Й Урок, 8 правил Частного инвестора 8 страница

Что же касается Лилии… благородная дева стояла сразу за ним и тоже подвергалась яростным, но тщетным нападкам рьяных служителей Храма. Она стояла в окружении их со спокойным выражением на лице, ожиданием, и, как и Серентия, Лилия смотрела на Ульдиссиана с пониманием, что он не даст её в обиду.

Этого было достаточно, чтобы он улыбнулся, несмотря на обстоятельства, и эта улыбка осталась на его лице, когда он перевёл своё внимание на источник их неприятностей.

Впервые за всё время Малик больше не улыбался и не выказывал безразличия. Его лицо сделалось хмурым, и в его тёмных-тёмных глазах Ульдиссиан читал едва сдерживаемую ярость. Высший жрец держал в облачённых в печатки руках маленький, украшенный драгоценностями футляр, крышка которого была обращена так, чтобы всем несведущим, вроде несмышлёного противника священника, было видно.

-Ты сам навлёк на себя это. Для хозяина ты будешь живым, дитя моё, даже если я поднесу ему твоё едва бьющееся сердце.

Он раскрыл футляр.

Ульдиссиан инстинктивно вздрогнул… только чтобы увидеть, что в футляре есть всего лишь три сверкающих драгоценных камня. Несмотря на мерцающий свет лагерного костра и расстояние между ними, Ульдиссиан как-то смог различить их: голубой, овальный камень; жёлтый, прямоугольный; самый большой – белый алмаз в форме слезы. Расположение камней указывало на то, что там должен был быть ещё один, четвёртый, но паз под него был пуст.

-Ты хочешь меня подкупить, чтобы я принял твою веру?- наконец спросил он с любопытством.

В ответ Малик пробежал пальцем по камням:

-Нет. Скоро ты будешь умолять обратить тебя.

Блюстители мира внезапно оставили свои попытки и побежали к священнику. Малик не обратил на них внимания, больше заинтересованный в открытом участке между Ульдиссианом и им.

Участок стал наполняться ядовитым дымом, никак не связанным с лагерным костром… и ни с каким другим источником в поле видимости.

Ульдиссиан столкнулся с зачаровыванием, давящей силой и ожившим пламенем. Он не боялся дыма. Делая глубокий вдох, он ступил вперёд. Когда он преодолеет дым, горло священника окажется совсем недалеко…

Но сзади раздался непередаваемый визг и взволнованный крик Лилии:

-Нет, Ульдиссиан! Не так! Остерегайся таящихся!

Не успела она крикнуть, как жуткая тень встала прямо перед фермером. Ульдиссиан уловил взглядом острые, как бритвы, отростки над чем-то, походившим на три руки, и луковицеобразную голову, казавшуюся слишком тяжёлой, чтобы держаться на любом естественном теле. Четыре белесых шара зловеще сверкали. Нечто сделало шаг по направлению к Ульдиссиану…

А затем, не успел никто и глазом моргнуть, серебристая аура окружила тело чудища. Существо подняло вверх отростки и исторгло низкий, с придыханием, звук… а затем просто исчезло.

Но даже когда Ульдиссиан был каким-то образом избавлен от этого ужасного неприятеля, две новые тени сформировались в дыму, и каждая из них была по-своему более абсурдна, чем та, что только что исчезла. У первого нечто тело выглядело недавно освежёванным и состояло из двух конечностей, оканчивающихся когтистыми лапами, и мускулистого, усеянного шипами хвоста, прикреплённого к трубообразному телу. У него не было головы, сверху просто зияла дыра, из которой кошмарные, зубастые отростки взвивались в воздух прямо перед Ульдиссианом.

Его адский компаньон обладал костлявой фигурой и лицом голодной хищной птицы. Два кожистых недоразвитых крыла пробивались из-за плеч. Его руки оканчивались не ладонями и не когтями, а многочисленными присосками, а ноги были загнуты назад, как у кузнечика.

Где-то далеко позади, за завесой дыма, Малик произнёс одно единственное слово: «Люцион».

Птицеобразный прыгнул с невероятной стремительностью. В одну секунду он стоял перед Ульдиссианом, в следующую уже был над ним. Хотя тот не выдержал тяжести прыгуна и упал, он уловил хватающий за душу скрежет со стороны второго чудовища.

Отростки с присосками стремились к груди и горлу человека, и Ульдиссиан прикладывал все усилия, чтобы не дать им добраться до него. Он держал своими руками ужасные конечности существа за запястья, толкая верхнюю часть чудища вверх, насколько хватало сил.

Перекрывая шум борьбы, Малик почти равнодушно заметил:

-Они оставят от тебя ровно столько, дитя моё, сколько надо Примусу для работы. Ровно столько.

Ульдиссиан попытался покончить с ними так же, как с огненным големом, но эти существа были здесь как рыбы в воде. Нет, даже более того. Не понимая, почему, Ульдиссиан был уверен, что демон, уничтоженный перед этим, стоял гораздо ниже этих ужасных уродов.

Длинный острый клюв повис над головой Ульдиссиана. Фермер ожидал, что существо клюнет его или даже попытается пронзить ему череп… но вместо этого клюв широко распахнулся, и из него стал вылетать режущий ухо крик, пронимающий Ульдиссиана до костей, крик без конца или даже передышки.

Чтобы не потерять сознание под яростным напором, он мог сделать только одно. Со стукам в ушах Ульдиссиан наконец отпустил одну из рук птицеобразного и потянулся за клювом. Но как только он сделал это, присоски упали ему на грудь.

Отвратительное сверлящее ощущение возникло там, где присоски существа касались его, но Ульдиссиан не мог позволить боли остановить его, как в прошлый раз. Напрягаясь, он схватил клюв и, сам крича, плотно его сдавил. Птицеобразный замотал головой, пытаясь освободиться, даже при этом не переставая высасывать из человека то, что, по предположению последнего, было его жизненными силами.

Всё ещё испытывая головокружение, Ульдиссиан попытался оттолкнуть своего противника. Только тогда она осознал, что что-то схватило его за ноги и начало тянуть к себе его… а вместе с ним и птицеообразного… туда, где, как припомнил фермер, находился другой демон.

Совсем не желая знать, какой ужас для него уготовило второе существо, Ульдиссиан удвоил свои усилия, но не мог освободиться от своего первоначального врага. Сила, которая до сих пор хорошо защищала его, теперь совершенно испарилась, и он только мог предполагать, что это из-за того, что он не привык использовать её такое длительное время в таких отчаянных условиях. Было время, когда у Ульдиссиана не было сомнений, что он сможет легко одолеть любое отродье, но сейчас положение было другим.

Он не боялся смерти, ведь, опять же, Малик хотел взять его живым, но высший жрец больше не заботился о том, в каком состоянии окажется Ульдиссиан в итоге. Изодранного кровавого куска мяса, который всё ещё дышит, по-видимому, будет достаточно, чтобы порадовать загадочного и, очевидно, не очень-то жалостливого Примуса.

Вампирические присоски птицеобразного начали оказывать своё действие. Ульдиссиан подумал со страхом, что станет с другими, если он потерпит поражение. Исполненное доверия лицо Лилии особенно врезалось в его память. Их всех перебьют… если до сих пор не сделали этого. Он не представлял, по-прежнему ли защищены трое, ровно как и что случилось с Ахилием, который до сих не вернулся с охоты. Скорее всего, лучника надзиратели мира убили первым ещё в лесу.

Онемение коснулось его ног и поползло вверх, и Ульдиссиан знал, что это делает не птицеобразный. Значит, оба демона добрались до него. Конечно, ему конец.

-Л-лилия…- пробормотал он.- Лил…

Его тело объяла дрожь, но не от того, что делали с ним его чудовищные враги. Несметная, восхитительная сила наполнила сына Диомеда. Мгновенно он почувствовал себя не только обновлённым, но и более могучим, чем когда-либо прежде. Совместные усилия двух существ теперь практически ничего не значили. Мысль о том, что он боялся быть убитым кем-то наподобие их, заставила Ульдиссиана рассмеяться.

Воодушевлённый, Ульдиссиан сдавил клюв демона с новой силой. Однако на этот раз он не собирался ограничиться тем, чтобы отклонить его в сторону.

Одного сжатия хватило, чтобы разломать клюв. Демон издал неразборчивый звук и попытался вырваться. Тёмный зелёный гной начал вытекать из пасти, заливая Ульдиссиана. Он не обращал внимания на жжение, которое вызывала каждая тошнотворная капля, с радостью раздумывая, что ему делать дальше. Сила курсировала в нём, как ревущая река, непрестанно его подпитывая. Он чувствовал, что его тело разрастается. Он был великаном по сравнению с его врагами, титаном.

Даже богом.

***

Малик нахмурился: не в первый раз он чувствовал, что что-то идёт не так. Первым разом было, когда глупец незамедлительно атаковал вблизи только что материализовавшихся демонов. Уничтожение Ульдиссианом бритвообразного пириоха, самого могущественного из демонов, которых дал ему в услужение хозяин, ошеломила высшего жреца сильнее, чем он показывал. Он даже не успел почувствовать прилив сил у фермера – так быстро последовали результаты.

Но два других демона действовали, как он того желал, и, казалось, были готовы быстро разобраться с жертвой. Малик поддерживал свои собственные обострённые чувства в их высшей точке, чтобы не дать существам увлечься – а демоны хотели этого – и убить Ульдиссиана. По сути, высший жрец принимал участие в битве, почти как если бы он физически сражался с Ульдиссианом… и именно поэтому он тоже заметил поразительную и невозможную волну силы, вдруг прокатившуюся сквозь то, что миг назад было измолоченным, надломленным шутом.

Заметил волну… и не мог уразуметь, как такое было возможно. Малику чуть ли не казалось, что Ульдиссиан подпитывается из другого источника…

Оторвавшись от сражения, он взглянул на остальных. Жрец немедленно исключил Серентию, которая едва чувствовала силу, растущую внутри неё, и выглядевшего растерянным дурака рядом с девчонкой, которого он определил как брата Ульдиссиана. В брате было что-то особенное, но не он был источником.

И затем Малик посмотрел на последнего человека, который, по его первому предположению, представлял для него наименьший интерес. Он рассмотрел её очень близко, рассмотрел её так, как мог только один из его навыков.

И увидел что-то, чего он никак не мог предположить.

-Великий Люцион!- выпалил он, вдруг неспособный поддерживать вид полной уверенности и пренебрежения. Одна рука нашла нужную точку, и слова заклинания были готовы сорваться с губ…

Острая боль пронизала его спину рядом с левой лопаткой. Сведущий в строении человеческого тела и его слабых мест, попадание в которые приносит томительную либо мгновенную смерть, разум Малика запросто рассчитал, что попади то, что поразило его, – по его предположению, стрела – на дюйм ближе к центру, то даже его силы оказалось бы недостаточно, чтобы спастись. Раз так, он немедленно решил использовать дары своего хозяина, чтобы уберечь себя не только от смертельного кровотечения, но и от потери сознания.

К сожалению, это означало, что он не может больше управлять ходом битвы или разбираться с остальными – ошеломляющее открытие. Малик отшатнулся назад, пытаясь не терять фокус. Тем не менее, его перемещение привело к тому, что вместо него пал брат Рондо – стрела пронзила горло надзирателя мира. Священник уловил мельком чью-то гибкую фигуру, темнеющую у края лагеря, фигуру простого лучника. Малику оскорбительно было думать, что кто-то без каких-либо мастерских навыков подвёл его к порогу смерти.

Затем с того места, где сражался Ульдиссиан, донёсся странный и тревожащий звук. Малик поначалу подумал, что, быть может, одно из его существ освободилось от фермера и теперь переломило его пополам. Но вместо этого он увидел, что это Ульдиссиан снова свободен. Хуже того, в его руке конечность демона с клювом… впрочем, клюва у того уже нет. Священник видел, как Ульдиссиан отбрасывает труп чудовища и двумя руками хватает третьего демона за его толстый клейкий язык. Этот язык Малик в последний раз видел обёрнутым вокруг ног глупца, и язык этот излучал такой холод, что вмиг мог заморозить большинство смертных.

Тем не менее, Ульдиссиан не только пережил этот холод, но теперь тянул к себе последнего из смертоносных приспешников Малика. Скрежещущие зубы демона сомкнулись на поясе фермера, и на миг высший жрец подумал, что Ульдиссиан совершил непоправимую ошибку.

Но свирепые зубы раздробились, словно хрупкое стекло, о голую плоть человека.

Стиснув свои собственные зубы, Ульдиссиан освободил одну руку, затем схватил окровавленный кусок клюва первого демона. Держа длинный остроконечный кусок на манер кинжала, Ульдиссиан вонзил его в мясистый участок чуть выше чудовищной пасти его врага.

Демон завизжал… и нескладной кучей рухнул на землю. Густая тёмная жидкость вытекала из огромной раны на его теле.

Когда это произошло, стрела по воле Малика вылезла из его спины. Священник чувствовал, как остатки его раны затягиваются. Какая-то боль осталась, но его слабость теперь в основном происходила из совмещения его лечения с попытками управлять демонами.

«Так не должно быть» - подумал Малик, глядя на кончину его последнего демона. Примус будет в ярости. Высший жрец содрогнулся при мысли, в какую форму выльется эта ярость. Ему вспомнилось, какую форму принял гнев его хозяина на предыдущих жрецов другого ордена. От них мало что осталось.

Но задание оказалось не таким простым, как думалось. Малик всё ещё не мог сказать, где всё пошло не так, но он не мог избавиться от ощущения, что в игре есть какой-то кусочек, который не чувствует даже Примус, каким бы это казалось невозможным.

Ульдиссиан посмотрел на священника, и на его залитом потом лице отразилось выражение, которое напомнило Малику ярость, на какую, он думал, был способен только Примус.

Позабыв о своих приспешниках, Малик быстро приготовился защищаться.

Сила, которая ударила его и его надзирателей мира была в сто раз сильнее той, что ранее отбросила воинов. На этот раз тела разлетелись, словно были пущены из катапульт. Люди кричали, ударяясь о стволы деревьев или исчезая в глубине леса. Одного надзирателя мира ударило с такой силой, что ствол дуба сломался, и дерево рухнуло на своих соседей.

Только Малик остался стоять… едва держась на ногах. Он с изумлением смотрел, как Ульдиссиан хмуро бредёт к нему. Глаза фермера налились кровью, и священник знал, что его так называемая жертва настроена на что-то гораздо худшее, чем демонстрировалось до сих пор.

Зная это, Малик поступил наимудрейшим образом.

Пылевой вихрь закружился перед Ульдиссианом, стремительно поднимая в воздух куски грязи и обломки. Рукотворная буря обрушилась на лицо Ульдиссина, на время ослепляя его.

Священник сосредоточился…

***

Ульдиссиан отмахивался от густого облака, сердитый на себя за то, что не ожидал чего-нибудь подобного. Ослеплённый, он приготовился к худшему: он был уверен, что у Малика есть в запасе ещё куда более коварные атаки.

Но пыль улеглась почти немедленно… не выявляя за собой и признаков присутствия высшего жреца.

Сын Диомеда стоял, сбитый с толку, ожидая очередной уловки, но Малик больше не появлялся и не нападал. Вместо этого тонкие руки прикоснулись к спине Ульдиссиана и голос Лилии объявил:

-Ты сделал это, Ульдиссиан! Ты спас всех нас от священника и его демонов!

Он осмотрелся вокруг, видя только трупы надзирателей мира и двух чудовищ. По меньшей мере три надзирателя лежали, пронзённые стрелами,- не один Ульдиссиан был ответственен за защиту группы. Даже сейчас Ахилий стоял подле Серентии, утешая дочь торговца.

-Прости её неосмотрительность, любовь моя,- мягко добавила Лилия.- Она не хотела наслать на нас беду.

Ульдиссиан хотел было подойти к Серентии и объяснить, что он понимает, что Малик захватил контроль над её разумом, но решил оставить это на ответственность охотника. Ахилий предпримет всё, чтобы терзающая себя девушка успокоилась.

-Ты был великолепен!- продолжала благородная дева на одном дыхании.- Теперь ты видишь, любовь моя? Теперь ты видишь, что нет ничего, что тебе не по силам, что может помешать тебе воплотить нашу мечту?

Естественно, он всё видел, и всё ещё был в восторге от себя и своих проявившихся способностей. Высший жрец Триединого наслал на него заклинания, людей и чудовищ – и проиграл. Может ли хоть кто-нибудь успешно угрожать ему? Конечно же, нет…

Но они будут пытаться… и остальные, особенно Лилия, будут зависеть от него, пока они тоже не научатся до конца пробуждать силу внутри себя.

-Пусть приходят,- пробормотал он, сам того не осознавая.- Пусть он приходит,- добавил Ульдиссиан, имея в виду Малика.

Лилия встала сбоку, её глаза блестели в свете лагерного костра.

-Ульдиссиан! Ты слышал, что говорил священник? Ты слышал имя?

-Имя?- он попытался вспомнить, но ему не удалось.- Какое имя?

Её губы приблизились к нему.

-Он сказал: Люцион. Священник выкрикнул демонам имя Люцион! Она перевела взор на Мендельна, который как раз подходил к ним. Брат Ульдиссиана вздрогнул.

-Ты. Ты слышал, так?

Мендельн заметно промедлил, приводя в порядок мысли. Затем кивнул:

-Да. Я слышал, как он произносил это имя. Я слышал, Ульдиссиан.

Люцион. То же самое имя, которое выкрикнул первый демон перед тем, как умереть. Теперь и Малик применил его.

Была ли какая-то связь между Храмом и Люционом? Между Примусом и этим хозяином демонов?

Ульдиссиан почувствовал, что при этой мысли ему делается не по себе. Демоны на поводке у Храма. Что это означало?

И кем тогда был Примус, чьё второе имя могло оказаться: Люцион?

Глава девятая

Малик закричал снова… и снова… и снова…

Он кричал, несмотря на то, что никто больше не мог услышать его здесь, в святой святых его хозяина. Он молил освободить от мучения, хотя и знал, что никто не придёт, пока Примус не захочет этого… если это вообще когда-нибудь произойдёт. В силах хозяина было сделать так, чтобы боль Малика длилась вечно.

Страх заставил высшего жреца закричать с новой силой.

Затем, без предупреждения, боль исчезла. Со вздохом Малик упал на каменный пол. Твёрдость пола поразила его, ибо он мог поклясться, что плывёт в море игл и пламени.

-Я мог бы послать однолетнего новичка вместо тебя, и достиг бы отличного результата,- раздался голос Примуса. В нём не было того мягкого спокойствия, к которому привыкли верующие, внимающие верховному священнику. Малик, тем не менее, хорошо знал этот холодный тон. Хотя он и был раньше всегда адресован другим, не ему.

И те, кому этот тон был адресован, уже никогда не покинули эту комнату.

-Я так разочарован в тебе,- продолжал Примус.- Я возложил на тебя такие большие надежды, мой Малик, такие большие надежды! Кто был моим любимчиком гораздо дольше, чем любой другой смертный?

Малик знал, что вопрос не был риторическим.

-Я б-был, о Великий...

-Да… да, ты был, мой Малик. Твоя жизнь длится вдвое дольше жизни любого человека, и, вспомни, ты сам наблюдал преждевременный уход нескольких других…

Теперь высший жрец Ордена Мефиса и вправду ожидал, что пришёл его конец. Он взглянул вверх, желая увидеть своего хозяина в последний раз.

Примус посмотрел вниз на слугу со своего огромного кресла, тишина длилась так долго, что Малик начал дрожать, несмотря на его попытку выглядеть уверенным даже пред лицом смерти или даже худшего, чем смерть. Обычно хозяин так задумывался, когда прорабатывал что-то особенно ужасное.

Величественный муж встал и размеренными шагами подошёл к своему потерпевшему поражение подчинённому. Примус смотрел на Малика так, словно обдумывал что-то. Впервые с тех пор, как высший жрец заставил себя вернуться в Великий Храм, он позволил себе тень надежды. Будет ли ему дарована отсрочка?

-Я много вложил в тебя, мой Малик,- голос Примуса ещё больше омрачился. Каждый слог был ядом, каждое слово – гибелью. Высший жрец снова опустил голову, уверенный, что после всего меч ещё опустится на неё.

Вместо этого рука хозяина потянулась за его рукой. Дрожа, Малик протянул её. Примус помог ему встать.

-Я – его сын, мой Малик, и отвечаю перед ним так же, как ты отвечаешь передо мной! На этот раз я дарую тебе жизнь, ибо в моей голове есть вопросы, которые даже ты не можешь понять, те, что могут касаться этого существа по имени Ульдиссиан…

-Воистину я благодарен, хозяин! Я живу только для того, чтобы служить тебе! Клянусь!

Всё ещё держа руку Малика в своей, Примус кивнул.

-Да… это так… и чтобы ты помнил об этом, я даю тебе долговременный подарок.

Высший жрец снова закричал, когда его захваченную конечность словно объяло пламенем. К его потрясению и смятению, она начала искажаться и изгибаться, превращаясь. Ушли мягкая плоть и сухожилия, их место заняло нечто покоробленное, влажное и зелёное. Толстая чешуя обильно покрыла руку за запястьем. Пальцы скривились и покрылись когтями, два последних пальца срослись в один.

Мучение продолжалось долго после того, как закончилось заклинание. Примус не давал Малику упасть на колени. Он заставил священника стоять и смотреть на него, взор хозяина не давал слуге освободиться.

-Теперь на тебе моя метка, мой Малик… моя и моего отца,- Примус наконец отпустил его.- Отныне и навсегда.

Малик заколебался, но постарался не упасть. Раскачиваясь взад и вперёд, он продолжал смотреть вниз и, задыхаясь, сказал:

-В-велик Люцион, всемогущий и всезнающий… и ещё более велик его… его отец, блистательный и великодушный…- человек снова осмелился поднять голову.- Мефисто!

Люцион улыбнулся, его превосходные зубы внезапно заострились. Его выражение вдруг потемнело, но это никак не было связано со светом. Хотя это было всего лишь мимолётное виденье его истинной сущности, даже этого было достаточно, чтобы высший жрец побледнел так, как никогда.

Затем, так же быстро, как он изменился, Примус снова вернул свою приятную наружность. Он потянулся и положил руку на плечо Малика. Священник умудрился не вздрогнуть.

-Ты хорошо усвоил урок, мой Малик! Потому ты и остаёшься моим любимчиком. Пока. А теперь идём! Думаю, этот вопрос мы лучше разберём внизу…

-Как пожелаешь, о Великий,- сжимая свою искажённую, трепещущую руку, Малик занял место подле Примуса. Больше он ни чего не сказал – не хотел воскрешать гнев хозяина на него.

Тот, чьё истинное имя было Люцион, сын Мефисто, повёл Малика не к дверям в святую святых, но к стене позади трона. Когда они подошли туда, Примус прочертил в воздухе дугу.

Пылающая алая арка образовалась в стене. Она быстро удлинилась, её концы достигли каменного пола прежде, чем Малик успел сделать второй вздох. Когда это произошло, участок внутри неё исчез… открывая взору коридор в свете факелов, который опускался под землю наподобие какой-нибудь древней гробницы. Что было ещё более зловеще, вдоль самих стен шли многие ряды словно каменных стражей, чья жуткая броня даже отдалённо не напоминала броню надзирателей мира.

Когда Люцион и высший жрец Мефиса вступили в подземный коридор, зловещие стражи перевели на них свои взгляды. Ряды немедленно насторожились. Из-под чёрных шлемов, форма которых напоминала черепа безрогих баранов, выглядывали не глаза – чёрные впадины. Плоть воинов была цвета надгробий, а их нагрудники носили эмблему их нечестивого призвания – кровоточащий череп, пронзённый двумя мечами, оплетёнными змеями.

Малик хорошо знал их – ещё бы, сам выбрал многих в их ряды. В отличие от его хозяина, они не пугали его, потому что высшим жрецам было уготовано вести их во имя Примуса в день, когда Храм завоюет полную власть над Санктуарием и все притворства будут скинуты.

Санктуарий. Это название было известно немногим, большинство из которых не были человеческой плоти. Малик узнал правду о своём мире из уст хозяина, который был способен понимать реальность лучше, чем большинство других. В конце концов, разве не был он одной крови – если такое упрощённое определение было уместно – с Повелителем Ненависти, которого иные назвали бы демоном и кто был, вместе с его братьями Баалом и Диабло, хозяевами Пылающего Ада?

Идея добра и зла в её наиболее традиционном представлении уже давно перестала интересовать Малика. Высший жрец понимал только силу, а то, что представлял собой Примус, была несметная сила всего сущего. Разве не Трое собрались вместе, чтобы создать мир Санктуария и людей силой своего собственного воображения? И разве не были они обмануты тем, кого они считали своим союзником, и изгнаны из Санктуария на века? И всё же, несмотря на обман, они теперь вступили в мир своего собственного творения и скоро смогут вырвать его из лап того, кто когда-то украл его. Это проклятое создание верило, что у него теперь есть своё королевство, а с его обитателями можно играть, как он пожелает. Но он недооценил Троих и, по возвышенному мнению Малика, сына одного из них – Люциона – недооценил больше всех.

Именно Люцион по прошествии всего этого времени заставил предателя выйти из тени, сделал его присутствие видимым для них. Это был первый шаг по перехвату Санктуария и возвращению его в то состояние, в каком он должен быть по замыслу… место, в котором те, кто достоин – такие, как он – возвысятся, чтобы помогать Троим превращать всё сущее в отражение их истинного великолепия.

И для таких как Малик это означало больше силы, чем было у всех магических кланов и мелких знатных сошек вместе взятых.

Зачем именно в этой связи Примусу понадобился Ульдиссиан, даже высший жрец не понимал до конца. По мнению Малика, вероятнее всего было, что Ульдиссану уготовано стать первым в новом легионе воинов Троих. Какое ещё ему могло быть применение? Малик видел потенциал – он чувствовал потенциал – и потому считал, что прав. Фермер будет должным образом сломан, он будет готов поддаться воле Владыки Люциона. После этого он станет идеальным слугой, выполняющим все команды, какими бы ужасными они ни были.

«Точь в точь как морлу» – подумал священник.

Словно чтобы укрепить эту последнюю мысль, коридор наконец закончился. Искрящаяся завеса ядовито-зелёного, которую Малик хорошо знал, встала перед двумя.

Сын Мефисто снова сделал жест. Завеса превратилась в густой дым, который рассеялся… и под внезапный раздражающий лязг металла о металл им открылось логово морлу.

Так Люцион назвал своих солдат в бараньих масках. Морлу. Это было слово силы, два слога, пропитанных магией величия Примуса. Морлу были более чем просто фанатичны; они жили и дышали желанием Повелителя Ненависти. Они больше не спали, не ели. Морлу делали только одно – сражались.

И когда Малик и его хозяин вошли в огромную залу в форме чаши, вырытую глубоко под землёй великого храма, они застали морлу как раз за этим занятием. Освещённая густыми жгучими реками расплавленной земли, текущими в случайных направлениях по огромным трещинам, сцена была кошмаром, достойным демона. Несметное море заключённых в броню тел рубили и хлестали, и резали, и отталкивали друг друга с крайней несдержанностью и полнейшим весельем. Каждый воин кровоточил от множества глубоких разрезов на своём теле. Конечности лежали оторванными на залитой сукровицей земле. Трупы были во множестве разбросаны повсюду в пределах видимости. Малик наблюдал головы, откатившиеся далеко от туловищ, рты – если челюсти ещё были на месте – были всё ещё открыты в предсмертных криках. У многих лиц не хватало глаза или двух, носа или уха, и они при этом совсем не отличались от большинства живых, которые, столь же искалеченные и безобразные, были вовлечены в битву и потому не обращали на свои раны никакого внимания.

Куски других частей тела плавали или лежали на берегах лавовых рек, и с каждым вздохом их всё больше добавлялось рьяными бойцами.

Быстрое изучение сцены внизу давало понять, что в их борьбе не было ни ритма, ни причины, ни различимых сторон противостояния. У морлу не было такого. Каждый воин сражался за себя, объединяясь с себе подобными лишь на столько, сколько было нужно, чтобы выполнить какую-то общую задачу… сразу после чего они, как правило, обрушивались друг на друга. Они с радостью убивали друг друга с тем же титаническим напряжением, с каким они бы разделывались с любым внешним врагом. Только против внешнего врага они по-настоящему объединялись, ибо этого от них больше всего хотел владыка. Они были созданы становиться чумой для тех, кого нельзя было обратить, кто наверняка пошёл бы служить предателю, по своей воле или будучи обманутым.

Люцион взглянул наверх, хотя Малик и знал прекрасно, что могучего спутника его совсем не интересовали каменные образования. Примус смотрел за пределы видимого смертными, в то место, какое никакие тренировки не могли бы открыть взору высших жрецов или других простых людей.

-Мы хорошо подобрали время для визита. Час близок, мой Малик,- проговорил Примус с тоном, напоминающим любовь отца, который гордится за своих детей.- Давай остановимся и насладимся красотой всего этого, пока оно обновляется…

Опуская глаза на катастрофическую картину внизу, Владыка Люцион указал на самый центр, где продолжалась самая кровавая резня. В самой середине чёрный драгоценный камень размером почти с человека был установлен на треугольной колонне из мрамора с красными прожилками. Немудрено, что он назывался «кровавым мрамором». Хозяин Малика назвал камень Поцелуем Мефисто, хотя священник и имел из прошлых замечаний основание полагать, что когда-то он был назван в честь другого, о ком Владыка Люцион не говорил.

-Смотри, мой Малик…

Словно само время замерло, каждый воин морлу внезапно застыл на месте. Клинки остановились наполовину вонзённые в животы. Отрубленные головы застыли в падении с опустевших шей. Над огромным логовом нависла полная тишина.

Поцелуй Мефисто испустил вспышку чёрного света. Не темноты, но совершенно, непроницаемо чёрного света.

Дата добавления: 2015-05-10