Принцип иерархии

Применение принципа структурно-семантического каталога опирается прежде всего на изоморфизм ментальности и реальности в рамках обще­культурного целого. Этот изоморфизм и проистекающая из него фрактальность различных структурно-онтологических срезов как менталь­ности, так и реальности основан на едином механизме образования последовательных семантико-семиотических цепей бинарных смысловых конструкций, выстраиваемых по принципу трансцендирующей прогрессии партисипационного переживания. При этом всеобщей формой организации такой прогрессии выступает принцип иерархии. Потенциальная энергия партисипационного пере­живания, условно взятая за некую конечную величину, как бы растяги­вается, рассредоточивается по цепочке промежуточных значений, свя­зывая крайние точки по направлениям первотектональных интенций: имманентное—трансцендентное, сакральное—профаническое и дискрет­ное—континуальное. Соответственно, по этим же направлениям и вы­страивается прогрессия значимости переживаемых смыслов. Вся­кое отдельное значение или даже целостный феномен, взятый в том или ином его модусе, представляет собой в этом аспекте отпадение от генетически предшествующего более синкретического прафеномена или зафиксированное в материале снятие бинарно-оппозитной структуры предшествующего уровня. Путь выстраивания таких структурно-смысловых цепей по направлениям первотектональных векторов и может быть назван принципом иерархии.

Принцип иерархии — одна из ключевых форм культурогенеза на всех уровнях, от социализации отдельного субъекта до арматурных опор цивилизации вообще. Можно сказать, что посредством иерархически организованных семантических опосредований культура саморазворачивается, как бы шаг за шагом вклиниваясь в первородный антропогенетический зазор между человеком и миром. Тело культуры, как ствол дерева, помимо колец эволюционных циклов в горизонтальном срезе, соткано из вертикальных нитей, иерархически связывающих корни, ствол и крону единой направленностью трансцендирующего порыва и парти­сипационного переживания.

Принцип иерархии — эффективнейший инструмент втягивания человека в культуру. Ребёнок осваивает мир через усвоение его иерар­хических структур, часть из которых носит всеобщий, а часть локаль­ный (субкультурный) характер. Именно с первоначальной рядоположенностью и неиерархизованностью значений связана специфическая свежесть, непосредственность и парадоксализм детского мышления. Сходным было и мышление на ранних этапах культурогенеза. Сопро­тивление синкрезиса семантическим расчленениям и структурной дуализации блокировало становление иерархических цепей. При этом важ­но отметить, что направленность вектора распада синкрезиса и выстраи­вание этих иерархических цепей определялись в соответствии с той или иной культурно-генетической парадигмой. На­пример на востоке, где культурно-генетическая стратегия тяготела к гипостазированию социального Абсолюта как универсальной формы самореализации культуры, была выстроена чёткая иерархия социальных рангов при сохранении глубокого синкрезиса в менее значимых областях.

По таинственным каналам культурной памяти человек наследует пустые борозды и колеи иерархических линий, прочерченные в его ментальности в определённых направлениях. Культура заполняет эти предуготовленные каналы семантическим материалом, наставляя чело­века на конкретный путь трансцендирующей медиации с миром, выво­дя из экзистенциального тупика отчуждённости, но делая его при этом своим рабом, приковывая к иерархизующей традиции. Включенность в иерархические цепочки — основа правил игры, по которым культура играет с человеком. В этом смысле ребёнок или архаический человек подобен начинающему игроку за шахматной доской: за первоначаль­ным состоянием безграничной абстрактной свободы следует её после­довательное сворачивание с каждым следующим ходом. Другого в куль­туре не дано.

Последовательное движение по цепочке иерархически организо­ванных бинарных структур в направлении их окончательного снятия в “последнем синтезе” — единственный путь к всеобщему для отпавше­го от этого всеобщего имманентно-точечного я-сознания. А сам этот вожделенный синтез (обретённый рай) может располагаться только за пределами культуры. Под этим углом зрения могут быть рассмотрены все многочисленные методики и формы полного или час­тичного бегства из культуры, суммативно определяемые как ИСС (изме­ненные состояния сознания). Полное бегство из культуры, впрочем, дос­тигается только в случае смерти, означающей полное снятие имманентного (дискретно-профанно-телесного) и переход в трансцен­дентное состояние. Исследование путей трансцендирующего бегства из пространства культуры могло бы стать интереснейшей темой отдельной книги. Здесь же укажем лишь на то, что приобщение неофита к той или иной методике или форме наиболее прямого трансцендирования, посредством ИСС или без такового, всегда начинается с разрушения сложившихся в его ментальности иерархических структур, привнесён­ных культурной традицией. Во всех практиках, от христианского “стань­те как дети” до чань-буддийской “шокотерапии”, хитроумных опрощаю­щих процедур кастанедовского дона Хуана, йогической медитации и мн. др., прослеживается одна задача — превратить сознание неофита в tabula rasa, очистив его от культурных иерархий.

Всякая иерархическая цепочка, взятая за целое, не есть условный фрагмент некоей бесконечной и бессмысленной длительнос­ти. Она всегда носит структурный характер. Замыкающие зна­чения, как правило скрытые в области бессознатель­ного, выступают полюсами бинарной структуры, взаимодействие между которыми строится по уже обозначенной схеме инверсионных и медиативных отношений.

Хитрость культуры заключается в том, что переживающее я-сознание априорно полагает себя за точку отсчёта, тогда как в действительно­сти оно способно прослеживать цепь семантической прогрессии, всегда находясь где-то в её середине. Такая иллюзия сознания проистекает из того, что оно, партисипационно связывая себя с каким-либо из полюсов оппозиции, проживает эту связь как безусловную и окон­чательную. Генетизация семантики (то есть генетическая редук­ция) принятого полюса разрушает партисипационное единство и вновь выбрасывает я-сознание в область отчуждения. В том, в частности, и проявляется партисипация, что человек, полагающий своё переживаю­щее я как самую непосредственную, достоверную и беспредпосылочную форму бытия вообще, переносит эти акциденции на объект партисипации, с которым переживающее я слито в ситуативном акте онтического единения. Иначе говоря, объект партисипации полагается столь же онтологически беспредпосылочным и непосредственным, как и само переживающее сознание субъекта. И из этой точки, ошибочно принимае­мой за начало, но в действительности всегда являющейся серединой, стартует выстраивание производных бинарных семантических струк­тур, организуемых в иерархические цепочки.

Рассматривая под этим углом зрения историю культуры, можно наблюдать, как вследствие неизбежного смещения координат исходной точки рушатся иерархические системы всех уровней: космологические и географические представления, сам европейский антропоцентризм, сословие-корпоративные иерархии социально-политических образова­ний — вплоть до нового и новейшего богоборчества, несколькими вол­нами прокатившегося по культуре XX в.

На современной ситуации следует остановиться особо. Сегодня очевидный распад иерархических систем и структур во многих ключе­вых областях культуры дал повод говорить о наступлении “новой пер­вобытности”, где в эклектично-мозаичном культурном пространстве господствуют горизонтально-сотовые связи, всеобщий релятивизм и от­носительность всех значений и ценностей. Не оспаривая наличия этих безусловно значимых и в известном смысле доминирующих тенденций, выскажем несколько замечаний[lxxi].

Сознанию, увлечённому той или иной культурной парадигмой, как правило свойственно несколько увлекаться и терять чувство реально­сти. Сконструированный в соответствии с этой парадигмой образ реальности, т. е. автомодель культуры, принимается в этом случае (практи­чески всегда) за саму реальность во всей её полноте и целостности. Какие-то срезы и элементы реальности уходят в тень бессознательного, какие-то сознательно игнорируются, а какие-то, что называется, не ви­дятся в упор. Так частные автомодели, вырабатываемые в тех или иных субкультурных кругах, понимаются втянутыми в их орбиту субъектами как всеобщие и универсальные, со всеми вытекающими из этого миро­воззренческими трансформациями, чреватыми как смешными, так и печальными последствиями. Так, в современном постмодернистском дискурсе соответствие какого-либо положения внутренней логике этого дискурса (правилам игры) понимается как достаточное основание его феноменологической верификации.

Полное размывание иерархических структур никоим образом миру не грозит. От того, что определённый субъектный слой в определённых сферах своего мышления и деятельности частично (не более!) вышел на горизонтально-сотовые доминанты смыслообразования и, партисипационно связав с ними свое переживающее я, перестал замечать иерархиче­ские основы как всеобщего, так и своего собственного бытия (взять хотя бы рутинный социально-бытовой аспект), последние не перестали суще­ствовать вовсе. Поэтому вопрос, по нашему мнению, стоит следующим образом: не как жить в неиерархизованном мире, который вот-вот на­грянет, а каким образом связать иерархизованные и неиерархизованные локусы культуры в интегрированное (хотя бы в коммуникацион­ном смысле) целое.

Что же касается самого процесса распада иерархических структур в определённых локусах культуры, который, безусловно, носит объек­тивный и закономерный характер, то он вызван достижением европей­ским сознанием последнего фазиса адаптации к погранич­ному состоянию, которое ещё в начале века переживалось столь мучительно. Вместо бесконечного чередования партисипации к диск­ретным и единичным значениям с последующим болезненным от­чуждением, приводящим в конечном счёте к очередному крушению ценностей и похоронам бога, европейское сознание[lxxii] обрело выход через партисипацию к самому акту перманентного движе­ния между смыслами. Партисипационная парадигма созна­ния я-значение сменилась парадигмой я-медиатор. Движение, дрейф, путешествие сознания по смысловым структурам и, шире, культурным системам понимается как форма партисипации, не грозящая отчужде­нием, где экзистенциально-психический поток индивидуального созна­ния оказывается органичной формой бесконечно текучей медиации, где ничто дискретное не принимается в качестве безусловной ценности и партисипационно не природняется.

Текучее я в текучем феноменологическом пространстве культуры не знает тягости и трагедии отчуждения и выброшенности в мир. В самом деле, если убежать из культуры нельзя, то остаётся сосредото­читься на самом процессе бега. При этом бег по горизонтали интерес­нее, ибо он, в отличие от вертикальных трансцендирующих цепочек, бесконечен. Можно сказать, что сознание с помощью иерархичес­кого вертикализма достигло условного потолка и, переориентировавшись, стало стелиться вдоль этого потолка, рисуя всевозможные фигуры на его поверхности. В этом принципиальное отличие современной ситуации от всех предшествующих многочисленных “революционных сломов” в истории культуры, когда на смену одним иерархическим системам приходили другие, воспроизводя всё те же исходные первотектональные структуры в иной семантике. Не следует в то же время забывать, что необходимым условием для осуществления этой горизонтально-текучей я-медиационной парадигмы является та самая предельная измельчённость и атомизация культурно-феноменологического материа­ла, которая всегда даёт о себе знать в закатные эпохи. Только в этом новообразованном культурном синкрезисе с его “однородной плот­ностью” возможно лёгкое медиационное плавание и маневрирование, где ни на что не наталкивающееся сознание может себе позволить ни­чего не принимать всерьёз. Такое состояние феноменологического и смыс­лового пространства культуры по определению не может длиться не только вечно, но даже и относительно долго. Но прогнозы — не наша сфера.

Дата добавления: 2015-05-09