Марина Струкова 5 страница

Все придумали себе сказки, чтобы отвлечься от мрачной реальности – кто язычество, кто – воинствующее православие, кто – коммунизм, кто – демократию, которую невозможно воплотить в России. И мой фашизм был одной из опасных сказок. Но во имя сказок, во имя фантастических недостижимых идеалов люди совершали подвиги и гибли. Фантазии подчиняют себе быт.

* * *

В электричке сияющий Анархист сел напротив меня и положил ноги на скамью, где сидел я.

- Эй, аккуратней. – Заметил я, бросив взгляд на его грязные ботинки, водруженные рядом со мной. И вдруг заметил что-то блестящее, застрявшее в грязи, облепившей толстые рубчатые подошвы его ботинок.

- Герман, крест.

- Чего? – Недовольно спросил он.

- У тебя крест к подошве прилип.

Анархист вскочил с сиденья и, стоя на левой ноге, стал разглядывать подошву правой, крест и вправду вонзился в подошву среди грязи, набившейся в выпуклый узор.

Анархист постучал ботинком о ботинок, на пол вагона полетела грязь, Герка пристально вгляделся в черные брызги. Креста на полу не было.

- Не отпускает, зараза! – Изумленно воскликнул соратник. Разуваться и пачкать руки он не решался.

- Не обращай внимания, - стал успокаивать я. – Суеверный ты, вольный русич.

Анархист сел, его лицо стало унылым.

* * *

В метро нас встретил Игорь. Мы собирались поехать в клуб на концерт одной ультраправой группы.

Анархист значительно сообщил Игорю, явно желая шокировать:

- А я сегодня раскрестился. Давно хотел, чтобы с меня это клеймо сняли. Кинул крест, потоптал... Теперь я не Герман, а Боромир.

- Ты что натворил? – Потрясенно воскликнул Игорь. - Идёшь в пасть к сатане прямой дорогой.

- Прямой, асфальтированной, никуда не сворачивая, - смеялся Анархист. – Ты же скинхед, ты обязан быть язычником.

- Ни фига не обязан. У нас и православные есть. Ты перед чуркой дубовой крест топтал!

- Это не чурки, а олицетворения высших сил, как ваши иконы. Пусть меня родные боги защищают, а не еврейский.

Мы поднялись по эскалатору, шли по переходу на «Парке культуры» - с кольцевой на радиальную...

- Христос был арийцем! – Убежденно сказал Игорь. - Он даже говорил по-арамейски.

- Вообще-то у иудеев часть молитв и сейчас на армейском. – Заметил я.

- А тебе вообще пора от юдофилии лечиться. Дочитался. – Огрызнулся Зимин. И снова обернулся к Анархисту. – Современное язычество вообще никакого отношения не имеет к ведичеству, которое древние арии исповедовали. А ведичество было предшественником христианства.

- Нет, мне читать, как евреи кровь христианских младенцев пьют. – Сказал я с ухмылкой.

- А они пьют! – Убежденно сказал Игорь. - Пили и будут пить каждый Пейсах.

- Думаю, не стоит начинать спор, если никто никого всё равно не убедит. – Дипломатично заметил я. Когда-то сам любил поспорить на тему религии, но понял, что в таких диалогах смысла нет.

- Ну почему же?.. А как насчёт праздника Обрезания Господня? Твой Христос тоже обрезан, а значит – настоящий жид! – Весело обратился Анархист к Зимину.

- Ты моего бога оскорбляешь! – Игорь вдруг схватил Анархиста за куртку и хорошенько встряхнул.

- Охренел? – Анархист оторвал руки соратника от затрещавшей куртки.

Игорь развернулся и ударил Анархиста прямо в портрет Гитлера, напечатанный на красной майке. Правда, удар был каким-то неуверенным. Анархист бросился на Игоря. Дрался он плохо, это было какое-то хаотичное размахивание кулаками. А Игорь несколько раз хорошенько ему вмазал.

Хоп! Возле нас как из-под земли возник мент. Он окинул взглядом патлатого, краснорожего от злости Анархиста и Игоря с ещё не сошедшими после драки с кавказцами синяками.

- Документы. – Потребовал лаконично.

Анархист, не отрывая бешеного взгляда от Зимина, вытащил паспорт и удостоверение помощника депутата Госдумы. Насколько я знал, таких документов тот депутат, старый коммунист, по доброте душевной нараздавал много - просто, чтобы знакомым было легче решать мелкие проблемы.

Я тоже достал паспорт. Недавно сделал регистрацию. Конечно, я не жил по указанному в справке адресу, но всё-таки... Мент проверил документы, был явно недоволен, что придраться не к чему.

- А это что? – Злорадно спросил, указывая на нашивку Игоря. – Свастика! Запрещенная символика!

- Это не свастика, а символ солнца. Он даже на иконах есть. Звезда Богородицы.

- То солнце, то звезда, ты уж определись как-нибудь. А пока пошли.
И страж порядка мотнул головой в сторону отделения милиции.

Анархист тихонько спросил:

- Может, договоримся как-нибудь? Мы типа штраф заплатим.
Милиционер холодно уставился на Анархиста.

- Я заплачу. Хорошо? Отпустите его. – Настаивал он.

Игорь стоял в стороне и демонстративно смотрел в сторону. У него в неприятные моменты лицо становилось как у немецкого солдата с плаката времён Третьего Рейха.

Анархист пошарил в кармане, протянул менту купюру.
Тот быстро спрятал её, и снова уставился на Анархиста холодным взглядом.
Анархист поморщился и протянул ещё пару купюр. Я тоже, тяжело вздохнув, достал из кармана скомканные стольники.

- Ну, кто же так деньги носит? Мятые, как из задницы... – Укоризненно сказал мент мне, и быстро разгладив купюры, сложил и сунул в карман черной куртки. – Забирайте своего.

Он отошел в сторону и с воодушевленным видом тут же заступил путь паре смуглянок, тащивших большую клетчатую сумку.
Игорь с хмурым видом вернулся к нам.

- Не надо было за меня платить! Мне плевать! – Пробурчал он. – Пусть задерживают.

- Зачем тебе это? Опять родители узнают, у твоего отца сердце больное. - Участливо заметил Анархист.

Игорь, сунув руки в карманы бомбера.

- Двести долларов, - сокрушенно шепнул мне Анархист.

- Не хрена себе... – сочувственно заметил я.

- Мне говорил один наш, что шеврон надо на липучке делать. Увидел ментов – сорвал и сунул в карман, менты прошли – опять прилепил на рукав. – Грустно сказал Игорь. – Ребята, я вам деньги отдам. Сколько этот козёл взял?

- Всё, всё, проехали, крестоносец... Когда-нибудь ты за нас взятку дашь. – Примирительно сказал я. Анархист только махнул рукой. Идти на концерт настроения не было...

* * *

- Я должен посвятить тебя в детали на случай, если меня уберут. – Сказал Акаёмов.

Он рисует мне план, совершенно абсурдный.

- А теперь ты должен ввести меня в организацию. Если убьют тебя, буду руководить я и мне должны доверять.

Не скрою, у меня мелькнула мысль, что Акаёмов решил убрать меня, я сыграл определенную роль и больше ему не нужен.

- Нет, Павел Анатольевич, - прямо сказал я. – Я вам всё ещё не могу доверять полностью.

- Он не обиделся, только улыбнулся.

- Но я же всё и так знаю. Я смогу войти им в доверие, но на это уйдёт время. А оно сейчас дорого.

- Я не могу. Отвечаю за своих людей.

Часть 2. Глава 3.

Я направил пистолет на Игоря:

- Отойди дальше, ещё дальше. Вот так. Всё отлично.

Игорь нахмурился:

- Стреляй.

Мёртвый Анархист колеблется, словно хочет остановить меня, но не решается. Пуля уходит в глину откоса над его левым плечом Зимина. Я делаю несколько выстрелов, и передаю ствол Игорю. И сам становлюсь к откосу карьера.

- Стреляй. Мы должны доверять друг другу.

Потом мы торопимся к автобусной остановке, нервно пересмеиваясь, пытаясь избавиться от ощущения близкой смерти. Стреляем уже неплохо, но риск определенный был…

Мы все трое не служили в армии. Герман учился в институте, Игорь принципиально откосил – считал, что его драки с кавказцами на улицах Москвы принес больше пользы стране, чем служба. А у меня просто не было возможности - на фиг не нужна казахстанская, а в российскую не возьмут.

Почему я теперь считаюсь их руководителем? Потому что обеспечиваю их оружием, и у меня есть серьёзный план, но на самом деле я – ничто без Акаёмова. И почему Акаёмов выбрал на роль лидера меня? Потому что на него произвели впечатление мои скандальные статьи, и потому что я, честно надо признать, по его мнению, просто потенциальный самоубийца-фанатик. Псих короче, садо-мазохист, «утекай, в подворотне нас ждёт маниак». Но если смотреть с этой точки зрения, то психами и садистами были и самураи, и моджахеды, и вообще все герои. А может быть, его привлекает то, что у меня есть имя в патриотической среде, и поступок журналиста воспримут более серьезно, чем восприняли бы теракт, совершенный каким-нибудь работягой?

* * *

Я говорю ребятам, что нашёл человека, который обучит нас взрывному делу.
На самом деле это человек Акаёмова, его зовут Вадим Вересов, ему около пятидесяти, у него коричневое от загара лицо с жесткими морщинами, он в камуфляже с кожаным коричневым рюкзаком и в коричневом кожаном пиджаке. Брови то ли выгоревшие, то ли седые, глаза стальные зоркие, он мало говорит. С Вересовым мы троё – Анархист, я, Зимин отправляемся в Помосковье на дачу Акаёмова, там он учит нас минировать. Это довольно просто, замечаю, что Анархист боится прикасаться к взрывчатке. Зато Игорь просто тащится от происходящего. Он воспринимает меня за вожака, а я вспоминаю, что всё зависит от Акаёмова.

В Подмосковье меня достаёт Настя, то ноет, то сладким голоском наговаривает, как любит и соскучилась. Мне неловко – я-то её воспринимаю, как средство для релаксации. Отбалтываюсь ничего не значащими вежливыми фразами…

Партии, раздающие листовочки и газетёнки – может быть, у них что-нибудь и выгорит лет через пятьдесят. Но мы хотим сражаться, пока молоды.
Я обвиняю свою партию в том, что она не предоставила мне единственного, о чём я мечтал – реальной войны! Думаю, так могут сказать и другие о своих организациях.

* * *

Мы взбегаем по лестнице, Акаёмов вынимает ключ.

- Подожди, - резко замирает, - здесь что-то не то.

Смотрю удивлённо.

- Здесь кто-то был.

Мы стоим на лестничной площадке. На замке царапина. И как он только заметил.

- Кажется, обыскивали…

- И что теперь? Там же все вещи.

Я рассеяно кладу руку на дверную ручку, и по расширенным глазам Павла понимаю, что облажался. Дверь выносит взрывом прямо на нас, превращая её в клочья железа, и обугленной обивки, отброшенные к решетке, закрывающей шахту лифта, минуту мы не шевелимся.

Я поднялся, бок буквально отбит, но это мелочь. Павел с закопченным лицом ворвался в квартиру, оглядывая разгром.

- Падлы! И такие же бездари как ты! Взорвать и то не могут нормально.

Он сгрёб вещи в дорожную сумку. «Сваливаем. Не удивлюсь, если на моей квартире нас вообще ждут. Нашли приключений на свою задницу».

- Жалеешь? – Мстительно улыбнулся я. – А мне вот терять нечего.
Он бросил злой взгляд, и вдруг добродушно рассмеялся: «Мстишь?»

Я выдернул из-за ремня пистолет и наставил на оглушенного Акаёмова:

- Спокойно, - отчеканил он. – Не психуй.

- С меня хватит, - я готов был выстрелить, как вдруг он быстро сказал: «Натовская база… Наша цель – база».

- Вот это интересно.

- Пистолет убери – меня хотели взорвать, не тебя.

- Ты сам взрывчатку установил.

- Правда? – Огрызнулся он. – Башню снесло?

Я сунул пистолет под куртку за ремень, напряженно наблюдал за Акаёмовым, на его месте я бы в морду дал. Но он раздраженно отвернулся, шаря по ящикам стола.

- Сказал бы раньше, - огрызнулся я, выходя из подъезда.

- И сейчас-то ещё рано.

Мы сели в джип, он брезгливо вытер чумазое лицо от сажи влажной салфеткой, вынутой из бардачка. Чистоплюй.

- Дальше я не пойду. Сажай. Плевал я на Уголовный кодекс. Когда главным в жизни становится борьба, ты к тюрьме готов априори. Моя жизнь мало отличается от тюрьмы. Чужая комната, нищенская зарплата.

- Тюрьмы ты ещё не видел. Посмотрю, как запоёшь. Думаешь, пока всё завязано на тебя, можешь всё разрушить? Не переоценивай себя. Думаешь, не подберу других людей? Но время поджимает. А твоя идиотская предубежденность мешает нам спокойно сотрудничать.

- Мне нужно доказательство того, что вы не лжёте.

- Мне нужно доказательство того, что твои пафосные монологи в Сети – не пиздёж.

- Я за свои слова отвечаю.

- Я тоже.

- Расскажи, что за База? Откуда в России?

- Позже, позже. – Он поджимает губы, так он делает, когда злится. – Вполне реальный объект. Конечно, ты у нас гордый, поскольку тебе терять нечего.

- Нечего! – Злорадно сказал я. – И ребята тоже погибнут.

- Расскажи им, что вам придется захватить объект. Карты надо отчасти раскрыть. Бойцам это понравится.

* * *

Это им действительно нравится. Нравится и то, что всё произойдёт не в столице.

- Русская провинция с берёзками и румяными девками всегда внушала оккупантам обманчивую безобидность, это же хрестоматийные примеры – сколько раз советские партизаны уничтожали отряды фрицев, перепившихся самогонкой в наших деревнях, - говорит Мёртвый Анархист.

- Ну это, наверное, преувеличение.

- Ах, да, извини, ты же фашист.

- Я не германофил. У меня есть теория «трофейного оружия». Ведь солдатам не западло сражаться трофейным оружием. Мы – русские - взяли идею фашизма как трофейное оружие и используем в своих национальных интересах. Никакого пиетета перед Гитлером я не испытываю.

- Но определенный вопрос он решал круто, это главный урок для нас – русских националистов. На фиг убрать отсюда сионистов с их «пятой колонной», и всё уравновеситься, не будет никакой ксенофобии. Потому что мы решим социальные проблемы общества. – Воодушевленно заявляет Игорь.

- Демократы утверждают, что тогда найдём себе другого врага. Мол, мы – националисты без этого жить не можем. – Пожимает плечами Анархист.

- Империи нужен не враг, а достойный конкурент, вдохновляющий на новые достижения. А врага не надо искать, он сам найдётся – на русские просторы всегда зарилась то одна, то другая держава. И Америка – это надолго. – Резюмирую я.

* * *

Для покупки билетов на поезд нужен паспорт, для автобусов – нет. Покупаю билеты на автовокзале. Еду с несколькими пересадками. Я должен на время скрыться. Через беспризорную казахстанскую границу, где не охраняются участки протяженностью километров по десять, мотаются «камазы» с контрабандными грузами, на одном из них я пересекаю рубеж.

Вообще-то никакого желания возвращаться домой даже на время у меня нет. Пока «камаз» пылит по дороге, я с ощущением неприятной тяжести в груди вспоминаю старый кирпичный дом, в котором вырос. Здание досталось нам после того, как оттуда съехало КБО, и между рамами – решетки. В углах, сколько не мажь побелкой, сероватая плесень. Зимой в нём настолько холодно, что даже изнутри на рамах намерзает лёд. Часть прихожей отгорожена шкафом, за которым стоит мой стол с магнитофоном и настольной лампой. По вечерам возле лампы спят три кота. Время от времени я отодвигаю эти пушистые клубки, чтобы не наваливались на мою книгу. Я почти всегда в наушниках, песни создают моё настроение.
Летом, класса с десятого, я работал на комбайне в полудохлом акционерном обществе, бывшем поселковом колхозе. Потом это АО вовсе исчезло. Здания правления и мастерской растащили по кирпичику бывшие колхозники, а я подался в Москву...

Иду по знакомой улице. Соседи глядят на меня с любопытством, интересуются, кем работаю и сколько получаю. Мать удивлена моим приездом – её кажется, что в Москве можно сразу срубить кучу «зелени», купить квартиру и тачку. У меня ничего нет, но я уже рад, что мне нечего терять. Преодолеть собственность – преодолеть сиюминутность, смерть.

- Ну, что не нашёл ещё москвичку? Тебе нужна прописка. – Назидательно говорит брат.

А мне хочется заказать майку с надписью: «Слава Богу, что я не москвич».

- Президент дал нам стабильность. - Стабильностью брат называет безработицу и безнадёгу в Казахстане. Через несколько дней он тихо сообщает мне: - Мне начальник ещё неделю назад сказал, что насчёт тебя звонили в РОВД из Москвы. Чего ты ждёшь? Зачем вернулся? Ты понимаешь, что мы среди чужого народа, что у меня будут проблемы на работе? Я читал твои опусы в Интернете, тебя называют фашистом... Вали в Москву. У матери слабое сердце, хочешь, чтобы арестовали на её глазах?..

Рядом вертится моя племянница - пятилетняя Вика, брат не хочет, чтобы она со мной общалась, я для него – человек чужой и странный. Неправильный. Брат обещает, что если я сяду, он и пальцем не пошевелит, чтобы вытащить меня. Мой кумир Цой пел: «У меня есть братья, но нет родных…». Меня всегда предавали – первым предал отец.

Единственное достоинство его то, что он был русским. Родители только повод, как провод для тока – для молнии, скрытой во тьме. Мой брат старательно учился, выслуживался, внешне он смахивает на меня, но у него всё до отвращения правильно, в детстве я мечтал, чтобы когда-нибудь оказалось, что на самом деле он не родной мне, найден где-нибудь в канаве в загаженных пеленках и усыновлен. Я тайно взял паспорт брата, чтобы пересечь границу на поезде. Думаю, хотя бы ради матери, он не настучит об этом в милицию, скажет, что сам потерял...

* * *

Возвращался в Москву на поезде. Вспоминал один из разговоров с Акаёмовым.

- Я ничего не слышал о базе НАТО в России...

- Неудивительно. – Отвечает он. - Комплекс, где она будет размещена через месяц, строят в глухом райцентре недалеко от белорусской границы. Америкосам независимая Белорусь – кость в горле, они прихлопнут её как Югославию. Часть территории отдадут Польше, часть прибалтийским государствам.

- Как российское правительство согласилось на это? Натовская база на нашей территории!

- Подозреваю, были ультимативные условия со стороны США. Ну и естественно, сделала своё дело продажность чиновников... Если сумели развалить такого гиганта как Советский Союз, то, что им – Белорусь – так, на один зуб. В ходе визита министра иностранных дел в США, Россия и НАТО подписали соглашение «О статусе сил», которое позволило подразделениям НАТО с военной техникой пребывать на российской территории. Получив юридически оформленную возможность разместить здесь свои войска, НАТО тут же ею воспользовалось. Не планировался бы наезд на Беларусь, могли аргументировать свой визит помощью в защите от террористов, охраной стратегических ядерных объектов. Едва прецедент будет создан, войска НАТО зайдут ещё дальше. И будут под иностранным надзором и российские военные базы, и корабли, и авиация, и нефтегазовая коммуникация. Главное для США и НАТО сейчас контроль за ресурсами планеты, им кажется, что для России – богатства её недр – это слишком много, надо поделиться. Тем более, что народ российский вымирает благодаря реформам, вдохновителем которых является Запад. Но там, где я работаю, кое-кто не был согласен с таким раскладом, началась холодная война внутри ведомства. Честных, как всегда и везде, было немного, кого-то вынудили уволиться, кого-то тихо убрали. От меня просто не ожидали какой-то активности, признаться, от меня мало что зависело, я просто возглавлял аналитический отдел по исследованию оппозиционных СМИ… Работа с бумажками.

- Когда америкосы к нам заявятся?

- Мы их опередим. Понимаешь, то, что натовская База появится в России, будет, во-первых, психологической атакой на белорусский народ: смотрите, мол, России наплевать на братьев-славян! У вас нет никакой надежды – русский встречают американцев хлебом-солью. Вы – одни, вас поставят на колени, сдавайтесь! Во-вторых, это угроза броска через границу на территорию Белоруси. Я действую с помощью белорусских коллег.

* * *

Возвращаюсь из Казахстана. Смотрю в окно поезда, в Москве буду завтра в полдень....

Ненавижу границы между Россией и бывшими республиками, чувствую их искусственность, ненужность. Степь как до, так и после границы всё такая же родная, ослепительная. Нет пейзажа совершеннее рыжего простора под глубокой лазурью купола с белым диском в зените.

Напротив меня – симпатичная попутчица лет тридцати. С этой женщиной я познакомился в поезде, за время вагонной пьянки, мы даже успели пару раз поцеловаться в тамбуре.

Она высокая, широкая в кости, но с красивыми зелеными глазами и капризным ярким ртом. Прическа - нарочито небрежный узел вьющихся русых волос. На сильном гибком теле - изящный строгий костюм. Меня привлекает её остроумие, весёлые, немного циничные шуточки, то, как оценивающе-одобрительно окидывает меня лукавым взглядом.

Она приглашает меня пожить у неё. Вскоре я нашел работу в охране завода. Теперь по паспорту я Юрий Романович Максин.

Женщина, с которой я живу, зовёт меня Юрик. (Всегда ненавидел это имя). Периодически она выпивает и начинает намекать, на мою якобы неискренность.

- Тебе нужна прописка, а не я.

Видимо, она хотела бы оформить отношения, но и хочется и колется - опасается, что я всего лишь охочусь за её квартирой. Это и бесит милую москвичку. Я честно вкладываю свою часть денег в «семейный» бюджет, и не забываю время от времени баловать подарками. Мне хочется гармонии. Но как же она ебёт мозги, когда нахлебается своего любимого шампанского! И песня у неё всегда одна и та же:

- Тебе нужен бесплатный угол, а не я.

- Ну что ты, малышка, - я глажу её холеные руки, она отдергивается.

- Оставь меня в покое.

Что ей нужно – клятвы и красивые слова? Но я устал уравновешивать отношения за счёт своего самолюбия. На самом деле стал жить с ней просто потому, что человек – животное стайное, ему нужен рядом кто-то тёплый, живой в этом холодном мире. Эта женщина не лучше и не хуже других. Она хорошо готовит, ухоженна. Иногда я делаю над собой усилия и приказываю: «Парень, ты же вроде журналист. Запудри ей мозги. Ну что тебе стоит? Скажи, что любишь».

Она встаёт раньше меня, и в ванной долго накладывает кремы, маски, красится даже в выходные, когда никуда не надо идти. Однажды она встречает меня со слезами на своих зеленых глазах.

- Что это за ТС, которая тебе пишет?

У меня в груди словно кипятком плеснули на сердце, первый раз такое ощущение.

- Какого чёрта ты лазила в мой ящик?

- Ты встречаешься с ней! Ты её любишь, а мной пользуешься! Лимитчик проклятый!

Как эта сука узнала пароль моей электронки? На душе мерзко. Сморщенная с красными глазами ведьма начинает плаксивым голосом упрекать в несуществующих изменах. Она пробует обнять меня. Я спокойно снимаю руку. Встаю и начинаю собирать вещи. Еду в свою общагу. Пусть меня повинтят, хер с ними!

Уходя от своей очередной в неизвестность, я думаю, что опять провалилась попытка жить нормально. Но это уже начинает мне нравится! Общественное мнение сажает тебя на иглу инстинктов – по мнению этого стада каждый обязан думать о хорошей работе, доме, семье.

Спрут Работадомсемья оплетает тебя щупальцами, вцепляется и сипит сквозь сжатые челюсти: тебе нужен я – Работадомсемья. Из его студенистой плоти высовываются лицаближнихбампермашиныогнеупорныйкирпичшиферлапаротвейлерамузыкальныйцентрпесоккипрапортмонесподразумевающимисябаксами. Эта слизистая сволочь тащится за тобой повсюду, переливается дрожащим телом через пороги и бордюры, когда ты поднимаешься, он тянет тебя вниз – потому что сам может выжить только на дне.

Раньше я жалел о том, что у меня нет собственной квартиры в Москве. Потом привык. А теперь кажется естественным, во мне проснулся кочевник, скиф. Я бесстрашно смотрю в бездну мира, за ремнём – пистолет, за душой выдуманная идеальная Россия, которой никогда не было и, наверное, не будет, я хочу, жажду убивать для своей страны!…

Кто-то обвиняет фашистов в игре на инстинктах толпы. Кто-то говорит о том, что для нас характерен культ сильной личности. Я бы сказал, фашизм – это культ сильной личности, которая в силу своих выдающихся индивидуальных качеств и готовности умереть за высшие идеалы, ставит себя на службу обществу. Фашисты – это сторожевые собаки, оберегающие тупое стадо от волков. Можно использовать другой термин, суть от этого не изменится.

* * *

В общаге мне снова дали комнату по знакомству с комендантом, он на днях выпер за драку какого-то хохла. Я не хотел бы встречаться с Настей, уверен, что у неё без меня кто-то был. Да и для меня она пройденный этап. Но Настя встречает меня у лифта и в её глазах нежность. Я не могу, не хочу любить реальную женщину, с меня хватит. Полюбить - стать слабым. Потому что она обязательно предаст, ждать и выслеживать этот миг невыносимо. Ненавижу непредсказуемое. Мне нравится, что моя смерть предсказуема, что сам распоряжусь ею...

Настя села рядом, потянулась ко мне. Ненавижу целоваться, слюнявиться. Просто повалил её на диван, полез под майку, автоматически потискал маленькие груди. Она часто дышала. Наверное, уже была мокрая. Задрал юбку, она всегда приходила ко мне без трусиков. Трогательный пушистый треугольничек лобка. Покорно раздвинутые ноги. Доверчиво ждущее меня тело...

Ночью мне приснились свастики. В огромном зале с колоннами я увидел себя вместе с братом. Брат выглядел подростком, не таким самоуверенным типом, которым стал сейчас, а пацаном лет пятнадцати. Подняв головы, мы смотрели на потолок. Там, как огромные черные пауки, ползали свастики, их были сотни. И я почувствовал торжество, радовался тому, что их так много, наших свастик. Но вдруг свастики стали ползти по колоннам вниз, словно ощутив наше присутствие. В медленном стремлении вниз была затаенная угроза нам с братом. Я рванул его за руку:

- Линяем отсюда! - Мы бросились к двери.

Я проснулся с ощущением радости и страха, вспоминая, как тысячи свастик, которые были порождением и моих слов, спускались ко мне по серым колоннам готического зала.

Но почему бежал от них? Я встал и заварил чай с корицей. Потом включил ноутбук и вошел в Сеть, ввел в поисковик слово «Паук».

Появились ссылки на сайты.

Паук был единственным живым существом, вызывающим у меня патологическое отвращение, и в то же время я никогда не убивал их. Мне легче убить человека, чем другое живое существо. Выручал эту дрянь, вытаскивая из кухонной раковины, и они убегали в темные углы снова плести свою паутину.

Энциклопедия символов сообщала: «Паук – символ дикости, зла и дьявола, ткущего паутину для того, чтобы захватить души грешников. С другой стороны, паук считается насекомым, приносящим удачу, и существует примета, что убийство паука сулит неприятности». Деревенские сказки... «По христианской легенде, паук защитил младенца Иисуса, когда семья скрывалась в Египте, оплетя густой паутиной вход в пещеру...». Ну, это поздняя поделка. Что там более древнее? В Африке эту тварь обожествляли как творца Вселенной. Кельты считали собирателем и держателем нитей жизни, греки - символом судьбы. Для индийцев паук символизировал космический порядок, уподоблялся Майе, непрерывно плетущей паутину иллюзий мира чувств. Упанишады считали его символом саморазвития. В мифах многих народов его связывали с идеей центра и лабиринта.
Для алхимиков он воплощал процесс непрерывной трансмутации, проходящей на протяжении жизни. Выбрасывая луч нити из своего тела, паук уподоблялся Солнцу и являлся его символом. Но тут же его называли символом луны, создателем смертной ловушки. «Паук является символом соединяющим преходящее с вечным. Он содержит идею колеса жизни, центром вращения которого является сам – потенциальный источник смерти».

Я хотел бы поговорить с ТС о том, что меня волновало больше всего – о своей любимой войне, но был в ловушке судьбы, которая вызвала бы отвращение у неё. Пойман в сеть, сплетенную свастикой, нет, не пойман - сам выбрал её, назвал своим миром, опутал себя клятвами и лозунгами. Привык к теплым объятиям паучьих сетей, хотя для других они были железными, смертоносными. Паук не трогал меня, оберегал, хотел пожирать других, а я был его воином. Должен был приносить ему кровавые жертвы. Обещал приносить...

- ТС, как у тебя дела, солнышко?

- Настроение не очень. С однокурсником поцапалась.

- Хочешь, приду, проучу этого козла? – Даже забыл, что скрываю от неё, кто я на самом деле. Мою малышку обидели! А вообще это был бы отличный повод познакомиться в реале. Набив морду её обидчику.

- Не нужно. Ему уже отчислением пригрозили. Притащил в аудиторию свою маргинальную литературу и стал ребятам подсовывать. Нацист.

- Многие осуждают эту идеологию, потому что не знают её. – Я уже собирался толкнуть лекцию на тему того, что фашизм спасёт Россию, и тут она отколола:

- Мне это в любом случае отвратительно, я в антифашистском движении, моего друга скины убили.

Мои пальцы замерли над клавиатурой. Когда между людьми – кровь, это уже серьёзно. В глубине души я всё-таки надеялся на то, что когда-нибудь... А зачем ей влюбленный монстр, пасынок черного паука?

Конечно, облом с ТС не значил, что я тут же решил бежать вступать в СПС или в прессе разоблачать гитлеровских вождей, я предпочёл покончить с нашей безнадёжной перепиской.

Заблокировал большинство чувств чувством долга, ощущая себя рыцарем безответной Родины.

- ТС, наверное, надо завязать с нашей перепиской.

- Как знаешь.

- Не обижайся. Просто это ни к чему не приведёт. Бессмысленно.

- Я не навязывалась.

- Желаю удачи! Так получилось. Извини.

- Ну прощай, Зверь зверем. Удачной охоты.

Я вышел из чата и пошёл в магазин за водкой. Ночью подрался с Симоновым. А потом мне набил морду охранник общаги. Смутно помню, что бил бутылки об стену, жёг газеты на паркете и сидел возле, словно у костра в лесу, ко мне стучались соседи, а я посылал их матом. Утром проснулся на полу.
В девять вечера я по привычке открыл ноутбук, но тут же захлопнул его. В это время мы болтали с ТС в аське.

Дата добавления: 2015-05-10