Этнокультурная идентификация и стереотипизация 1 страница

Эрих Фромм отмечал: английский джентльмен, не снимающий смокинга в самой экзотической обстановке, или мелкий буржуа, оторванный от своей среды, чувствует себя заодно с нацией или какими-то ее символами. Американский фермер, оторванный от цивилизации, начинает рабочее утро с того, что водружает национальный флаг США. Люди постоянно находятся в процессе напряженного поиска культурной идентичности.

Профессор С. Хантингтон из Гарварда, о котором мы уже упоминали, как-то заметил, что в Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые могут превратиться в бедных, а бедняки - в богачей. Но русские при этом никогда не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы - армянами. При этом Хантингтон имел в виду культурные различия между народами, которые, по его мнению, преодолеть труднее всего. Но каким образом национальные различия связаны с культурой? И является ли национальная принадлежность главной формой идентификации личности?

Большинство людей связывает национальную принадлежность с "кровью". Недаром в разговорном языке используют слово "полукровка", имея в виду тех, кто родился в смешанном браке. В данном случае, сами того не ведая, люди подходят к себе подобным, как к животным. У животных "полукровки" рождаются при смешении чистой и простой породы, у людей - при смешении наций. Таким образом, за словом "полукровка" стоит определенный подход к человеку. В соответствии с ним национальная принадлежность передается по наследству и выражается в строении тела, чертах лица и многом другом, связанном с врожденными особенностями человека.

Когда-то так думали все. Сегодня в этом уверено большинство. Но есть и такие, кто думают иначе. И если бы не существовало людей, убежденных в том, что со временем кровное родство в качестве объединяющей силы отступает, а на первый план выходит культура, то национальный вопрос не имел бы отношения к культурологии. Здесь перед нами не просто разногласия, борьба мнений или пристрастий. По сути в этом споре противостоят друг другу две исторические реальности – этнос и нация. На смену одному способу сплочения и, наоборот, идентификации в ходе истории пришел другой, но этот процесс шел долго и мучительно и у многих народов ещё не завершился.

Этническая культура является тем, что выделяет людей из "животного царства" на самых ранних ступенях развития. Этнографические исследования показали, что даже у дикарей Южной Америки, Африки и Полинезии, и в наши дни не достигших ступени варварства, существуют способы культурной идентификации, т.е. разделения людей на "своих" и "чужих".

"Идентичный" переводится с латыни как "тождественный", а "идентификация" – это установление тождества между предметами, процессами и проч. Понятно, что полное тождество даже между родственниками возможно лишь у близнецов. Но в человеческом сообществе идентификация – это признание совпадения между людьми не в деталях, а в главном. И на ранних ступенях развития то главное, что объединяет людей в коллектив, имеет явно выраженные, зримые черты. На ступени дикости люди жили сплоченными кровнородственными коллективами. И дикарь отличал "своего" от "чужого" прежде всего по внешности. Но уже у диких народов этнодифференцирующую роль играет также культура. Ведь "своих" от "чужих" здесь отличает не только цвет кожи, но и ее раскраска, не только характер волос, но и прическа, а также бытовые и культовые предметы, язык и поведение человека.

Однако люди, в отличие от животных, способны и на большее, а именно на самоидентификацию. И происходит это на ступени варварства, когда культура включает сложную систему ритуалов и мифов, в которых люди, отождествляя себя с животными и природными силами, рассказывают об истоках собственного рода. Миф является формой коллективного самосознания. И в развитой мифологии люди начинают осознавать не только своё отличие от других, но и своё родовое единство в лице общего предка (мы говорили выше о тотемизме).

Современная культура пользуется логикой этнических различий все чаще лишь как символической системой, маской или прикрытием экономических и политических процессов. Найти в наше время какую-либо крупную однородную этническую структуру чрезвычайно сложно. Но на Востоке говорят: мир потому велик, что не отбрасывал ни одной песчинки. Человечество начала Ш тысячелетия уже не знает естественных рубежей, ранее разделявших народы и племена. Сегодня государственная граница является куда большим препятствием, чем моря и горы.

Хотя этническое самосознание все-таки обусловлено генетическими характеристиками, в нашу эпоху этническое и национальное самосознание не совпадают. В современных нациях есть множество людей разного этнического происхождения - "русские американцы", "обрусевшие немцы", "русские евреи" и т. д. Например, Иван Александрович (Ян Игнацы Нецислав) Бодуэн де Куртене (1845 – 1925) – русский ученый, родился в Польше. Убежденный и страстный демократ, он происходил из старинного французского дворянского рода, обосновавшегося в Польше с XVI века, и являлся потомком крестоносца Болдуина - иерусалимского короля. (В. Шкловский в книге "Жили-были" рассказывает, что когда Бодуэну в Казани надоели расспросы полиции о его родственных связях, он заказал визитную карточку с текстом: "И. А. Бодуэн де Куртене. Иерусалимский король").

Современная этнология все более склоняется к тому, что единственно адекватным критерием этнической общности является национальное самосознание или внутригрупповая идентификация. Члены этнического коллектива осознают собственную идентичность, определенную тождественность, "одинаковость" всех членов этноса и в то же время отличают себя от других этнических коллективов. Формирование национально-этнического самосознания происходит по схеме "мы и они". При этом, как правило, формируется предпочтительная, завышенная оценка собственной этнической группы и недооценка внешних этнических коллективов. Такой идеей, к примеру, является негритюд – теория, утверждающая абсолютную исключительность и самобытность духовного мира, психологии и культуры африканцев. Согласно этой теории Африка должна создать свою собственную цивилизацию, отказавшись от опыта других народов как "неприемлемого и неприменимого в условиях Африки".

Главным элементом национально-этнического самосознания является осознание общности исторических судеб, реже – общности происхождения, иногда от реального или мифического героя прошлого (такие элементы этнического самосознания более характерны для ранних этапов развития этноса). Этническое самосознание включает в себя также представления об этнической родине, этнической территории, этнической культуре и психологии собственного народа, о роли своего этноса в истории человечества или его определенной части.

Согласно современным психологическим теориям, каждому человеку в той или иной степени присуща потребность принадлежности к группе. Для большинства людей в неустойчивой ситуации переходного общества семейная и этническая принадлежность (восприятие себя членом «семьи» - маленькой или большой) становится наиболее приемлемым способом вновь ощутить себя частью некоего целого, найти психологическую поддержку в традиции. Отсюда – повышенное внимание к этнической идентификации, потребность консолидации этнической общности, попытки выработки интегрирующего национального идеала, «охранение» и обособление своей национальной мифологии, культуры, истории от других.

Индивид идентифицирует себя не только по этническим признакам, поэтому этничность может иногда находиться и на периферии личностной мотивации. На значимость этнической принадлежности влияют не только объективная социальная реальность («переходность» общества, этнические конфликты, миграции и т.п.), но и ряд субъективных факторов - уровень образования индивида, например. Значение этнической идентификации ситуативно. Как правило, этническое сознание групп и индивида не актуализировано при условии существования стабильных этнических отношений или в моноэтнической среде. Фактором, увеличивающим возможность этнических конфликтов и, соответственно, повышающим роль этнической идентификации, являются миграции. Еще одной закономерностью является тот факт, что чувство этничности обычно выше у недоминирующих общностей. В этом смысле, в советское и даже в постсоветское время самосознание русского населения на территории России не являлось и не является значительным фактором обыденной жизни индивида. Об этом свидетельствуют, в частности, результаты широко используемого «теста Куна» (когда респонденты несколько раз отвечают на один и тот же вопрос: «Кто я?»), проведенного в России. Упоминание о «русскости» в местах, где русские доминировали, встречалось нечасто. Но ситуация менялась в иноэтническом окружении, – в Казахстане, например.

Чрезвычайно важным представляется отметить следующий фактор: чувство этнического единения возникает не только стихийно (из сходного жизненного опыта, объективной общности «крови» и «почвы»), но и формируется целенаправленно. Необходимо признать: вера в наличие неких естественных связей между членами этнической общности значит больше, чем реальное наличие этих связей. В случае с русским этносом национальная идентичность используется как инструмент для политической «мобилизации» самыми разными силами: начиная с попыток адаптировать «русскую идею» к государственной идеологии и кончая различными версиями консервативно-националистических течений (от сталинистов до православных монархистов). В результате, нормальная идентичность замещается гиперпозитивной (этноцентричной, этнодоминирующей или даже фанатичной), этнос консолидируется через самоутверждение и проповедь исключительности. По сути, национальная идентификация становится своеобразным следствием «национальной агитации», когда интеллектуалы не ограничиваются теоретическими штудиями, а пытаются активно формировать национальное самосознание.

Современная этнология предлагает выделить три основные фазы национальной идентификации:

1. Фаза этнодифференциации. На этой фазе происходит осознание особенностей своей общности, отличий «мы» от «они». Речь идет об определении этнонима (самоназвания), мифологизации прошлого общности, ее «почвы» (территории, языка, культуры, религии).

2. Фаза выработки авто- и гетеростереотипов. В рамках данной фазы складываются представления о национальном характере, психическом складе, темпераменте типичного представителя общности. Для описания такого типичного представителя обычно используется либо термин «модальная личность», либо понятие «этноиндивидуальность».

3. Фаза формулирования национального идеала. Эта фаза является своего рода синтезом двух предыдущих, поскольку включает в себя не только оценку своего этноса, но и представление о его социально-исторических задачах, предназначении, а также о господствующих ценностных ориентациях, специфических для данной общности. Основной функцией национальных идеалов является интеграция общности, остальные же функции (коммуникативная, компенсаторная, аксиологическая, прогностическая, адаптационная и другие) носят вспомогательный характер.

Попробуем охарактеризовать выделенные фазы более детально.

1. Одним из наиболее очевидных признаков существования этнической общности является этноним. Выработка этнонима явно показывает осознанное выделение этнической группы из числа других. Казалось бы, название – вещь второстепенная, но не в данном случае: этническая идентификация возможна лишь при наличии этнонима, так как индивид не может идентифицировать себя с общностью, если она сама еще не конституировалась, не выделилась из числа других общностей. В данном случае, дискуссия об употреблении понятий «российский» и «русский» (применительно к культуре, государственности, традициям и т.п.) свидетельствует о различных позициях в определении своей общности – по критерию гражданства либо этничности, что, в свою очередь, отражает два реальных исторических процесса: становление гражданской нации в России (начиная со второй половины XIX века) и конструирование этно-нации на базе существующих или воображаемых этнических различий. Выработка этнонима подразумевает и определение других факторов, обособляющих этническую группу: территории, общности происхождения, культуры, экономики и т.д.

Все этнокультурные общности прежде всего идентифицируются своим названием. Эндоэтнонимы - это самоназвания, которые группа присваивает себе как формальный маркёр своей идентичности. Иногда самоназвания отличаются от того, как этническая группа определяется в научной литературе или в окружающем обществе. Экзоэтнонимы - это названия, данные извне в ходе культурных контактов, административного управления или предложений, сделанных учёными. Эти данные названия часто служат основой и для формирования самоназваний. «Ирокезы» - это название, первоначально данное индейцами-алгонкинами своим соседям и сообщённое европейским колонистам. Название "эскимосы" происходит из языка северных индейцев - кри. Термин "бушмен" длительное время использовался колониальной администрацией, а затем и учёными для обозначения аборигенов, проживающих в лесистой саванне Южной Африки. На территории бывшего Советского Союза названия большинства народов в их современном виде сложились также сравнительно недавно: в XIX-XX вв., особенно в первое десятилетие советской власти, когда шёл интенсивный процесс национально-государственного строительства.

Названия ряда народов утвердились на основе географических и политико-административных терминов и прочно вошли в самосознание: наименования “чеченцы» и «ингуши» происходят от названий населённых пунктов Чечен-аул и Ангушт; «украинцы» - от названия исторической территории бывшей Российской империи; «азербайджанцы» - от искажённого названия Атропатены, провинции древнего Ирана; «узбеки», «ногайцы» - от личных имён ханов кочевых племенных группировок; «латыши», «литовцы», «эстонцы» - от древних территориальных племенных названий; «грузины» – от искажённого имени св. Георгия (Гурджи). Очень часто народы, зная и принимая своё название на языках соседей, на родном языке своё название (самоназвание) произносят совершенно иначе: грузины называют себя картвели, армяне - хай и т.д. Представление, что у каждого народа имеется некое исконное, "подлинное", а не навязанное самоназвание, далеко от истины. Чаще всего ранние племенные самоназвания (эндоэтнонимы) означают на соответствующих языках просто "люди", или иногда "собственно люди", т.е. обозначения человеческих сообществ. Таковы самоназвания "ненец", "нивх", "айну", "инуит" (у эскимосов Канады и Северной Аляски) и многие другие. Интеллигенция и активисты этнополитических движений иногда выступают за смену названий народов в пользу "исконных" или же в пользу политически более притягательных и обещающих. Особенно если экзоэтнонимы имеют какое-либо негативное значение, как, например, "эскимосы" ("те, кто ест сырое мясо") или "самоеды". Поэтому после того как в нашей стране были проведены серьёзные этнографические исследования, самоеды стали ненцами, нганасанами, селькупами, а в период подъёма общественных движений арктических народов эскимосы стали инуитами (на эскимосском языке – "люди"). Иногда переименования инициируются без особых мотиваций, исключительно в целях дистанцирования от доминирующих культурных систем или политических режимов, как это имеет место с попыткой сменить ставшее фактически уже этнонимом "якуты" (название народа, перенятое русскими у эвенков) на новое самоназвание "саха".

Уже на этом этапе этнической идентификации можно вести речь о стереотипизации (и символизации) восприятия окружающей действительности членами общности. Выделение своего этноса из ряда других всегда сопровождается выработкой определенных вербальных и невербальных стереотипов: установление общих этнонима, территории, языка, прошлого, будущих задач и т.д. приводит к восприятию индивидов себя как части целого. Отсюда – свойственная целому (общности) символика принимается как обязательная для индивида. Простейшие примеры: цвета одежды (цвет траура у русских – черный, у китайцев – красный), нормы речевого этикета (если для русского рассказ о приключившихся неприятностях является вполне допустимым ответом на дежурный вопрос «как дела?», то у американца он вызовет удивление), украшения, жесты, мимика и др.

2. В конечном счете этнодифференциация приводит как к осознанию психологических особенностей своего этноса, так и особенностей других этнических общностей. Образ «мы» фиксируется в системе автостереотипов, образы других этносов – в гетеростереотипах. Речь идет о непроизвольной и часто не осознаваемой представителем общности психологической установке в восприятии себя и других. Этот уровень этнической идентификации связан с формированием относительно устойчивых представлений и оценок, типичных для этнической группы поведенческих, коммуникативных, эмоциональных стилей. Стереотипы связаны между собой; они образуют самоорганизующуюся систему, которая аккумулирует некий стандартизированный коллективный опыт и является неотъемлемым элементом обыденного сознания.

Стереотипизация образа Другого (устойчивые, упрощенные взгляды на качества, достоинства и недостатки различных национальных групп) это центральная единица национальной психологии - обыденно-практического уровня национального сознания, составляющего последнее вместе с национальной идеологией. Национальная психология функционирует в виде эмоциональных состояний, умонастроений, обыденных взглядов, мифов, анекдотов и др., в которых отражаются национально-этнические процессы в обществе. Национальная психология имеет выраженный оценочный характер. Обыденные оценки национальных процессов формируются зачастую на основе неадекватных источников (случайных встреч, малозначительных событий, рассказов, анекдотов и пр.).

Этнокультурный стереотип - обобщенное представление о типичных чертах, характеризующих какой-либо народ. "Немецкая аккуратность", "французская галантность", "русский авось", "китайские церемонии", "африканский темперамент" – в этих расхожих выражениях воплощаются распространенные этнокультурные стереотипы. Данные характеристики не информационны, это не знание о народе, а мнения, почерпнутые из литературы, обыденных разговоров о недавних событиях, рекламы и т. п. Мнения о вспыльчивости итальянцев, холодности англичан, упрямстве финнов, гостеприимстве грузин, скрытности латышей, широте души, неорганизованности и доброте русских становятся основой стереотипов.

Стереотип национального характера – это схема и, как любая схема, она ущербна. В «Письмах русского путешественника» Н. Карамзин называл французов – «легкомысленными», итальянцев – «коварными», а англичан – «угрюмыми». Некоторые современные авторы выделяют такие черты русского (российского?) характера как сервильность, потребность ощущать зависимость от чего-либо («a need of dependence») в сочетании с зависимостью от власти, авторитета («relation to authority»), рабскую ментальность («Russian slave mentality», «slave soul of Russia», «Russian masochism»), мечтательность («dreaminess») и т.д. Все это – примеры национальных стереотипов, с каждым можно поспорить или согласиться. Если стереотип принимается, - он становится психологической установкой, своеобразными «правилами игры», которые определяют межнациональное общение. По сути, речь идет о мифологизации сознания через стереотипы: человек «кодируется» с помощью стереотипных образов, причем эффективность такой «закодированности» практически не зависит от того, насколько эти образы соответствуют действительности.

Как уже было отмечено, самоидентификация неотделима от образа Другого, чужой культуры. Анекдоты и притчи об иностранцах содержат в себе черты менталитета, особенности каждой нации и говорят больше о характере народа-автора, чем народа-персонажа таких текстов. Этнический стереотип фиксирует какие-либо реально существующие черты и качества этносов, однако неоправданно абсолютизируют, упрощают и огрубляют их. В зависимости от контекста одна и та же стереотипизированная черта этноса может иметь как положительное, так и отрицательное звучание. Так, японское выражение "воняющий маслом" ("бата-кусай") у нации, традиционно не употребляющей в пищу молоко, означает все прозападное, вычурно-неяпонское, пришлое. Здесь совершенно нейтральная гастрономическая черта стала отрицательной характеристикой, граничащей с ксенофобией (враждебным отношением к иностранцам, ко всему чужому - языку, образу жизни, стилю мышления).

С целью показать особенности существования внутри одной национально-культурной целостности образов других национальных культур мы предлагаем вам заполнить таблицу. Исследование таких результатов межкультурной коммуникации может проводиться на материале литературных текстов (например, образ китайца в русской литературе), может принимать во внимание и мифологию, и фольклор (в частности, жанр анекдота), и отдельные лингвокультуремы (фразеологизмы, паремии), и кино:

Этническая группа	Блюдо, напиток	Город	Внешние данные	Черта характера	Архитектурный памятник	Прочее

3. Последней стадией этнической идентификации является выработка объединяющего коллектив идеала. Идеал – модель будущего, которая призывает к частичному или полному изменению существующего в данное время порядка вещей, «взрывает» (К. Манхейм) этот порядок вещей изнутри. При построении идеала вечная оппозиция должного и сущего разрешается в пользу долженствования. Именно с точки зрения долженствования и воспринимается будущее этноса, идет ли речь о культурной автономии, создании самостоятельного государства или выполнении некоего мессианского предназначения. Характерным примером подобного национального идеала может служить «русская идея», содержание которой достаточно сильно эволюционирует со временем и в связи с социальными изменениями.

Самосознание общности можно рассматривать как одну из самых существенных детерминант этноса. Завершающей же, синтетической стадией этнического самосознания, является идеал. Речь идет о своеобразном переходе от этнической психологии к идеологии, ведь предвидение будущего и выработка идеала имманентно входит в задачи любой идеологической системы. Специфической задачей национальной идеологии является формулировка долгосрочных, «стратегических» целей нации, ее исторических задач и – в соответствии с ними – выдвижение конкретных лозунгов дня.

Особенностью подобного идеологического предвидения является то обстоятельство, что идеал становится предметом веры. Если прогнозы в науке преследуют цель теоретического объяснения существующих тенденций, их исследования, то цель идеологического предвидения – не только объяснить, но и воздействовать на мир в том или ином направлении. Для этого необходим «перевод» идеала во внутренний мир человека в качестве духовного регулятора его поведения. Идеология выступает своеобразным инструментом социального ориентирования и прогнозирования для общности, а конструируемая в ее рамках модель развития – исходным пунктом для оценки конкретных социальных явлений. При этом результаты такого предвидения носят характер как поиска, так и норм. Являясь ядром любой идеологии, идеал устанавливает иерархию духовных ценностей и сам выступает как императив нравственного порядка. Таким образом, на этой фазе этнической идентификации можно вести речь о целенаправленном идеологическом воздействии со стороны идеологов нации (этноса), которые и разрабатывают идеальную модель желаемого будущего. Сознательная поэтизация этноса и его дифференциация от других чревата не только двойным стандартом в оценке «своих» и «чужих», но и формированием «образа врага», что ведет к росту агрессивности в массовом сознании.

При рассмотрении процесса этнической идентификации можно заметить достаточно интересную закономерность: основным способом этнической идентификации является выработка и усвоение мифов, что типично для всех трех выделенных выше фаз. Именно миф может быть рассмотрен как основная форма упорядочивания сложной социальной реальности. А если учесть, что спецификой мифологического мышления является неразличение реального и идеального, то становится очевидным, почему мифологическое восприятие своей этнической общности является ведущим: в мифологии оппозиция «должного» и «сущего» стирается, общность абсолютизируется, что является эффективным психологическим стабилизатором сознания. Идентификация происходит в сравнении, в отталкивании от «соседей», в выработке общих стереотипов восприятия, причем именно миф становится основой для интерпретации происходящих социальных событий – будь это миф об общей «крови и почве» или миф о «загадочной русской душе». Г. Гачев использует очень удачное выражение, называя национальный миф «энтелехией нации».

Очевидно, что современное отношение к мифам далеко от рассмотрения их как неких «иллюзий» и «заблуждений». Миф – вечный (пока существует человек) способ упорядочивания реальности, который можно сравнить с кантовскими априорными формами, интегрирующими опыт. Поэтому не так уж важно, насколько, скажем, стереотипы восприятия отражают реальные особенности этносов – действительно ли итальянцы «коварны», а русские «ленивы», гораздо важнее, что, приняв форму мифологем, стереотипы определяют поступки людей. Миф «переводит» отвлеченную информацию на язык действия, именно мифы лежат в основе мировоззрения. Результатом усвоения мифа является понимание (в отличие от знания, на которое претендует наука). В конечном счете, миф дает определенную картину мира, реальности вне человека, он является коллективным верованием и выступает чрезвычайно успешным механизмом эмоциональной консолидации общности.

В литературе не раз отмечался тот факт, что с первой трети XX столетия мифы начинают играть все большую роль в жизни человеческого общества. Этот процесс даже получил название «ремифологизации» (в отличие от «демифологизации», достигшей своего апогея в эпоху просвещения XVIII столетия и раннего позитивизма XIX века). Прежде всего, это связано, разумеется, с прагматической функцией мифа, которая (как показали Э. Дюркгейм и затем Э. Кассирер) и состоит в утверждении солидарности.

Именно потому, что национальный облик определяется не "кровью", а культурой, мы уверены в том, что Пушкин - русский, а не русско-эфиопский поэт, несмотря на своего прадеда Ганнибала. Но культура как основа национальной принадлежности создает множество проблем. Варварам жилось значительно проще, когда в качестве кельтов, бриттов или русичей они утверждались в непосредственном процессе жизни. Иначе обстоят дела у современного человека, у которого даже национальная принадлежность превращается в предмет личного выбора.

Но знать национальную культуру и принадлежать к ней - не одно и то же. Можно знать русскую историю и культуру, но не чувствовать себя русским человеком. Особые проблемы возникают у представителей "диаспоры", когда сохраняющий свою самобытность народ, или часть народа, живет в стране с развитой национальной культурой. В этом случае проблема национального выбора может вызвать у индивида психологические трудности. К ним относится комплекс "национальной неполноценности", незнакомый этническим группам. Тяжело переживается людьми несоответствие их личного национального самосознания и внешней оценки, когда окружающие не признают в них "своих".

Так, например, большинство специалистов и просто граждан Боливии считают проживающих в стране индейцев-аймара как одну этническую группу, в то время как сами представители подгрупп аймара в разных регионах Боливии не считают себя родственными другим аборигенным группам, говорящим на одном и том же языке. Цыгане в разных странах мира отличают себя не только от не-цыган, но и от других групп цыган. Проживающие в России и Китае эвенки считаются как бы единым народом, но сами эвенки осознают прежде всего свою принадлежность к различным локальным группам. Таким образом, во внутренних и внешних определениях того, что составляет этническую группу (народ), присутствуют как объективные, так и субъективные критерии. И часто бывает, что кровная родственность или другие объективные критерии не играют определяющей роли. Этническая реальность предполагает существование социальных маркёров как признанных средств дифференциации групп, сосуществующих в более широком поле социального взаимодействия. Эти различительные маркёры образуются на различной основе, включая физический облик, географическое происхождение, хозяйственную специализацию, религию, язык и даже такие внешние черты, как одежда или пища.

Заключение

В современных антропологических исследованиях термин «транснационализм» занял прочные позиции в описаниях мировых тенденций развития. Деньги, труд, образы и стили жизни, информация и идеи не знают сегодня границ. Вместе с тем, тенденции глобализации отнюдь не означают кризиса национальности. Более того, национальные и этнические проблемы являются одними из наиболее острых и болезненных в современном мире. Это явление (получившее в литературе название «этнического парадокса») стало своеобразной реакций на тенденции нарастающей унификации духовной и материальной культуры в условиях глобализации. В результате, сегодня человечество столкнулось с проблемой актуализации различий – не только национальных, но и культурных, гендерных, расовых, религиозных. Несмотря на мощные интегративные тенденции, универсализм не вытесняет партикуляризма, а лишь дополняет его. Таким образом, для современного человечества особую значимость приобрела проблема сочетания универсальных принципов и ценностей с позитивным (а не просто нейтральным) отношением к различиям (в том числе, этническим).

Дата добавления: 2015-05-09