Кодекс аргументатора 3 страница

В 30—40-е гг. происходило постепенное укоренение разговор­ных форм, а к концу 60-х—началу 70-х гг. новая норма уже упрочилась в литературном языке.

Замедленный (низкодинамический) тип эволюции можно про­иллюстрировать историей форм инфинитива некоторых глаголов на -нуть. Среди глаголов с формантом -стигнуть на протяжении уже двух веков (XIX и XX) употребляются два варианта: достигнуть — достичь, застигнуть — застичь, настигнуть — настичь, постиг­нуть — постичь. Несмотря на то что в наше время в разговорном языке явно предпочитается более короткий бессуфиксальный ва­риант (достичь, постичь, застичь, настичь), в письменном литера­турном языке встречаются оба варианта. Примеры на употребление вариантов с формантом -стигнуть: Она не удивлялась, не гневалась и не пыталась, подобно своим коллегам, постигнуть, сложную душу преступника (Ю. Нагибин. Как трудно быть учителем); Чего он обя­зан достигнуть? (В. Тендряков. Свидание с Нефертити).

Следует заметить, что между тремя рельефно выраженными типами эволюции нормы не существует абсолютных границ, име­ются и переходные формы, например, может наблюдаться умерен­ный характер эволюции, приближенный к ускоренному или, напро­тив, к замедленному типу.

Цель исследования закономерностей развития нормы обуслов­лена необходимостью теоретического решения ключевых вопросов формирования и осуществления научно обоснованной лингвисти­ческой политики.

Выбор рациональных нормативных решений не может осно­вываться только на интуиции лингвиста или простого носителя языка и его здравом смысле. Современные ортологические исследования нуждаются в систематически разработанных прогнозах. Прогнози­рование пороговых величин процессов развития нормы, знаменую­щих ее переломное изменение, — эти аспекты анализа связаны с представлением о продолжении в будущем тех тенденций, которые сложились в прошлом. Нормативно-целевой прогноз должен опи­раться на установленную систему активных показателей: важно предвидеть возможность их дальнейшего воздействия на общее течение языкового процесса.

Уже начиная с 50-х гг. в нашей стране разрабатывались осно­вы прогностики как научной дисциплины, которая изучает общие принципы и методы прогнозирования развития объектов любой природы. Термин «прогноз» вошел в научный обиход сравнительно недавно, но к понятию, им выражаемому, наука обращалась на про­тяжении длительной истории. В сборнике рекомендуемых терми­нов, изданном Комитетом научно-технической терминологии, пред­лагается следующее определение прогноза: «Научно обоснованное суждение о возможных состояниях объекта в будущем и(или) об альтернативных путях и сроках их осуществления» [33, 6]. Обычно прогноз носит вероятностный характер. Это значит, что всегда ос­тавляется возможность для сомнения. Важно все же, что позитив­ное прогностическое утверждение обладает определенной степе­нью достоверности. Оно тем более обоснованно и полно, чем надежнее и полнее исследование базового периода, прогнозного фона и всей совокупности условий, существенных для прогноза.

Существуют четыре метода лингвистического прогноза:

1) Метод исторической аналогии, который основан на установлении и использовании объекта прогнозирования с одинаковым по природе объектом, предшествовавшим в истории объекту исследования. Так, наплыв неумеренных заимствований в наше время нередко с нормативной точки зрения сопоставляют с 'аналогичным процессом во времена Петра I.

2) Экспертный метод прогнозирования, связанный с оценкой происходящих языковых процессов профессионалами и экспертами-лингвистами. Наиболее характерны в этом отношении экспертные оценки терминологических стандартов и широкая деятельность лингвистов, связанная с унификацией терминологии в производственной и научной сфере.

3) Метод, связанный с прогнозированием поведения системных единиц в тексте (на основе изучения законов порождения текста).

4) Метод перспективного прогноза нормы употребления языковых единиц на базе моделирования временных рядов.

Конкретный пример использования приема перспективного прогноза дает представление о прогнозе как о едином целостно-системном подходе к языку, основные звенья которого скреплены общей идеей. Поэтому этот метод необходимо проиллюстрировать более детально.

Сущность системного подхода особенно ярко обнаруживается в применении к явлениям грамматической вариантности. Сочета­ние «ошибочного» и «правильного» в употреблении языковых вари­антов, объективного и субъективного факторов, влияющих на это употребление, относительная автономность отдельных граммати­ческих категорий и пути взаимодействия категорий с грамматичес­кой подсистемой и системой в целом — все эти разносторонние аспекты процесса варьирования должны быть представлены в мо­дели системного прогноза. Поскольку лингвистический прогноз мыслится как важный ориентир в разработке определенных реше­ний, важно, чтобы в модели прогноза были отражены все основ­ные стороны наблюдаемого процесса. При этом оказываются важны­ми и внешние, и внутренние факторы. В прогностике их называют экзогенными показателями (вызываемыми внешними причинами) и эндогенными показателями (вызываемыми внутренними причинами). Так, к экзогенным показа­телям относится рост частоты употребления вариантов в связи с ак­туализацией инвариантной формы. Показатели, относящиеся к социо­лингвистическому аспекту речи, должны рассматриваться в тесной связи с факторами, внешними по отношению к языковой системе.

Структурные компоненты также составляют наиболее важную часть всей модели системного прогноза. Ниже помещено графическое изображение модели системного прогноза. При этом следует от­метить, что, поскольку системный прогноз можно корректировать в различных направлениях, схема, содержащая наиболее существен­ные компоненты, может видоизменяться в каждом конкретном слу­чае при непосредственном обращении к языковому материалу.

Одно из назначений модели — обнаружить зависимость (элас­тичность) показателей, динамика которых выявляется с помощью расчетов на основе экспериментальных наблюдений. Системная модель помогает выпукло показать сложившийся стереотип дина­мического равновесия взаимодействующих факторов, который ока­зывает влияние на ход варьирования, а тем самым и на характер выводов, заключающих экспериментальную работу.

На графике отражены, с одной стороны, варьирующиеся пере­менные, которые служат величинами, отправными для прогнозных расчетов. С другой стороны, в правой части графика помещены стабильные структурные показатели, которые влияют на динамику переменных величин. В левой части графика помещены статисти­ческие данные, полученные в результате проведенного экспери­мента. В целом схеме придан обобщенный характер.

В представленной схеме сочетаются количественный, качест­венный, семасеологический и структурный аспекты. Что касается «квантифицированной» части прогноза, количественно и хроноло­гически отнесенного к ближайшему периоду времени, — для него необходимо накопление необходимой статистической информации. Поскольку процесс эволюции литературной нормы идет сравни­тельно медленно, на первый взгляд, плавно и в одном направлении, целесообразным представляется обращение к традиционному, наи­более испытанному и разработанному приему перспективной экстра­поляции ряда численных значений показателя количественных со­отношений конкурирующих вариантов за определенный период времени. Тенденция изменений, выявленная в прошлом, будет дей­ствовать и в ближайшем будущем. Суждения о будущей литера­турной норме основаны на детальном исследовании ее прошлой эво­люции. По английской пословице — «грядущие события назад свою бросают тень».

Если каждую из клеток помещенной на с. 40 схемы заполнить конкретными показателями, на выходе будет получена прогнозная информация, которая позволит определить предпочтительность квалификационных характеристик.

Приведенная схема ориентирована на конкретный прогности­ческий анализ ряда грамматических явлений. Например, в этом отношении привлекала внимание подвижная, колеблющаяся норма употребления топонимов в современном литературном языке. Скло­нение топонимов представляет собой один из неустойчивых фраг­ментов грамматической системы. Как известно, топонимы состав­ляют достаточно крупный пласт наименований. Во второе издание «Словаря географических названий СССР» (М., 1983) включено бо­лее 17 000 названий, а в третьем издании «Словаря географических названий зарубежных стран» (М., 1986) содержится 40 000 на­званий. Поскольку пословной кодификации топонимов в наиболее известных нормативных словарях не проводится, в практике рабо­ты сектора культуры русской речи ИРЯ РАН приходится постоян­но сталкиваться с вопросами, касающимися грамматических ха­рактеристик топонимов. В частности, одним из наиболее спорных является вопрос о склоняемости или несклоняемости топонимов в сочетаниях с географическими терминами (типа в местечке Хан-сунг — в местечке Хансунге, из города Чан-лин-сянь — из города Чан-лин-сяня).

Тенденция развития нормы у вариантов этого типа проявля­лась в изменении количественных показателей, приуроченных к последовательно сменяющимся хронологическим периодам — на­чала XX в., середины XX в. и конца 60-х — начала 70-х гг. Однако «жизнь неуклонно транспонирует будущее в настоящее, настоя­щее — в прошедшее». На основе статистических данных, характе­ризующих употребление топонимов на протяжении всего шестиде­сятилетия, выделенная динамика нормы послужила фактической основой для построения прогнозной ретроспекции.

Вследствие большой инерционности лингвистических процес­сов в рамках относительно коротких временных интервалов (от де­сяти до тридцати лет) основное внимание приходится уделять вы­явлению общих тенденций эволюции нормы. Вместе с тем получен­ные итоги предшествующего исторического развития непосредст­венно ориентируют нас не только на современную норму и сущест­вующие формы ее воплощения. Тенденция изменений, выявленная в прошлом, может быть перенесена на будущее, при этом характе­ристика процесса исследования может принять и более конкретные очертания. Здесь важно подчеркнуть различие между прогнозом и тенденцией. Функция прогнозирования заключается в оценке кон­кретных реализаций изучаемых процессов в недалеком будущем. Тогда как тенденция есть не что иное, как преобладающее на­правление развития событий, некоторые общие закономерности эволюции. Прогнозируемая величина в конкретной форме характе­ризует результаты процесса, осуществляющегося в рамках дейст­вующей тенденции.

Выявленная существенная черта однонаправленности разви­тия находит свое яркое выражение в таком важном аспекте дина­мики нормы, который характеризуется понятием необратимости процесса. Несмотря на морфологическое своеобразие топонимики, ее современные грамматические свойства находятся в прямой за­висимости от состояния нормы в общеязыковой системе. Поэтому те грамматические формы, которые были нормативными в XVIII и XIX вв., в наши дни будут интерпретироваться как отклонения от современной нормы литературного языка. По существу, возврат к старым грамматическим нормам в современном литературном язы­ке невозможен. Ни один современный писатель не назвал бы свой рассказ так, как назвал его И. С. Тургенев в XIX в., — «Вечер в Сорренте»; тогда еще были употребительны склоняемые формы иноязычных топонимов на -о, -и. Теперь такие формы могут при­меняться только со специальным стилистическим заданием, а в ней­тральной строго нормативной речи склоняемость этих форм не ре­комендуется грамматикой.

На основе выявленных объективных характеристик даются четкие рекомендации в трудных случаях современного употребле­ния. Так, на вопрос, нужно ли склонять топонимы Карелия, Грузия в сочетании с географическим термином республика, ответ может быть следующим. Учитывая современную норму употребления со­четаний с термином республика, в деловых документах целесооб­разнее употреблять топоним в несклоняемой форме (положение республики Хакасия, поездка в республику Карелия; на террито­рии республики Грузия и т. п.). Однако в разговорной речи допус­тимы и склоняемые варианты: дружба с республикой Грузией, брат­ские отношения с республикой Хакасией и т. д.

В решении задач кодификации с успехом используются до­стижения техники [8]. Применение компьютера как средства рабо­ты с текстами необходимо и по той причине, что повышает произ­водительность труда. Формализованные операции приучают к бо­лее строгим логическим процедурам в исследовании и сулят в даль­нейшем открытие новых, неизвестных еще закономерностей [15].

Контрольные вопросы

1. Какие признаки культуры речи как языковедческой дис­циплины составляют ее специфику?

2. Что такое языковая литературная норма? Дайте определение.

3. Каковы типы эволюции литературной нормы?

4. Какие факторы влияют на динамику литературной нормы? Можете ли вы привести примеры из собственных наблюдений над языком?

5. Что такое нормализация литературного языка и его кодификация?

6. Обратили ли вы внимание на классификацию ошибок и ти­пологию языковых вариантов?

7. Какие ортологические словари (т. е. словари, рекомендую­щие нормы правильной речи) вы знаете? Обратите внимание на различие типов этих словарей.

1. Культура русской речи как научная дисциплина складыва­лась в русистике начиная с 20-х гг. XX в. До этого времени основ­ной цикл гуманитарных и нормативных лингвистических знаний учебного профиля в России был связан прежде всего с. ритори­кой — одной из семи «свободных художеств» («искусств»), с анти­чных времен занимавшей особое место в европейской культуре.

2.В историческом аспекте длительное развитие отечественной риторики проходило определенные этапы, начиная с первого переводного сочинения — риторического трактата «О образах» (входящего в «Изборник Святославов 1073 года») и кончая «Программой ткурса лекций по теории красноречия (риторике)» Н. А. Энгельгардта, опубликованной в «Записках Института Живого Слова» (1919 г.). Со­гласно пяти ведущим канонам искусства речи классическая риторика содержала пять важнейших составных частей. Они таковы: 1) инвенция (изобретение речи); 2) диспозиция (расположение речевого материала); 3) элокуция (стилистическое оформление речи, ее выражение); 4) память; 5) произнесение. Образцы русской риторики за последние триста лет приведены в хрестоматии «Русская риторика» (1996 г.).

3.При характеристике совокупности знаний, навыков и рече­вых умений человека культура его речи определяется следующим образом: это такой выбор и такая организация языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении совре­менных языковых норм и этики общения позволяют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных коммуникатив­ных задач. В определении подчеркнуты три аспекта культуры речи: 1) нормативный, 2) этический, 3) коммуникативный.

Высокая культура речи, связанная с умением «правильно, точно и выразительно передавать свои мысли средствами языка» (С. И. Оже­гов), невозможна без соблюдения определенных правил общения.

4.Для успешной реализации коммуникативных задач необходимо представление о сферах общения. В типологии функциональных разновидностей языка особое место занимает язык художест­венной литературы и разговорная речь. В качестве функциональных стилей, которые по своей языковой организации имеют существенные отличия как от языка художественной литературы, так и от разговорной речи, выделяются официально-деловой, научный и публицистический.

5.Опорой, точнее стержнем, остовом русского литературного языка является литературная норма. В процессе активной языко­вой политики в науке сложились представления о нормализации языка, его кодификации, отклонениях от литературной нормы, ошиб­ках и языковых вариантах. В ортологических словарях, то есть словарях, рекомендующих нормы правильной речи, приводятся нормативные и стилистические оценки языковых явлений с точки зрения их соответствия нормам литературного языка. Среди современных ортологических словарей существуют орфографические, орфоэпические, грамматические словари; словари лексических трудностей русского языка; словари паронимов, синонимов, антонимов и фразеологические словари русского языка. Обращение к этим словарям помогает преодолеть затруднения, возникающие в практике общения.

Литература

1. Белъчиков Ю. А., Панюшева М. С. Словарь паронимов современного русского языка. М., 1994.

2. Веселое П. В. Служебный телефонный разговор // Русская речь. 1990. № 5.

3. Винокур Г. О. Культура языка. М., 1929.

4. Гаузенблас К. Культура языковой коммуникации // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 20: Теория литературного языка в работах ученых ЧССР. М., 1988.

5. Головин Б. Н. Основы культуры речи. М., 1988.

6. Городецкий В. Ю. Компьютерная лингвистика: моделирова­ние языкового общения // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1989. Выпуск 24: Компьютерная лингвистика.

7. Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Граммати­ческая правильность русской речи. М., 1976.

7. Граудина Л. К., Мисъкевич Г. М. Теория и практика русского красноречия. М., 1989.

9. Грот Я. К. Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне // Хрестоматия по методике русского языка. М, 1995.

10. Есъкова Н. А. Краткий словарь трудностей русского языка. Грамматические формы. Ударение. М., 1994.

11. Земская Е. А., Китайгородская М. В., Ширяев Е. Н. Рус­ская разговорная речь: Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1981.

12. Иванов А., Якубинский Л. Очерки по языку. Л.—М., 1932.

13. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в
лингвистике. Вып. III. M., 1963.

14. Костомаров В. Г. Русский язык на газетной полосе. М., 1971.

15.Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996.

16.Культура русской речи. Энциклопедический словарь-спра­вочник. Проспект. Красноярск, 1990.

17. Купина Н. А. Тоталитарный язык. Екатеринбург—Пермь, 1995.

18. Лаптева О. А. Синтаксическая дискретность монологического высказывания в устной научной речи // Функциональные стили: Лингвометодические аспекты. М., 1985.

19.Лексические трудности русского языка. М., 1994.

20. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Известия ОЛЯ. Т. 52. № 1. 1993.

21. Ломоносов М. В. Краткое руководство к красноречию // Поли. собр. соч. Т. 7. Труды по филологии. 1739—1758. М.—Л., 1952.

22. Ожегов С. И. Вопросы нормализации современного русского литературного языка // PP. № 4. 1990.

23. Ожегов С. И. О нормах словоупотребления. Предисловие к кн.: Правильность русской речи: Словарь-справочник. М., 1965 // Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. М., 1974.

24. Ожегов С. И. Очередные вопросы культуры речи // Вопро­сы культуры речи. № 1. М., 1955.

25. Ожегов С. И. Работы по культуре речи // Ожегов С. И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. М., 1974.

26.Орфографический словарь русского языка (около 100 000 слов). М., 1991.

27.Орфоэпический словарь русского языка. Произношение, ударение, грамматические формы. М., 1983.

28. Панов М. В. О литературном языке // Русский язык в на­циональных школах. 1972. № 1.

29. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956.

30. Пиотровский Р. Г., Турыгина Л. А. Антиномия «язык-речь» и статистическая интерпретация нормы языка // Статистика речи и автоматический анализ текста. Л., 1971.

31.Пражский лингвистический кружок. М., 1967.

32.Прогноз в речевой деятельности. М., 1974.

33.Прогностика. Терминология. М., 1978. Пункт 71.

34.Русская грамматика. Т. I—П. М., 1980.

35.Русский язык и советское общество. Социолого-лингвистическое исследование. М., 1968.

36. Солженицын А. И. Русский словарь языкового расширения // Русская речь. 1990. № 3.

37.Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А. И. Молотпкова. М., 1967.

38. Челышев Е. П. Основные направления деятельности Совета по русскому языку при Президенте Российской Федерации. Тезисы доклада. М., 1996.

39. Чуковский К. И. Живой как жизнь. М., 1962.

40. Шмелев Д. Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М., 1977.

41 .Ягич И. В. Em russiesches Werk liber die Richtkeit und Rein-heit der russischen Sprache // Archiv fur slavische Philologie. Bd. 33. Lif. 3—4. Berlin, 1912.

42. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975.

Глава I Культура разговорной речи

§ 4. Понятие разговорной речи и ее особенности

Разговорная речь — особая функциональная разновидность литературного языка. Если язык художественной литературы и функциональные стили имеют единую кодифицированную основу, то разговорная речь противопоставляется им как некодифицированная сфера общения. Кодификация — это фиксация в разного рода словарях и грамматике тех норм и правил, которые должны соблюдаться при создании текстов кодифицированных функци­ональных разновидностей. Нормы и правила разговорного обще­ния не фиксируются. Вот небольшой разговорный диалог, который позволяет в этом убедиться:

А. «Арбат» (станция метро) мне как лучше (проехать на мет­ро)? Б. «Арбат» — это же «Библиотека», «Боровицкая» / это же все равно I Вот «Боровицкая» тебе удобней //.

Перевод этого текста на кодифицированный язык мог бы быть таким:

А. Как мне лучше проехать на метро до станции «Арбат­ская»? Б. Станция «Арбатская» соединена переходами со стан­циями «Библиотека имени В. И. Ленина», «Боровицкая», и поэто­му можно ехать до любой из этих станций. Тебе удобней всего доехать до «Боровицкой» [3].

Грамматические кодифицированные нормы запрещают упот­реблять именительный падеж в первом высказывании А. («Арбат») и последнем высказывании Б. («Боровицкая»). Сильная смысловая редукция (сжатие) первого высказывания Б. также исключена в кодифицированных текстах.

Известный русский психолог и лингвист Н. И. Жинкин однаж­ды заметил: «Как это ни парадоксально, я думаю, что лингвисты долгое время изучали человека молчащего». И был совершенно прав. Долгое время считалось, что говорят так же или примерно так же, как и пишут. Только в 60-е гг. нашего столетия, когда появилась возможность фиксировать разговорную речь с помощью магнито­фонов и эта речь попала в полном объеме в поле зрения языковедов, выяснилось, что для лингвистического осмысления разговор­ной речи существующие кодификации не вполне пригодны. Так что же такое разговорная речь?

Разговорная речь как особая функциональная разновидность языка, а соответственно и как особый объект лингвистического ис­следования характеризуется тремя экстралингвистическими, внеш­ними по отношению к языку, признаками. Важнейшим признаком разговорной речи является ее спонтанность, неподго­товленность. Если при создании даже таких простых письменных текстов, как, например, дружеское письмо, не говоря уже о сложных текстах типа научной работы, каждое высказыва­ние обдумывается, многие «трудные» тексты пишутся сначала вчер­не, то спонтанный текст не требует подобного рода операций. Спон­танное создание разговорного текста объясняет, почему ни лин­гвисты, ни тем более просто носители языка не замечали его боль­ших отличий от кодифицированных текстов: языковые разговор­ные особенности не осознаются, не фиксируются сознанием в отли­чие от кодифицированных языковых показателей. Интересен такой факт. Когда носителям языка для нормативной оценки предъявля­ются их же собственные разговорные высказывания типа «Дом обу­ви» как проехать? (кодифицированный вариант Как проехать к «Дому обуви»), то часто эти оценки бывают негативными: «Это ошиб­ка», «Так не говорят», хотя для разговорных диалогов подобное высказывание более чем обычно.

Второй отличительный признак разговорной речи состоит в том, что разговорное общение возможно только при неофи­циальных отношениях между говорящими.

И, наконец, третьим признаком разговорной речи является то, что она может реализоваться только при непосредствен­ном участии говорящих. Такое участие говорящих в коммуникации очевидно при диалогическом общении, но и при об­щении, когда говорит в основном один из собеседников (ср. жанр разговорного рассказа), другой собеседник не остается пассивным; он, так сказать, имеет право, в отличие от условий реализации монологической официальной речи, постоянно «вмешиваться» в коммуникацию, соглашаясь ли не соглашаясь со сказанным в фор­ме реплик Да, Конечно, Хорошо, Нет, Ну это, или же просто де­монстрируя свое участие в коммуникации междометиями типа Угу, реальное звучание которых трудно передать на письме. Примеча­тельно в этом отношении такое наблюдение: если вы долгое время говорите по телефону и не получаете с другого конца каких-то под­тверждений, что вас слушают — хотя бы в форме Угу, — то вы начинаете беспокоиться, а слушают ли вас вообще, прерывая себя репликами типа Ты меня слышишь? Алло! и подобными.

Особую роль в разговорном общении имеет прагматический фактор. Прагматика — это такие условия общения, которые вклю­чают определенные влияющие на языковую структуру комму­никации характеристики адресанта (говорящий, пишущий), адресата (слушающий, читающий) и ситуации. Разговорное неофици­альное общение с непосредственным участием говорящих осущест­вляется обычно между хорошо знающими друг друга людьми в кон­кретной ситуации. Поэтому говорящие имеют определенный общий запас знаний. Эти знания называют фоновыми. Именно фоновые знания позволяют строить в разговорном общении такие редуциро­ванные высказывания, которые вне этих фоновых знаний совер­шенно непонятны. Простейший пример: в вашей семье знают, что вы пошли сдавать экзамен, и волнуются за вас, вернувшись после экзамена домой вы можете сказать одно слово: «Отлично!» — и всем все будет предельно ясно. Столь же глубокое влияние на язы­ковое оформление разговорного высказывания может оказывать ситуация. Проходя мимо старинного особняка, вы можете сказать своему спутнику: «Восемнадцатый век», — и станет ясно, что речь идет о памятнике архитектуры XVIII в.

Как уже сказано, спонтанность разговорной речи, ее большие отличия от кодифицированной речи ведут к тому, что так или ина­че зафиксированные на письме разговорные тексты оставляют у носителей языка впечатление некоторой неупорядоченности, многое в этих текстах воспринимается как речевая небрежность или про­сто как ошибка. Происходит это именно потому, что разговорная речь оценивается с позиций кодифицированных предписаний. На самом же деле она имеет свои нормы, которые не могут и не долж­ны оцениваться как ненормативные. Разговорные особенности регу­лярно, последовательно проявляют себя в речи носителей языка, которые безупречно владеют кодифицированными нормами и всеми кодифицированными функциональными разновидностями литератур­ного языка. Поэтому разговорная речь — это одна из полноправных литературных разновидностей языка, а не какое-то языковое обра­зование, стоящее, как кажется некоторым носителям языка, на обо­чине литературного языка или вообще за его пределами.

Что же такое разговорная норма? Нормой в разговорной речи признается то, что постоянно употребляется в речи носителей литературного языка и не воспринимается при спонтанном вос­приятии речи как ошибка — «не режет слуха». В разговорной речи часто встречаются такие произношения, как стоко (вместо кодифицированного столько), кода, тада (вместо кодифицирован­ных когда, тогда), — и все это орфоэпическая разговорная норма. В разговорной речи более чем обычна особая морфологическая форма обращения — усеченный именительный падеж личных имен, иног­да с повтором: Кать, Маш, Володъ, Маш-а-Маш, Лёнъ-а-Лёнь — и это морфологическая норма. В разговорной речи последовательно именительный падеж существительного употребляется там, где в кодифицированных текстах возможен только косвенный падеж: Консерватория / как мне ближе пройти? (Как мне ближе пройти к консерватории?), У нас есть сахар большая пачка (У нас есть большая пачка сахара), — и это синтаксическая норма.

Нормы разговорной речи имеют одну важную особенность. Они не являются строго обязательными в том плане, что на месте разго­ворной может быть употреблена общелитературная норма, и это не нарушает разговорный статус текста: нет никаких запретов на то, чтобы в неофициальной обстановке сказать На четырнадцатом троллейбусе тебе лучше ехать Казанский вокзал //и Четырнад­цатый троллейбус тебе лучше Казанский // Существует, однако, и большое количество таких слов, форм, оборотов, которые в разговорной речи нетерпимы. Каждый, надо полагать, без труда почувствует противоестественность для разговорной ситуации та­кого высказывания, как До Казанского вокзала тебе удобней до­ехать, если ты воспользуешься троллейбусом маршрута номер четырнадцать.

Итак, разговорная речь — это спонтанная литературная речь, реализуемая в неофициальных ситуациях при непосредственном участии говорящих с опорой на прагматические условия общения.

Дата добавления: 2015-05-09