Наступала суббота. 5 страница

Только посреди осенней тоски Дмитрий чувствовал себя неодиноким. Ничто не доставляло ему такого наслаждения, как любование красно-желто-черными красками осени и медленно опадающими кленовыми листьями. Долгий моросящий дождь вызывал желание поплакать вместе с ним, а различные оттенки грусти наполняли душу теплом, заставляя трепетать все существо.

“Без нежности я просто умираю, и жаждет чистоты моя душа. Я чувств своих подчас не понимаю, и обнажает нервы красота”.

Неожиданно дверь открылась, и Дмитрий увидел входящую в палату женщину в белом халате. Она была красива — это первое, что бросилось в глаза. Высокая, стройная, с пышными волосами, она производила впечатление, и зная об этом, делала вид, будто бы ей это абсолютно безразлично. Но демонстрировала это она как-то особенно, из чего нетрудно было заключить: хотя внимание мужчин и льстит ее самолюбию, но ждет она чего-то большего, чем просто ухаживания больничных кавалеров.

— Здравствуйте, — сказала прекрасная незнакомка, обращаясь к Дмитрию и при этом смотря в свои бумаги. — Я инструктор по лечебной физкультуре. А вы Крестовский?

— Да.

— У вас перелом обеих голеней, одна нога должна быть в гипсе, другая в аппарате Илизарова.

Дима откинул одеяло и показал свои ноги. Даже не взглянув, инструктор продолжала говорить.

— Итак, мне нужно показать вам несколько упражнений, которые вы должны делать самостоятельно.

— А зачем?

Женщина впервые взглянула на Дмитрия. Он успел посмотреть в ее глаза — они были серые и красивые.

— Чтобы восстановить здоровье. Мы хотим, чтобы вы жили долго.

— А зачем?

— Что зачем?

— Зачем долго?

— Я вас не понимаю, — инструктор в недоумении подняла брови. — Вы что же, не хотите прожить подольше?

— Не хочу. Какой в этом смысл? Важно не сколько, а как проживешь. Зачем вообще жить, если не знаешь, для чего?

— Вы странный человек, — сказала красивая женщина, пристально взглянув на Дмитрия.

— Я знаю, — невозмутимо ответил он.

— Мне кажется, вопросами смысла задаются лишь те, у кого что-то не сложилось в жизни.

— Это естественно, ведь мы воспринимаем мир сквозь призму личной трагедии. Вопрос смысла жизни — это, по сути, проблема заполнения пустоты существования. Только то доставляет ощущение счастья, что освещено целью нашего пребывания на земле. Вот вы, в чем видите смысл своей жизни?

— Я? — растерялась инструктор.

— Да, вы.

— Ну, в счастье, в счастливой жизни.

— А в чем, по-вашему, счастье жизни?

— Какие вопросы вы, однако, задаете, — смутившись, сказала инструктор. — Ну, чтобы сладко есть и сладко спать, — попробовала отшутиться она.

— Однако нужно что-то и для души, — словно не заметив шутки, сказал Дмитрий.

— Для души я сажаю огород, развожу цветы. Когда утром выхожу из дома и вижу, как выросли овощи, то испытываю при этом невероятное наслаждение.

— Хорошо, я иначе сформулирую вопрос. Ведь кроме огорода нужно еще что-то и для духа.

— Я вас не понимаю.

— Ведь и духовная жизнь чего-то требует.

— А что такое духовная жизнь?

— Спасибо, — сказал Дмитрий, — мне все ясно.

Спохватившись, инструктор неуверенно произнесла:

— Можно читать философскую литературу, но быть занудой и эгоистом. Человек должен прожить жизнь. В этом и заключена его душа. А в чем, собственно, вы видите смысл своей жизни? В чем для вас счастье?

— Счастье внутри нас, — ответил Дмитрий. — Нет ничего плохого и ничего хорошего, все лишь наше отношение.

— Интересно вы говорите,— сказала инструктор. — Хотя трудно во все это поверить. Впрочем, заболталась я с вами. Мне нужно идти, а то опоздаю на курсы. Хочу получить второе образование.

— А зачем вам второе образование?

— Надо же развиваться, куда-то направлять не используемые на работе силы.

— Простите, а как вас зовут?

— Анна Викторовна.

— Вас можно только пожалеть, Анна Викторовна.

— Почему?

— Да потому что женщина создана прежде всего для любви, а вовсе не для учебы.

— К сожалению, жизнь не всегда складывается как бы хотелось, — с грустной улыбкой промолвила Анна Викторовна.

— Но всегда как должно, — возразил Дмитрий. — На мой взгляд, женщина это и есть профессия.

— Знаю-знаю, мать, хозяйка, жена, — отмахнулась инструктор. — Но вы не представляете как это тяжело. Знаете, какой моральный пресс давит, когда занята только готовкой, обслуживанием детей и мужа? К тому же, чтобы хорошо зарабатывать, нужно расширять возможности выбора профессии. Одной любовью сыт не будешь. Необходимы материальные условия, достаток в доме.

— Вы хотите сказать, что любить сможете лишь в благоустроенной квартире? — с усмешкой спросил Дмитрий.

— Во всяком случае, в шалаше рай с любимым невозможен, — категорично ответила Анна Викторовна. — На голодный желудок не до ласк. Из-за любви еще никто не умирал, а кушать хочется всегда. Разве вам все равно, чем питаться?

— Я ем что придется.

— Но ведь важно получить от еды наслаждение.

— Не знаю как вы, а я наслаждениям предпочитаю радость.

— Я вас не понимаю.

— Разве мы живет для наслаждений?

— А для чего же?

— Когда есть все: и достаток в доме, и любимая работа, то чего может пожелать женщина? — спросил Дмитрий.

— Вот тогда любви.

— А чего больше хочется: достатка или любви?

— Так нельзя ставить вопрос; и того и другого.

— Но чего более?

— И то и другое важно. Без материального достатка нет любви.

— Но ведь всегда есть что-то главное, а что-то подчиненное, и приходиться выбирать между любимым, но бедным или богатым, но нелюбимым.

— Я никого не выбираю. Предпочитаю быть независимой и самостоятельной.

Неожиданно в разговор вмешался сосед.

— Тут я прочитал в газете, как проводили социологический опрос среди женщин, и выяснили, что семьдесят пять процентов выбрали бы молодого и красивого, хотя и неумного, а двадцать пять немолодого и некрасивого, но умного.

— Я этому не верю, — категорично возразила Анна Викторовна. — Лично меня о подобном никто никогда не спрашивал, а если бы спросили, я бы ответила иначе. Мне предлагали и машину, и квартиру, и дачу, но я от всего отказалась. Потому что меня всегда привлекали не столько богатые, сколько необычные мужчины. Если я не люблю, то мне ничего не нужно от человека.

По тому, как это было сказано, Дмитрий почувствовал, что это правда.

“Она так говорит потому, что у нее нет возможности поступить иначе. А если бы выбор был, то, скорее всего, она поступила бы прямо противоположно”.

— Ну, а если любите человека, а у него ничего нет, — предположил Дима.

— Я бы все равно вышла замуж за такого мужчину. Что и сделала. Дважды.

Инструктор кокетливо улыбнулась.

— Мне кажется, что если женщина любит, то она...

— Перенесет все невзгоды и лишения? — перебила Анна Викторовна. — Но ведь это не очень красиво, когда женщина должна преодолевать материальные трудности.

— Мне кажется, если женщина любит мужчину, то ей нужна прежде всего его любовь, а если не любит, то все, кроме самой любви. Только зачем нужны деньги, если на них невозможно купить понимания и нежности?

— Просто хочется хорошо жить. Когда постоянно болит голова от мыслей, как извернуться, чтобы хватило денег на необходимое, тут уж не до любви. К тому же, хочется получше одеться. Каждая женщина хочет выглядеть привлекательной.

— В той газете было еще написано, — встрял опять в разговор сосед, — что лишь пятнадцать процентов женщин хотят любить, тогда как восемьдесят пять быть любимыми. А мужчины прямо наоборот.

— Это естественно. Мужчины любят, а женщины принимают любовь, — задумчиво произнес Дмитрий. — Мне даже кажется, что мужчины более способны на самоотверженную любовь. В любви женщин материального больше, чем духовного, ведь они должны заботиться о создании семейного гнезда. Очень редкие дамы, если предоставляется выбор между богатством и любовью, предпочитают последнее.

— Это вы так считаете, — обиженным тоном сказала Анна Викторовна. — А у меня есть масса примеров, когда женщины живут не в достатке, но с любимым человеком. И это притом, что у них была возможность выбрать себе богатого мужа.

— А я знаю и те, и другие случаи, — опять вмешался сосед. — Вот мой друг жил в гражданском браке четыре года, а потом они разошлись только потому, что он не смог обеспечить необходимого семье материального достатка.

— Все женщины больны синдромом “золотой рыбки” — им хочется большего, и в погоне за лучшим в результате они остаются ни с чем.

— Не надо, пожалуйста, обобщать, — сказала Анна Викторовна. — Я, во всяком случае, не такая. Просто сейчас я не верю в любовь.

— Значит, вы не любите. Вера приходит с любовью.

— Возможно. Но я не хочу ни к кому привязываться. После того, как меня в восемнадцать лет отрезвили, я больше никому не хочу посвящать свою жизнь. Наверно, я уже вышла из того возраста, когда влюбляются безоглядно. Да и вообще, зачем эта любовь? От нее только одни неприятности и разочарования.

— Покажите мне женщину, которая не хочет любви, и я скажу, что это не женщина, — глядя в глаза Анне Викторовне, сказал Дмитрий. — Человек без любви неполноценен. Каждый из нас испытывает потребность в ласке и нежности. Когда женщина счастлива без любви, а смысл жизни видит в работе, то это, по моему мнению, ненормально. Я могу понять мужчину — для него профессиональный труд может быть смыслом существования. Но вы не производите впечатление женщины, для которой работа является приоритетной ценностью. Вот скажите: вы в большей мере интересный человек или интересная женщина?

— Не знаю. В меня многие были влюблены. Да и сейчас тоже. Но мне не нужна семейная жизнь со стиркой грязных мужских носков. Мои потребности направлены на другое.

— Может быть вы просто не нашли мужчину, с которым вам было бы интересно?

— Наверно, такого не существует. У меня слишком большие требования к интеллекту мужчины.

— И все-таки я не могу представить женщину не испытывающей потребности в нежной ласке и в проникающем сочувствии.

— Моя жизнь мне очень нравиться, — слегка покраснев, заявила Анна Викторовна.

— Простите, не могу в это поверить, — усомнился Дмитрий. — Мне кажется, вы пытаетесь надеть маску, чтобы скрыть свое одиночество.

— Моя жизнь после развода изменилась настолько, что уже не хочется влезать в домашнее хозяйство с вечной стиркой и стряпней. Живу я с мамой, она готовит, убирает по дому, присматривает за ребенком.

— Но ведь дом это не мебель, а некое психологическое пространство, где можно не только отдохнуть и набраться сил, но и найти понимание, сочувствие, поддержку.

— Я дома бывают крайне редко. Фактически только прихожу спать. Возможно, когда не станет мамы, будет труднее, но пока я могу посвятить себя любимым занятиям.

— Одинокая женщина вызывает гораздо большее сочувствие, нежели одинокий мужчина.

— Возможны и противоположные аргументы.

— Наверно, за время своего одинокого существования вы придумали достаточно аргументов, оправдывающих такую свою жизнь. Но это самообман!

— Любовь была, но прошла. Теперь я занята исключительно работой, и не хочу ни к кому привязываться.

— Но невозможно не привязываться к тому, что любишь.

— Вот этого и не надо делать, — категорично заявила инструктор, как-то странно посмотрев на Дмитрия, словно пытаясь найти что-то в его глазах.

Они беседовали, не замечая, что все присутствующие в палате с интересом слушают их разговор. Анна Викторовна уже не расхаживала по палате, а стояла, держась руками за никелированный поручень кровати Дмитрия и делая при этом изящные движения своей красивой головой.

— Одинокая женщина, увлеченная работой, более счастлива, чем та, которая носиться с авоськами, и у которой вечно не хватает денег. Во всяком случае, лично для меня учеба и работа составляют смысл моего нынешнего существования.

— Мне кажется, что смысл жизни для женщины в материнстве, чтобы любовью продолжать любовь.

— У меня есть все: нужная работа, увлечения, я встречаюсь с интересными людьми.

— Но мне кажется, вам не хватает главного.

— Для меня главное и есть работа.

— Для умной, красивой женщины, к тому же с душой, работа может быть лишь временным замещением любви.

— Но мне не нужно замужество с бесконечной стиркой и готовкой.

— Человек, который не испытывает потребности в любви кажется мне несчастным. Все мы нуждаемся в понимании и сочувствии. Не может умная, красивая женщина, лежа в постели одна, сама себе сопереживать и при этом не плакать.

— Почему же не может? — удивилась Анна Викторовна. — И с чего вы взяли, что я плачу по ночам?

— Можно улыбаться, но скрыть следы слез невозможно.

— По внешнему виду, возможно, это и не видно, но, поверьте, мне действительно хорошо. Когда я нахожусь здесь, то не произвожу впечатления счастливого человека, однако в иной обстановке, например, дома или в гостях, я совершенно другой человек. И там, глядя на меня, не подумаешь, что я несчастна. Стоит, однако, только прийти в больницу, во мне словно что-то исчезает, и глаза уже не блестят. А вот когда занимаюсь своим хобби, я просто счастливый человек. Но замуж не хочу. Да и зачем мне это?

В голосе Анны Викторовны постоянно угадывались нотки плохо скрываемого кокетства. Однако Дмитрий, словно не замечая этого, говорил совершенно серьезно.

— Если вы не имеете корыстных намерений, то вопрос нужно ставить иначе: почему вы хотите замуж? Конечно, брак не гарантирует счастья, поскольку любовь не терпит уз, являясь самым свободным состоянием человека. Но и неправильно связывать счастье с семьей — оно может там быть, а может и не быть.

— У меня была любовь. Но сейчас...

— Как же вы можете быть счастливой женщиной, если не любите?

— Почему любовь должна быть постоянно? Была и прошла. Ну нет ее сейчас, и нет, зато есть что-то другое. Несмотря ни на что я продолжаю жить счастливой полноценной жизнью.

— Не могу в это поверить. Вы не производите впечатления “железной леди”, скорее похожи на розу в куске льда. Возможно, вас и любят мужчины, но главное — никого не любите вы. Ведь любовь это когда любишь сам.

— Может быть, мне чего-то и не хватает, но у меня нет времени задумываться об этом. Я так занята работой, учебой и своими увлечениями, что просто некогда грустить.

— Это некогда и есть бегство от себя.

— Вы не правы, одинокая женщина не обязательно всегда испытывает дискомфорт. Пусть у меня и нет всего, чего бы хотелось, но есть главное, что не позволяет мучиться по вечерам от одиночества. Это и мама, ребенок, и мои увлечения. К тому же, я учусь, получаю второе образование, и что бы там ни было, я счастливый человек.

— Мне кажется, у вас есть далеко не все, чего бы вы хотели.

— А так и не бывает.

— Бывает, когда есть главное.

— У меня оно есть. Не верите? О таком можно только мечтать! Скажете, что я неискренна?

— Разве самообман бывает неискренним?

Загадочно помолчав, Анна Викторовна произнесла:

— Вы удивительный человек. Таких мужчин я в своей жизни не встречала. Вы женаты?

— Да, но только живу один.

— Почему же?

— Жена меня бросила.

— Она вас не любит?

— Наверно, я не достоин ее любви, — задумчиво произнес Дмитрий.

— Чем же вы перед ней провинились?

— Видите ли, Анна Викторовна, я просто позволил ей быть собой — то есть свободной от моей любви. А в результате получил то, что и должен был получить. Чем больше я старался удовлетворить ее желания, тем хуже она ко мне относилась. Совсем как в сказке “о рыбаке и рыбке”. Я понял, что женщина существо слабое и несовершенное, ей свобода противопоказана. Получив независимость, она не знает, что с ней делать, и начинает совершать глупости, не задумываясь о своем истинном предназначении.

— А в чем, по-вашему, истинное предназначение женщины? — кокетливо спросила Анна Викторовна.

— Я, конечно, могу ошибаться, но, по моему мнению, женщина создана для того, чтобы сохранять и развивать лучшее, что есть в мужчине.

Анна Викторовна в недоумении подняла брови, и внимательно посмотрев на Дмитрия, спросила:

— Ну, а без мужчины, женщина сама по себе что-нибудь значит?

По тону вопроса Дима понял, что в ближайшие годы Анна Викторовна ни с кем не вела дискуссий на подобные темы. Разговор задел ее за живое, из чего нетрудно было сделать вывод, что эта красивая женщина безмерно одинока. Она продолжала кокетничать, а Дмитрий старался делать вид, что не замечает ее безмолвных призывов. Это было проверенное средство вызвать подлинный к себе интерес.

— Вам это покажется странным, но женщина создана для мужчины, и только в единстве с ним может наиболее полно реализовать себя. Если смысл женщины заключен в ее способности к продолжению жизни и дан ей изначально, то мужчина вынужден искать свое предназначение. Например, если девушка скажет, что смысл своей жизни видит в хорошей дружной семье, то все воспримут это не только как удовлетворяющий, но и благопристойный ответ. А вот для юноши он явно недостаточен. Даже если мужчина смысл своей жизни видит в детях, то вряд ли это будет наивысшая оценка прожитой им жизни. От мужчины ждут чего-то большего, чем просто хорошей семьи. И прежде всего он сам ждет от себя большего. Одним словом, мужчина не для женщины создан.

— А для кого?

Дмитрий не ответил. Он просто не знал ответа.

— У каждого свой долг перед Вечностью, — задумчиво проговорил Дмитрий и поразился собственным словам. Произнесенное прозвучало для него необъяснимым откровением.

— Вы говорите непонятные вещи, — сказала Анна Викторовна.

Сказанному им самим Дмитрий удивился даже больше, нежели его собеседница.

Неожиданно дверь открылась и в палату вошла Мария со шприцем и ваткой в руке.

— Ну что же, — произнесла как ни в чем ни бывало инструктор, — теперь вы все знаете, и сможете сами делать упражнения.

Не прощаясь, Анна Викторовна повернулась и вышла из палаты. Но по тому, как она закрывала за собой дверь, Дмитрий понял: эта женщина обязательно придет еще, причем именно к нему, и возможно, совсем скоро.

Мария казалась расстроенной. Она с укором посмотрела на Дмитрия, отчего у Димы возникло чувство необъяснимой вины. Не успел он произнести и двух слов, как медсестра сделала уколы и поспешно вышла из палаты.

— На хрена ей твои рассуждения, — обращаясь к Дмитрию, сказал сосед. — Ей мужик нужен, а не философские беседы. Бабы хотят, чтобы их не понимали, а трахали.

— Верно. Бабы — куриное племя, чем больше их топчешь, тем они глаже становятся.

“Они не понимают, просто не понимают, — в отчаянии подумал Дмитрий. — Мне вовсе не это нужно. — А что же ты хочешь от этой женщины? — Ничего. Мне ничего от нее не нужно! Спасибо за то, что она есть, что поговорила со мной”.

— Хватит вам демагогией заниматься. Вот послушайте лучше, какой я анекдот прочитал. Из темной парадной раздаются мужской и женский голоса: “Да не при ты колено, не при”. — “Да это не колено”. — “А, ну тогда при”.

Все засмеялись.

Только Дмитрий не усмехнулся, и в который раз почувствовал себя “белой вороной”.

Он всегда испытывал симпатию к альбиносам. Возможно, потому, что так же как и он сам, они часто оказывались в положении отверженных. Однако сейчас Дмитрий почему-то не почувствовал себя гордым непонятым одиночкой, противостоящим безликой и равнодушной толпе, не ощутил отчаяния, которое испытывал прежде, оказываясь в окружении людей, абсолютно чуждых ему по духу. Если раньше в другом человеке Дмитрий видел прежде всего постороннего, незнакомца, то теперь почувствовал, как что-то изменилось — окружающие люди перестали быть чужими, зато чужим стал он.

Всегда было неприятно оказываться в положении аутсайдера, но Дмитрий постепенно свыкся с этой ролью. Большинство людей, с которыми приходилось сталкиваться, видели в нем чужака, хотя, по правде говоря, он и не старался казаться своим. Долгий опыт общения научил — лучше оставаться самим собой, тогда быстрее найдешь единомышленников. Попытки приспособиться никогда не приносили успеха, оставляя лишь горечь разочарования. Часто Дмитрию казалось — из него просто делают чужого. Необъяснимым образом его как-то сразу отличали, присваивали кличку и группировались против. И хотя Дмитрий вовсе не стремился к одиночеству, однако часто ничего не оставалось, кроме как быть самим собой. Таким образом невольно Дима оказывался в положении чужака, причем почти всегда против своего желания. Почему это происходило, Дмитрий понять не мог. Он вовсе не считал себя особенным и не стремился выделиться среди окружающих, пытаясь лишь всегда оставаться самим собой, даже если приходилось идти против мнения большинства. Дмитрий старался не вмешиваться в дела других людей, но рано или поздно происходило одно и то же — его изгоняли, как изгоняют чужака. И хотя Дмитрий ничего не нарушал и старался ни с кем не конфликтовать, однако всегда чувствовал, как отношение менялось и он постепенно становился вначале не своим, а затем чужим. Попытки разъяснить суть своей позиции и перебороть, как ему казалось, ошибочное представление о нем только еще более отделяли его от окружающих. И это все несмотря на усилия разрушить стену отчуждения, возводимую не с его стороны.

“Может быть, я в чем-то виноват?” — неоднократно спрашивал себя Дмитрий и, размышляя над этим вопросом, каждый раз приходил к выводу, что в большинстве случаев вина его состояла лишь в том, что он всегда был самим собой. Даже строго соблюдая правила той или иной компании, через некоторое время Дмитрий все же вынужден был покидать своих временных приятелей. Правда, всегда находились те, кто с сожалением относился к уходу Димы, однако они никогда не стремились присоединиться к изгою. Несмотря на то, что остракизм вызывал тяжкие страдания, надежда найти своих все же не покидала.

С детства Диму научили соблюдать правила, и он твердо следовал установленному порядку. Но даже не нарушая привычных норм, он умудрялся совершить нечто, что неизбежно приводило к отчуждению. Наверно, Дмитрий все же нарушал какие-то неписаные законы, хотя это никогда не объявлялось во всеуслышание. Тем не менее, он всегда отчетливо ощущал момент, когда начинался процесс отчуждения. И хотя сроки превращения в чужого были различные, однако Дмитрий заметил, что когда он ничего внешне не нарушал, изгнание происходило намного быстрее, чем когда можно было предъявить ему претензии в игнорировании установленных правил.

Быть может, в свои тридцать с лишним лет Дмитрий все еще оставался ребенком, однако ему казалось, что дружелюбное приветствие и благожелательность окружающих самые что ни на есть искренние. Каждый раз, входя в тот или другой коллектив, Дмитрий убеждался, что существует сложная система взаимоотношений, построенная на негласном приятии и неприятии. Причем из всего того, что говорилось, на деле лишь небольшая часть составляла существо обсуждаемой проблемы; еще меньшее могло быть высказано вслух. Люди почему-то предпочитали скрывать свои подлинные мысли, даже когда призывали к искренности. Но самое главное — все сохраняли табу на обсуждение потаенного, что никогда и ни при каких обстоятельствах не открывалось. Дмитрий же, словно не замечая условностей, говорил то, о чем другие предпочитали умалчивать. Возможно, именно это и вызывало реакцию отторжения. Всегда находился какой-то предлог, и по степени его абсурдности можно было судить о силе желания избавиться от чужого. Дмитрий понимал, что самое лучшее — молчать, однако своей искренностью и непосредственностью невольно вынуждал собеседника рассказывать о сокровенном. Он открывал свою душу, не понимая, что тем самым вторгался в чужое пространство, заставляя людей замыкаться в себе.

Хотелось правды, но наивное желание добиться ответной искренности чаще всего приводило к негативной реакции, — Дмитрию отчетливо давали понять: или он будет соблюдать установленные правила, или должен покинуть коллектив. Да и зачем нужен тот, кто пришел играть и не играет.

От него требовали быть как все, а поскольку Дмитрий не мог или не соглашался выполнить это требование, и при этом еще объяснял причины отказа, он очень быстро вызывал раздражение даже у тех, кто еще недавно казался ему своим. Альтернативы не было: или он должен был быть как все, или оставался в одиночестве. Чаще выбирал себя, а значит одиночество. Но даже когда принимал условия игры и добросовестно подыгрывал, он рано или поздно все равно был вынужден уходить от чужих ему по духу людей, возвращаясь к себе.

Быть своим не получалось. Чужим он был гораздо естественнее, нежели когда старался приспособиться. Одиночество становилось судьбой. Чужой другим, наиболее близок он был себе самому, и что самое страшное, это начинало ему нравиться. Протестуя против положения аутсайдера, Дима, однако, был вынужден исполнять отведенную ему роль и постепенно настолько с ней свыкся, что она стала одной из наиболее успешных его ролей, хотя была столь же неудобна, как и средневековые рыцарские доспехи, одетые на голое тело.

Вынужденный быть везде чужим, Дмитрий не лишал себя надежды стать для кого-то родным и потому старался оставаться самим собой. Но быть естественным всегда было труднее, нежели играть отведенную роль. Каждый имел свою роль, тем самым вынуждая окружающих участвовать в разыгрываемом спектакле. Почему-то притворяться было гораздо проще, и воспринималось это гораздо естественнее, чем если бы кто-то вдруг сбросил маску и обнажил, каков он есть на самом деле. Дмитрия убеждали, что играть очень интересно — ведь можно менять маски, ничем при этом не рискуя, — но это были попытки оправдать либо сокрытие своей безобразной сущности, либо неспособность быть естественным. Одно казалось очевидным: люди охотнее соглашались играть ненавистную им роль, нежели быть самими собой, — возможно, потому что роль самого последнего негодяя воспринималась окружающими охотнее и была удобнее для игрока, нежели проявления своего подлинного Я.

Вскоре Дмитрий понял, что говорить правду — худшее из возможных нарушений правил игры человеческого театра. Наверно, потому, что жизнь и была пьесой под названием “поиграем в правду” — это когда все призывают быть искренними, клянутся в честности, а на деле стремятся обмануть друг друга, всячески пытаясь скрыть истинное. Играть эту пьесу удивительно заманчиво, поскольку суть ее составляет ложь, — когда говорить правду на деле означает лгать. Игра популярна и на редкость увлекательна, поскольку удивительно соответствует человеческой сущности. Кто по наивности принимает чьи-либо заверения в искренности за чистую монету, невольно нарушает порядок игры, произнося нелепые реплики вроде: “я говорю правду, одну только правду и ничего кроме правды”. По правилам полагается лгать, и тот, кто не делает этого, быстро исчезает со сцены, не получая никаких аплодисментов. Все в этой игре зависят друг от друга, все знают, как надо играть, и ждут от напарника того же, что и сами весьма искусно выделывают. Гениальным признается тот, кто умудряется придумать такую ложь, которую и сам принимает за правду, кому также верят другие игроки, в результате изгоняя “плохого” лжеца со сцены. Конечно же, он возвращается, но уже в качестве победителя в роли “баловня судьбы”.

Согласившись однажды, трудно выпутаться из этой захватывающей мистификации, не нарушая ее хода. Причем самым страшным проступком считается изобличение играющих. Такое не прощается никому, а нарушивший это правило сразу же объявляется изгоем.

Время от времени, участвуя в этой игре, Дмитрий так увлекался, что не замечал, как начинал лгать, а когда спохватывался, очень быстро обнаруживал себя вне сцены в привычной роли “аутсайдера”. Приходилось менять маски, поскольку иначе можно было навсегда оказаться обреченным на роль “странного”, “непонятного” или “ненормального”.

Однако с чем Дмитрий никак не мог согласиться, так это с восприятием и оценкой чего-либо непонятного как глубоко чуждого, а значит враждебного. “Но почему, почему, если не такой как все, так сразу чужой? И отчего странного или непонятного всегда воспринимают с опаской, будто он враг?” — спрашивал себя и других Дмитрий.

Ему отвечали: если бы каждый был самим собой, то это вызвало бы эффект, подобный тому, как если бы среди чинно разодетой аудитории появился абсолютно голый человек. Его, конечно же, удалят, обвинив в хулиганстве, хотя он всего лишь обнажил то, что есть у каждого, но что спрятано под шикарными костюмами исполняемых в данном обществе ролей. Причем, если неодетый среди одетых вызывает понятное раздражение, то обнажение души есть худший вызов тем, кто спрятался под личиной исполняемой роли. Ведь тот, кто говорит правду, разрушает устои лицемерного общества, в котором скрываемое и есть главное. Этих возмутителей спокойствия либо изолируют, либо приручают, превращая их бунт в средство извлечения сверхприбыли.

Любое общение было для Дмитрия искренним желанием познать других, чтобы найти своего. Сделать это возможно было только будучи абсолютно искренним и открытым. Но именно искренность вызывала неприятие, а наивное желание любить приводило к отгораживанию от него стеной отчуждения. Тот, в ком Дмитрий старался отыскать друга, почему-то видел в нем врага. Дима пытался разрушить возникающую стену отчуждения, но это приводило лишь к оскорблениям в его адрес. Каждый раз, желая вызвать собеседника на откровенный разговор и при этом невольно посягая на чужую территорию, Дмитрий рано или поздно натыкался на ограду с надписью “посторонним вход воспрещен”.

Дата добавления: 2015-05-09