Джозеф Уильямс

Нельзя сказать и слова, их это разозлит…

Молчать, не обращать внимания…

Считать до десяти, думать о хорошем…

О деньгах, например. Об огромной сокровищнице Леланда Хоупа, о которой ходят легенды. Конечно, мне нельзя взглянуть на все эти деньги даже одним глазком, потому что, во-первых, неизвестно, существует ли эта сокровищница в действительности, потому как Леланд прославился своей непритязательностью, едва ли не аскетизмом, что наталкивало на мысли о том, что богатства-то никакого и не было, а во-вторых, меня, наверное, даже не пустили бы близко к этой сокровищнице, потому как более я не имел права даже на созерцание таких огромных средств, а иметь мне их не разрешалось и подавно. А ведь когда-то у меня тоже была сокровищница. И у других, подобных мне, тоже была. Иногда мы ходили друг к другу в гости, в самые разные сокровищницы, и мерились богатствами, и считали чужие денежки, и купались в них, но…как же давно это было! Где теперь все это? Это отобрал у нас Леланд! Куда он дел все наши деньги? Это мне еще предстоит узнать! А пока…

Молчать… Думать о хорошем…

Я вез людей из одного конца мира в другой, и попадались мне пассажиры всякие. Чаще всего это были наглецы и ужасные хамы, требующие исполнения своих прав, но забывающие об обязанностях совершенно. Ради них на палубе корабля стояло несколько мягких кресел, там же находился старенький телевизор, дабы пассажиры не скучали в дороге и не лезли ко мне, пытаясь спровоцировать меня. Это они из-за нового закона Леланда такие смелые: как было сказано в том законе, водители всякого рода транспортных средств должны уважать своих пассажиров, развлекать их, просвещать по поводу мест, мимо которых двигалось транспортное средство, в общем – все людям, ничего себе, вежливость, вежливость и еще раз вежливость. Этот закон появился после того, как Леланд совершил поездку из одного города в другой, воспользовавшись услугами очень раздраженного и уставшего от жизни таксиста, и теперь многим извозчикам, пилотам, водителям и прочим, вроде бы неплохим людям, было плохо от одного только вида «ранее оскорбляемых» пассажиров, почти всех, которые из-за игнорирования своих требований и нарушения прав (да еще и записанных на видеокамеры) могли требовать с таксистов свои деньги за проезд обратно.

С меня деньги требовали слишком часто.

Нет, я не был плохим таксистом, но я слишком легко раздражался, и люди этим активно пользовались. Не проходило и часа, как кто-нибудь из этих жадных наглецов не начинал приставать ко мне, то с вопросами, то с просьбами, а то с требованиями и с приказами. Телевизор и кресла их более не удовлетворяли. Им нужны были все, все мои деньги, и они не желали останавливаться ни перед чем, чтобы их заполучить.

Молчать… Игнорировать их слова… Тычки в спину… насмешки… Кто мне эти люди? Что мне их честь и их достоинство? Они нарушают мои права. Я ведь тоже человек! И деньги мне нужнее. Меня из квартиры скоро могут выгнать, но разве ж этих бездушных пассажиров трогает моя судьба?

Деньги, деньги! Мне нужны только они. Надо терпеть!

Выгружая в конечном пункте следования одних нахалов и наглецов, преимущественно лиц мужского пола, я загружал других, одинаковых людей с одинаковыми фразами, требованиями, даже выглядящими как-то одинаково – это был такой тип внешности, который я назвал «Хам Обыкновенный». Ежедневная процедура, в которой не менялось ничего. Но один человек, поднявшийся сегодня на палубу моего корабля, полностью отличался от предыдущих пассажиров. Во-первых, среди всех моих сегодняшних «Хамов», обыкновенно молодых парней, не желающих перемещаться по Трубе пешком, это была единственная женщина, средних лет, невысокая, короткостриженая и рыжеволосая, в синей военной форме с золотистыми нашивками, какую сейчас носили гвардейцы Леланда.

Едва я только бросил мимолетный и усталый взгляд на эту женщину, как сразу понял, что вот при этом человеке мне не стоит не только выходить из себя, но даже и шевелиться, потому как гвардейцы славились своей жестокостью в решении некоторых «наболевших» для государства вопросов, в том числе и проблемы тотальной невежливости, этой болезни, охватившей во время Развала Мира практически все население. Меня бросило в холод. Покрепче сжав руль механическими руками, я его едва не оторвал, но эмоций своих не выдал, прекрасно (как мне казалось) справляясь с ролью хладнокровного правильного капитана. Выдержав колючий сканирующий взгляд женщины, почувствовав, что больше я не переставляю такого большого для нее интереса, я позволил себе несколько расслабиться, но говорить ей ничего не стал, делая вид, что до простых (ну ладно, не совсем простых) смертных мне нет никакого интереса.

- Вы разве не спросите, куда мне надо? – насмешливо спросила женщина, поправляя перчатку.

Гвардеец в синем, осмотрев остальное помещение, вновь вернулся к созерцанию моей прекрасной спины, которая для слабого пола всегда символизировала защиту и мощь, и в этом воине от головы до пят проснулась настоящая женщина, которая пожелала, чтобы все внимание было уделено только ей, а не «какому-то там» неинтересному для воздухоплавателя горизонта. Она спросила, но уже несколько раздраженно:

- Вы глухой?

И снова я промолчал, боясь двинуть даже головой. Женщина тем временем ринулась вперед, и, встав на одной линии со мной, заглянула мне в лицо, изучая своими страшными глазами мой облик. Как ни странно, ей не были интересны мои огромные механические руки, высокотехнологичные протезы, дарованные мне самим же Леландом после того, как он (видимо, по доброте душевной) отрубил мне обе настоящие конечности, хотя именно эти самые протезы вызывали чрезмерный интерес у всех пассажиров в первую очередь (все знали про запрет заменять истраченные конечности механическими, а тут вопиющее, наглое нарушение данного закона, совершенное с позволения самого Хоупа!), но ей хотелось разглядеть черты моего лица, будто кроме этого на палубе не было других занимательных вещей. Женщина будто бы пыталась меня запомнить (от гвардейцев можно ожидать всего!). Или вспомнить. Я почувствовал себя неуверенно. Леланд (от него тоже можно было ожидать всего, непредсказуемый тип!) принимал законы с той же легкостью, с которой простые люди щелкают семечки, и потому всем гвардейцам могло быть приказано немедленно начать претворение нового закона в жизнь, а я, бедный таксист, мог оказаться «нарушителем поневоле». Незнание закона не освобождает от ответственности, знаю, но все же…

- А вы верите в чудеса, мистер?.. – неожиданно спросила рыжая женщина в синем, слегка наклонив голову вперед.

Вот этот поворот! Из секты она, что ли? Такие вопросы задают только сектанты! Ну, или социологи, правда, вторых иногда можно приравнять к первым – они видят жизнь не такой, какой она есть, а такой, какой ее показывают их опросы…

Пришлось отвечать.

- Не верю. Прошло время наивной веры во всякую чушь. Мне уже много лет!

«Я большой уже мальчик! Большой!».

- А я вот верю, - промолвил гвардеец, уставившись в пол.

Сказать, что подобное заявление меня удивило – значит не сказать ничего. Я всегда думал, что гвардейцы отличаются еще и своей серьезностью от простых людей, но эта женщина явно была другой. Наивной? Или это…хорошо продуманный ход, и она пытается у меня что-то разузнать?..

Молчать, как пленный партизан! Ни слова ей!

- Передо мной стоит воскресший из мертвых Джозеф Уильямс, убитый Леландом сразу же после захвата власти, и разве это не может не быть чудом? Или вы его двойник? Брат-близнец?

- Куда вам надо ехать? – прорычал я, надеясь заткнуть женщину в синем.

- Вот с этого и надо было начинать, а не строить из себя неизвестно кого, оказываясь под ненужными вам подозрениями. В наш век такая несговорчивость быстро исправляется: я вас в наручники и сразу же на казнь без следствия и суда, так как вы являетесь чудом выжившим королем, нежелательным элементом политической системы и общества. Конечно, я могла бы навесить на вас любое другое имя умерших королей, назвать вас, например, Агнет Рейн, потому как нынче имя не играет важной роли, внешности монархов из-за наших акций почти никто не помнит… Но вы очень, очень похожи на именно на Джозефа Уильямса, и было бы неправильно выдавать вас за другого. Мне зачтется то, что вы похожи на монарха, Леланд любит точность…

- А правильно ли простого водителя такси без каких-либо объяснений – и сразу на казнь? Ведь я еще не сделал вам ничего плохого!

- Не сделал? Да вы, Джозеф Уильямс, народ угнетали! Мозги ему забивали вашей идеологией «поклонения королю»! Консерватизмом! И это, по-вашему, «ничего»?

- Я водитель, - зарычал я, яростно размахивая руками. – Я никакой не монарх. И вы мне не имеете права угрожать! Мы еще даже не отлетели от пристани, а вы, как и многие другие, уже начинаете что-то мне тут говорить, выводя меня из себя, чтобы я вернул назад вам деньги, которых вы мне еще не заплатили!

- Какие деньги? – неподдельно удивилась женщина в синем. – Гвардейцев, если вы не знали, вообще-то обязаны перевозить бесплатно … - И она улыбнулась, так очаровательно, что я не выдержал и тоже улыбнулся вслед за ней, в одно мгновение растеряв свой гнев. – Так и везите меня… Мне необходимо в Коарванд. Надеюсь, вы знаете, где это?

- В другой стране… - скривился я, удрученный тем, что путешествие будет долгим, солнечной энергии я потрачу на перемещение много, а денег я за это не получу, в результате чего в очередной раз вернусь домой с пустым кошельком.

Я без лишних проблем доставил женщину на место назначения, получив в качестве оплаты еще одну лучезарную улыбку, от которой и в самом деле становилось светлее, и, едва я только собирался развернуть воздушный кораблю в сторону своего дома, как на палубе, совершенно неожиданно для меня, оказались два запыхавшихся от долгого бега человека, парень с девушкой, которые сразу же, безо всяких прелюдий, принялись командовать мной:

- Вези нас прочь! – заорали они хором, указывая пальцами в ту сторону, где находилось это самое «прочь».

- А деньги? – протянул я вперед огромную механическую ладонь, и размер ее, видимо, испугал парочку, потому что в такую ладонь должно было поместиться много, очень много денег на проезд, а столько у них наверняка не было.

- Сначала вези, потом уже деньги! – оскалился, точно дикий зверь, парень со сверкающими даже в темноте глазами, подбегая к штурвалу, поворачивая его в сторону, намереваясь развернуть корабль. Разумеется, дирижабль с места не сдвинулся.

- Ха, парень, - самодовольно ухмыльнулся я, скрестив руки на груди, - ты думал, что все так просто? Что легко получится угнать мой корабль? Наивный… Корабль не сдвинется, пока вы не заплатите мне деньги!

Парень, еще раз показав угрожающий оскал, нехотя отошел в сторону, и за его плечо сразу же схватилась девушка, блондинка, со слегка приплющенным сверху и снизу лицом, курносым носом, что придавало ей сходство с кошечкой. Ее огромные зеленые глаза распахнулись, и моя алчная натура сразу же среагировала на такой знакомый блеск изумрудов – в самом деле, ее глаза казались драгоценными камнями! – а девушка, посмотрев на меня с таким милым доверчивым выражением лица, казалось, несколько испугалась возможной перемене в моем поведении (могу только представлять, как выглядит моя страсть к деньгам и драгоценным камням со стороны), отчего отступила от меня на шаг, выставив перед собой руки, будто бы намереваясь защищаться. Сказала быстро, строго и серьезно, отчего я пришел в еще большее умиление:

- Простите моего брата, он несколько…импульсивен. Мы не можем платить за то, чего нет. Начните путь, а после мы вам скажем, где остановиться. И в конце пути заплатим столько, сколько вам потребуется.

И она указала примерное направление будущего движения, махнув рукой в левую сторону.

Доверие внушала мне только девушка, парень же мне совершенно не понравился. Мало того, что он выглядел неформально (торчащие во все стороны рыжие волосы на голове, серьга в левом ухе, горизонтальный шрам под правым глазом, многочисленные татуировки, покрывающие его худые руки, шею, грудь, какая-то безобразная, бесформенная одежда, порванная в нескольких местах), так еще и поведение его было далеко от идеала, а точнее – было совершенно несносным! Парень был груб, резок, порывист, а ненавистью, таящейся в его душе, можно было отравить весь мир. Почему-то оставаясь уверенным в том, что с этим неприятным субъектом мне еще предстоит намучиться, я попытался вновь вернуться к погружению в свои мысли, закрываясь от любых возможный нападок в свою сторону, и, когда это удалось мне в полной мере, глубоко вздохнул и вывел корабль в воздушное пространство внутреннего мира Трубы.

Лазерное Солнце уже почти погасло, белый, слепящий луч, выпущенный одним усилителем обычной солнечной энергии в конце Трубы в другой, постепенно становился невидимым, растворяясь в воздухе. Стало очень холодно, и я поспешил надеть куртку; предложил теплые вещи и странным пассажирам, но они гордо отказались, продолжая прижиматься друг к другу в надежде на сохранение хоть какого-то тепла. Я оставил эти вещи рядом с парой, надеясь, что они соизволят все-таки одеться потеплее, дабы потом не требовать с меня денег за «какое-либо нарушение их прав», но они даже после половины преодоленного расстояния (я не знал на самом деле, сколько мы пролетели, ведь конечный пункт мне был не известен, но я почему-то чувствовал это) не прикоснулись к этим вещам, точно опасаясь чего-то.

Я усмехнулся. Опасаться-то должен был я, а не они! Я уже который год не носил респиратор, предохраняющий органы дыхания от попадания каких-то вирусов, разносчиками которых были все без исключения Солнечные – жители внутренней части Трубы, находящиеся под постоянным облучением Лазерного Солнца, усиленного многократно простого света. Я мог умереть, подвергая себя из-за своей беспечности опасности, но почему-то не умирал, и раньше меня это весьма озадачивало. Конечно, теперь эти страшилки про вирусы казались мне чьей-то злой шуткой, а вернее, такой выдумкой, которая бы позволяла держать всех свергнутых монархов, политиков, начальников, директоров, живущих в одном месте, в подчинении, но раньше я, запуганный этими страшными сказками, и помыслить не мог, чтобы без каких-либо мер предосторожности выйти из своего дома, да еще и работать с «заразными» Солнечными! А иные и сейчас находятся в заблуждении, и их теперь уже не переубедить, я пытался. Или я ошибаюсь насчет такой уж небезопасности жителей этого мира?

Ох, все может быть…

И вновь, погруженный в свои мысли, с наслаждением купающийся в столь долгожданной тишине (пассажиры без теплой одежды присмирели, если не замерзли до смерти – мертвые ведь тоже молчат!), я не заметил, как и когда подлетел к моему старенькому дирижаблю огромный, сверкающий в лучах городов-созвездий, расположенных над головой, в верхней части Трубы (а для жителей тех городов «верхом» и «звездами» были мы), похожий на огромную, вытянутую каплю летательный аппарат, на котором обычно перемещались полицейские. Он бесшумно завис на уровне левого фальшборта, и в корпусе серебристого воздушного судна, будто бы целиком отлитом из какого-то металла, начала расползаться прямая трещина, принимая формы огромной двери. Через мгновение легкий, блестящий, тоненький, но необычайно прочный лепесток отделился от аппарата, открывая внутренности чужого летательного аппарата, упав на палубу моего судна, становясь трапом, мостом, соединяющим два корабля. В светящемся холодным белым светом проеме показался изящный силуэт высокого робота, который, еще не перейдя на мою палубу, громко скомандовал, подняв руку вверх:

- Капитан корабля! Это обращение к вам. Вы должны выдать в руки правосудия опасных преступников, что скрываются на вашем судне! В случае неисполнения данного требования я прикажу открыть огонь!

Вот это поворот! Оцепенение разом спало с меня, но я не испугался, не стал что-то там придумывать, чтобы спасти своих пассажиров, чтобы предотвратить обстрел – мне было решительно все равно, что делать, что будет, я слишком устал, был голоден и зол, а потому я, предварительно остановив корабль, безо всяких церемоний подошел к спящей паре и пнул в бок ненавистного мне человека – рыжего парня, тихо, торжественно проговорив:

- Иди к полицейскому, живо! Мне не нужны неприятности.

Парень бросил на меня прожигающий взгляд исподлобья. Я поморщился и махнул рукой, будто бы отгоняя от себя назойливую муху.

- А что они натворили, хотелось бы узнать? – умело изобразив любопытство, скрыв им полнейшее равнодушие, спросил я, внимательно смотря в тускло-красные глаза робота.

Рыжий неформал тем временем встал, разбудил свою сестру, которая не очень-то в тот момент понимала, почему ее подняли и что от нее хочет робот. Когда брат что-то негромко, пересыпая свою речь бранными словами, объяснил девушке, она кинулась в мою сторону, пытаясь схватить меня за плечо, как ранее хватала своего брата, но я поднял свою руку над головой, не давая ей это сделать, чувствуя, что это прикосновение – всего лишь часть какого-то плана. Они хотят меня задобрить, что ли? Или пытаются отвлечь?

- Пожалуйста, не отдавайте нас ему… - с невероятным страхом промолвила светловолосая девушка, падая на колени, обхватывая мои ноги. Я был до такой степени ошеломлен ее поступком, что не мог и пошевелиться, боясь хоть как-то обидеть этого маленького зеленоглазого ангелочка. Она зарыдала – неожиданно, громко, с крупными горячими слезами, капавшими мне на штанину, и я растерялся еще боле, столбом стоя посреди палубы, совершенно забыв в ту минуту про ее нахального братца, который ведь все это время был где-то рядом… Где он? Черт!!!

Брата я обнаружил сидящим за огромной пушкой, оставшейся здесь еще с давних лет, когда такое оружие устанавливалось на все корабли такого типа, чтобы в случае нападения каких-нибудь «темных сил» выручить весь экипаж судна; более того, остававшейся на этом корабле единственной пушкой, потому как все остальные давно были проданы на металл, а эту Леланд не позволил снять. Рыжий нахал умело обращался с достаточно сложной, как я раньше думал, системой наведения и стрельбы, и вот уже через пару мгновений парень взял на прицел робота, готовясь нажать на нужную кнопку и выстрелить лазерным зарядом. Неформал не говорил никаких громких слов, которые мог бы на его месте сказать любой, чувствующий себя всемогущим под защитой столь мощного оружия, но сверлил блестящим, злобным, голодным взглядом хищника – волка – полицейского, ещё не зная его, но уже ненавидя, желая его уничтожить всей своей душой… Я смотрел на разворачивающуюся при мне удивительную, неслыханную, почти что фантастическую картину, будучи не в состоянии и слова вымолвить, и пошевелиться, и как-то попробовать остановить готового выстрелить парня – я просто окаменел, понимая, что сейчас произойдет (если произойдет, конечно, и если полицейский окажется достаточно медленным) что-то непоправимое, что-то, что окончательно испортит не только мою жизнь, но и жизнь этой странной пары, тем более, если они не совершали никакого преступления (а я почему-то, даже несмотря на явно уголовные замашки парня, думал, что преступления не было).

Парень выстрелил в сторону полицейского, намереваясь лазерным лучом прожечь ему голову. Робот еще до выстрела мгновенно спрятался внутри своего корабля, вслед за ним поднялся и металлический листок, вновь стал целостным серебристый металл корпуса, но зато откуда-то появился десяток блестящих пушек, будто бы не без некоторого любопытства выглядывающих из корабля. Парень выстрелил еще раз, и еще, но ослепительный луч не оставлял на корпусе полицейского судна и царапины, хотя с обычным деревянным дирижаблем справлялся в два счета.

На лице рыжего промелькнуло отчаяние, но оно было подавлено новой порцией мировой злобы. Парень оскалился, огляделся вокруг, и, увидев в темном горизонте что-то, для него интересное, а, может, спасительное, развернул пушку в мою сторону, в сторону своей, до сих пор лежащей у моих ног, рыдающей сестры, и выстрелил в пол рядом со мной, побуждая меня к действиям, необходимых одному ему:

- Веди корабль прочь, тварь механическая! – прорычал он, вновь нацеливаясь на меня.

Загрохотали, зашипели лазерные орудия на борту полицейского судна, и их многочисленные дула выплюнули белый огонь в нашу сторону, попавший прямиком в старые доски корпуса моего корабля, уничтожая его, сжигая, делая огромные пробоины, которые, к счастью, никакой роли в воздухоплавании не могли сыграть. Был поврежден всего лишь один борт, но это вызвало у меня такой взрыв эмоций, что я, даже несмотря на усталость и желание вести себя как можно «вежливее» с «полицейским» и «пассажирами», громко заорал на весь мир, проклиная всех подряд, но в особенности проклиная этого рыжеволосого засранца, спровоцировавшего представителя правопорядка.

- Ты, сволочь! Ты! Я тебя убью! – разъярялся я, пытаясь добраться до стоящей на крыше каюты пушке и скинуть оттуда наглеца, но парень, не жалея себя, меня и пушку, палил по палубе, проделывая в ней сквозные дыры. Сестра же его, забывшая все мольбы, слезы, боязнь полицейского робота, наплевав на чудовищной силы обстрел борта корабля, быстро вскочившая с пола после того, как я убежал наказывать рыжего, деловито подошла к рулевому колесу, повернула его в сторону, поворачивая дирижабль, уводя корабль прочь от прежнего курса следования, одновременно включая резервные двигатели, выдвигая (еще одной кнопкой – все на корабле было автоматическим) дополнительные паруса, обычные, которые сразу же наполнились ветром и погнали полуразбитое судно вперед. Поругаться на девушку я попросту не успел, да и не смог бы (как же можно использовать грубые слова против этого нежнейшего, но смелого создания?), потому как парень, отложив попытки убить меня при помощи лазера в сторону, вылез из-за пушки и ударил меня в челюсть, быстро, точно, сильно и, самое главное, совершенно неожиданно для меня. Механические руки крепко держались за металлическую перекладину ржавой лесенки, и держались бы они вечно, так как протезам не страшны практически никакие нагрузки и перегрузки, но мое тело, которое управляло этими конечностями, сообщило о своем «желании» упасть вниз – руки разжались сами собой, и я, с невероятным грохотом, под аккомпанемент обстрела, трещащего дерева, упал на пол, больно ударившись спиной.

Всего лишь охнул:

- Ах, ну что за х***нь!!!

Ситуация явно вышла из-под моего контроля. Пассажиры захватили мой корабль, и, похоже, отдавать мне его не собирались. Они устроили настоящее воздушное сражение: полицейское судно безжалостно испепеляло палубу, трюм и прочее, видимо, намереваясь таким образом вынудить «преступников» сдаться властям, а рыжий стрелял нечасто, но точно, метко, попадая по пушкам серебристого корабля, выводя их из строя одну за другой. Девушка-блондинка уверенно вела корабль вперед, и долгое время, пока я валялся на маленьком, уцелевшем обломке палубы (в самом деле, от корпуса корабля осталась лишь деревянная основа и маленький кусочек дерева наверху, примерно два метра с чем-то – там, где я лежал; это место почему-то игнорировали все лазерные лучи), не имея возможности и сил подняться, но зато получив шанс осмотреть бой с неожиданного горизонтального ракурса, я не мог понять, куда же направляет мое судно эта пара. Понимание пришло позже, а вместе с ним сжалось сердце от нехорошего предчувствия.

Это же…это…

Выстрелы озаряли внутренность Трубы, выхватывая из тьмы то один небоскреб, то другой, белые огни плясали на крышах и в стеклах окон многоэтажных зданий, расположенных над головой…

Впереди ведь портал, ведущий прямиком в Корпорацию «Лишенные Короны»! Мой дом! Пристанище всех королей, начальников и прочих, «снятых с должности» Леландом! Эта пара знала о том, куда я направляюсь каждый вечер после долгого рабочего дня! Они за мной следили!

Я еще раз вгляделся вперед, все надеясь, что проход в Корпорацию мне привиделся. Но нет! Все было на самом деле! В холодном ночном воздухе под «правильным» углом, что делало его практически незаметным для посторонних, висел огромный, прямоугольный, слабо светящийся голубым полупрозрачный портал. Едва мой взор коснулся знакомого прямоугольника, ведущего в ангары огромной корпорации, которую Леланд до сих пор умудрялся держать в тайне, сердце затосковало по такому отвратительному, но все же дому, по сути, единственному для меня пристанищу в этом огромном и жестоком мире, ненавидящем людей, некогда власть имущих. В голове промелькнула картина вероятных последствий прихода этих сумасшедших двоих туда, как хороших (для меня и моих «вероятных» друзей), так и плохих, прежде всего для меня. Конечно, мне сразу же подумалось, что и врагам моим, и конкурентам в случае вероятного уничтожения «нашего дома» придется несладко, но я все же не мог сейчас позволить пустить дело на самотек, не зная точно, чем все это может обернуться, какие жертвы могут быть в результате действий брата и сестры, потому как я давно отошел от позиции «к каким-либо целям/желаниям (даже сиюминутным) – любыми средствами и способами». Насилием проблем в Корпорации не решить, и жизнь людей ну уж точно не улучшить…

Надо все остановить!

Я попытался подняться, но у меня не получилось это сделать. По крайней мере, с первого раза. Попыток было много, и я после них чувствовал себя настолько плохо, точно переборщил в баре с выпивкой плохого качества – шатался, в голове шумело, перед глазами все двоилось - неужели я настолько сильно ударился о палубу, когда упал? За это время, пока «жук», то бишь я, пытался перевернуться на лапки, рыжий парень успел уничтожить все пушки на полицейском корабле, с обеих сторон, а девушка подвела судно к порталу настолько близко, что через минуту при той же скорости корабль оказался бы внутри ангара, что мне не было нужно совершенно. Парень, удостоверившись, что опасности от полицейского корабля можно больше не ждать, вылез из-за пушки, спустился с крыши каюты и ловко, точно кот, прошел по тоненьким шатающимся доскам, что остались от палубы, к своей сестре. Серебристый летательный аппарат робота коршуном кружил рядом, но не таранил мой дирижабль, точно чего-то опасаясь, и, когда до портала осталось всего ничего, каких-то пару десятков метров, улетел восвояси.

Почему?

Я оставил этот вопрос на потом. Сейчас требовалось разобраться со странной парочкой, и я после своего подъёма немедленно приступил к этому: двинулся по тоненьким доскам вперед, надеясь пролететь их с такой же грацией и легкостью, как и рыжий, но едва моя нога ощутила под собой нечто неустойчивое и маленькое, отделяющее ее от «хаотической» гравитации мира Трубы, как тело отказалось идти вперед и замерло, не давая мне отойти от пропасти в пару метров длинной подальше. Конечно, если бы я выпал в дыру в корпусе, то ничего особенного со мной бы не случилось: я бы начал или медленно, чудовищно медленно падать вниз, или подниматься вверх, или лететь куда-либо по горизонтали, в зависимости от того, к какой внутренней стороне Трубы корабль ближе находился (на каждой стороне находилось несколько мощных генераторов гравитации), но все же мне не особо хотелось сейчас куда-либо лететь и приземляться где-либо, давая парочке шанс попасть на Корпорацию и все там перевернуть (я чувствовал, что в портал их ведет не простое любопытство, а расчёт!), ведь я, в случае возможного падения, оказавшись потом в безопасности, вдали от возможных событий, прослыл бы трусом.

Эта мысль настолько ужаснула меня, что я, собрав в кулак остатки своей воли и смелости, попытался разбежаться на своем маленьком «островке», что получилось у меня плохо, с силой прыгнул вперед, занося руки над головой для удара, приземлился на той стороне пропасти и одним легким касанием моих механических протезов голов брата и сестры вырубил этих странных людей. Управление кораблем снова было в моих руках, и оказалось оно в них вовремя: корабль влетел в ангар, на полной скорости понесся к оббитой старой жестью стене, и мне пришлось несколько раз выкручивать рулевое колесо, надеясь повернуть судно хотя бы боком и свести любой возможный урон от столкновения со стеной к минимуму.

Стена неумолимо приближалась.

Ну, здравствуй, мой милый негостеприимный дом! Здравствуй, стена, привет, кораблекрушение, приветствую, ремонтник, который эти корабли чинит! Деньги, которых у меня было мало, квартира, за которую я не платил уже достаточно долго – прощайте!

Удар сотряс не только дирижабль, который от соприкосновения со стеной попросту развалился на миллион маленьких частей, но и мои внутренние органы, в одно мгновение поменявшиеся местами. Я упал вместе с обломками судна, с парой, находящейся в бессознательном состоянии, опять больно ударился спиной, коленом.

На мгновение разум помутился, а после и вовсе покинул меня, оставив лежать меня на груде неудобных острых обломков, впивающихся мне в тело. Когда я очнулся, то подумал, что лежал в бессознательном состоянии несколько минут, а оказалось – почти что несколько часов. Время бездействия, ничем не оправданное.

Вот и все. Это был явный конец моей карьеры в Корпорации…

…Пыль давно осела на пол, на мои плечи, на голову, покрыла толстым ковром лежащих рядом со мной людей. Из-за пыли я был похож на древнюю статую какого-нибудь мудрого и спокойного бога, и это сходство внешнее будто бы заставляло походить на бога и внутренне – вместо прежних злобы и отчаяния пришли расслабленность, безразличие, упрямо выдаваемые сознанием за Великое Знание Всех Тайн Вселенной, усиленные несколькими часами практически полнейшей неподвижности. Я пил почти «божественное» (в тот момент) вино, медленно, никуда не торопясь, заливал в себя одну бутылку за другой чудом уцелевшего даже после чудовищного кораблекрушения напитка; мне было себя жалко, я считал себя отвратительным существом, но это меня ничуть не останавливало – наоборот, заставляло пить еще, и еще. Мне необходимо было попасть в такое состояние, в котором я мог бы поверить, что все, случившееся со мной – чья-то выдумка. Сказка. А может, мой сон, и я на самом деле все это время находился в кровати и вот-вот проснусь…

Дата добавления: 2015-05-26