Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Дипломатическая политика Бисмарка в 1870-е годы




Внешнеполитическая линия Бисмарка, в наибольшей степени способствовавшая формированию Тройственного союза представляет собою весьма интересный вопрос. Сам Бисмарк считал, что его основная задача как имперского канцлера состоит в постоянной защите Германской империи от опасности извне. Соответственно, и внутриполитические конфликты он оценивал в основном применительно к сфере внешней политики, то есть к возможной угрозе империи со стороны международных революционных движений. 6 Восстание Парижской коммуны весной 1871 года, которое повсюду в Европе было воспринято как «зарница» социальных революций, помогло Бисмарку убедить Европу в опасности, уже не в первый раз после 1789 года исходящей из Франции, и в необходимости объединения всех консервативных сил перед лицом грядущих революционных потрясений.7 Кроме того, канцлер сумел убедить недоверчивые европейские державы (в первую очередь Россию и Австро-Венгрию), с опаской ожидавшие разрастания прусской экспансии (под национальным и имперским лозунгами) поверить его заявлениям о том, что империя «насытилась». При этом поначалу он стремился к восстановлению более тесной политической и идеологической связи между бывшими партнерами по Священному союзу (что и удалось сделать посредством образования Союза трех императоров в 1873 году) с тем, чтобы удержать республиканскую Францию в политической изоляции. Однако Бисмарк не хотел ввергать империю в жесткие рамки союзной «системы», а стремился оставить за собой свободу маневра и между Англией и Россией, и между Россией и Габсбургской монархией, а в первую очередь не дать увлечь себя в сторону «выбора» в пользу одного союза в ущерб другому.8 В марте 1873 года, во время визита Вильгельма I и Бисмарка в Петербург, была подписана военная конвенция, носившая оборонительный характер: если какая-либо европейская держава нападет на одного участника конвенции, другой участник окажет помощь 200-тысячной армией. При подписании конвенции фельдмаршалами Ф. Бергом и X. Мольткс германский канцлер заявил, что конвенция не будет иметь силы, если к пей не примкнет Австрия. Поэтому в июне 1873 года состоялся визит царя и Горчакова в Вену, закончившийся подписанием в Шепбруннском дворце российским и австрийским императорами менее обязывающей политической конвенции: в случае угрозы войны стороны договариваются относительно совместного образа действий, а если необходима военная сила - о конкретной взаимной поддержке. В октябре 1873 года к конвенции присоединилась Германия. Тем самым было положено начало «Союзу трех императоров», который фактически носил характер консультативного акта. Н. Киняпина оценивает этот союз как династическое соглашение. Соперничая на Балканах, и Россия, и Австро-Венгрия рассчитывали на поддержку Германии, а последняя - на установление гегемонии в континентальной Европе (европейского равновесия в понимании Бисмарка) посредством окончательного подавления (или еще большего ослабления) Франции.9
Возрождение военной мощи Франции, совершившееся неожиданно быстро после досрочной выплаты контрибуций и последовавшего за этим вывода германских войск из Восточной Франции в 1873 году, имперский канцлер рассчитывал сдержать с помощью грозных жестов. Однако кризис «войны в пределах видимости» весной 1875 года (так называлась инспирированная Бисмарком статья в берлинской газете «Пост») убедил его в том, что идеологического «клея» между тремя восточными державами недостаточно для устранения властного соперничества, что уже одна только угроза превентивной войны против Франции заставила активизироваться как Англию, так и Россию. Было совершенно очевидно, что любая новая попытка насильственными методами изменить ситуацию в Европе в пользу Пруссии-Германии с точки зрения обеих фланговых держав представляла собой угрозу установления полной гегемонии Германской империи на европейском континенте и могла бы стать причиной войны европейского масштаба, то есть, по мнению Бисмарка, жизненно опасной для империи войны на два фронта. Наконец-то было недвусмысленно продемонстрировано, что достижения 1871 года - это наибольшее, что были готовы признать прочие европейские державы. 10
В этих условиях перемещения сферы интересов держав Германии, России и Австро-Венгрии от Центральной Европы на периферию, на Балканы (в связи с восстанием в Боснии и Герцеговине летом 1875 года, затем еще в большей степени с началом русско-турецкой войны в апреле 1877 года), которое вначале побудило Бисмарка еще больше дистанцироваться от тесных связей с другими государствами. Впрочем, подобная политика «развязанных рук» отражала дилемму, которая являлась следствием проблемы «выбора». Послу в Петербурге фон Швайницу, стороннику русско-германского союза, канцлер объяснял эту дилемму следующим образом: «Нашим интересам никак не может соответствовать, если в результате объединения всех прочих европейских государств и неуспеха русского оружия властным позициям России постоянно будет наноситься значительный ущерб. Однако интересы Германии будут задеты столь же глубоко, если в случае угрозы существованию австрийской монархии как европейской державы или же ее независимости возникнет опасность выпадения в будущем одного из факторов, на который мы рассчитываем в деле поддержания европейского равновесия». Империи пришлось принять активное участие в сохранении Австро-Венгрии; на заседании правления рейхстага 1 декабря 1876 года Бисмарк подчеркнул, что империя не потерпит распада страны. 11 Однако конфликт на юго-востоке Европы отнюдь не обострил ситуацию, а поначалу принес империи явную разрядку.12 Бисмарк в своем «Киссингском диктате» от 15 июня 1877 года привел проект своего рода идеальной расстановки сил в Европе, которая хоть и не отменяла постоянно внушавшего ему беспокойство «cauchemar des coalitions», но уменьшало его. Канцлеру представлялась «картина» «общей политической ситуации», «в которой все державы, за исключением Франции, нуждаются в нас и по возможности воздерживаются от коалиций против нас, основанных на их связях друг с другом». Впрочем, в реальности такого распределения никогда не существовало. Бисмарк не сумел занять столь желанной позиции «свободной середины». Это выявили ход и результаты Берлинского конгресса (июнь/июль 1878 года), на который Бисмарк, в виде исключения преодолев свое отвращение к международным конгрессам, пригласил державы, втянутые в балканский конфликт: Великобританию, Россию, Австро-Венгрию, Турцию, а также Францию и Италию. Свою явную антипатию к европейскому конгрессу он откровенно выразил в Варцинском диктате от 9 ноября 1876 года: «Я постоянно слышал слово «Европа» из уст тех политиков, которые просили у других держав то, что не осмеливались требовать от собственного имени; например, западные державы во время Крымской войны и польского кризиса 1863 года. В данном случае Россия, как и Англия, поочередно пытаются впрячь нас, то есть европейцев, в телегу своей политики, тащить которую мы, немцы (да они и сами это признают) не считаем подходящим для себя занятием».13 В большой речи, произнесенной в рейхстаге 19 февраля 1878 года, он откровенно высказался об изменениях в своем отношении к идее конгресса: Германия не станет соревноваться с Наполеоном III «в стремлении стать если не третейским судьей, то по крайней мере наставником в Европе». «Содействие миру я не мыслю таким образом, чтобы мы в случае расхождения мнений изображали третейского судью и говорили: «Должно быть так, и за этим стоит мощь Германской империи». Я мыслю его скромнее...скорее как посредничество честного маклера, который действительно хочет совершить сделку..., я льщу себе..., что при известных обстоятельствах мы можем с таким же успехом быть доверенным лицом между Англией и Россией, как уверен в том, что мы являемся им и между Россией и Австрией, если они сами не смогут договориться».14 Однако и в ходе конгресса, и в еще большей степени в последовавшие за ним недели выявилось, что Россия, которой в сложившихся обстоятельствах для поддержания мира и восстановления крайне неустойчивого равновесия в Юго-Восточной Европе пришлось пойти на уступки, обвинила в них Бисмарка, так что в русско-германских отношениях наступил глубокий кризис. В то же время канцлеру удалось на Берлинском конгрессе убедить Англию (и за ней Францию) в бескорыстии своей «маклерской» деятельности. Наиболее сильное впечатление Бисмарк произвел на прежде относившегося к нему с недоверием британского премьер-министра Дизраэли. Впрочем, интерес британца был взаимным («Этот старый еврей, вот это человек», - говорил канцлер). С внутриполитическим соперником Дизраэли, лидером либералов Глэдстоном, прусского министра не связывали подобные отношения, отмеченные взаимным уважением. Выпячивание роли морали в политике, свойственное, как насмешливо называл его Бисмарк, «профессору» Глэдстону, было диаметрально противоположно «реальной политике» канцлера.
Лишь после Берлинского конгресса - таким резюме была ознаменована эта новая точка отсчета - Бисмарк получил признание как крупный европейский государственный деятель, отныне он перестал вызывать опасения, считаясь просто динамичным политиком, «последнюю» цель которого предугадать невозможно и который озабочен только интересами Пруссии и Германии. Впрочем, мир в Европе, служащий интересам сохранения Германской империи, основывался, по мнению Бисмарка, несмотря на любые индивидуальные конфликты, исключительно на продолжении кооперации великих держав: средние и мелкие государства, как и «внегосударственные» национальности были и оставались для него всего лишь «объектами» политики. «Держать восточный гнойник открытым» — столь грубая формулировка демонстрирует pars pro toto{30} его отношение к таким «объектам» «большой политики».15
Иными словами Бисмарк в сфере своей внешнеполитической тактики Бисмарк стремился придерживаться принципа обеспечения максимальной пользы Германской империи используя и идеологические принципы (как при создании Союза трех императоров – идея монархической солидарности и борьбы против революций) и тактику оборонительных союзов, в то же время стремясь максимально помешать усилению Франции-главного, по его мнению противника и не допустить её союза с Россией, который был бы для Германии ввиду ее уязвимого географического положения очень опасен. Созданный во многом по инициативе Бисмарка Союз трех императоров серьезно поколебался вследствие прежде всего охлаждения российско-германских отношений. Вместе с тем, несмотря на наличие серьезных противоречий, Союз продолжал свое существование.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-10; Просмотров: 787; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.011 сек.