От сущности психического к предмету психологии

Если при определении предмета психологии возникает такое множество нередко взаимоисключающих интерпретаций, следует предположить, что не достигнут консенсус в основном – в определении того, что есть психическое по своей сути, или в том, например, как соотносятся понятия «психика», «сознание», «душа», «дух». В свое время вполне определенно по этому поводу высказался С.Л.Рубинштейн. В качестве деятельности мозга, отмечал он, психическая деятельность есть чисто природное явление. Как регулятивная инстанция, существующая независимо от рефлексии, она обретает статус «душевной деятельностью». Насыщенная отношениями человека к другим людям, она выступает как «душевная», но уже в другом смысле слова. По мере того как из жизни и деятельности человека, из его непосредственных безотчетных переживаний выделяется рефлексия на мир и на самого себя, психическая деятельность начинает выступать в качестве сознания. Когда человек в ходе общественной жизни осваивает содержание знаний, его психическая деятельность выступает опять в новом качестве – духовной деятельности.

Следует ли из такого представления о психическом, что предметом психологии должна быть признана психическая деятельность в ее различных ипостасях – сознательного, бессознательного, душевного, духовного? И как быть с тем, кто эту деятельность осуществляет, то есть с самим деятелем? Насколько такое вычленение деятеля, субъекта деятельности из психической деятельности является существенным для определения предмета психологии?

Как известно, именно С.Л.Рубинштейну принадлежит заслуга введения категории субъекта в современную отечественную психологию. Во всеобщую детерминацию бытия, утверждал он, включается не сознание само по себе, а человек как осознающее мир существо, субъект не только сознания, но и действия. Здесь, вероятно, следует напомнить также известное в психологии положение о том, что «мыслит не мозг, а человек при помощи мозга». То есть, продвигаясь от представления о сущности психического к представлению о предмете психологии, следует учесть момент единства, но не тождества понятий психической деятельности и деятеля или субъекта деятельности.

Понятно, что человек не может на уровне сознания отслеживать и управлять мозговыми процессами, например процессом превращения внешнего раздражителя в психический образ. Однако, вполне правомерен и вопрос о том, может ли в принципе что-либо происходить во внутреннем мире человека помимо его участия и только ли на уровне сознания индивид управляет своим организмом, своей психикой, самим собой? Иными словами, если не я, то кто «производит», а также «осуществляет» мое психическое?

На этот вопрос пытался ответить в свое время В.В.Зеньковский. По его мнению, и чисто психическая, и психофизическая причинность осуществляется в системе актов, исходящих от реального Я как творческой основы индивидуальности. Каждый отдельный психический процесс, считал он, представляет собой работу души, имеющую свое основание в центре психической жизни, т.е. в субъекте, а потому «психическая работа» осуществляется в актах, исходящих от единого субъекта.

Если с сущностных позиций проанализировать различные определения психического, то в одних она рассматривается преимущественно в качестве средства, органа, инструментальной возможности человеческого индивида, в других как нечто самодостаточное, субстанциональное, а в третьих (восходящих к понятиям души и духа) – как организующее начало, источник активности, деятель, автор, творец, субъект. Потому, прежде, чем приступить к определению предмета психологии, необходимо соотнести представления о системе психики в целом и о человеке как носителе психики, субъекте психической жизни. Рассмотрим кратко эту проблему.

Психическое, душевное, духовное, равно как телесное и плотское, являются сущностными атрибутами единой субстанции, имя которой «человек». Потому, мы и говорим – «это я», «это мое тело», «это моя душа», «это мой дух». Если психика самодостаточна как монада, каким образом я могу пользоваться ею как своим «органом»? Если психика, сознание, душа есть «мои», то что тогда представляю я сам как субъект психики, из какой «материи» соткано это мое «я»?

Определяясь в своих атрибутах, индивид, вместе с тем, обнаруживает и себя самого, свою «самость». В функциональном смысле самость – это пра-субъектная инстанция, фиксирующая факт самостоятельного бытия сущего, соотносящая это сущее с миром, констатирующая и конституирующая идентичность данного сущего самому себе в различных ситуациях жизнеосуществления. Сознающее себя Я выступает продуктом развертывания, самообнаружения и высшим уровнем развития самости. Я также имеет свой высший онтопсихический уровень, а именно – бытие в качестве субъекта собственной жизни, в том числе и жизни психической как его объекта. Но и это качество или уровень психической жизни имеет свою онтическую планку: в отличие от всего сущего человек стремится достичь уровня надобъектного бытия или абсолютной субъектности, то есть возможности быть субъектом и не быть объектом, причем, даже для себя самого.

Уточним эту мысль. Дело в том, что подлинная «свобода для» невозможна без «свободы от», самодетерминации, от превращения человеком себя самого в объект (вспомним «человека для себя» Э.Фромма). К тому же, по определению, означающий никогда не совпадает с означаемым, деятель не должен растворяться в деятельности, а творец неразличимо отождествляться с его творением. Иными словами, если из «Я» как высшего уровня развития психической, душевно-духовной жизни, условно говоря, вычесть «мою» психику (мою душу, мой дух, мое сознание, мое бессознательное и т.д.) и меня самого как означенного или даже могущего быть означенным, – получим некий в принципе не означаемый остаток, который ни я сам, ни кто другой не может объективировать, то есть превратить в объект. Это и есть уникальный для природы в целом, но естественный для человеческого существа случай особого рода онтической субъектности, очищенной от уравновешивающих гносеологических доопределений типа «нет субъекта без объекта, нет объекта без субъекта». Если ты человек, значит в тебе изначально заложена потенциальная возможность начинать причинный ряд из себя (И.Кант). То есть нельзя быть немножко субъектом, а немножко объектом; в этом суть и смысл подлинно человеческого бытия. В этом – истинная суть метафоры о богоподобии человека, ибо Бог и есть генерализованный, сущностно очищенный образ Субъекта-Творца, свободного от объектных опре­делений (П.Тиллих). Стремление достичь этот уровень свободного бытия составляет исходный жизненный замысел человеческого суще­ства, придающий значение и смысл его бесконечным «самопревос­хож­дениям» и переходам от несвободы через «свободу от» к «свободе для».

Таким образом, реальный конкретный индивид как субъект психической жизни является частью этой жизни и одновременно противостоит ей в качестве ее носителя, центра, интегратора и пользователя. Он ответственен за целостность, сохранность, совершенствование и развитие своей системы психики и себя как ее части. Субъектный уровень психической жизни человека – это не только уровень сущностного отражения (рефлексии) действительности и сущностной организации (целенаправленной регуляции) психической активности с целью творения новых сущих и сущностного самопревосхождения. Это предельный из известных современной психологической науке уровень развития психики, взойдя на который, человек начинает относиться к самой своей психике не только гносеологически, но и онтологически – как сущему в себе, имеющему право на собственное существование как ценности и цели. Это он, который в максимальной степени репрезентирует ее качественное своеобразие и отличие от всего сущего.

Потому, даже испытывая сомнения, навеянные концепциями, возвещающими неиз­бежную «смерть субъекта», при определении предмета психологии никак нельзя ограничиваться представлением о психической деятельности, оставляя за его рамками собственно того, кто эту деятельность осуществляет, то есть индивида – субъекта, как это свойственно, например, постструктуралистам, когда они абсолютизируют «жизненную», фактическую событийность в ущерб «человеку живущему».

Предмет и объект психологии: от тождества к единству. В 70-е годы ХХ ст. в отечественной психологии состоялась дискуссия по поводу определения ее предмета. При этом были высказаны различные точки зрения. Так, Ф.В. Бассин предлагал рассматривать в качестве предмета психологии «значащие», то есть «неформализуемые» переживания, Б.Ф.Ломов – «системогенез психики», П.Я. Гальперин – «ориентировочную деятельность», А.Я. Пономарев – «формы и закономерности сигнальной связи». М.Г. Ярошевский отстаивал возможность приведения предмета психологии к «развивающемуся категориальному строю». Но, как утверждают очевидцы, в итоге обсуждений было все же решено считать предметом психологии психику как свойство высоорганизованной материи, с последующим уточнением того, что конкретно входит в состав предмета психологической науки. Содержанием предмета стали многообразные механизмы формирования и развития психических явлений, совокупность закономерных связей, взаимодействий и опосредований психики, выявляющихся в ее отражательной и регулирующей функциях.

Если, таким образом, предметом психологии определять психику, что же тогда следует рассматривать в качестве ее объекта? Конечно, этот вопрос можно признать некорректным, если учесть, что исследователи, которые предлагают подобное определение предмета психологии просто не ставили себе задачу соотносить его с представлением об объекте этой науки. Однако, как видно, проблема таким образом не снимается, и просто уйти при определении предмета психологии от соотнесения его с ее объектом не представляется возможным.

Если обратиться к разнообразным первоисточникам и солидной справочной литературе, то можно убедиться, что понятие «предмет» так или иначе определяется через его связь с понятием «объект». В понятии «предмет познания» выражаются и фиксируются те свойства, связи, отно­ше­ния и законы развития исследуемого объекта, которые уже включены в науч­ное познание и выражены в определенных логических формах (С. Д. Максименко). Иными словами можно сказать, что предмет в данном понимании это то, что остается от объекта в поле зрения науки после операции абстрагирования.

Разотождествление представлений о предмете и объекте психологии как науки возможно также, если под ее предметом понимать то наиболее существенное, что отличает психическую действительность от других видов действительности, а следовательно, выделяет психологию в качестве самостоятельной и самодостаточной науки. Если, таким образом, под объектом психологии как субъекта познания понимать психическую действительность во всей полноте ее проявлений, то под предметом – то, что составляет сущностную сторону психической жизни, что придает ей качественную определенность.

В качестве примера подобного подхода можно привести точку зрения П.Я.Гальперина, который усматривал сущность психики в «деятельности, направленной на решение многообразных задач ориентировки» и потому считал, что именно ориентировочная деятельность, ее формирование, структура и динамика составляет предмет психологии.

Можно, конечно, спорить по поводу того, что именно составляет сущность психического ­– ориентировочная, коммуникативная или какая-либо иная деятельность или функция. В своем исследовании мы придерживаемся точки зрения, согласно которой на высших уровнях своего развития человеческое существо обретает возможность самопроизвольно разрывать им же установленное равновесие, порождать из себя новый мир отношений с другими сущими и с самим собой и, таким образом, шаг за шагом превосходить себя самого. Аутентичной для человека является возможность движения к новому, более высокому уровню единения с миром и самим собой. Ориентационную деятельность при этом можно рассматривать как необходимое средство и условие такого движения.

Потому, в контексте «сущностного» подхода к определению предмета психологии более убедительной нам представляется мысль о том, что именно «субъектность» как фундаментальная характеристика психического, обнаруживающая его бытийные возможности, конституирует и замыкает на себя предметное поле психологии как науки.

Таким образом, если объектом психологической науки как субъекта познания полагается психическая жизнь во всех ее душевно-духовных проявлениях, то при определении предмета психологической науки следует двигаться не столько «вширь», рискуя в конечном итоге отождествить этот предмет с понятием объекта, сколько погружаться в сущностные глубины, дабы обнаружить там новые пласты психического бытия и новые аргументы в пользу его качественной определенности, самобытности и естественной включенности в мир. Иными словами, предмет психологии при «сущностном» подходе формируется путем конкретизации представления о высшей, предельной характеристике психического, в качестве которой мыслится присущая только человеку реальная возможность дорастать в своем развитии как «психического субъекта» (А.Пфендер) до уровня субъекта психической жизни, относящегося к ней как ценности и целенаправленно, сознательно творящего ее по законам душевной гармонии.

В заключение этой темы акцентируем внимание на отдельных дискуссионных вопросах. Так, с одной стороны, если в качестве объекта психологии (наряду с другими науками) рассматривается человеческий индивид, то ее предмет (психика, психическая жизнь этого индивида и т.п.) в данном случае «схватывает» уже не психическую реальность как таковую, «существующую вне и независимо от сознания» науки психологии, а некий гносеологический конструкт, результат вычленения, абстра­гирования, который может лишь приближаться к действительности, быть ее более или менее адекватной моделью. При этом, психология, не имея именно психическое в качестве объективной реальности, объекта, утрачивает возможность быть полноценным субъектом познания, могущим предметно постигать его сущностную специфику.

По замечанию К.А.Абульхановой, определение специфики ряда наук, формулирование их предметов носило до последнего времени принципиально бессубъектный характер: в них исследовалось психическое, этическое, социальное и т. д; лишь недавно в этих науках начали складываться понятия субъектов – субъекта социального действия, субъекта морально-этических отношений, субъекта психической деятельности. Введением понятия «субъекта психической деятельности», было осуществлено «приземление» предмета психологии – психики, которая до того понималась бессубъектно, гносеологически, к реальному онтологическому основанию – индивиду, личности, решающей противоречия жизнедеятельности.

При определении предмета психологии речь, по сути, должна идти не о психологии деятельности, а о психологии субъекта психической деятельности, поскольку предметом психологии является не деятельность, а ее принципиальная возможность, «канун», понятые как субъект деятельности. Человек сам себя создает, преодолевая биологический и социальный фатум. Он выражает себя в индивидуальном и историческом становлении, в жизненном и творческом пути, как субъект индивидуального и исторического развития. Это и является главным предметом исследования в современной психологии (В. А. Роменец).

Однако, с другой стороны, для психологии при определении ее предмета и объекта существует опасность «оторваться в свободном полете» от реальности, замкнуться, капсулироваться в своем объекте и оттуда, изнутри смотреть на мир как продукт собственной порождающей активности. Здесь уже объект оказывается тождественным предмету как все сотворенное или придуманное. Потому, вполне оправданными представляются попытки рассматривать психическое не как самодовлеющее автономное сущее, а как, например, «психический план жизни индивида», извлеченный субъектом познания из целостного объекта путем абстрагирования. Согласно Е. Б. Старовойтенко, все проблемы, лучшие гипотезы, идеи, исследовательские пути психологии сходятся на едином объекте – отдельном, конкретном человеке или «индивиде живущем». Момент действительности, который может быть назван «психическим планом жизни индивида», является предметом психологии, вобравшим богатство и сложность определений мира, человека, бытия индивида, индивидуального существования. Эта формула предмета обобщает исторически сложившиеся знания о «душе», «душевном мире», «душевных сущностях», «внутреннем мире», «психике», «психических процессах», и т.д.

Таким образом, задача психологии состоит в том, чтобы найти пути построения целостного определения своего предмета, в котором как онтологические (психическая реальность), так и гносеологические (знание о психике) подходы органично и гармонично дополняли бы друг друга.

Объект, предмет и метод психологии как субъекта познания. Представление о предмете и методе науки, как отмечается в авторитетных источниках, составляет ее теоретико-методологический фундамент: любой закон науки, отражая то, что есть в действительности, вместе с тем указывает и на то, как нужно мыслить о соответствующей сфере бытия. Метод науки не может «родиться» раньше ее предмета и наоборот, поскольку «вынашиваются» они вместе. Разве что предмет науки первым «появляется на свет», а за ним – как его другое я – ее метод.

Не случайно, поэтому, и при рассмотрении вопроса о предмете психологии актуализируется проблема ее метода. Так, поскольку психическое, с точки зрения интроспекционистов, можно исследовать исключительно методом рефлексии, ретроспекции, самонаблюдения и т. п., сущностное определение психического сводится к субъективному опыту. Для ортодоксальных бихевиористов, напротив, психика для науки как бы не существует, поскольку ее нельзя изучать объективными методами по аналогии с наблюдаемыми феноменами. Н.Н. Ланге пытался примирить обе крайности, полагая, что в психологическом эксперименте исследуемая личность всегда должна давать (себе или нам) отчет о своих переживаниях, и лишь соотношение между этими субъективными переживаниями и объективными причинами и следствиями их, составляет предмет исследования..

И все же особый интерес в контексте парадигмы «объект-предмет-метод» психологии представляет позиция К.А. Абульхановой, которая связывает представление об объекте психологии с пониманием «индивидуального уровня бытия» человека. Предмет же определяется ею как обусловленный природой объекта специфический содержательный способ исследования качественного своеобразие индивидуального уровня бытия человека – единство «субъектности» и субъектного подхода. В результате открывается возможность целостной интерпретации и содержательной увязки рассматриваемых оппозиционных категориальных пар («субъект-объект», «предмет-метод») в виде следующей объяснительной модели (См. рис.1):

Дата добавления: 2015-05-09