Разработка методологических основ исторической школы учениками Ф. Боаса 1 страница

Дж. Стокинг в упоминавшемся уже исследовании, основанном на архивном материале, убедительно прослеживает процесс внедре­ния Боаса и его учеников в этнографическую науку США и их борьбу с представителями эволюционистской школы. Борьба ве­лась между боасовцами — «ньюйоркцами» и * эволиционистами- «вашингтонцами» и внутри американской атропологической ас­социации (AAA), созданной в 1902 г. как объединение этногра­фов, археологов, антропологов и лингвистов страны, считавшихся представителями единой всеобъемлющей науки «антропологии».

Как показало соотношение сил на годовом заседании Ас­социации в 1923 г., влияние «вашингтонцев» упало и «установи­лось,— по словам Стокинга,— влияние Боаса и понимание науки как «культурной антропологии» Уже в 1919 г., устанавливает Стокинг, большинство работающих этнографов США получили образование под руководством Боаса. Отделение антропологии при Колумбийском университете в Нью-Йорке во главе с Боа­сом стало центром новой школы. К 1926 г. ученики Боаса воз­главляли уже все значительные отделения антропологии в уни­верситетах страны, ставшие центрами этнографических исследо­ваний.

В теоретической литературе этнографов США часто поднима­ется вопрос —была ли «школа Боаса»? Выдающиеся ученые США — ученики Боаса (А. Кробер, Р. Лоуи, М. Мпид и др.) считали, что такой школы не было. Правда, не все они последо­вательны в этом своем мнении. Например, М. Херсковиц с уточ­нениями по поводу того, что такое школа вообще, наличие ее признавал в своей последней работе ², хотя в монографии, посвя­щенной Боасу, он писал, что термин «школа Боаса»... ошибочен ³. Э. Сэпир, П. Радин, А. Гольденвайзер, Р. Биилс и Н. Хойджер считают, что можно говорить о школе Боаса \

Но все исследователи единодушно признают, что BoaG был основателем «культурной антропологии» в США как науки⁵, его часто называют «отцом» американской этнографической науки.

Думается, что ошибочно называть историческую школу в эт­нографии США «школой Боаса», потому что основные ее мето­дологические концепции были развиты учениками Боаса — А. Кробером, М. Херсковицем, Р. Лоуи и Дж. Мордоком, Э. Сэ- пиром, Р. Бенедикт, М. Минд и многими другими. Поэтому не случайно, что именно ученые, внесшие наибольший вклад в раз­работку теоретических основ исторической школы, сомневаются в правомерности обозначения ее как школы Боаса.

Однако бесспорно, что Боас заложил основы этой школы, ко­торые были развиты ею учениками, и не случайно последние отмечали свое идейное родство с Боасом, признавая, что разви­вают его историко-философские концепции. Суть этих концеп- ционных основ состояла в: 1) определении культуры как пред­мета и метода науки; 2) эмпиризме и скепсисе в отношении тео­ретических обобщений; 3) релятивизме и отрицании идеи прогресса; 4) диффузионизме и связанной с ним концепции культурного ареала.

Уже первые работы учеников Боаса были прежде всего на­правлены не против эволюционной школы вообще, а против мор- гановской периодизации истории первобытного общества и пони­мания его как общества родового. Определение культуры как предмета этнографии и понимание ее сущности, данное Тэйлором, было полностью воспринято и Боасом и его последователями. Но в отличие от Тэйлора, трактовавшего культуру как единую чело­веческую культуру, Боас ввел релятивистскую концепцию плю­рализма уникальных культур, развивавшуюся затем большинст­вом его учеников.

Ученики Боаса, следуя ему, стремились доказать фактиче- скую-де необоснованность главных положений «эволюционной» школы в этнографии об общих закономерностях развития чело­веческого общества, о причинно-следственной последовательности и поступательности исторического процесса. Чаще всего осторож­ные высказывания самого Боаса по этим проблемам они предель­но заостряли, доводя их до логического конца.

tds

Если историко-философские взгляды Боаса складывались под влиянием позитивизма немецких испытателей конца XIX в., то на его учеников большое влияние оказывали неопозитивисты и неокантианцы первой половины XX в. Среди учеников Боаса сложилось своеобразное разделение труда в разработке основных концепций исторической школы.

Крупнейшим теоретиком в области философско-исторических основ этой школы был Кробер. Он особенно последовательно раз­вивал основные теоретические посылки Боаса. М. Херсковицу принадлежит наиболее законченная разработка концепций куль­турного релятивизма и плюрализма. Дж. Суантон, Р. Лоуи, а затем Дж. Мордок занимали ведущее место в опровержении учения Моргана о родовом устройстве первобытного общества. Э. Сэпир, Р. Бенедикт и М. Миид развивали мысли Боаса о роли психологического в истории общества, доведя их до психологиче­ского детерминизма, против которого вынужден был выступить сам Боас.

Идея же.многолинейной эволюции получила законченное оформление в трудах Дж. Стюарда, считающегося ныне ведущим теоретиком неоэволюционизма.

Значительный вклад в разработку методологии, в развитие идей исторической школы в этнографии США внесли Р. Диксон, К. Уисслер и П. Радин, но влияние на них Боаса было более ог­раниченным, чем на его верных последователей — А. Гольден- вайзера, Р. Лоуи, А. Кробера и др. К. Уисслер и П. Радин не причисляли, например, себя к «экстремистам-антиэволюциони­стам» и подчеркивали, что их интересует история культуры чело­вечества в целом, а не плюрализм культур.

«Исторический метод». Выдвинутый Боасом так называемый исторический метод, в противовес сравнительно-историческому, развивался его учениками, постепенно утрачивая даже ту не­большую дозу историзма, которую он оговаривал.

У учеников Боаса исторический метод понимался только как метод собирания фактов, «описания специфических культур... без какого бы то ни было,— по словам П. Радина,— упоминания о том, чтр предшествовало и что последует» ⁶. Исторический метод подчеркивал при этом необходимость внеисторического описания культуры «такою, какою она живет».

Сам Ц. Радин ввел в американскую этнографию автобиогра­фический метод показа «жизни» изучаемой культуры. Предметом исследования при этом становилась жизнь «типичной» для дан­ного племени личности. Чаще это были племенные вожди и вое­начальники. В подобного рода работах обычно подробно описы­вались все стороны жизни человека, его устремления и поведе­ние, якобы поведанные им самим и записанные этнографом.

Нельзя отрицать, что такой метод этнографического исследо­вания в известной мере помогает через раскрытие характера и деятельности отдельных лиц осветить социальную жизнь данного народа на данный период времени. В этом отношении заслужи­вают внимания работы Н. Лури — автобиография женщины вин- небаго, К. Форда — об одном из вождей квакиютлей и самого П. Радина о выдающемся виннебаго⁷.

Но порок автобиографического метода состоял в переоценке значения субъективного момента в развитии общества. Недаром он сблизил П. Радина с этнопсихологами — исследователями культуры и личности, которые также применяли этот метод. В их работах излишнее внимание к деталям интимной жизни индейца граничило с порнографией неофрейдистского толка.

Как и они, Радин пришел к попытке объяснения культуры типами личности, выделив, например, типы мыслителя и типы практиков.

Автобиографический метод в этнографии США не был само­бытным для нее явлением. Он сложился, несомненно, под влия­нием автобиографической школы в западной историографии. В ней нашел свое отражение субъективный идеализм в понима­нии исторического процесса, попытки подменить объективные за­коны развития общества действиями, волей выдающихся лично­стей. Не случайно и в биографической литературе американских этнографов фигурируют выдающиеся, по их же субъективному определению, индейцы.

Полевые исследования конкретных явлений и элементов куль­туры различных индейских племен были возведены в высший критерий науки. Представители исторической школы, как пишет Л. Уайт, «выдвинули и повторяли положение о то, что именно полевая работа подрывала теории их предшественников, и осо­бенно теории эволюции культуры» ⁸. Они утверждали, что Ф. Бо­ас был основателем полевых исследований в этнографии США, ставших ее основой.

Они забывали, что начало полевым исследованиям было по­ложено Морганом еще в 1840-е годы, что они велись в сравни­тельно большом объеме этнографами эволюционной школы под руководством основанного в 1879 г. Бюро американской этноло­гии при Смитсоновском институте.

Противопоставив диффузионизм историзму подхода к изуче­нию общества эволюционистов, представители исторической шко­лы с начала своей деятельности увлеченно занимались прослежи­ванием распространения элементов предположительно абориген­ной индейской культуры по континенту.

Важнейшей задачей науки они считали собирание детальной информации, характеризовавшей обычаи и институты конкретных этносов.,

История культуры, «динамика ее роста» сводилась ими к пространственному перемещению и напластованию элементов, возникающих независимо в нескольких культурных центрах.

Культура народа понималась как механическое сцепление от­дельных элементов или комплексов культуры. Заимствование

приобретало значение важнейшего фактора изменения культуры того или иного народа.

Щ Концепция культурного ареала была естественным следстви­ем полевых исследований, в которых пространственный подход подменил исторический.

Быстро накапливавшийся фактический материал поставил пе­ред учеными проблему его классификации, но такой классифи­кации, которая опровергала бы периодизацию истории Моргана и марксизма.

При том значении, какое придавалось исторической школой изучению диффузии элементов культуры, естественным было об­ращение к географическому принципу классификации получае­мых этнографических данных

В результате появилась концепция «культурного ареала», ставшая вторым после понятия «культура» ключевым понятием в американской этнографии 1900—1950 гг. Боас уже в лекции 1888 г. говорил о «различных ареалах», социальные явления ко­торых необходимо сравнивать для выведения общих закономер­ностей ⁹. В статье же 1896 г. он определял задачи этнографиче­ской науки как «изучение культуры данного племени или данного культурного ареала» ¹⁰. Но оба понятия не были изо­бретением американских этнографов. Как уже отмечалось, в исторической школе в этнографии США, несмотря на ее антиэво­люционизм, закрепилось толкование культуры как главного пред­мета науки в определении ее сущности английским эволюцио­нистом Э. Тэйлором. Понятие же «культурного ареала» в его развитом К. Уисслером и А. Кробером виде было местной вариа­цией «географических провинций» А. Бастиана и «культурных кругов» — венской культурно-исторической школы.

Недаром Херсковиц характеризует историческую школу, на­зывая ее школой «исторического эмпиризма», как третью раз­новидность диффузионизма ^и.

Впервые понятие культурного ареала, как уже отмечалось в главе об эволюционизме, было аспатгьаовано О. Мэсоном в коп­не XIX в. как средство классификации по географическому прин- цдпу1т7йны^олд^ш, собранных у множества индейских племен. Мэсон интересовался материальной культурой индейпе! и сделал попытку объяснения ее вариаций у различных племен условиями географической среды. Само название одной из его статей весьма в этом отношении красноречиво — «Влияние среды на человеческие индустрии и искусства» ^1г. f

И для Боаса культурный ареал был первоначально методом систематизации фактического материала.

В 1893 г.: этот метод классификации коллекций был приме­нен Ф. Боасом при организации этнографической экспозиции на Международной выставке в Чикаго. Позднее по этому же прин­ципу он классифицировал музейные коллекции по гончарству. Во время прохождения мною практики в Американском Музее есте- ствснной истории в Нью-Йорке в 1930 г. под руководством Ф. Боа­са и К. Упсслера — тогдашнего куратора этнографического отде­ла музея, мне была поручена организация экспозиции индейских плетеных изделий, также основанная на принципе «культурного ареала». Все это примеры применения «культурного ареала» как метода систематизации конкретного материала музейных кол­лекций.

Однако в дальнейшем значение «культурного ареала» расши­рялось. За 1915—1930 гг.— период расцвета деятельности исто­рической школы — понятие «культурного ареала» подвергалось усиленной разработке в трудах учеников Боаса — К. Упсслера и А. Кробера. Г. Драйвер в своей специальной статье по исто­рии этой концепции ¹³ пытается установить приоритет в ее раз­работке не К. Уисслера, а А. Кробера, обосновывая это тем, что Кробер писал о культурных ареалах аборигенной Калифорнии уже в 1904 г.¹⁴, тогда как первое упоминание в печати культур­ного ареала Уисслером относилось к 1906 г." Но думается, что, несмотря на эти факты выступлений в печати, все же приоритет должен оставаться за Уисслером как продолжателем Мэсона и как работником Американского музея естественной истории, не­посредственно воспринявшим ставший уже традиционным после работы в этом музее О. Мэсона и Ф. Боаса метод классификации материала по культурным ареалам. Об этом говорит и признание Уисслера в предисловии к его первой монографии, что она яв­ляется следствием его работы в музее

Разработка концепции культурного ареала была связана с интенсивным изучением и картографированием распространения элементов аборигенной индейской культуры по континенту. Под­робной разработке подверглась процедура выделения культур­ных ареалов. На основании сопоставления составленных карт распространения элементов, или «черт» культуры определялись сцепления элементов в комплексы и комплексов в определенные типы племенных культур. Затем определялись географические области распространения племенных культур сходного типа, по­лучившие название «культурных ареалов».

Под последним стали понимать географическую область, в гра­ницах которой обитали народы, имевшие значительную степень сходства в элементах типичной для ареала культуры и отличав­шиеся от типов культуры народов других культурных ареалов.

Насколько механически устанавливались культурные ареалы, говорят следующие наставления К. Уисслера: «Чтобы удовлетво­рительно определять эти ареалы,— писал он,— необходимо поль­зование подходящим статистическим методом и составлением списков комплексов черт культуры. Имея перед собой такой спи­сок, без труда можно определить удовлетворительные границы ареала»

«Каждый ареал,— писал К. Уисслер,— объединяет большое количество племенных единиц и столько же племенных культур, но все они относятся к одному типу, поэтому ареал определяет границы данного культурного типа» ^1S. Таким образом, тип куль­туры и культурный ареал у Уисслера совпадали.

Каждой культуре, по Уисслеру, присущи девять комплексов, которые он называл также «основными комплексами человече­ской деятельности»,— речевой, материального производства, ис­кусства, мифологический, религиозный, семейный, собственности, управления, войны.

Важнейшим из этих девяти комплексов он считал материаль­ный, и в частности пищевой, комплекс, включая в него все осо­бенности хозяйства, связанные с добычей, переработкой и по­треблением пищи.

В своей первой монографии «Индейцы Америки» он писал, например: «Наиболее материальными и объективными характери­стиками человечества являются те, что связаны с пищей. Оче­видно, что фундаментальной потребностью в существовании че­ловека является наличие достаточного количества съедобного ор­ганического вещества» Этим он объяснял свое этнографическое районирование аборигенной Америки на восемь специализиро­ванных «пищевых ареалов». Но в более ранней работе им была опубликована первая карта «культурных», а не «пищевых» ареалов ²⁰.

Одновременно с К. Уисслером понятие культурного ареала разрабатывал А. Кробер, уточняя его на этнографических мате­риалах сначала о калифорнийских индейцах ²¹, а затем всей або­ригенной Америки ²².

Отправляясь от этнографического районирования Америки К. Уисслером, он внес в него ряд уточнений. В Северной Аме­рике он видел 6 «больших ареалов», 56 «ареалов» и 43 — «под- ареала». Каждое из этих территориальных подразделений было им более подробно, чем у Уисслера, охарактеризовано.

У обоих исследователей каждый культурный ареал характе­ризовался уникальными чертами культуры и спецификой их сцепления в комплексы и типы культуры. Специфику ареала на­ряду с общим типом хозяйства искали в стиле керамики, ткаче­ства, архитектуры, одежды. У Кробера большое значение прида­валось комплексам элементов религии и художественных стилей.

У обоих авторов, хотя и в различной степени, присутствует элемент географического детерминизма, обусловленности «ареа­лов» и «типов» культуры особенностями среды. Особенно четко связал культурный ареал с географическим А. Кробер, говоря о соответствии культурных ареалов климатическим, экономическим, биологическим зонам²³. Правда, в работе 1939 г. он определен­но высказывался против географического детерминизма, говоря о решающем значении истории и культуры ²⁴.

В работе 1952 г., уже критикуя концепцию культурного ареа­ла, он признавал, что «культурный ареал близко соответствовал естественному» ²⁵.

Начиная с Уисслера, делались попытки определения внутри ареала центра культуры и ее периферии и соответственно — этносов центральной его части — носителей типичной для данного ареала культуры и периферийных. Различия между ними опре­делялись количеством и качеством элементов культуры и харак­тером пх сцеплений в комплексы.

Культурный центр определялся Уисслером не только как гео­графический центр диффузии, но и как центр разработки типич­ных для ареала комплексов элементов культуры и типичного для ареала их сцепления.

Комплексы элементов культуры центра распространяются на периферию, и культурный ареал в целом рисовался как «после­довательность зон диффузии вокруг центра» ²⁶. «Географическое распространение комплексов элементов,— писал он, например,— имеет тенденцию к кругу или радиации из центра. Но иногда диффузия носит нерегулярные формы... Сначала диффузия,— по его словам,— происходит в пределах культурного ареала, а за­тем перешагивает за его границы и становится континенталь­ной» В конечном счете культурный ареал становился у него центром мировой культуры.

Но на периферии комплексы элементов типичной для ареала культуры, по Уисслеру, уже «проявлются в истощенной форме, так как ими утрачены многие элементы, представленные в цент­ре» ²⁸. Культуры периферийных племен и народов носят переход­ные формы, так как в них обнаруживаются элементы культуры и их комплексы, заимствованные из сопредельного ареала. «Мо­жет оказаться,— писал Уисслер,— что эти племенные культуры (периферии,— Ю. А.) будут содержать одинаковое количество комплексов элементов двух центров культуры двух сопредельных ареалов» ²⁵.

Он подчеркивал при этом, что его интересует не происхожде­ние, а тенденции, темпы, механизмы заимствований и распрост­ранения элементов культуры и их комплексов из центра данного ареала. Он надеялся выявить при этом некие «законы диффузии», последним он придавал важное значение. Допуская, что процес­сы становления культуры состоят в независимых изобретениях и заимствованиях извне, он считал, что заимствование культурных элементов и их комплексов «является главным фактором, обус­ловливающим развитие культуры» ³⁰.

Эта явно преувеличенная оценка преобладающей и решающей роли заимствований означала по существу отказ в самобытном творчестве народам периферии, игнорирование того установлен­ного исторической наукой факта, что основные достижения в культуре каждого народа являются следствием его самобытного творчества, оно-то определяет и социальную потребность в том, что заимствуется.

Можно говорить о закономерностях, согласно которым заим­ствования дополняют внутреннее развитие, обогащают жизнь данного народа. «Законы» же диффузии по существу снимали проблему истории человеческих обществ, особенно периферийных этносов, якобы живущих «дарами» этносов культурного центра ареала. Правда, Уисслер оговаривался, что не приписывает этно­сам центральной части ареала исключительных творческих спо­собностей, но считает, что характерный для ареала тип культу­ры — это культура первых иммигрантов в этот ареал, результат их приспособления к данной географической среде ³¹. Но в даль­нейшем эти племена не одни являются созидателями характер­ного для данного культурного ареала культурного типа, а дру­гие племена ареала также вносят в этот созидательный процесс свои идеи и свои изобретения. Центральная же группа племен мо­делирует их в определенный тип (pattern).

Видя в заимствованиях главный процесс «наполнения куль­туры содержанием», Уисслер писал, однако, о «селективности заимствований», состоящей в том, что «племя заимствует из другой культуры только то, что находит возможным изменить соответственно присущему ему традиционному pattern» ³².

Культура, по Уисслеру, не есть только «агрегат культурных комплексов», они сцеплены воедино по определенному, присуще­му каждой культуре плану (pattern), который и обеспечивает це­лостность культуры. Поясняя свое понимание «плана культуры», он писал: «Если мы примем культурные комплексы за строитель­ный материал, то план построенного из него дома будет соот­ветствовать плану (pattern) культуры»³³. Откуда берется этот план, как и кем он разрабатывается, Уисслер не выясняет и не ставит это своей задачей.

Трактуя культуру как известного рода целостность, Уисслер сопоставлял ее с организмом и развитие культуры уподоблял жизненному циклу зарождения, наполнения и расцвета и посте­пенного умирания. Эти высказывания характеризуют Уисслера как сторонника исторической концепции «циклизма», развивав­шейся позднее в работах Кробера. С этим связана и идея Уисс­лера о преходящем характере, о невечности центра культурного ареала.

Старые центры «увядают», появляются новые. Этому явлению он дает объяснение в духе буржуазной экономической теории марджинализма, считая его следствием того, что «растущая про­изводительность пищевого комплекса со временем приводит к со­стоянию уменьшения доходов и нарушению равновесия» ³⁴. Он устанавливал, что новые центры возникают на основе использо­вания новых природных ресурсов. Но, признавая прерывность в развитии конкретных центров культуры, Уисслер подчеркивал непрерывность в развитии культуры человечества в целом ³⁵.

В этом вопросе Уисслер расходился со школой Боаса, пред­ставители которой абсолютизировали конкретное и отрицали об­щее в истории человечества.

В общем можно сказать, что концепция культурного ареала

как метода классификации конкретных этносов была закончен­но разработана именно Уисслером.

А. Кробер в основном разделял идеи Уисслера, это особенно четко выражено им в статье, посвященной оценке работ Уиссле­ра, в которой он соглашался с ним но большинству разрабаты­вавшихся им проблем ^зв.

Но понятие культурного центра Уисслера он заменил кон­цепцией «культурного фокуса» или «климакса». «Культурный климакс или кульминация,— писал он,— обнаруживается в пунк­те, из которого происходит наибольшая радиация культурного материала в данном ареале» ³⁷.

Пытаясь, как и Уисслер, установить некие законы диффузии, он связывал их с местоположением культурного климакса. По­следний, по Кроберу, чаще всего бывает в центре ареала и диф­фузия в этих случаях носит центробежный характер, однако он допускал, что фокус может перемещаться и может оказаться на окраине ареала, тогда диффузия веерообразна, но бывает и так, что фокус обнаруживается на периферии, тогда диффузия цент­ростремительна ³⁸.

Вначале принципы культурно-ареальных классификаций раз­рабатывались и уточнялись на этнографическом материале або­ригенного населения Америки. Учениками К. Уисслера и А. Кро- бера велась большая работа по линии эмпирического уточнения культурного содержания ареалов и их границ, изучения распро­странения внутри ареалов элементов культуры.

В начале 1930-х годов Кробер организовал при Калифорний­ском университете группу по изучению распространения элемен­тов культуры. В 1934—1938 гг. 13 полевых исследователей — учеников Кробера провели эти исследования в 254 территориаль­ных подразделениях Северной Америки. За этот период была опубликована серия региональных этнографических монографий, в некоторых из них делались попытки статистической обработки собранных данных.

Позднее эти принципы были применены этнографами США для классификации народов других частей света³⁹. Но, оцени­вая эти монографии и всю проделанную работу по изучению рас­пространения элементов культуры в 1952 г., Кробер вынужден был признать, что они оказались неудачными⁴⁰.

Ар еалъно-временная концепция (age-area concept). Постепен­но пространственный аспект культурного ареала стал связывать­ся с временным фактором, и концепция культурного ареала пре- е вратилась в историческую концепцию, с помощью которой стре­

мились реконструировать историю индейских племен. Считалось, что при отсутствии письменных источников о прошлом беспись­менных народов реконструкция их истории возможна путем со­поставления элементов культуры и их распространения в рамках г ограниченных географических регионов. С этой целью исследо­

ватели стремились выявить определенные закономерности диф-

фузии культурных элементов внутри ареала, чтобы установить на этом основании исторические взаимосвязи между населявшими его этносами.

Впервые этот метод был применен американским археологом Н. К. Нельсоном в 1919 г. На основе изучения распространения стилей индейской керамики на Юго-Западе США он сделал вы­вод, что элементы, сосредоточенные в небольшом центральном районе, более новы, а те, что распространялись по периферии ареала, более древниЭта концепция, сочетавшая временной фактор с пространственным, была заимствована Нельсоном из естествознания. С этого его выступления и берет свое начало развивавшаяся долгое время на страницах этнографических ис­следований в США так называемая ареально-временная концеп­ция, согласно которой более распространенные элементы культу­ры более древни, менее распространенные — относительно со­временны.

Этот вывод Нельсона нашел широкий резонанс среди этно­графов США. Видимо, под его влиянием в 1920 г. Ф. Боас вы­сказал мысль о допустимости такого подхода к истории этно­сов Однако в последующих работах Боас подчеркивал ограни­ченность этого подхода. В 1927 г. он писал уже о «сложности определения древности явления по его распространению»⁴³. В статье же «Задачи антропологического исследования» в 1932 г. Боас подчеркивал, что «нельзя основывать хронологию развития отдельных культур на наблюдаемых явлениях диффузии. Лишь в небольшом количестве случаев представляется оправданным су­дить о большой древности определенного достижения культуры по его всемирной диффузии... например, использование огня... но этот метод нельзя обобщать» И в значительно переработан­ном новом издании книги «Ум первобытного человека» Боас, воз­вращаясь к этой концепции, писал: «Не обязательно, что наибо­лее широко распространенное явление наиболее древне»⁴⁵. Он ограничивал возможность суждения о древности явления по его распространенности лишь областью первобытной техники»

К. Уисслер же, ознакомившись с работой Нельсона в 1922 г., считал его заключение весьма перспективным и во втором изда­нии (1922 г.) своей монографии 1917 г. уделил, по его словам, больше места «объяснениям хронологической последовательности но степени распространенности явлений». «Эти объяснения,— писал Уисслер далее,— обещают занять в ближайшем будущем одно из ведущих мест в антропологическом исследовании. Хотя и верно,— оговоривался он,— что одно географическое распрост­ранение не является вполне надежным индексом временных свя­зей, однако оно дает ключ к ним» И в следующей своей кни­ге (1923 г.) Уисслер допускал возможность корреляции степени распространенности явления в пространстве с его временной по­следовательностью, но предупреждал о необходимости осторожно­го подхода к этим корреляциям^4S.

Уточняя далее свою мысль, он писал: «Факторы пространства и времени в истории культуры в достаточной степени взаимосвя­заны, чтобы сделать культурный ареал важным средством про­никновения во временную перспективу роста культур, не имею­щих письменных исторических документов» ⁴\

Кробер, так же как и Уисслер, считал ареально-временную концепцию весьма плодотворной. Он пытался связать ее со своим понятием «культурного климакса», определив последний как «проявление во времени региональной кульминации в творчестве и богатстве форм» ⁵⁰.

В книге «Антропология» Кробер писал, что «пространственно- временной принцип конкретно иллюстрируют культы и обрядо­вые пляски индейцев Калифорнии, где широкое распространение получили предположительно древние обряды, а ограниченно ло­кализованные говорят о специализации, представляющейся позд­ней» ^м. Как видим, Кробер принимал безоговорочно ареально- временную концепцию. В результате этих высказываний Уиссле­ра и Кробера понятие культурного ареала приобрело значение детально разработанной концепции, с помощью которой пытались реконструировать прошлое бесписьменных народов.

Постепенное расширение археологических исследований и со­вершенствование методов датировки, а также глубокие «раскоп­ки» этнографов в архивах колониального периода все в большей мере вскрывали фактическую необоснованность и антиистори.ш культурно-ареальных классификаций и «исторических» реконст­рукций на их основании прошлого индейцев. Недостатки этих классификаций отмечались отдельными учеными США уже в 1920-е годы: Р. Диксоном (1921 г.), У. Уильсоном (1925 г.), Л. Спиром (1929 г.). Убедительно раскритиковал концепцию культурного ареала в 1936 г. Р. Линтон⁵². В статье 1947 г. сам А. Кробер уже высказал свою неудовлетворенность этой концеп­цией. «Прежде всего,— писал он,— культурные ареалы — это вов­се не ареалы, а своеобразные культуры, пространственно ограни­ченные... Чем больше становится известной их история, тем труд­нее развивать приемлемую культурно-ареальную классифика­цию»...⁵³ Он подчеркивал, что в изучении индейцев первостепен­ное место должны иметь исторические знания и археологические материалы. В работе 1952 г. он подверг критике свои и уиссле- ровские реконструкции прошлого индейцев на основе распростра­нения и типологии синхронных этнографических данных, отмечая их несостоятельность в свете достижений археологии⁵⁴.

Дата добавления: 2015-05-09