М.М. Бахтин

В историко-правовых науках³³⁴, как и во всякой науке, зани­мающейся изучением истории объекта, категория времени помимо прочих является значимым критерием в очертании темпо­ральных границ - как начальной, так и концевой - исследований. К сожалению, несмотря на важность и методологическую значи­мость для историко-правовых исследований, проблема разгра­ничения указанных рубежей в историко-правовой науке до сих пор остается слабо разработанной. Решение данной проблемы имеет важное значение также для разграничения предметной об­ласти правовых наук как исторического, так и теоретического и отраслевого профиля, следовательно, для разделения труда меж­ду исследователями истории и современности права, правда, с некоторой долей условности.

В первую очередь рассмотрим проблему определения началь­ного рубежа истории права.

Для установления данного рубежа исходным критерием, по всей видимости, может быть объект историко-правового позна­ния, т.е. само право (историко-правовая реальность), как доста­точно самостоятельное в претензиях на установление собствен­ных временных рубежей. Ясно, что начальный рубеж истории права связан с приходом на авансцену исторической драмы изу­чаемого ею объекта, когда он становится реалией, реальным объ­ектом, иначе и быть не может. Нет сомнений также в том, что этот самый приход представляет собой не единый акт, а длитель­ный процесс. Отсюда вытекает необходимость изучения данного процесса для установления происхождения права. Другими сло­вами, невозможно следить за происхождением права иначе как путем изучения конкретных проявлений этого процесса. При этом, несомненно, «следует обратиться к тому моменту социаль­ной истории, когда права еще не было, и в то же время которое граничит с его появлением, определить границу его бытия и не­бытия»³³⁶.

В свете вышесказанного считаю необоснованным подход, при котором начальный рубеж истории права связывается с первыми государственными образованиями и утверждается, что «для ис­торика права вся догосударственная история человечества не ин­тересна» ³³⁷. Ясно, что в условиях, когда раз и навсегда было при­нято за истину положение историко-материалистической тео­рии, господствовавшей в советской науке, согласно которой пра­во и государство неразрывны в своем генезисе, было бессмыс­ленно говорить о возможности возникновения права до зарож­дения государства, и тем более вести исследования на эту тему. К сожалению, данная традиция является широко распространен­ной по сей день.

________________________

³³⁴ Здесь важна одна оговорка: в данной главе речь пойдет о темпораль­ных границах историко-правового познания не в целом, а в его традицион­ных дисциплинарных разделах.

³³⁵ Насколько известно, в советской историко-правовой науке впервые на эту проблему обратили внимание Ю.П. Титов и О.И. Чистяков. См.: Ти­тов Ю.Я., Чистяков О.И. Некоторые вопросы истории государства и права СССР. - С. 32-33. Основные положения этой статьи по интересующему нас вопросу воспроизведены в поздних работах О.И. Чистякова. См.: 1) О соци­альной ценности историко-правовых наук // Вести. Моск. ун-та. - Сер. 11, Право. - 1995. - № 6. - С.14-15; 2) Введение в историко-правовые науки // Там же.-1996.-№ 4. - С. 8-9.

³³⁶ Таллер Р.И. Философия как логика и методология познания права. - С. 119.

Поучительны в этом плане взгляды русских ученых-историков права XIX в. В частности, М.Н. Капустин писал: «Донациональный или догосударственный быт народов не стоит вне культуры и вне права» (Капустин М.Н. История права. - Ч. 1. - С. 17). «Может быть история права у народов пер­вобытных не имеет большого значения в вопросе о кодификации, но она представляет чрезвычайный интерес в исследовании вопроса о происхож­дении юридических институтов» (Там же. - С. 8). Другой историк права А.Н. Стоянов одну из важнейших целей современного ему обществоведе­ния видел «в том, чтобы определить: из каких зачатков, при каких причинах и условиях возникли те юридические и государственные учреждения, на которых до сих пор держится вся новейшая цивилизация? Одним словом -современная наука хочет, с наибольшею точностью и полнотою, определить так называемые „начальные моменты" в развитии права и государства, вос­ходя путем исследования к первичным формам человеческого общежития» (Стоянов А.Н. Исторические аналогии и точки соприкосновения новых законодательств с древним правом. - Харьков, 1883. - С. 2). М.М. Ковалев­ский происхождение права стремился связать с родоплеменным периодом. В своей работе «Первобытное право» он приходит к выводу о том, что «в изучении родового устройства лежит ключ к уразумению генезиса отдель­ных институтов одинаково гражданского, уголовного и публичного права» (Ковалевский М. Первобытное право. - М., 1886. -С. 89).

³³⁷ Чистяков О.И. Введение в историко-правовые науки. - С. 8.

При подобном подходе, как показывает горький опыт совет­ских времен, исторические факты относительно причин, условий происхождения права оставались вне поля исследований. Потому неудивительно, что за исключением нескольких работ С.А. Дробышевского³³⁸ почти отсутствуют специальные историко-право вые работы, посвященные проблемам происхождения доклассо­вого, догосударственного права.

В последнее время появилась отличная от историко-материа-листической теории интерпретация происхождения права, где «исходным постулатом... служит следующий тезис: где общест­во, там и право. Тем самым исключается детерминирующее зна­чение государства в процессе зарождения права. Причем о фено­мене права уместно говорить начиная с самых ранних стадий раз­вития человеческого общества (курсив мой. - М.Д.)»³³⁹. Интерес для нашего исследования представляет вывод указанной трак­товки о том, что право догосударственного (или государственно-неорганизованного) общества есть отдельный исторический тип права³⁴⁰. Как бы этот феномен ни называли («архаическое пра­во», «обычное право», «примитивное право», «племенное право», «народное право», «варварское право», «примирительное право родового строя» и т.д.), он, являясь начальным этапом в жизни права, охватывает период его происхождения.

Даже в случае неотрицания положения марксизма об одно­временности зарождения государства и права, необходимость изучения генезиса этих явлений очевидна, если, конечно, не сле­довать той догматике, уроки которой пережиты нами. Стало быть, изучение происхождения права в любом случае предпола­гает исследование регулятивной системы первобытного общест­ва. Именно так можно сформулировать одну из требующих своего решения задач, стоящих перед историками права³⁴¹.

Сложнее обстоит дело с установлением концевого рубежа ис тории права. Трудности в определении искомой границы обу­словлены несколькими факторами, сквозь призму которых доожно подойти к решению данной проблемы.

Рассуждая о концевом рубеже исследования истории права, О.И. Чистяков, несомненно, прав, когда различает научный и учебный подходы³⁴². Сразу же оговорюсь, что вопреки мнению Чистякова определение указанного рубежа в учебном плане я не считаю столь уж проблематичным.

По поводу научного подхода автор пишет, что «с научной точки зрения любая историческая наука не имеет конца, ее пре­дел определяется тем моментом, в который живет и работает исследователь. Поэтому и для историко-правовой науки не суще­ствует различения понятий „история" и „современность", по­скольку современность, включая сегодняшний момент, - это уже история»³⁴³. С этими его суждениями нельзя безоговорочно со­гласиться по нескольким соображениям, приведенным ниже.

Как видно, критерием для определения указанного рубежа у О.И. Чистякова является какая-то точка времени («момент, в котором живет и работает исследователь»), другими словами, хронологический фактор. Такой подход я называю формальным.

Ограниченность данного подхода состоит в том, что при этом отражается лишь ход сменяемости во времени (точнее по кален­дарному времени) явлений последнего, незавершенного этапа в цепи единого противоречивого процесса истории, а их качест­венные характеристики остаются вне внимания и не раскрыва­ются. На мой взгляд, исследования, проводимые на основе ука­занного критерия, подобны журналистским и не могут претен­довать на то, чтобы называться историческими, оставаясь всего лишь публицистическим анализом текущих событий, современ­ником которых является автор³⁴⁴.

__________________________

³³⁸ См.: Дробышевский С.А. 1) Политическая организация, право и до­классовое общество // Правоведение. - 1988. - № 5; 2) Историческое место политической организации общества и права: спорные вопросы // Правове­дение. - 1991. - № 4; 3) Политическая организация общества и право: историческое место и начало эволюции. - Красноярск, 1991; 4) Политическая организация общества и право как явления социальной эволюции // Авто-реф. дис.... докт. юрид. наук. - СПб., 1994.

³³⁹ Проблемы теории государства и права. - М., 1999. - С. 298 (автором главы является И.Ф. Мачин).

³⁴⁰ См.: Там же. - С. 308.

³⁴¹ Это обстоятельство уже подмечено теоретиками права. См., напр.: Общая теория государства и права. Академический курс в 2-х томах. Отв. ред. проф. М.Н. Марченко. Том 1. Теория государства. - М., 1998. - С. 29-37; Кашанина Т.В. Происхождение государства и права. Современные трактов­ки и новые подходы. - М., 1999. - С. 9-10. Отрадно, что из историков права на это обратил внимание В.Г. Графский в учебнике «Всеобщая история пра­ва и государства» (М., 2000), где изучение происхождения права начинается с первобытного права (С. 36-52).

³⁴² Чистяков О.И. О социальной ценности историко-правовых наук. - С. 14.

³⁴³ Там же. Цитируемое положение созвучно с утверждением К. Поппера о том, что «все историки исходят из того, что история - это то, что случи­лось в прошлом, но в то же время многие полагают, что история всегда за­канчивается сегодня, в этот самый момент времени» (Поппер К. Нищета историцизма / Пер. с англ. - М., 1993. - С. III).

³⁴⁴ Или в лучшем случае они могут претендовать на название «мемуары», Целью которых является всего лишь запечатление в памяти исторического события. Как отмечается в специальной литературе, мемуары - «современ­ные истории» (в англоязычной историографии - Соп1:етрогагу Н18*огу) - это произведение личного происхождения, целью которых является инди­видуальная фиксация общественно значимых событий, современником или участникам, которых является сам автор (подробнее об этом см.: Источни­коведение: Теория. История. Метод. Источники российской истории. - М., 1998. - С. 472-475).

И что самое главное, при подобном подходе невозможно обозначить линии разграничения между правовыми науками исторического и отраслевого профи­ля. Данный подход, по моему мнению, применим для учебно-методических целей: даже если будет иметь место дублирование материала, относящегося к современному состоянию правовой жизни общества, являющегося предметом отраслевых правовых наук, то это вряд ли негативно скажется на качестве приобретае­мых знаний, наоборот, будет способствовать обеспечению их единства.

Я, со своей стороны, предлагаю другой подход, называя его содержательным. Здесь в виде критерия рассматривается уже не хронологический фактор, а существенные качественные призна­ки, характеризирующие состояние объекта познания, и методо­логически значимые положения. Главное достоинство данного подхода состоит в том, что именно он позволяет определить ис­комую границу на основе выявления качественных признаков объекта и соответствующих методологических начал и принци­пов.

В известной мере допустимо сказать, что у исторической нау­ки нет объекта исследования, отдельного от других социальных наук. Объект, на который претендует в целом историческая нау­ка, - общество, - как предмет изучения находится в совместном пользовании у социальных наук. Взаимодействие истории с дру­гими науками проявляется также и в обоюдных нарушениях ус­ловного рубежа, изолирующего прошлое от настоящего. В ука­занном русле примечательным является следующее высказыва­ние: «Разделение „сфер влияния" между историей и конкретной социологией... проходит по той подвижной линии, которая от­деляет прошлое от настоящего. Конечно, здесь также много то­чек соприкосновения и даже прямого совпадения; настоящее ежечасно, ежеминутно переходит в прошлое, и данные конкретных социологических исследований быстро становятся истори­ческими источниками»³⁴⁵. Задача затрудняется еще и тем фак­том, что в разных науках указанная грань проявляется по-разному.

Сказанное можно полностью экстраполировать в сферу от­ношений историко-правовых и других правовых наук. Своеобра­зие здесь проявляется в том, что согласно сложившейся практике в поле исследования отраслевых правовых наук имеются еще своего рода исторические ветви, где изучается историческое раз­витие соответствующих отраслей права.

Тогда естественно возникают вопросы: где проходит линия между историко-правовыми науками и другими правовыми нау­ками, изучающими, казалось бы, один и тот же объект? какими основными методологическими принципами должен руковод­ствоваться современный 1гапз1а1ог {етрош права при определе­нии концевого рубежа историко-правовых исследований?

Попытаюсь ответить на эти и другие связанные с ними во­просы.

Из более распространенных истолкований истории здесь выделяю два: 1) история в широком смысле как единый процесс, совершенный и совершающийся, т.е. включающий прошлое, настоящее и будущее, и 2) история как завершенное бытие, пред­ставленное в результатах деятельности людей, в ее следах и па­мятниках. Эти два толкования истории часто переплетались и смешивались. Но в научном плане именно второй подход во многом, по всей очевидности, обусловил формирование истории (историографии) как специфической области научного знания.

В свете сказанного с утверждением О.И. Чистякова о том, что «для историко-правовой науки не существует различения поня­тий „история" и „современность"», можно согласиться только в том случае, если исходить из широкого толкования истории, вес­ти речь об историко-правовом познании в целом и соответст­венно признать существование в структуре историко-правового познания раздела, включающего в себя изучение не только про­шлого, но и настоящего и будущего.

Если учесть, что историческая наука занимается изучением определенного социального объекта в его истории, иначе говоря, ставшего объекта, что именно этим она отличается от других социальных наук, изучающих настоящее того же объекта, т.е. становящегося объекта, то для решения поставленных вопросов нет необходимости доказывать важность определения границы между настоящим и прошлым, следовательно, и между историей в ее узком смысле и современностью. Условность и размытость этой границы очевидна по той простой причине, что прошлое без настоящего немыслимо.

В самом общем виде «настоящее» - это существующий этап общественного процесса, а «прошлое» - этап, предшествовав­ший настоящему. В структуре времени, которая обозначается формулой «прошлое-настоящее-будущее», «будущее отделено от настоящего четко, а прошлое как бы сливается с ним... Т.е. „на­стоящее" включает ближайшее прошлое, отрезок ближайшей ис­тории»³⁴⁶.

______________________________________

Тем самым я вовсе не уменьшаю потенции подобных произведений. Однако и они, как и всякие исторические источники, требуют обстоятель­ной критики.

³⁴⁵ Гулыга А.В. История как наука // Философские проблемы историче­ской науки. - М., 1969. - С. 28.

³⁴⁶ Савельева ИМ., Полетаева А.В. Указ. соч. - С. 96.

Как показывает опыт социальных наук, изучающих совре­менность, общественные явления входят в их предмет постольку, поскольку они во временном аспекте по своим качественным признакам не отличаются, адекватны им, в силу чего к ним при­менимы научный аппарат, теории и концепции социальных на­ук, изучающих современность, иными словами, в данном кон­тексте к настоящему относится та часть прошлого, когда обще­ство было похоже на сегодняшнее. Стало быть, когда по мере углубления в прошлое современный теоретический аппарат ста­новится все менее пригодным для анализа, тогда историческая наука «приступает» к выполнению своей функции³⁴⁷. Во всяком случае различение «прошлое-современность» в общественном (в том числе правовом) развитии должно осуществляться не субъ­ективно, а на основе признаков самого объекта познания, из ко­торого выделен предмет познания.

Что касается уже упомянутого выше положения о том, что в поле исследования отраслевых правовых наук имеются своего рода исторические ветви, занимающиеся изучением историче­ского развития соответствующих отраслей права, то они вовсе не являются историко-правовыми исследованиями в собственном смысле слова, а представляют собой лишь экскурс в область бли­жайшего прошлого и содержат сведения об основных и более значимых законодательных актах. Характерным для работ по истории отдельных отраслей права, выполняемых специалиста­ми-отраслевиками, является то, что при этом история права обычно подменяется историей законодательства, а последняя сводится к простому хронологическому перечислению норма­тивных актов, без связи с исторической обстановкой. В отличие от этих исследований подлинные историко-правовые исследова­ния в рамках историко-правовой науки выясняют условия дей­ствительного развития права как целого. Однако исторические исследования, проводимые учеными-отраслевиками с указанной позиции, будут носить междисциплинарный характер, что, на мой взгляд, должно поощряться.

Уяснение границ настоящего и прошлого осуществляется так­же при установлении периодизации истории права. В частности, в уже упомянутом учебнике ВТ. Графского Новое и Новейшее время обозначается как современность. Насколько верен такой подход? Ведь установлением современного этапа выделяется од­новременно и Граница с прошлым, именно «современность» раз­деляет «прошлое» и «будущее».

Понятие «современность» в разных ракурсах рассмотрения интерпретируется по-разному. Оно в одном случае может быть воспринято как миг, а в другом - как некоторая длительность онтологически существующего объекта. Если исходить при этом из качественных признаков объекта, то не следует забывать, что они имеют различную степень существенности и длительности во времени. Эти различные признаки объекта позволяют при разных целях рассмотрения неодинаково определять границу между «прошлым» и «современностью»³⁴⁸.

Опыт различения «прошлое-современность» в периодизаци­ях истории математики, физики и химии показывает, что на ос­нове разных качественных признаков объекта можно выделить несколько смыслов «прошлого» и «современности» в пределах одной периодизации и различение «прошлое-современность» каждый раз устанавливать по-новому³⁴⁹. Поэтому верен вывод о том, что граница «современное-прошлое» подвижна, относительна, не устанавливается один раз и различение «современное-про­шлое» может осуществляться многократно в связи с развитием объекта познания и в зависимости от избранных дополнительных качественных признаков³⁵⁰.

Сказанное полностью может быть экстраполировано в об­ласть истории права. Тогда точно так же в столь длительном пе­риоде «современность» (более трех столетий), как и у В.Г. Граф­ского, можно выделить несколько «современное-прошлое» ис­ходя из избранных различных дополнительных качественных признаков объекта. Дело еще и в том, что здесь можно найти некоторые черты и элементы «прошлого», причем и далекого, которые не исчезли вместе с предшествующими этапами³⁵¹. К сожалению, не имею возможности рассмотреть здесь этот вопрос подробно, да это и не входит в задачи данного исследования.

Од­нако необходимо заметить, что хотя в отдельных исследованиях в зависимости от конкретных целей допустимо использование указанного различения «современное-прошлое», в построениях

_______________________________

³⁴⁷ См.: Там же.-С. 20, 23.

³⁴⁸ Тимофеев КС. Релятивность демаркации «современное-прошлое» в историографии естествознания // Архив истории науки и техники. - Вып. 2: Сб. статей. - М., 1997. - С 18.

³⁴⁹ Подробнее об этом см.: Там же. - С. 12-15.

³⁵⁰ См.: Там же.-С 15.

³⁵¹ Действительно, мировая история права настолько разнообразна, что преемственность в праве нередко выступает в самых неожиданных формах. Даже если ограничиться только европейской правовой традицией, то и она дает немало таких примеров. В частности, римское право до сих пор приме­няется в Андорре. Еще чаще (особенно в государствах англосаксонской сис­темы) встречаются странные, на сегодняшний взгляд, а иногда и просто курьезные нормативно-правовые акты, не отмененные и формально про­должающие действовать поныне. Многие из них приняты столетия назад и, конечно, могут считаться правовыми памятниками. Это можно сказать в отношении многих широко известных крупных памятников права (см.: Рогачевский А.Л. О публикации источников по истории государства и права // Правоведение. - 1999. - № 2. - С. 24).

периодизации историко-правового процесса в целом, думается, это некорректно, поскольку, как уже отмечалось, граница «со­временное-прошлое» подвижна, относительна, не устанавлива­ется один раз и различение «современное-прошлое» может осу­ществляться многократно.

И еще один момент, заслуживающий особого рассмотрения с методологической точки зрения. Как известно, характерным для исторических исследований является выявление причинно-след­ственных связей между последовательными событиями. А это исключается при отсутствии отдаленности от объекта - истори-ко-правовой реальности - временным лагом в плане выделения качественных этапов развития изучаемых явлений, когда пишет­ся история продолжающегося процесса, поскольку с течением времени в силу завершенности процесса пределы осведомленно­сти о событиях прошлого постоянно расширяются, и появляется больше возможности знания последствий. Видимо, по этой при­чине серьезные историки предпочитали изучать достаточно уда­ленные во времени периоды³⁵². Поучительным является рассуж­дение на эту тему В.О. Ключевского. По его мнению, события, последствия которых не известны на момент исследования (в его случае реформы об освобождении крестьян и введении земских учреждений), не могут быть предметом исторического изучения. «Исторические факты, - писал он в своем знаменитом „Курсе русской истории", - ценятся главным образом по своим послед­ствиям»³⁵³. Аналогичные же мысли находим у В.И. Вернадского, по мнению которого, история «имеет дело с совершившимся процессом, а не с текущим явлением, в котором ни последствия, ни причины не вылились в уловимые для нашего взгляда фор­мы». Таким образом, завершенность процесса развития объек­та познания позволяет историку получать всестороннюю ин­формацию о нем.

Однако здесь может быть идти речь лишь об относительной завершенности. Поскольку согласно принципу историзма, каж­дый следующий этап процесса как продолжение и относительное завершение предшествующих этапов, постольку с наступлением следующего качественно нового этапа можно более полно оце­нить предшествующий этап, причем качественно новый этап позволяет рассмотреть предшествующего как прошлый, относи­тельно завершенный. Более того, иногда «завершенный» может быть интерпретирован как еще реально не закончившийся про­цесс, но уже развернувший все основные свои черты и характе­ристики³⁵⁵.

Также считается, что при изучении текущей истории ее со­временниками невозможно соблюсти объективность и беспри­страстность³⁵⁶. Очевидно поэтому историки стали думать о про­шлом, как пишет Р. Коллингвуд, «как о предмете, наиболее под­ходящем для беспристрастного, а потому и подлинно научного исследования, об области, в которой дух партийной пристраст­ности, хвала и порицание должны быть запрещены»³⁵⁷.

Таким образом, указанные методологически ценные установ­ки направлены на обеспечение плодотворности, социальной ре­зультативности исторических исследований, а их игнорирование непременно приведет к основательному пересмотру. Подобное занятие можно назвать не иначе как простым времяпрепровож­дением. Примерами тому могут быть исследования, проведенные в советский период по проблемам отдельных, еще незавершен­ный периодов истории советского государства и права.

Другое дело рассмотрение исследуемого исторического явле­ния в ракурсе соотношения истории и современности. Не имея возможности подробно остановиться здесь на этой проблеме, толь­ко отмечу, что при этом не предполагается всестороннее иссле­дование современных проблем и такие исследования более склон­ны к прогнозированию, подчиняясь познанию единого истори­ческого процесса.

___________________________

³⁵² А.Я. Гуревич, как бы отвечая на вопрос, «почему историки обраща­ются преимущественно к истории средневековья?», пишет: «Завершенность этой эпохи дает историкам возможность рассмотреть ее в виде целостности и использовать ее в качестве своего рода лаборатории для обсуждения об­щеисторических понятий» (Гуревич А.Я. Социальная история и историче­ская наука. - С. 25).

³⁵³ Ключевский В.О. Сочинения. В 9 т. - М., 1989. - Т. 5. - С. 258-259.

³⁵⁴ Цит. по: Тимофеев КС. Релятивность демаркации «современное-прошлое» в историографии естествознания. - С. 16.

³⁵⁵ См.: Там же.

³⁵⁶ В частности, Б.А. Кистяковский в работе «Страницы прошлого. К ис­тории конституционного движения в России», написанной по поводу книги известного в своего время историка В.Я. Богучарского «Из истории полити­ческой борьбы в 70-х и 80-х гг. XIX века. Партия «Народной Воли», ее про­исхождение, судьбы и гибель», критикуя последнего в неправдивости, отме­тил, что наряду с отсутствием специальной научной подготовки «очень вредно отразилось на его работе то обстоятельство, что он является совре­менником событий, о которых он рассказывает. По-видимому, в свое вре­мя, когда соответствующие события совершались, у него складывались вполне определенные мнения относительно их, и теперь он подыскивает факты для подтверждения этих давно сложившихся мнений. Но совсем сбили автора с настоящего пути правдивого изображения исторических событий его увлечения своими мнимыми открытиями и созданными на основании их построениями. Все это привело к тому, что книга Богучарско­го не только не дает правдивой картины описываемых им исторических событий, но и воспроизводит их в совершенно извращенном виде» (Кистя­ковский Б.А. Страницы прошлого. К истории конституционного движения в России // Кистяковский Б.А. Философия и социология права / Сост., при­меч., указ. В.В. Сапова. - СПб., 1999. – С. 631).

³⁵⁷ Коллингвуд Р.Дж. Указ. соч. - С. 141.

Дата добавления: 2015-05-10