Дробижева Л.М

Российская идентичность в массовом сознании*

Понятие идентичности стало широко использоваться с социальных науках после работ Э. Эриксона. Он обратил внимание на особенности проявлений идентичности в условиях общественных трансформаций.[1] Рассматривая идентичность в динамике, Эриксон показал ее взаимосвязь с социальной действительностью и функционированием культуры. Эти подходы оказались важными для России, когда, возрождая и собственные традиции, российские социологи стали рассматривать социальные категории, в том числе государственные и этнические, через стратегию построения «мы-идентичностей» (Ядов В.А., Данилова Е.Н, Климова С.Г. и др.). Используя наработки социальных психологов Г. Тежфела, Дж. Тернера, антрополога Ф. Барта, социальные идентичности – гражданские и этнические – рассматривались в контексте межгрупповых отношений.[2] Особое внимание к таким подходам было привлечено в ходе изучения этнической идентичности в конструктивистской парадигме понимания этничности. Несомненную роль в этом отношении сыграли работы В.А. Тишкова. Ему принадлежала инициатива рассматривать российскую идентичность как осознание принадлежности к российской нации в значении политической общности.

Э. Геллнер, Б. Андерсон, Э. Хобсбаум в зарубежной науке показывали роль государства и политических элит в формировании идентичностей, в том числе гражданской и этнической. В отечественной науке об этом писали на конкретных примерах социальной практики В.А. Тишков, И.С. Кон, Л.М. Дробижева, В.В. Коротеева, В.С. Малахов, Э.А. Паин, В.А. Шнирельман.

Рассматриваемые в концепции социального конструирования реальности государственная, гражданская идентичность функционируют благодаря существованию в обществе этих категорий и систем классификаций, которые усваиваются личностью в процессе социализации. Значимость государственной, гражданской идентичности, так же, как и этнической формируется, если в процессах категоризации участвуют элементы знания, которые для личности представляют ценность. Отсюда роль семьи, школы, СМИ. В соответствии со знаниями конструируются и ценности, которые выступают как регуляторы и представлений, и формируемых ими идентичностей.

Тема идентичностей – одна из наиболее реагирующих на политические перемены в стране и в мире в целом. Каждый раз с изменением политической ситуации, исходя из теории символического интеракционизма, теории ролей, социальной категоризации выбираются те концепты, которые интерпретаторам – политикам или политологам – кажутся наиболее приемлемыми для их проектов. Не является исключением и проблема взаимодействия и акцентации государственной, гражданской и этнической идентичности.

Этнические вызовы конца 1980-х – 1990-х годов ушедшего столетия стимулировали внимание к причинам роста этнической идентичности, ее содержанию и типам (норма, этноцентризм, этнодоминирование, этнофанатизм, этнонигилизм, амбивалентность). В тот период важно было показать, что рост этничности, самосознания у национальностей имеет объективные и субъективные причины, что позитивная идентичность не представляет опасности для общества, а угрозы исходят от гипертрофирования этнической идентичности, нацизма и надо искать их причины.

В начале XXI в., когда актуальная опасность сецессии (выхода каких-то территорий из состава государства) миновала, а сепаратизм в целом по стране (не считая некоторых районов Северного Кавказа) не грозил, встали другие проблемы – борьбы с проявлениями терроризма, с ростом ксенофобий и экстремизма. В этих новых условиях востребована гражданская идентичность, гражданское сознание и поведение.

В силу сложившегося исторического шлейфа восприятий и представлений в России принципиально важно различать государственное и гражданское самосознание. И в этом отличие российской ситуации от французской или ситуации в США, Швейцарии, где формирование политической нации-государства связано со становлением самоуправляющегося народа. Там государственная и гражданская идентичности сложились как эквивалентные равнозначные понятия, а у нас они не могут не различаться. Государственная – российская – идентичность, за которую давно активно ратует В.А. Тишков, складывается значительно проще и поэтому быстрее, чем гражданское самосознание россиян. Первая формируется политической волей лидера, политической элитой, политическими антрепренерами, посылающими идеи, интерпретирующие государственность, державность. Имея в руках СМИ, возможность влиять на образовательную систему, изобретение и внедрение символов и знаков, сделать это возможно в исторически короткие сроки (особенно, если не пренебрегать этническими чувствами в полиэтнической стране, учитывать политические настроения при выборе флага, гимна, герба, формы войсковых соединений и т.п.). В 1992 г. при опросах москвичей – столичных жителей не более одной пятой идентифицировали себя как россияне[3], а в начале XXI в. даже в ряде самых отдаленных районах 80% населения имели такую государственную идентичность, а в целом по России до 65% населения (2006, 2008 гг.).

Намного сложнее с формированием гражданского самосознания, которое связано с комплексом социально-психологических предпосылок в обществе, с заменой исторически сложившихся представлений у громадного большинства населения, переориентацией его с патерналистских настроений на деятельностную самоорганизацию, солидаризацию вокруг ответственности за свою судьбу и жизнь окружающих. Различение государственного и гражданского сознания в России еще только начинает происходить.[4]

Представительные социологические опросы позволяют рассмотреть динамику множественных идентичностей, подвижность в их содержательном наполнении, а глубинные интервью помогают понять смысловое наполнение выборов, их значения. Поскольку в проведенных нами исследованиях в количественных измерениях фиксировалось государственное и этническое самосознание, мы остановимся, прежде всего, на их соотношении. При этом еще раз подчеркнем, что мы различаем государственное и гражданское самосознание, но также понимаем, что между ними нет пропасти, и даже в наших российских условиях они в чем-то перекрещиваются, особенно в условиях «демократического перехода».[5]

Идеи сильного государства во главе с сильным лидером, идеи державности, сохранения и удержания позиций России в мире, появившиеся в идеологическом дискурсе еще на первом сроке президентства Путина, отвечали массовому общественному сознанию. В 1999 году на вопрос «Что сейчас более нужно России» 71 % респондентов отвечал, что необходим «сильный лидер», 59 % считали, что необходимо «сильное государство»[6]. Понимание сильного государства, естественно, граждан было разным. Но все же Россию большинство видело как государство, которое… «заслуживает более достойного положения в мире» (так в 2000 году считали 66 % опрошенных[7]) и остающимся постоянным членом «восьмерки» (69% в 2001 г.).[8] Конечно, оставалась еще травма от потери большого государства - СССР и желание восстановить статус страны и уважение к ней.

Истоки державности искали в истории: «прошлое наполнено и структурировано ключевыми моментами легенды о великодержавной власти … и география, и история в массовом сознании наполнены образами государственной власти»[9], утверждали аналитики общественного мнения.

История, прошлое является одним из значимых моментов этногосударственной идентификации россиян, наряду с территорией, местом рождения, природой, родным языком и государством, как впрочем, и у жителей других государств. В 2003 году на вопрос: «Что в первую очередь связывается у Вас с мыслью о Вашем народе?» 48 % респондентов ответили «наше прошлое, наша история». Идентификация с территорией в 1999-2003 гг. была на уровне 26- 32 %.

А вот значимость «военной мощи» разделяли еще в начале XXI в. 8 % (2003 год)[10].

«Оборонное сознание», растущее впоследствии, может являться ответом на транслируемую в дискурсе государственной идеологии защитную позицию России. Если в 1989 году 13 % респондентов считали, что у России есть враги, то в 1999 году так полагали 65 %, а в 2003 – 77 %[11]. «Существует военная угроза России со стороны других государств» - с этим утверждением в период с 2000 по 2005 год были согласны от 37 до 48 % респондентов[12]. Но оказывали влияние и геополитические события (в Югославии, Грузии и другие) события в мире, в ходе которых россиянами просматривалась возможность силового воздействия в условиях однополярного мира.

Важный момент становления общероссийской идентичности – возможность совмещения идентичности гражданской и этнической. В «образе мы» этнические характеристики преобладали над общегражданскими. По данным общероссийского опроса Института Социологии РАН 2006 года единство с людьми своей национальности в разной мере ощущали 85,6 % респондентов (42,3 % - часто, иногда – 43,3 %); единство со всеми гражданами России - 65 % (часто - 19,8 %, иногда – 45,2 %).[13] Причем, если для русских идеи общероссийской идентичности совмещены с «русскостью», то для людей других национальностей это соединение сложнее конструируется, что порождает дополнительные проблемы интеграции. По результатам наших исследований в регионах с доминирующим русским населением в 2006 г. российская идентичность стала более значимой, чем этническая. 90-95% жителей Свердловской, Томской, Воронежской областей, до 82-77% в Саратовской, Калининградской областях, в Приморье ощущали себя гражданами России. Ощущение близости с людьми своей национальности испытывали 86% свердловчан, 61-77% саратовцев, томичей, жителей Воронежской обл. и 55-57% граждан в Калининградской обл. и Приморье.[14]

По результатам опросов Проекта Будущее России: социальная сфера, которые мы сейчас приводили, очевидно, что государственно-гражданская идентичность становится не только массовой, но и сильной. Свыше половины опрошенных ощущают себя гражданами России в значительной степени. На данном этапе это, скорее всего, компенсаторная реакция российских граждан после кризисного состояния, которую они переживали после распада Союза, огульной критики прошлого, изменений положения в геополитическом пространстве. К тому же, возможно, это уже и реакция на активное идеологическое воздействие Администрации Президента РФ, конструирующей национальную идентичность народа России. Слова, как заметил П. Бурдье, «в значительной мере делают вещи».[15]

Важно, какой будет эта идентичность. Гражданское сознание находится в стадии формирования. Но тем не менее движение в этом направлении есть. Более 60% в регионах с доминирующим русским населением считали, что «чувство ответственности за страну» - очень важная характеристика россиянина. Столько же респондентов считают очень важным «быть патриотом, любить Родину». Патриотические чувства – эмоциональный компонент идентичности. Вряд ли кто-то любит государственные институты, в России их чаще критикуют и проявляют большую или меньшую лояльность к ним. А вот любить можно страну, людей, поэтому этот индикатор можно интерпретировать как именно эмоциональный элемент гражданской идентичности.

Тенденции, которые мы фиксировали в регионах с доминирующим русским населением, имеют общие черты с идентичностью населения республик, но там она сложнее. У титульных национальностей более высокой остается этническая и республиканская – региональная идентичность. В Саха (Якутии), например, 97% якутов идентифицируют себя с республикой и 92% с этнической общностью, причем 83% ощущают значительную степень связи с республикой и 72% опрошенных с национальностью (опрос начала 2007 г.).

Большая часть русских и якутов также идентифицируют себя с гражданами России. Идентичность россиян пока противоречива. Около половины граждан еще чувствуют себя в той или другой мере «советскими людьми».[16] (Правда, в изучавшихся нами регионах «в значительной мере» чувствуют себя советскими людьми 15-26%, т.е. скорее всего старшее поколение).

У немалой части населения сохраняются традиционалистские установки. Около 40% граждан считают, что «проникновение другой культуры и языка вредит населению», около 70-80% полагают, чтобы стать настоящим россиянином, «надо родиться в России», «прожить большую часть жизни. Гордимся мы чаще тем, что создано не нами – природными ресурсами (86%), историей (36%), литературой и искусством (90%), а вот тем, что зависит от нас самих – уровень образования, экономические достижения, составляют гордость только у 50% опрошенных.

И вместе с тем 57-99% в регионах отнесли себя к людям, «разделяющим европейские ценности». Практически половина граждан ассоциируют себя с людьми, «добившимися успеха в современных условиях».

Гражданская российская идентичность – еще формирующаяся идентичность. Массовое сознание фиксирует складывающиеся представления, но социальная практика еще дает примеры как позитивных действий, так и деструктивных проявлений. Такое сознание, как и во всем мире, ситуативно. По данным Европейского исследования 2003 г. идентичность по массовости была такой же, как в Венгрии, на Кипре, близкой к той, что была у эстонцев, португальцев, болгар, и не такой сильной, как во Франции, Великобритании. Но очевидно, что она особенно интенсивно формировалась в 2000-е гг. (см. Табл. 1-5).

Приложение.

Таблица 1. Российская идентичность в 1992 – 2006 гг.

Период	Регион	%
	Москва
	РФ
Мегаполисы	45,4
Провинция
	РФ
	Воронежская, Калининградская, Новгородская, Саратовская, Свердловская, Томская области, Приморский край, Республика Бурятия, Республика Саха (Якутия)
	РФ

Здесь и далее в таблицах представлены результаты опросов по проекту «Будущее России: социальная сфера».

Таблица 2. Ответы на вопрос «В какой степени Вы ощущаете близость с людьми следующих групп: с жителями города (деревни), с земляками, с гражданами России, с людьми Вашей национальности?» (в %)

	Этническая идентичность	Российская идентичность	Региональная идентичность
Ощущаю близость			65,3
Ощущаю близость в значительной степени	49,4	52,6	35,3

Таблица 3. Гражданская идентичность на региональном уровне, %

Воронежская, Свердловская, Томская области, Республика Саха (Якутия)	Новгородская и Саратовская области	Калининградская область, Приморский край, Республика Бурятия
90-95

Таблица 4. Ответы на вопрос «Насколько важно, с вашей точки зрения, иметь перечисленные ниже характеристики для того, чтобы считаться настоящим россиянином?» (в %)

	Всего	Очень важно	Важно в какой-то мере
Чувство ответственности за страну
Быть патриотом, любить Россию		67,9	20,6

Таблица 5. Российская идентичность завтра (2012-2015) (в % от ответивших)

Идентичность	Возраст	Среднее
35 - 40	25 - 34
Ощущают близость с гражданами России
Ощущают близость с гражданами России в значительной степени
Ощущают близость с земляками, жителями города, села, области
Ощущают близость с людьми той же национальности
Для того, чтобы считаться настоящим россиянином, важно
Быть патриотом
Чувствовать ответственность за страну

* Статья подготовлена при поддержке РГНФ (грант №07-03-00408а).

[1] Erikson E. Identity and the Life Cycle//Selected Papers Psychological Issues. NY, 1959. Vol. 1. P. 52.

[2] Более всего это было понятно этносоциологам, которые изучали этническую идентичность в сопоставлении с другими идентичностями (Арутюнян Ю.В., Губогло М.Н., Дробижева Л.М., Рыжова С.В., Солдатова Г.У, Сагитова Л.В. и д.)

[3] Опросы проводились Отделом этносоциологии Института этнологии и антропологии РАН, рук. исследования – Ю.В. Арутюнян.

[4] Дробижева Л.М. Российская и этническая идентичность: противостояние или совместимость / Россия реформирующаяся. М., 2002. С. 242. Данные на 2006 г. по Российскому мониторингу экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ, RLMZ) Института социологии.

[5] Многотысячные демонстрации 1990-х годов в поддержку демократизации, электоральные голосования свидетельствовали о пробуждении ответственности за судьбу страны, народа.

[6] Данные ВЦИОМ, дата проведения опроса - март 2000 г., N=1595/Ю. Левада. Общественное мнение на переломе эпох: ожидания, опасения, рамки. К социологии политического перехода// Мониторинг общественного мнения, 2000, № 3 (47). С. 7-18. с. 10.

[7] Данные ВЦИОМ, дата проведения опроса – август 2000, N=1574/Гудков Л., Дубин Б. Конец 90-х: затухание образцов// Мониторинг общественного мнения, 2001, № 1 (51). С. 15-30. с. 23.

[8] Данные ВЦИОМ, дата проведения опроса – май, 2000, N=1600//Мониторинг общественного мнения, 2001, № 3 (53). С. 85

[9] Гудков Л. Массовая идентичность и институциональное насилие. Статья первая. Партикуляризм и вытеснение прошлого//Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2003, № 1(67), с. 28-45. с. 29.

[10] Данные ВЦИОМ по программе «Советский человек»/ Гудков Л. Массовая идентичность и институциональное насилие. Статья первая. Партикуляризм и вытеснение прошлого//Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2003, № 1(67), с. 28-45. с. 28.

[11] Гудков Л. Массовая идентичность и институциональное насилие. Статья вторая. Армия в постсоветской России// Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2003, № 2 (68), с. 35-51. с. 49.

Гудков Л. Массовая идентичность и институциональное насилие. Статья вторая. Армия в постсоветской России// Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2003, № 2 (68), с. 35-51. с. 37.;

[12] Гудков Л. Массовая идентичность и институциональное насилие. Статья вторая. Армия в постсоветской России// Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2003, № 2 (68), с. 35-51. с. 37.; Общественное мнение – 2005. М., Левада-Центр, 2005. с. 152.

[13] Данные Мониторинга экономического положения и здоровья населения (RLMS), 2006.

[14] Данные Проекта Будущее России: социальная сфера. Проект выполнялся МИОНами. Спонсировался Иноцентром. Ресурсным центром являлся Институт социологии РАН. Авторы проекта Дробижева Л.М..ю Черныш М.Ф., Чирикова А.Е.

[15] Бурье П. Практический смысл. М.2001.с.111-112

[16] Общественное мнение – 2006. Аналитический Центр Юрия Левады.М.2006.С. 18. Данные исследования Будущее России: социальная сфера.

Дата добавления: 2015-05-10