Таким образом, игровые действа воспринимаются, как правило, лишь в символическом значении, передаваясь в виде традиционного ритуала

В современных мировых религиях культ включает в себя много элементов и образует сложную систему ритуальных действий, в центре которой находится некий коллективный обряд, совершаемый в специально выбранном или отведенном для этого месте. «Культовый обряд позволяет вызвать эффект, образно представленный в действии. Его функция — не простое подражание, но становление частью, участие в действии».

Религиозный культ выступает как особая система символических действий, с помощью которых верующий пытается повлиять на сверхъестественное, дифференцируются и средства воздействия на него, то есть, иначе говоря, различаются и виды культовых действий.

Можно выделить два вида религиозного культа: магию и так называемый умилостивительный культ. В религиоведении магия часто противопоставляется религии и рассматривается как явление, принципиально отличное от нее.
Магия (колдовство, чародейство, волхвование, ведовство) с самого ее зарождения в первобытнообщинном строе присутствовала в культовой практике всех первобытных и последующих религий.

Магические приемы весьма разнообразны. По степени сложности они подразделяются на индивидуальные магические действия (чтобы охранить себя от несчастья, плюют через левое плечо или совершают крестное знамение) и групповые магические действия (пляски, радения, молебны). По направленности магические приемы можно разделить на две группы — протрептическую (агрессивную) и профилактическую (оборонительную).
Верования в сверхъестественные,существа, наделенные сознанием и волей (духи, боги и т. п.), требуют культовых действий несколько иного характера. Здесь главные усилия религиозного человека направлены на то, чтобы обратить внимание воображаемого сверхъестественного существа на нужды человека, добиться благосклонности и получить требуемые блага. Здесь речь идет уже о поклонении в полном смысле этого слова.

Поскольку от воли и желания богов зависит, по мнению верующих, их судьба, их будущее (в том числе судьба после смерти), то люди обращаются к подобным существам за поддержкой, помощью, молят их о заступничестве. Соответственно, рождаются такие формы культа, как жертвоприношения и молитвы. Подобные культовые действия получили название умилостивительных.

Так, у древних скифов, по рассказам Геродота, человеческие жертвоприношения совершались в честь бога войны Арея. Один раз в году Скифское племя сооружало из сухого хвороста возвышение, на котором устанавливался большой старинный железный меч, олицетворявший божество войны.

Здесь, у этого холма, совершались жертвоприношения рогатого скота и лошадей, а также умерщвлялся каждый сотый мужчина из числа взятых в плен врагов. Собранную кровь относили на возвышение и выливали на меч.

Эти действия, согласно закону магии «подобное вызывает подобное», способствовали по представлению скифов будущим победам над врагом, помогали обескровить его- Поэтому тела жертв следовало заранее раскидать на полях будущих сражений, а их кровью обильно полить жертвенные камни.

Жрецы уверяли, что боги особенно любят кровь девушек и детей. В Финикии родители в дни военных мистерий кидали своих детей в раскаленное нутро бронзовой статуи бога войны — Молоха. Крики несчастных, по обычаю, заглушались древом труб и ударами барабанов. В Индии женщины с детьми бросались под колесницы бога Джаггернаута (владыки мира), чтобы спастись от его гнева и попасть в рай.
В древней Мексике во время засухи ацтеки приносили в жертву бога дождя младенцев, а в честь богини урожая умерщвляли девушек. В период войны в честь бога войны Кецалькоатля ацтеки жрецы убивали одновременно по 30—50 тысяч пленных рабов. Каждую очередную жертву жрецы возлагали на жертвенный камень, каменным ножом рассекали грудь, вырывали сердце и кидали в глиняные чаны, а тело сбрасывали по откосу стены в ров. Когда ров наполнялся до краев, жертвы сжигались. Вырванные сердца жертвы предназначались богу Кецалькоатлю, а одно из них, по ритуалу, поедалось жрецами. И все это делалось для того, чтобы обеспечить покровительство богат в войне ацтеков с соседними племенами и государствами.

Задабривание, или умилостивление, грозных могущественных сил и духов природы было общим явлением для первобытных религий. Сначала богов и духов «кормили» так же, как и людей. Позднее, в греческий период, когда возникли представления о богах, олицетворяющих различные силы природы, или «небесном царстве», жертвоприношение принимает символическую ритуальную форму. Для богов строятся жилища-капища, скинии, храмы, в которых совершаются жертвоприношения;

Жертвоприношения у древних евреев проводились в скиниях, а позже — в стационарных храмах (с XI в. до н.э.), где животные сжигались на жертвенных камнях.
У финикийцев и жителей Карфагена кровавые мистерии посвящались богине луны, плодородия Танит. В ее честь у пленных мужчин вырывали сердца. В Древней Греции в честь богини Дианы убивали юношей, предназначенных в любовники богини.
Эти жертвоприношения богам постепенно дополняются ритуальными мистериями, посвященными мифической жизни тех или иных богов, олицетворяющих силы природы: солнце, воды рек, землю и т. п. Так зрелище в виде мистерии вплетается в структуру культа.
Эти мистерии были связаны, главным образом, с производственной жизнью людей, с годовым циклом сельскохозяйственных работ и составляли в совокупности культ плодородия. Культы плодородия существовали в Египте, Древней Греции, Вавилоне, Индии. Мистерии представляли собой род тайных культовых обрядов. К ним допускались лишь посвященные (мисты), и разглашение тайны богослужения жестоко каралось.
Наиболее ранними были Элевсинские мистерии, совершаемые в Аттике (Греция). Они посвящались богине плодородия Деметре. Театрализованное представление, повествующее о похищении Персефоны Плутоном и ее возвращении из подземного царства к матери — Деметре, рассказывало о смене времен года, о смерти и возрождении природы. Процессии, музыка, песни, танцы, пышное убранство храма, фимиам, яркое освещение — все это доводило людей до состояния экстаза, составляющего обычный элемент мистерии.

Остатки древних мистерий, посвященных страданиям умирающих и воскресающих богов, мы находим практически в каждой современной религии: «Мы затрагиваем здесь основы науки о религии, вопрос о сущности культа, обряда, мистерии.
Древнеиндийский обряд жертвоприношения, известный по Ведам, целиком покоится на идее, что культовое действие, будь то жертвоприношение, состязание или представление, понуждает богов дать ему совершиться, есть только некое желаемое космическое событие представить, передать, вообразить в ритуале».

Наиболее распространенным видом обрядового действия является ритуал. Это понятие происходит от латинского слова ritualis (обрядовый) и обозначает выработанный обычаем или установленный порядок совершения чего-либо, церемониал.
«Ритуал есть некое действие, совершение поступка, поведение и т. д., т. е. определенная деятельность со строго очерченными границами и правилами».
Ритуал не выполняет всех функций обряда, так как представляет лишь его часть, начало, кульминацию или завершение.

При этом если обряд выступает как широкоплановое театрализованное действие (свадьба, трудовой юбилей, совершеннолетие, проводы в армию и т. д. Как утвержденный и общепринятый торжественный акт. Это кульминационная часть обрядового действа, его центральное событие. Ритуалы могут содержаться в любом празднике или обряде как его наиболее устойчивые и неизменяемые части, соответствующие или религиозным, или гражданским установлениям и законам.

Специфика ритуала в символическом характере действий, которые его образуют. Это значит, что действие носит особый смысл, знаковый характер, становясь языком культуры. Ибо символ есть образ или знак, несущий глубинный смысл. Истолкование символа есть диалогическая форма знания: смысл символа реально существует только внутри человеческого общения. Мифологическое миропонимание предполагает нерасчлененное тождество символической формы и ее смысла, исключающее всякую рефлексию над символом.

В игре мы имеем дело с особым типом знаков — конвенциональными знаками-символами. Символ, так же как и любой иной знак, выступает в процессе познания в качестве своеобразного заместителя реальных предметов, процессов и явлений. Однако, в отличие от всех иных знаков,' символ обладает частичным сходством с обозначаемым объектом, выбор того или иного символа для обозначения указанного объекта не вполне произволен.
На эту особенность символов справедливо указывал в свое время еще Г.Гегель. Он писал: «Льва, например, берут как символ хитрости, круг — как символ вечности, треугольник — как символ триединства... Символ, взятый в этом более широком смысле, является не просто безразличным знаком, а таким знаком, который уже в своей внешней форме заключает в себе содержание выявляемого им представления».
С другой стороны, символ отличается от образа того или иного предмета или явления, который в сознании человека воспроизводит чувственно воспринимаемые особенности отображаемого объекта. Символ не обязан воспроизводить все или даже главные свойства объекта, который он выражает. Для него достаточно обнаружить хотя бы отдаленное сходство с представляемым объектом, чтобы вызвать тем самым определенные ассоциации, которые являются непременным атрибутом любого творчества.
Следовательно, именно символ есть некий «манок» возникновения творческого начала игры, которая включает в себя определенный ряд символов. Однако при этом символы еще не создают игры, она возникает лишь тогда, когда само коллективное действие приобретает символическое значение.

Например, используемые для ряженья маски представляют определенные символы, которые включаются в обрядовую игру и становятся элементами игрового действа лишь тогда, когда их надевают люди, совершая в них определенные телодвижения, сопровождаемые соответствующими словами, заклинаниями, песнями и т. д. Так, магический обряд, предварявший охоту, был у первобытных племен своеобразной репетицией действий охотников: танцы имитировали телодвижения мужчин во время охоты, в конце ритуала его участники поражали копьями изображение зверя, нарисованное на земле. Так, в описание игрового обряда будущей жизни невесты в чужом доме вручаемый ей веник — символ ее дальнейших обязанностей: не только поддержания чистоты в доме, но и защиты от нечисти, которую она должна будет «выметать», охраняя свою семью.

«Ну, чай утром попьют, посидят молодые, а там идут уж народ, пузырянники ехидны избу сорить. Накладут перьев, парева в горшок, несут под шубой, под полой, запнутся нарошно об порог, горшок сломается — вот сору-то в избе!
В розны худые катанцы накладут перья, ходят — сорят, из дырок сыплется. Молодка должна махать из-под порожья — дадут ей веник и машет бедная».
В данной игре веник является не просто предметом домашней утвари, а своеобразным символом будущей семейной жизни. На Руси к этому предмету относились весьма трепетно, следя за его чистотой, ставя в угол у порога входной двери обязательно метелкой вверх. Некоторые символические действия давно потеряли для нас смысл, но люди продолжают их обыгрывать, не подозревая об их сущности: так надо, эт делали мои предки и т. д.

Происхождение символических игровых условностей человеческого общения можно увидеть в культе. Например, приветствие путем снятия головных уборов имеет истоком рыцарский ритуал снятия шлемов перед турниром.

Можно ли считать ритуальную сторону жизни ее игровым элементом? Й. Хёйзинга хотя не отождествляет игру и ритуал, но чрезвычайно сближает их, доказывая, что именно игра порождает ритуал, она первична и изначальна цо отношению к ритуалу, как, впрочем, и по отношению ко всей культуре.

А.К. Байбурин при определении сущности ритуала вслед за Э. Дюркгеймом называет четыре важнейших его функции: «социальную (или подготовительную), интегрирующую (или связующую), воспроизводящую, психотерапевтическую (или компенсаторную)». Ритуал — это способ «пассивного» воспроизводства традиции (функция поддержания по Э. Дюркгейму) путем заучивания, копирования ее элемент блока» фрагментов. Игра предполагает «активное» воспроизводство (функция обновления). Кроме того, игра носит некий импровизационный характер и может быть прервана по желанию играющих, что невозможно в ритуале, иначе он будет просто недействителен (ритуал венчания, ритуал посвящения в рыцари и т. д.).

Нельзя признать отличительным признаком игры и способность к перевоплощению ее участников.
«Игра возникает там, где человек в конкретном и зримом действии из Я создает не — Я, где эти две образующие синхронизированы и сплетены в одну, двуединую структуру». Способность к перевоплощению в равной степени присуща и исполнителям ритуала. Недаром в ряде исследований с мистерией и театром сближается даже литургия, которая, как и игра, «лишена цели, однако полна смысла».

При таком понимании, например, игровое соревнование и перевоплощение — явления филогенетически очень близкие, на что обращал внимание еще Й. Хёйзинга: «Состязание и представление не проходят из культуры как развлечение, а предшествуют культуре».
Не является сущностно игровым и такой устойчиво приписываемый игре признак, как удовольствие, так как невозможно игнорировать эмоциональный подъем или удовлетворение по поводу совершенного только что ритуала всеми его участниками. Можно долго говорить о том, что отличает эти два понятия — игра и ритуал, но связь их несомненна, «...быть может, существует более тонкая форма реальности, охватывающая законы и игры, время и вечность. Наш век можно по праву назвать веком исканий в изобразительном искусстве, музыке, литературе, науке. И, несомненно, одно: он породил новый диалог между природой и человеком».

Игра является динамической составляющей культурного процесса как способа существования ритуальных форм, как некоего универсального механизма преобразования старого ритуала в новый, что позволяет совершить переоценку многих устоявшихся зрелищных представлений.
Именно ритуальная, обрядовая сторона культуры приводит Хёйзингу к выводу о культурной всеобщности игры. В ритуале как нигде ярко прослеживается ограниченность действия правилами, требующими абсолютного подчинения и строгого соответствия. «Широко распространенная однотипность игровых и ритуальных форм предстает при этом в более ясной перспективе, и на очередь становится вопрос, в какой мере любой сакральный акт попадает в сферу игры». Этот вопрос действительно представляет большой интерес, если рассматривать ритуальную сторону жизни общества как осуществление и реализацию игры.

Таким образом, культ является самым древним театрализованным представлением, включающим в себя все основные его составляющие: игру, маски или переодевание, музыку, песни, танцы, пышные декорации, коллективное действие. Изобразительные игры были важным элементом ритуальной жизни, а позднее — общественных развлечений, в которых участвовали все возрастные и социальные слои. Поэтому они сохранились зачастую в весьма завуалированной форме, в виде остатков магических представлений и культовых действ или символики социальных отношений, характерных для средневекового и ренессансного города и его окружения.
Итак, как уже говорилось выше, культура возникает в форме игры и культа. Однако в результате перехода с одной ступени исторического развития на другую, соотношение этих элементов меняется; игровой элемент, по мнению Й. Хёйзинги, растворяется, ассимилируется в сакральной сфере или кристаллизируется в учености, поэзии, формах политической жизни. Все эти сферы человеческой деятельности становятся полем большой Игры: «Чем более игра способна повышать интенсивность жизни индивидуума или группы, тем полнее растворяется она в культуре. Священный ритуал и праздничное состязание — вот две постоянно и повсюду возобновляющиеся формы, внутри которых культура вырастает как игра и в игре».

Отсюда следует, что игра выступает как праздничное состязание (праздник, забава) и священный ритуал (культовый обряд).

Дата добавления: 2015-05-09