Богарт Гроуберг

Не страх ведет людей вперед, но любопытство. Если бы всем путешественникам было страшно открывать новые земли, то половина Целого Мира до сих пор была бы terra incognita, а карты были бы пусты и белы, как чистые листы. Если бы изобретателям страшно было бы придумывать и конструировать, создавать что-то новое, что-то, что может или оказаться полезным, или стать для всех ненужным мусором, то, скорее всего, все люди бы до сих пор жили в средневековом наполовину животном состоянии. Если бы правители стран боялись сотрудничать друг с другом, огораживая при этом свои государства высокими стенами, то, с большей вероятностью, через несколько десятков лет от народа этой страны ничего бы не осталось, и тут дело даже не в физическом истреблении, а в том, что народ, изолированный от других народов, очень быстро вырождается в моральном плане. Это были бы просто существа, похожие на людей, но не сами люди. К чему я все это говорю? К тому, чтобы показать, что на разрушившейся планете были такие смелые любопытные люди, которые, не боясь шагнуть в неизвестное, взяться за невозможное, вели всю цивилизацию по пути прогресса. И прогресс этот зашел настолько далеко, что, по сути, современные изобретения, вернее, те, что попали во внутреннюю часть Трубы в неизменном виде, показались бы человеку прошлого едва ли не божественным даром. Эти изобретения и открытия, и в самом деле божественные по своим функциям и возможности упрощения жизни людей, не только помогли человечеству выжить, но и продлили ему земное существование.

Одно только не научились делать люди, потому что в Трубе теперь живут всего лишь потомки тех смелых и любопытных первооткрывателей и создателей, потомки, малость измельчавшие, живущие теперь тихо, спокойно, не заглядывающие неизвестные дали, их не интересующие и не касающиеся, не планирующие будущее дальше двух дней.

Врачи, проводящие сложнейшие операции, которые до этого, давным-давно, впервые провели на самих себе медицинские первооткрыватели, безрассудные и смелые ученые, открыв всем остальным дорогу к чудесному спасению жизней, делают, по сути, такие немыслимые вещи, сохраняя здоровье там, где была прямая дорога в могилу. Врачи делают многое, но до сих пор, наверное, из-за отсутствия людей-первопроходцев, не умеют возвращать людям нормальное зрение – это то самое «одно», что так тяготит меня. Конечно, попытки разработать особую технологию, позволяющую слепым видеть, велись, например, было собрано специальное устройство, превращающее цифровую картинку с видеокамеры в импульсы, шедшие в определенный отдел мозга человека и превращающиеся там в «нормальное» изображение», вот только это устройство, во-первых, немного неправильно отображало цвета, а, во-вторых, передавало картинку некачественную, состоящую из квадратов - пикселей, которые можно заметить во всех цифровых записях при многократном увеличении. Такое устройство имеет высокую цену; Леланд, раскаявшийся после того, что он сделал с нами, начал возвращать всем королям отрезанные им же (то есть самим Хоупом) во время захвата власти механические конечности, возвращать электронные глаза, заменять поврежденные внутренние органы; мне он также дал это самое устройство, фактически бесплатно. Но я не сумел видеть мир через него. Дело было не в том, что устройство было некачественным, плохим, а в том, что я, после того, как видел мир во всех красках и деталях, не сумел привыкнуть к его электронному аналогу, воспринимаемому мертвым глазом видеокамеры.

Так и ходил я слепым, дожидаясь, пока в Трубе не появится свой безрассудный любопытный первооткрыватель, готовый броситься с головой в неизвестное, чтобы совершить великое открытие. Прорыв.

Для меня мир состоял из звуков, света и тактильных ощущений. Если это был свет, то его яркое проявление обозначало хорошую освещенность, а его отсутствие – темноту, ночь; если свет был слабый, приглушенный, то, скорее всего, я мог смотреть на закат или рассвет, а также на какую-нибудь лампу, освещающую длинные коридоры или помещения Корпорации. Если это был звук, то по нему я мог узнать, например, личность обращавшегося ко мне, услышать его шаги и представить его перемещение по комнате, вовремя среагировать на приближающуюся опасность. Если никаких направляющих меня звуков не было, то меня выручали тактильные ощущения, помогающие мне ориентироваться: я, прикасаясь к какой-либо из стен Корпорации, мог в одно мгновение определить, где я нахожусь, а также безбоязненно самостоятельно передвигаться по организации, не рискуя заблудиться. Под моими сверхчувствительными пальцами оказывались такие знакомые выбоины, трещинки, выцарапанные кем-то надписи – мольбы о помощи, послания соседям, объявления, ведущие меня к необходимой цели. Если бы кто-нибудь решил устроить в Корпорации капитальный ремонт, то я наверняка бы не нашел выхода даже из своей комнаты. Но пока это (то есть ремонт) никому не был нужно, я мог без чьей-либо помощи идти туда, куда хотел.

И я, сразу же после своего возращения из долгого полета по Трубе, направился к Леланду, рукой ведя себя вперед.

Длинные коридоры. Бесконечные коридоры, в которые выходят тысячи одинаковых (на ощупь) дверей. Я двигался вперед, через толпу одинаковых уставших людей (я это чувствовал), которые одинаково неэмоционально меня приветствовали, расходясь в стороны. Меня окружали мелкие личности, думающие только о том, как бы выжить, думающие о своей работе, о том, что будет после нее, думающие об отдыхе, о волшебном дне – пятнице. Их мысли были погружены в себя, в свои внутренние переживания – не знаю, как можно описать их состояние точнее, но от таких людей шли волны особенной энергии, способной заражать усталостью остальных, и я эту энергию почему-то улавливал. Мимо меня проходили великие короли ушедшей эпохи, люди, или поддерживающие великих первооткрывателей, или бывшие ими сами – но куда, скажите мне, подевался их интерес к жизни, к тому, что происходит, что их окружает?

Величие, смелость и любопытство погрязли в трудовых однообразных буднях. Там они и умерли, не сумев вырваться на волю.

Советы (только советы, никакой помощи) жителей Корпорации привели меня прямиком к находящемуся где-то в ее недрах Леланду. Я, войдя в необходимое, но почему-то незнакомое мне помещение, окунулся в яркий свет и нестерпимый жар, не от Луча Трубы, освещавшему Корпорацию через открытый портал, но, скорее всего, от многочисленных софитов, направленных во все углы и на все стены, точно кто-то, находящийся здесь, боялся темноты настолько, что хотел изгнать ее изо всех щелей. Помещение, чувствовал я, было огромным, и в нем было пугающе мало стен, за которые можно было держаться, чтобы передвигаться дальше. Моя осторожность приказала мне замереть; звуки эха, попадающие в мои уши, рассказали мне, что Хоуп действительно находится где-то в этом помещении, а с ним сидят рядом два человека, притом, что голос одного из них мне очень и очень знаком. Эти два человека вызвали у меня опасения, но мой разум, воспринявший еще информации извне, дополнительной, позволил мне идти дальше, и я медленно, боком, кое-как переставляя ноги, двинулся вперед, через испепеляющий свет к правителю мира.

Меня заметили прежде, чем я подошел к Леланду близко:

- А, Богарт! А вот и вы! – полился мне в уши приятный голос правителя мира. Я чувствовал, что тот, как всегда, снисходительно улыбался. – Я рад видеть вас. Вы все сделали? Успели?

- Да, я все сделал. – Мой голос прозвучал хрипло, как у стереотипного преступника с большой дороги. – Мне можно приступать к съемке?

- Даже не отдохнете с дороги?

- Нет времени отдыхать, правда. Мне еще необходимо разгрузить корабль, который я должен вернуть Джозефу Уильямсу – он мне его одолжил ненадолго…

- Ага, как же, одолжил, - вмешался недовольный голос Уильямса в разговор, заставивший меня от неожиданности вздрогнуть. Судя по звуку, Джозеф находился где-то недалеко от меня, скорее всего, он сидел на полу рядом с порталом, работающим порталом, из которого иногда вырывался поток ледяного воздуха, приятно охлаждавшего кожу. – Стащил он его, чтобы меня подставить…

- Отец, а как он фильм снимать будет? Он же слепой! – молодой неприятный низкий голос внедрился в мое сознание, гвоздем поцарапал мне мозги, после чего вылетел обратно, оставив в голове полный хаос. От этого человека, сидящего рядом с Джозефом, веяло опасностью, как от хищника, находящегося в клетке – вроде и обезвреженного, но все еще сильного, могущего с легкостью преодолеть любые преграды, возведенные между ним и чем-нибудь желаемым.

- Гаал? – удивился я, уловив знакомые тоны голоса своего любимого мальчика.

Это и в самом деле он? Или мне кажется? Или я хотел услышать голос Гаала настолько, что незнакомый человек заговорил как Хоуп?..

- Не называй меня отцом, парень. Я тебя не знаю, - раздраженно отозвался Леланд. – Размещать актеров, ставить некоторые декорации Богарту помогает его собственный робот. Сам Гроуберг руководит процессом съемки, то есть говорит, что необходимо сделать, чтобы это в кадре, а потом и на экране, выглядело реалистичным, а не наигранным. Может вы, Богарт, - голос правителя при обращении ко мне стал мягче и тише, - сами расскажете о том, как снимаете свои фильмы?

Я отошел на один шаг, выставив перед собой руки:

- Нет, что вы… я совсем не умею рассказывать…

- Ну, как скажете, - промолвил Леланд, легко и заразительно рассмеявшись. В его голосе, наполненном и переполненном приторной вежливостью, было что-то, что как бы намекало на нежелательность моего присутствия здесь – точно прямо передо мной совершалось что-то великое, но тайное, недостойное других людей, а я, пусть и слепой, все же был (мог быть) свидетелем. В моей душе зашевелилась тревога, неприятная, странная, тяжелая тревога, и я, улыбнувшись Леланду как можно дружелюбнее, шагнул вперед, к сидящим на полу людям, чтобы дотронуться до лица одного из них. Мне важно было это сделать здесь и сейчас, ибо надежда на то, что я еще раз встречусь с Гаалом, еще жила в моей душе, пройдя через все жизненные испытания целой и невредимой. Правитель мира не стал меня останавливать, так как знал, что иногда мне необходимо ощупать лицо собеседника или любого другого человека, чтобы узнать его внешность; мои пальцы, будто пауки, поползли по лицу претендента на должность Гаала Хоупа, и парень отчего-то не попытался скинуть мои руки с себя, хотя я прекрасно понимал, что вряд ли могло доставлять удовольствие то, что кто-то другой лезет к тебе пальцами в глаза и в нос. Мне показалось, что парень был связан; Джозеф, скорее всего, тоже, потому как оба человека (я ощутил это) сидели неподвижно.

- Мистер Хоуп, - обратился я к правителю, - а кто этот молодой человек?

Для порядка оттянул парню губу, потрогав пальцем зубы – я точно коня на базаре покупал, а не пытался опознать человека.

- А, так, никто, - скорее всего, махнул рукой Леланд. – Наркоман, разбойник… А вы его знаете? – не без подозрения в голосе спросил правитель.

- Нет, что вы… - слегка растерялся я. - Ни разу не встречал. Да просто…внешность у него интересная. – Моя рука нащупала серьгу в левом ухе, после чего пальцы поползли дальше, вверх.

Я не раз ощупывал лицо самого Леланда Хоупа, запоминая его довольно специфические черты, и сейчас мне показалось, что сидящий передо мной человек и есть правитель – многие черты лица Хоупа и этого молодого человека совпали. В помещении находилось двое одинаковых людей. Передо мной, безо всяких сомнений, сидел Гаал, сын Леланда, и я, окончательно удостоверившись в этом, решил, что парня надо срочно вызволять из рук отца, потому как я чувствовал недоброжелательное отношение правителя к своему сыну.

- Наркоман и разбойник, говорите? Я думаю, он бы прекрасно смотрелся в моем новом фильме в качестве главного героя.

- Вы, верно, шутите? – неподдельно удивился Леланд, наверняка всплеснув руками (я лишь предполагаю – я ведь не вижу). – Скажу вам, этот человек выглядит не самым лучшим образом. Под глазом у него шрам, все тело покрыто какими-то безобразными рисунками…

Надо заметить, мне показалось, будто бы мистер Хоуп пытался меня отговорить от взятия к себе в актеры этого Гаала так, как можно было отговаривать от покупки некачественного товара.

- Это же как раз то, что нужно! Я искал именно такого неформала! – радостно воскликнул я, хлопнув в ладоши, показывая, что обрадовался подобной удачной актерской находке. – Мой новый фильм будет социальной направленности. Хватит народу только лишь развлекаться. Пора подумать о более важных вещах.

- Этот фильм принесет мне деньги? В последнее время короли стали снимать…давайте будем говорить простым языком…стали снимать ерунду. Да, такую же ерунду, какую обычно снимает Оливер Браун! Корпорация терпит убытки; снимать качественные фильмы с такими режиссерами и сценаристами, как вы, все труднее, да и зритель с каждым годом становится все привередливее, я это прекрасно понимаю. В нашем мире деньги – это все, и я, теряющий их регулярно, пойду на все, чтобы это прекратить. Если будет надо, я заменю всех королей обычными людьми, талантливыми… Это…это не значит, что я недооцениваю вас, это простое предостережение вам, Богарт. Простите мою прямоту, но времена такие. Забирайте этого парня. Только…у меня есть одна просьба. Можете ее исполнить?

Я очаровательно и дружелюбно оскалился:

- Сделаю все, что будет в моих силах.

- Пусть этот парень исполняет в вашем фильме самую сложную роль. Желательно такую, которая требует каких-либо каскадерских трюков. Я думаю, этому парню все будет по силам, он очень ловок.

- Не думаю, что в социальном фильме могут быть каскадерские трюки, но я обязательно нагружу паренька работой, не волнуйтесь. Вы еще увидите его звезду, которая вспыхнет на экранах телевизоров…

Леланд, холодно со мной попрощавшись, передал мне в руки парня, и в самом деле связанного, и я медленно пошел через огромное помещение, вперед, к коридорам, осторожно ведя человека за собой. Едва только моя рука коснулась знакомой стены коридора, испещренной надписями, я ускорил шаг, волоча за собой слабо упирающегося паренька - я даже и не заметил, как в одно мгновение долетел до одного из крупных перекрестков лабиринта Корпорации. Только затерявшись в толпе одинаковых людей с одинаковыми лицами и неприятной энергетикой усталости, я сумел спросить у своего узника- актера, добродушно проскрипев:

- Ну, Гаал, здравствуй. Давно же мы с тобой не виделись…

Аура парня менялась с каждой секундой, и наверняка вместе с ней менялось и лицо человека. Недоверие и злость сменились равнодушием, а потом и слабым подобием радости.

Гаал улыбнулся? Или ухмыльнулся? Что, что он сделал?

Я потянул руку к лицу Гаала, но тот отпрянул от меня, сказав при этом:

- Да я улыбнулся, просто улыбнулся, не надо меня каждый раз ощупывать…

Дата добавления: 2015-05-26