Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Physiological needs. 2 страница




Сложная структура нашего психического аппарата подвержена, однако, и цело­му ряду других влияний. Так же, как удовлетворение инстинкта дает нам ощущение счастья, страдания, причиненные внешним миром и мешающие удовлетворению потребностей, истощают нас. Таким образом, кто-то питает надежду на то, что можно уменьшить страдания, влияя на инстинктивные импульсы. Этот вид защиты от страданий не приводит в действие сенсорный аппарат, а направлен на овладение внутренними источниками наших потребностей. Предельной формой является уничтожение инстинктов, как и предписывается Восточной мудростью и прак­тикуется йогой. Если это удается, субъект действительно отказывается от всех других видов деятельности, он пожертвует своей жизнью и другим путем, и этим обретает счастье в покое. Мы поступаем аналогично, имея не столь радикальные цели, пытаемся лишь контролировать нашу инстинктивную жизнь. В этом случае контролирующие элементы являются проводниками высшей нервной деятель­ности, подчиненными принципу реальности. Здесь отнюдь не происходит отказа от цели удовлетворения, но сохраняется определенная степень защищенности, кото­рая, благодаря сдерживанию инстинктов, позволяет не столь болезненно реагиро­вать на неудовлетворенность как в случае, когда они необузданны. Как будто вопреки этому существует неоспоримое ослабление потенциальных возможностей для наслаждения. Чувство счастья, возникшее от удовлетворения необузданных инстинктивных импульсов, выходящих из-под контроля ego, несоразмеримо силь­нее, чем то, которое ублажает сдерживаемые инстинкты. Безудержность извра­щенных инстинктов и, возможно, притягательность запрещенного, получает здесь свое структурное объяснение.

Другой способ отгородиться от страданий - это смещение либидо, которое допускает наша психика и которое делает его столь гибким. Основная задача здесь состоит в изменении инстинктивных целей настолько, чтобы достичь их через сублимацию инстинктов. Значительно выигрывает тот, кто может наслаждаться физическим и интеллектуальным трудом. Судьба не может причинить вреда этим людям. Удовлетворение такого рода, упоение процессом творчества, материа­лизация фантазий для художника, решение задач и установление истины для ученого имеют также свойства, которые мы непременно рассмотрим когда-нибудь с метапсихологической точки зрения. Сейчас мы можем лишь определить эти наслаждения как более высокие и утонченные. Но они слабее по сравнению с тем, что дает удовлетворение грубых и примитивных инстинктивных импульсов; они не затрагивают нашу физическую сущность. И слабость этого метода заключается в том, что он действует весьма избирательно: он доступен лишь немногим. Он предполагает наличие особых дарований и талантов, которые нельзя назвать всеобщими. И даже для небольшого числа людей, которые обладают ими, этот метод не обеспечивает полной защищенности от страданий. Он не является не­проницаемым щитом от ударов судьбы и обычно теряет свою эффективность, когда источником страданий становится организм человека.

В то время, как этот процесс уже достаточно наглядно демонстрирует попытку обрести независимость от внешнего мира и найти удовлетворение во внутренних психических процессах, следующий метод еще более рельефно выделяет эти чер­ты. В этом случае связь с реальностью еще более размыта, удовлетворение черпа­ется из иллюзий, которые и признаются как таковые, без разграничения их с ре­альностью, допускающей вмешательство в процесс наслаждения. Область возникновения иллюзий — жизнь воображения; когда развивалось чувство реальности, эта область освобождалась от потребности в контроле за реальностью и абстра­гировалась от задачи выполнения труднодоступных желаний. Основу удовлетво­рения посредством фантазии составляет наслаждение, которое благодаря творчест­ву художника, становится доступным даже для тех, кто сам не наделен даром творить. Люди, восприимчивые к искусству, не могут переоценить его как источ­ник удовольствия и утешения в жизни. Однако легкое очарование искусством поз­воляет лишь ненадолго отрешиться от давления повседневных жизненно важных потребностей, оно не настолько сильно, чтобы затмить подлинное горе.

Другой процесс обладает более энергичным действием. Реальность в нем рас­сматривается как единственный враг и источник всех страданий, с которыми невоз­можно жить, поэтому необходимо оборвать все связи с ней, если человек хочет быть счастливым. Отшельник отворачивается от мира и не имеет с ним никаких контактов. Но можно пойти и дальше: попытаться создать другой мир, в основе которого не будет наиболее неприемлемых черт, а их место займут те, которые отвечают его желаниям. Но кто бы не бросал столь дерзский вызов, пытаясь обрести счастье, как правило, он обречен на неудачу. Реальность слишком сильна для него. Он становится сумасшедшим, и никто не может помочь ему преодолеть его заблуждение. Принято считать, тем не менее, что каждый из нас ведет себя в каких-то ситуациях как параноик, исправляя то, что он считает для себя неприемлемым в этом мире, путем конструирования желаемого и претворения этого заблуждения в жизнь. Особо важны те случаи, в которых попытка обеспе­чить гарантии счастья и защиту от страданий посредством иллюзорного переуст­ройства реальности делается группами людей. Религии, которые знакомы челове­честву, следует классифицировать по типу массовых заблуждений подобного рода. Естественно, что разделяющие это заблуждение не признают его таковым.

Я не думаю, что перечислил все методы, с помощью которых люди стремятся обрести счастье и уберечь себя от страданий, и я знаю также, что этот материал можно трактовать по-разному. Я не упомянул еще об одном процессе, но не потому, что забыл о нем, а потому, что он будет предметом нашего рассмотрения позже, в другой связи. Да и как вообще можно забыть среди всех остальных этот прием в искусстве жить? Задача его, конечно же, состоит в том, чтобы сделать субъекта независимым от Судьбы (как можно наилучшим образом определить это), и для той цели источником удовлетворения становятся внутренние психичес­кие процессы, таким образом, что используется замещаемость (способность к перенесению) либидо, о которой мы уже говорили. Но это не отказ от внешнего мира; напротив, крепкая связь с объектами, принадлежащими внешнему миру и достижение счастья через эмоциональное отношение к ним. Не входит в его цели избежание непрятностей - задача, как мы могли бы назвать ее, на уровне скучной покорности; он благополучно минует ее и останавливается на подлинном, страст­ном желании обрести счастье. И, возможно, этот прием ближе к выполнению поставленной цели, чем какой бы то ни было иной. Я, конечно, говорю об образе жизни, в центре которого удовлетворение состоит в любви и в том, чтобы быть любимым. Психическое отношение подобного рода достаточно хорошо знакомо всем нам; одна из форм проявления любви - сексуальная любовь - дала нам наибо­лее яркий опыт всепоглощающего чувства удовлетворения и, таким образом, пре­доставила модель для поиска счастья. Что может быть естественней, чем поиск счастья. Что может быть естественней, чем поиск счастья там же, где мы впервые испытали его? Не трудно выявить слабые стороны такого подхода, иначе любой человек предпочел бы его всем остальным. Дело в том, что никогда мы не бываем столь беззащитными перед лицом страданий, кроме как в состоянии, когда мы любим; столь беспомощно несчастны, когда мы теряем любимый объект или его любовь. Но это не исключает способ жизни, основанный на ценности любви, как путь к счастью. Об этом еще многое следует сказать (см. ниже, стр. 250.)

Далее мы можем перейти к рассмотрению интересного случая, в котором счастье в жизни обретается преимущественно в наслаждении красотой в любых ее проявлениях — красота человеческих форм и движений, природных ландшафтов и пейзажей, художественных и даже научных творений. Такое эстетическое отно­шение к цели жизни обеспечивает весьма слабую защиту от угрозы страданий, но оно может в значительной степени компенсировать их. Наслаждение красотой рождает своеобразное, слегка завораживающее чувство. От красоты нет очевид­ной пользы, нет и определенной культурной потребности в ней. И все же циви­лизации не обойтись без красоты. Эстетика исследует условия восприятия красоты но она не может объяснить природу и истоки красоты, и, как это обычно случа­ется, безуспешность попыток скрывается под потоком пустых и громких слов. Психоанализ, к сожалению, также едва ли может расширить наши знания о красо­те. Единственное, что кажется неоспоримым - происхождение ее из области сексу­ального чувства. Любовь к красоте кажется мне прекрасным примером импульса, заложенного в ее целях. "Красота" и "влечение" - изначально признаки сексу­ального объекта. Стоит заметить, что сами половые органы, вид которых всегда возбуждает, вряд ли можно назвать красивыми; складывается впечатление, что красота, как таковая, ассоциируется с определенными второстепенными сексу­альными свойствами.

Несмотря на незавершенность моего перечня, я позволю себе несколько замечаний в качестве вывода нашего исследования. Программа обретения счастья, навязанная нам принципом удовольствия, не может быть выполнена, однако мы не должны, а вернее не может отказаться от попыток приблизить его так или иначе. В этом направлении можно двигаться различными путями, отдавая предпочтение позитивному аспекту цели, т.е. получению удовольствия, или негативному, а имен­но, избеганию неприятностей. Полностью достичь желаемого невозможно ника­ким способом. Счастье, в усеченном смысле, так, как мы понимаем его возмож­ным, является проблемой структуры индивидуального либидо. Нет золотого прави­ла, пригодного для всех. Каждый должен найти свой путь к спасению. На выбор влияет множество различных факторов. Это зависит от того, какое реальное удовлетворение человек надеется получить от внешнего мира, от степени его независимости от этого мира в соответствии со своими желаниями. В этом решаю­щую роль будет играть строение его психики, независимо от внешних факторов. Человек, по природе своей эротичный, отдаст предпочтение эмоциональным взаимоотношениям с другими людьми; нарциссист, человек, склонный к замкну­тости, будет искать главные источники удовлетворения в своих внутренних психи­ческих процессах; человек действия никогда не отступится от внешнего мира, проверяя на нем свою силу. Что касается второго типа, особенности его талантов и сумма сублимации инстинктов, доступной ему, определяют сферу приложения его интересов. Любой выбор, ведущий к крайностям, наказуем тем, что индивид будет подвергнут опасностям, возникающим в том случае, если избранный исключитель­ным способ жизни окажется неадекватным. Аналогично тому, как осторожный бизнесмен избегает вложения всего своего капитала в одно предприятие, и мировой опыт, вероятно, подсказывает нам, что не следует стремиться к полному удовлет­ворению одного-единственного желания. Никогда нельзя быть уверенным в успехе, так как он зависит от совмещения многих факторов, и, наверное в большей степени от возможностей психического строения. Приспособить свои функции к окружающей среде и затем использовать их для получения удовольствия. Для человека, рожденного с особо неблагоприятным инстинктивным складом, не претерпевшего трансформации и реорганизации своего либидо, что необходимо для дальнейших достижений, будет трудно обрести счастье из внешней ситуации, особенно если задачи, с которыми он сталкивается, хотя сколько-нибудь затруд­нительны. Единственный способ жизни, который по крайней мере доставит ему заменяющее удовольствие — это переход в состояние невротического заболевания, переход, который обычно происходит еще в молодости. Человек, понимающий, что его попытки обрести счастье ни к чему ни привели, в более зрелом возрасте может все-таки найти утешение в постоянном опьянении или предпринять отчаянную попытку протеста, выраженную в психозе.

Религия ограничивает эту роль выбора и адаптации, так как всем одинаково навязывает свой собственный путь к обретению счастья и защите от страданий. Суть ее влияния состоит в преуменьшении ценности жизни и искажении картины реального мира путем обмана, который предполагает угнетение разума. Такой ценой, насильно удерживая их в состоянии психического инфантилизма и вводя в массовое заблуждение, религия преуспевает в избавлении от индивидуального нев­роза большого количества людей. Но не более. Как мы уже сказали, существует много путей, способных привести к счастью, доступному для человека, но ни один из них не делает этого наверняка. Даже верующий, в конце концов, хотя и считает себя обязанным говорить о "таинственных знамениях" Бога, соглашается с тем, что ему остается как последнее возможное утешение и источник удовольствия в его страданиях безоговорочная покорность. И если он к этому готов, он, возможно, и мог бы избавить себя от созданного им detour.

 

III

Изучая проблему счастья, мы не открыли для себя ничего нового. И даже если мы попытаемся перейти к вопросу о том, почему человеку так трудно быть счастливым, мы вряд ли узнаем что-то новое. Мы уже дали ответ, указав на три источника страданий: сверхсилы природы, слабость наших организмов и неадекватность правил, регулирующих отношения людей в семье, государстве, обществе. Что касается первывых двух источников, нам не приходится сомневаться. Мы вынуждены признать их и принять как неизбежные. Мы никогда полностью не подчиним себе природу, и наш организм, сам по себе являющийся частью природы, всегда останется временной структурой с ограниченной способностью к адаптации и каким-либо достижениям. Но признание этого не парализует нашу активность, а напротив, указывает направление нашей деятельности. Если мы не можем ликвидировать все страдания, мы можем сократить их, смягчить некоторые из них - многовековой опыт убедил нас в этом. Что же касается третьего источника, социального источника страданий, наше отношение к нему иное. Мы вовсе не принимаем его; мы не понимаем, почему правила, которые создали мы сами, не Должны напротив, быть защитой и удобством для каждого из нас. И все же, когда мы рассматриваем, сколь безуспешны были попытки предотвратить страдания на этой почве, возникает подозрение, что здесь также есть частицы нашего психического склада.

Когда мы начинаем анализировать эту возможность, мы сталкиваемся со столь поразительным выводом, что не можем не коснуться его. Он заключается в том, что цивилизация в значительной степени повинна в наших несчастьях, и если бы Мы отказались от нее и вернулись к примитивным условиям, мы были бы гораздо более счастливы. Я называю этот вывод поразительным потому, что как бы мы не определяли понятие цивилизации, очевидно, что все средства, при помощи которых Мы стремимся защитить себя от угроз, возникающих из источников страданий, являются частью этой самой цивилизации.

Когда же случилось, что у такого большого количества людей возникло это странно враждебное отношение к цивилизации, на этой основе сформировалось осуждение, обусловленное специфическими историческими событиями. Мне ка­жется, что я знаю о последнем и предпоследнем таком событии. Я не обладаю дос­таточными знаниями для того, чтобы восстановить цепочку этих событий на протяжении достаточно длительного периода истории живых видов, но фактор подобного рода, враждебный цивилизации, уже имел место, когда Христианство одержало верх над языческими религиями. Это было тесно связано с тем, что Христианская доктрина низко оценивала земную жизнь. Предпоследнее событие подобного рода произошло, когда в результате роста географических открытий было положено начало контактам с примитивными народами и расами. В резуль­тате недостаточного наблюдения и ошибочного взгляда на их обычаи и традиции европейцы приняли их образ жизни за простой и счастливый, с низким уровнем потребностей, недоступный пришельцам, обременным превосходством цивилиза­ции. Более поздний опыт внес коррективы в некоторые из этих выводов. Во мно­гих случаях наблюдатели ошибочно принимали за отсутствие сложных культурных потребностей то, что на самом деле существовало благодаря щедрости природы и легкости, с которой удовлетворялось большинство человеческих потребностей. Последний случай особенно хорошо знаком нам. Он возник тогда, когда люди узнали о механизме невроза, грозившем подорвать даже ту малую долю счастья, которой наслаждались цивилизованные люди. Было обнаружено, что человек становится невротичным, так как не может вынести весь объем лишений, который общество навязывает ему в угоду своим культурным идеалам, и отсюда следовало, что в результате уничтожения или сокращения этих требований они вернут возможность счастья.

Существует также дополнительный фактор разочарования. Последние несколь­ко поколений человечества колоссально продвинулись в области естественных наук, их техническом применении и установлении такого контроля за природой, которой раньше был немыслим. Этапы этого продвижения общеизвестны и нет нужды перечислять их. Люди по праву гордятся этими достижениями. Но они, кажется, поняли, что эта новоявленная власть над пространством и временем, это покорение сил природы, которое является реализацией мечты, существовавшей на протяжении тысяч лет, не прибавили им удовольствия в жизни и не сделали их более счастливыми. Признавая этот факт, мы должны с удовлетворением заме­тить, что власть над природой не является единственным условием человеческого счастья, равно как и не является единственной целью культурного развития. Мы не должны делать вывод о том, что технический прогресс не несет ценности для экономики нашего счастья. Может возникнуть вопрос: "Неужели мы не получаем удовольствия, не усиливаем непосредственного ощущения счастья, если можем слышать голос своего ребенка, живущего за сотни миль, столько, сколько захотим; или если можем узнать в максимально короткий срок, что друг благополучно проделал длинное и трудное путешествие и достиг конечного пункта?" Неужели ничего не значит то, что медицина достигла огромных успехов в борьбе с детской смертностью и опасностью заражения женщины в период родов, в значительном увеличении продолжительности жизни цивилизованного человека? К этому еще можно добавить целый список достижений подобного рода, которыми мы обязаны пресловутому научно-техническому прогрессу. Но здесь слышится голос крити­чески настроенного пессимиста, который предупреждает нас о том, что все это относится к разряду "дешевого удовольствия" - в духе анекдота - удовольствия, получаемого от того, что голую ногу, вынутую из под одеяла на зимний холод, убирают в тепло. Если бы расстояния не были покорены при помощи железных дорог, мой ребенок никогда бы не покинул свой родной город, и мне бы не понадобился телефон для того, чтобы услышать его голос; если бы по океанам не плавали корабли, мой друг не отправился бы в морское путешествие, и мне не нужна была бы телеграмма, чтобы успокоить свои волнения о нем. Какая польза в сокращении детской смертности, если именно это сокращение налагает на нас самые большие ограничения в деторождении, и в общем-то, мы воспитываем детей не больше, чем до воцарения гигиены. И опять же мы создали такие сложности для половых отношений в семейной жизни, что возможно, и действуем вопреки полезным результатам естественного отбора? И, наконец, что хорошего в долгой ясизни, если она трудна и лишена удовольствий, если в ней так много страданий, что мы можем только радоваться смерти, как избавлению от них?

Кажется очевидным, что мы не чувствуем себя уютно в нашей сегодняшней цивилизации, по крайней мере сложно определить, были ли, и в какой степени, люди, жившие раньше, более счастливыми, и какие культурные условия оказывали на это влияние. Мы всегда будем стремиться рассматривать людские несчастья предметно, т.е. ставить себя, с нашими желаниями и эмоциями, на их место, и затем решать, что мы найдем там для счастья или несчастья. Такой взгляд на вещи, кажу­щийся объективным, так как игнорируются различия в субъектвной чувствитель­ности, является на самом деле наиболее субъективным, так как он помещает пси­хические состояния человека на место любых других, хотя и незнакомых. Однако счастье есть нечто субъективное по сути своей. Сколько бы мы не содрогались от ужаса, в различных ситуациях представляя раба в период античности, крестьянина во время Тридцатилетней войны, жертву святой инквизиции, еврея в ожидании пог­рома, - мы, все же, не можем почувствовать то же самое, что эти люди, предска­зать изменения, которые природная ограниченность разума, постепенное притуп­ление ума, крушение надежд, более или менее грубые методы наркотизации оказа­ли на их восприимчивость к ощущению счастья или неудовольствия. Более того, в случае наиболее экстремальных причин для страдания, приходят в действие спе­циальные защитные психическе механизмы. Мне кажется бесполезным даль­нейшее рассмотрение этого аспекта проблемы.

Нам пора обратить внимание на природу этой цивилизации, значение которой для обретения счастья подверглось сомнению. Мы не будем искать формулу для того, чтобы в нескольких словах выразить эту природу до тех пор, пока не расши­рим свои познания, изучая ее. Таким образом, мы должны доставить себе удо­вольствие, еще раз повторив, что слово "цивилизация" охватывает всю сумму дос­тижений и правил, которые отличают наши жизни от существования животных предков и которые служат двум целям, а именно: защитить людей от природы и урегулировать их взаимные отношения. Для того, чтобы узнать больше, мы соеди­ним воедино различные черты цивилизации, как это имеет место в человеческих сообществах. Делая это, мы не колеблясь позволим себе руководствоваться лин­гвистическим принципом или, как иначе называют, лингвистическим чувством, будучи убежденными в том, что мы таким образом внесем ясность во внутренние различия, которые все еще определяют выражение в абстрактных терминах.

Первая стадия проста. Мы считаем культурной всю деятельность и все ресурсы, используемые людьми для того, чтобы сделать землю более пригодной для жизни, защититься от стихийных сил природы и так далее. Что касается этого аспекта Цивилизации, вряд ли могут возникнуть какие-либо сомнения. Оглянувшись назад, вспомним, что первыми шагами цивилизации были: использование орудий, умение добывать огонь и строительство жилищ. Среди них выделяется конт­роль за огнем как совершенно неординарное и беспрецедентное достижение, дру­гие же открыли пути, по которым люди и следуют с тех пор и стимулы для которых легко выявить. При помощи каждого орудия труда человек совершенствует свои собственные органы, моторные или сенсорные, или же расширяет возмож­ности их функционирования. Двигатели дают в распоряжение человеку гигантские силы, которые, как и свои мускулы, он может использовать в любых целях; благо­даря пароходам и самолетам ни вода, ни воздух не препятствуют его передвиже­ниям; телескоп дает возможность видеть на очень больших расстояниях; с по­мощью микроскопа он преодолевает границы видимости, установленные структур­ной сетчаткой его глаза. Фотографической камерой он фиксирует мимолетное зри­тельное впечатление, так же, как и граммофонные диски сохраняют столь ясе мимолетные звуковые. По сути своей, это является материализацией власти над воспоминанием, над памятью, которую обрел человек. Телефоны дают ему возможность слышать на расстоянии, что считалось невозможным даже в сказке. Письмо по природе своей является голосом отсутствующего лица, а жилище было заменой материнской утробы, в которой человек чувствовал себя комфортно и безопасно, и в которой, по всей вероятности,он испытывает недостаток.

Все то, что при помощи науки и технологии человек сделал возможным на этой земле, на которой он впервые появился как слабый животный организм, и на которую каждый новый представитель его рода должен являться ("о капелька природы") беспомощным младенцем - все это не только звучит сказочным, это и есть фактическая реализация всех, или почти всех, сказочных желаний. Все эти положительные достижения человек может рассматривать как культурное дости­жение. Давным-давно он сформулировал идеальную концпецию всемогущества и всезнания, которую воплотил в своих богах. Этим богам он приписывал то, что казалось невыполнимым для него или что было ему запрещено. Таким образом, кто-то может сказать, что эти боги были культурными идеалами. Сегодня он зна­чительно приблизился к достижению своего идеала, он сам стал почти богом. На­столько, насколько идеалы обычно достигаются согласно с общими представле­ниями человечества. Не полностью: в каких-то аспектах не достиг вовсе, а в каких-то лишь частично. Человек стал подобен Божеству. Когда он одевает все свои вспомогательные органы, он поистине величествен; но эти органы временами при­чиняют большие неприятности. Однако он вынужден утешать себя мыслью о том, что это развитие не завершится в 1930 году. Последующие века принесут новые и, возможно, непредсказуемые великие открытия в этой области цивилизации и еще сильнее приблизят человека к Богу. Но в интересах наших исследований не будем забывать о том, что сегодняшний человек не чувствует себя счастливым в этом богоподобном образе.

Мы признаем, таким образом, что страны достигли высокого уровня циви­лизации, если в них имеет место и эффективно используется все то, что помогает человеку возделывать землю и защищать себя от сил природы, короче говоря, все то, что ему полезно. В таких странах реки, грозящие наводнением, усмиряются, и их воды направляются по каналам туда, где испытывается нехватка их. Почвы тща­тельно возделываются и засаживаются теми культурами, которые могут на них вырасти; подземные минеральные богатства усердно добываются и перерабаты­ваются в необходимые ресурсы и сырье. Средства коммуникации обширны, быст­ры и надежны. Дикие и опасные животные истребляются и процветает разведение домашних животных. Но помимо этого мы предъявляем и другие требования к цивилизации, и совершенно очевиден тот факт, что именно в этих странах мы надеемся на их реализацию. Мы как будто пытаемся отречься от первого требо­вания, выдвинутого нами, мы будем приветствовать его как признак цивилизации, если увидим, что люди направляют свои усилия на то, что так или иначе не имеет практической ценности, на то, что не приносит пользы - если, к примеру, зеленые пространства, необходимые в городе для прогулок и как резервуары свежего воздуха, будут также украшены цветочными клумбами; или если на окнах домов стоят горшочки с цветами. Вскоре мы увидим, что это самое бесполезное и оце­нивается цивилизацией как красота. Мы требуем от цивилизованного человека почтительного отношения к красоте, где бы он ни увидел ее в природе, и создания ее в предметах его ручного труда в соответствии с его способностями. Но это далеко не исчерпывает наши требования к цивилизации. Мы также хотим видеть Признаки чистоты и порядка. Мы не очень высоко оцениваем культурный уровень провинциального английского городка времен Шекспира, когда читаем о том, что перед домом его отца в Страдфорде была большая свалка; мы возмущены, назы­ваем варварством (в противовес цивилизации), если видим замусоренные тропинки Венского леса. Неопрятность в любом проявлении кажется нам несовместимой с цивилизацией. Мы также требуем от человека поддерживать в чистоте его тело. Мы с удивлением узнаем о неприятном запахе, который исходит от Короля-Солн­ца, и мы качаем головами, когда нам показывают крошечную раковину, в которой Наполеон совершал свой утренний туалет на острове Изола Белла. Действительно, нас не удивляет идея использования мыла как реального критерия цивилизован­ности. То же и касается порядка. Он, равно как и чистота, применим исклю­чительно к делам человека. Но в то время, как чистота и не предполагается в природе, порядок, напротив, возник от нее. Наблюдение человеком великих астро­номических правил не только вооружило его моделью для наведения порядка в его жизни, но и определило основные отправные точки для этого. Порядок является своеобразным принуждением, повторение которого, если правила раз и навсегда установлены, определяет когда, где и как нужно что-либо сделать; таким образом, в сходных обстоятельствах человек избавлен от колебаний и нерешительности. Преимущества порядка неоспоримы. Он дает людям возможность с наибольшей выгодой использовать пространство и время, сохраняя свои физические силы. Мы имеем все основания предполагать, что порядок с самого начала должен был занять свое место в деятельности человека; и нам остается только удивляться, почему люди демонстрируют врожденную тенденцию к беспечности, беспоря­дочности и ненадежности в своей работе, им нужны усердные тренировки, прежде чем они научатся следовать примеру своих лучших представителей.

Красота, чистота и порядок без сомнений занимают особое место среди тре­бований, предъявляемых к цивилизации. Никто не будет отрицать, что они столь же важны для жизни, как и контроль за силами природы или некоторые другие факторы, с которыми мы познакомимся. Никто не отодвинет их на задний.план как незначительные мелочи. То, что цивилизация включает в себя не только полезное, уже проиллюстрированно примером с красотой, которую мы отказы­ваемся исключать из сферы интересов цивилизации. Польза от порядка совер­шенно очевидна. Что же касается чистоты, то нужно иметь в виду, что этого от нас также требует и гигиена, и можно предположить, что даже до того, как сущест­вовала научная профилактика, связь между ними не была абсолютно неизвестной человеку. И все же полезность не исчерпывает объяснение этих попыток, дей­ствует что-то еще, помимо нее.

Ничего, казалось бы, лучше не характеризует цивилизацию, чем уважение и одобрение высших форм психической деятельности человека - его интеллек­туальных, научных и творческих достижений, и ведущей роли идей в жизни чело­века. Самое значительное место среди этих идей занимают религиозные системы, на сложную структуру которых я попытался пролить свет в других работах. Далее следуют философские размышления и, наконец, то, что можно охарактеризовать как "идеалы" человека - его идеи о возможном совершенствовании личностей, на-родов или всего человечества и требования, возникающие на базе этих идей. Тот факт, что все эти его творения не являются не зависимыми друг от друга, а, на­оборот, тесно переплетены, затрудняет не только их описание, но и установление их психологических источников. Если мы в целом согласимся с тем, что мотива-Чионным источником деятельности человека является стремление к двум сливающимся целям, полезности и удовольствию, мы должны предположить, что это также верно и в отношении проявлений цивилизации, которые мы здесь обсуж­даем, хотя это легко проследить только на примере научной и эстетической деятельности. Но без сомнения другие формы деятельности также соотносятся с острыми потребностями в человеке, возможно, что с потребностями, развитыми у меньшинства. Мы не можем позволить ввести себя в заблуждение признанием ценности какой-то отдельной религии, философской системы или идеала. Пыта­емся ли мы выявить в них высшее достижение человеческого разума, или расце­ниваем как заблуждение, мы не может не признать, что факт их наличия, и особенно их главенства, свидетельствует о высоком уровне цивилизации.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-26; Просмотров: 291; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.013 сек.