

– У меня есть одна мысль, – сказал Геннадий Николаевич, устроившись в кресле «Волги».

– Тебе бы на моем месте надо было работать, – пробормотал Ненахов. – И улики ты быстрее меня находишь, и мысли имеешь…

– Мыслить мне и на своей работе приходится, – окинул Бессонов друга подозрительным взглядом. – А вот ты, я смотрю, к советам этого «консультанта» больше склоняешься.

– Да пойми ты, – раздраженно ответил тот, – такие люди зря словами не бросаются! Поэтому надо сто раз подумать, прежде чем что‑то делать.

– Так ты меня еще даже не выслушал!

– Хорошо, я слушаю. Извини.

– Вот смотри, – не стал больше корчить обиженного Бессонов, – погибших одиннадцать. Так?

– Так.

– А сколько всего мест в микроавтобусе?

– По‑разному бывает, – подумав, сказал Ненахов, – но именно в этом было шестнадцать: тринадцать в салоне, одно – водителя и два – справа от него.

– Вот! – поднял палец Геннадий Николаевич. – Значит, пропасть могли, включая Ничу, пять человек.

– Могли, – кивнул Ненахов. – А мог и только он один.

– Вряд ли, – помотал головой Бессонов. – Чтобы в утренние часы, когда все едут на работу, да еще на маршруте до Фабрики, оставалось четыре свободных места? Вряд ли. Ну, одно, ну, два, но чтобы четыре!..

– Ну, допустим. Куда ты клонишь?

– Так надо выяснить, кто еще пропал! – заморгал Геннадий Николаевич. – Неужели не ясно?

– А… зачем? – уставился на друга Ненахов. – Что это нам даст?

– Ну ты даешь!.. – округлил глаза Бессонов. – Придуряешься, что ли?

– Ничуть. Но ты вот поясни мне, дураку, как ты узнаешь, где сейчас находится автобус, если в нем ехали, кроме Николая, скажем, бухгалтер Мария Андреевна и слесарь дядя Петя?

– Ну, во‑первых, слесарь может автобус починить, если тот сломан, – буркнул Геннадий Николаевич, отводя взгляд.

– А бухгалтер – оценить затраты на ремонт, – усмехнулся бывший полковник.

– Ну, чего ты лыбишься?! – накинулся на друга Бессонов. – А если, например, выяснится, что один из пропавших числится в федеральном розыске за терроризм и похищение людей?

– Тогда расклад, конечно, немного иным будет, – вновь стал серьезным Ненахов. – Но это в любом случае не объяснит того, что микрушка растворилась в воздухе.

– А ты сам‑то в это веришь? То, что говорит единственный перепуганный очевидец, – это разве истина в последней инстанции? Ты же сам тогда сказал, что его показания больше на сказку похожи!

– Но куда ж она тогда делась? И, самое главное, как? Ведь после такой аварии она вряд ли бы с места тронулась!

– Нет, ну ты вроде как не в милиции работал, а в детском саду! – взмахнул руками Бессонов. – Ее могли взять на буксир, погрузить на эвакуатор! Как быстро гаишники на место аварии приехали?

– Минут через пятнадцать…

– Вот видишь! Да за это время можно было и трупы выгрузить, и маршрутку увезти, и подмести там все за ней, пропылесосить даже! Тем более авария была подстроена, что мы уже выяснили. Значит, к этому готовились и все нужное приготовили заранее.

– Но свидетель…

– Да что свидетель? Хард‑рок натуральный! Шок, бред, откровенное вранье… Перечислять дальше?

– Кто‑то бы еще обязательно увидел, как эти следы заметались.

– А кто говорит, что не видели? Только много ли желающих добровольно показания давать? А если, например, преступники были в милицейской форме, то и вообще никто бы не заподозрил неладного: люди свою работу делают.

– Все ты говоришь верно, все! – стукнул кулаком по колену Ненахов. – Но это только слова! Нужны доказательства. А доказательств нет. Эх, если бы хоть водителя самосвала мои ребята успели сразу допросить! Так он невменяемым был от шока. А потом… – Бывший полковник махнул рукой. И тут как раз зазвонил его мобильник.

Ненахов почти не говорил, только слушал, кивал головой и «дакал». Один раз спросил: «Кто именно?» и снова закивал. Потом убрал телефон в карман и повернулся к Бессонову.

– Стоило вспомнить!.. – пожевал он губу. – О водителе «КАМАЗА» есть сведения. Только они… неофициальные. Там личные отношения и все такое, так что имен я называть не буду. В общем, сотрудница больницы в частном разговоре одному из моих… в общем, сотруднику правоохранительных органов рассказала, что частично услышала беседу…

– Игорь! Ты на докладе у начальника, что ли? – не вытерпел Геннадий Николаевич. – Скажи по сути‑то, в чем дело?

– А по сути – «камазник» то же самое говорит, что и первый свидетель. Испарилась микрушка!..

– Бред!.. – замотал головой Бессонов. – Ну, бред же!

– Сейчас ты скажешь, что они сговорились, тоже были участниками общего заговора…

– Да уж проще поверить в это, чем в их показания! – фыркнул Геннадий Николаевич. – И вообще… Ты категорически настроен против моей идеи?

– Это ты о чем?

– Да насчет того, чтобы узнать, кто еще пропал.

– Ну, если тебе так неймется…

Ненахов снова достал телефон. Нажал пару кнопок, поднес трубку к уху, подождал. Потом кивнул невидимому собеседнику:

– Извини, забыл спросить. Кто‑нибудь обращался насчет пропажи людей? Ну, ты понял, в связи с чем… Да‑да, именно… Так… Да… И все?.. Диктуй. Нет, лучше скинь эсэмэской… Благодарю. До связи!

Он не стал убирать мобильник и сказал, в ожидании сообщения глядя на дисплей:

– Одно заявление есть. Девушка пропала, ее мать приходила. Точнее, не заявление даже, официально его лишь через трое суток после пропажи можно принять… Но там как раз мой знакомый сидел, которого я просил все по этому делу собирать. Короче, есть подозрение, что девушка именно в этой маршрутке ехала. Сейчас мне ее координаты скинут. Ага, вот как раз!..

Мобильник пикнул, и Ненахов щелкнул клавишей.

– Нормалева Зоя Ивановна, вот телефон и адрес.

– Это мать так зовут или девушку? – заглянул в дисплей телефона Бессонов.

– Да какая разница! Адрес у них один. И телефон, видишь, домашний. Звонить будем или сразу поедем?

* * *

Поехали сразу. Геннадий Николаевич отчего‑то побоялся звонить. Вдруг женщина откажется с ними встречаться или еще что‑нибудь… Даже соображение, что если она сама обратилась в милицию, то вряд ли станет избегать встречи, не убедило его поступить иначе. Да и Ненахов не спорил – ехать так ехать. Благо, городок небольшой, не стоверстовый крюк делать.

Дата добавления: 2015-05-08