Сокровищница Леланда. Возможность? Средство? Цель?

Деньги…

Возможность? Средство? Цель?

Много лет назад, когда человечество впервые осознало, что заострённой палкой, копьем, которое они изготовили, можно не только обороняться, но и убивать себе подобных, началась первая война, иногда кровавая, иногда нет, за деньги, сокровища, драгоценности, за эквивалент всего перечисленного, помогающий несколько улучшить свое положение. С самых первых лет своего осознанного существования люди погрязли в жадности, а в их желании всего и вся, в стремлении казаться лучше, чем они есть на самом деле, в стремлении обойти всех, встать на ступеньку выше, иной раз в даже какой-то вымышленной иерархии, есть что-то нелепое, смешное, но чертовски опасное. Голодные люди не начинают войны – ведь более всего их волнуют проблемы выживания. Их начинают пресытившиеся удовольствиями богачи, имеющие все, но, в то же время, не имеющие чего-то главного – чего-то, что необходимо для счастья.

Деньги – средство достижения чего-либо. Но разве, попробовав всё на свете, имея всё, не станет скучно жить, не исчезнет ли смысл жизни, иной раз заключающийся в таких-то мелочах, к которым так приятно стремиться?

И, ведь, самое главное, жадные богатые люди не понимают, почему же их жизнь такая пустая. Им кажется – все это из-за малого количества денег. И начинают они эти деньги копить, отбирая у одних, идя войной на других, приписывая нолики в различных бумажках, увеличивая некоторую сумму. Вот только история повторяется вновь и вновь – за накоплением следуют достижение чего-то желанного, разочарование, новая мечта и новое накопление. История повторяется, с древних времен и до наших дней. Хотя и говорят, что человечество стало умнее, и что ему открылись новые знания, по-иному объясняющие мироустройство, события, все, что окружает человека, человеческая суть ничуть не изменилась. На ошибках, моральных ошибках, приводящих к разочарованию, никто не учится. Деньги не дают разумно мыслить…

И, кроме того, прогресс зависит в большей степени не только от властей, но и от денег. От монополистов, явных и не совсем, не желающих терять лидирующие (и приносящие стабильный заработок) позиции в той или иной сфере. Например, разработка лекарств от некоторых болезней постоянно тормозится рядом производителей, которым чье-то исцеление в результате принесет меньше денег, чем они бы могли получить с больного. А альтернативные источники энергии? В мире Трубы корабли летали и дома отапливались и освещались при помощи солнечной энергии, но компания, производящая солнечные батареи, всегда упорно сопротивлялась продвижению батарей нового поколения – производящих энергию буквально из воздуха. А ведь в Целом Мире тоже было множество подобных неприятных историй, из-за чего, в принципе, быстро опустели недра планеты (энергетика в большинстве своем зависела от невозобновляемых природных ресурсов), спровоцировав Катастрофу.

Ради денег и той цели, на которую нужны средства, человек способен убить. Ради денег человек способен на любую низость – лишиться чести и достоинства, упасть кому-нибудь в ноги, совершить нечто непотребное. Ради денег человек может предать – друзей, близких, себя, в конце-то концов, разменяв свою душу на нечто менее ценное и приглядное.

Так Йохан пошел против правил Корпорации, официальных и не официальных, и, заполучил сценарий Богарта, желая использовать его как пример для своего творения, пример, способный принести деньги, но Фромм, прекрасно понимая, что за предательство ему заплатят большую сумму, сфотографировал часть текста и отослал его Леланду. Деньги он получил на самом деле, это не было слухом, распущенным завистниками. Этой суммы хватило бы Йохану до самой смерти, если бы тот не растрачивал все понапрасну, но занялся бы стоящим делом, например, записался бы на курсы сценаристов, где он мог бы значительно поднять свой творческий уровень, однако Фромму однажды захотелось хорошей жизни, богатой жизни – и огромное состояние развеяно по ветру, пропито и проиграно, а хорошей жизни, и, соответственно, счастья как не было, так и нет. Так стоило ли того предательство, переступание через свою совесть, через правила, законы, или нет? Судить не нам…

Так Леда, прекрасно понимая, что за материал о настоящей жизни королей ей заплатят много денег, связалась с отвратительный человеком Йоханом, прекрасно знающим Крысиные Норы, жила бок о бок с ним, терпела все издевательства над собой, домогательства, его приступы невыносимой самовлюблённости, покорно делала за него все дела, и все это ради того, чтобы потом выйти из Корпорации к Солнечным людям, до определенного момента скрываясь ото всех, точно вор какой-то, неся в сумке великое знание о монархах и некоторую сумму, выданную Леландом. Так стоили ли эти дни, проведенные бок о бок с Йоханом, тех денег, что заплатили Леде за материал? А стоили ли того результата, который получила девушка, показав свой документальный фильм по телевидению Трубы?

Так Богарт переступил через себя, свою привязанность к Гаалу, использовал его в своем грандиозном проекте, издевался над ним, желая в конечном итоге получить за запись либо денежный выкуп, либо свободу. Скорее всего, его план бы осуществился, если бы не стечение обстоятельств, из-за которых он лежит теперь возле портала в ангаре Джозефа Уильямса, избитый, окровавленный, ослабленный, униженный, не имеющий ничего из того, что он намеревался получить. Так стоило ли предавать Гаала, человека, для которого Гроуберг был единственным другом, ради всего этого?

Так Джозеф, желая заработать как можно больше, прогибался под людей, удовлетворяя все их потребности, прихоти, надеясь, что в результате подобного унижения и подобной покорности ему дадут больше денег за поездку, но он не получал взамен ничего – только оскорбления, провоцировавшие Джозефа, заставляющие его злиться, из-за чего платить за поездку приходилось самому бывшему королю – за моральный ущерб. Так стоило ли подобное поведение Джозефа, для него противоестественное, такого результата?

Так Леланд бросил свою семью ради революции. Хоуп-старший всегда бредил идеями переустройства мира. В нем бурлили новые задумки разной направленности, разного характера, могущие воплотиться или в необычные механизмы-устройства, или в проекты об идеальном мироздании, продуманные до самых последних мелочей. Но Хоупу не хватало свободы. Короли были консерваторами, а потому говорили, что никаких вольных мыслей и изобретений, могущих нарушить отлаженный государственный механизм, быть не может и в помине. И вот, когда планета начала разваливаться, страны обособились друг от друга, умирая поодиночке, а монархи по-прежнему держались за ставшее в одночасье неэффективным старое, Леланд сказал своей семье: «Не держитесь за меня, как держались раньше. Пришло время. Я принесу вам всем или великое счастье, или великое горе. Я поведу людей к счастливому будущему».

«Мечтатель! - говорила ему мать Гаала, из-за предчувствия скорого одиночества то и дело впадающая в истерику. – Ты не знаешь, к чему стремишься и чего хочешь!».

«Свободы я хочу. Мир не может развиваться в оковах строгих законов и консерватизма, подумай сама. И я хочу дать эту свободу каждому, кто в ней нуждается…».

Леланд хотел не только сделать утопию реальностью, но и славы, и денег (Хоуп всю жизнь прожил в нищете, ничего не делая для того, чтобы улучшить свое сегодняшнее положение, но постоянно смотря вдаль, планируя, как можно изменить мир), и потому он так увлеченно повел людей, таких же, как и он, за собой, к новой счастливой жизни, разрушая по пути все старое, снося до основания прежние консервативные стены (законов, ограничений, прочего) Целого Мира, моральные устои, которые в большинстве своем призывали людей быть человечнее, добрее, и ничего плохого в себе не несли…

«Удрал твой папаша из дому! Мир менять! Тварь! Фантазер, блин!».

Леланд был нужен близким, жене и сыну, которые иногда испытывали к нему крохи любви (дочь на тот момент была совсем маленькой, а потому отца еще никак не воспринимала), а Хоупа это совершенно не волновало.

Не волновало его и то, что прежний ненавистный мир поголовной бедности разрушить он сумел, но вот дать что-то стоящее, могущее его заменить, он не смог. Одной лишь свободы было недостаточно. Свобода, не подкрепленная какими-либо ограничениями, всегда превращается в анархию и хаос.

А вот и денег, и славы Хоуп получил достаточно. Вот только он со временем перестал понимать смысл всего, что он имеет, к чему пришел и к чему еще идет, от чего сбежал. Прошлое было ужасным. Будущее было неопределенным, но наверняка сложным, наполненным множеством проблем. Не так он представлял себе утопию и мировое господство. Труба – это не рай, это – всего лишь отсрочка смерти всего человечества. Да, Леланд всех спас, предав некоторых, продав все, что было и не было дорого, уничтожив все, что ему не нравилось, принеся на алтарь революции некоторые жертвы, но он же и прекрасно понимал, что запустил какие-то необратимые в обществе процессы, впоследствии могущие привести к моральному разложению всего человечества, его скатыванию в первобытность, дикость. Пока он у власти, все будет хорошо, потому как он подавал всем пример идеальности, но едва только его кто-то сменит, как Труба развалится, изнутри сотрясаемая постоянными войнами, дележами добычи, убийствами. И тогда никакие деньги, даже те, кто находились в сокровищнице Хоупа, не смогут все изменить, поправить – это лишь усугубит ситуацию, как неправильно подобранное лекарство для больного.

Хоуп осознавал опасность своих денег, до которых рано или поздно могут добраться люди. Осознавал опасность многочисленных корпораций, приносящих стабильный доход, но терроризирующих Трубу, мешающих населению жить нормально. Осознавал опасность всей системы управления миром, которую он выстроил за эти года. Осознавал…но ничего не делал. Леланду было жалко расставаться с деньгами и их источниками ради чьего-то спокойствия. Даже такого идеального правителя, как он, мучила жуткая жадность…

Так стоило ли это все подобного результата? Отсрочки смерти? Глобальной перестройки общества? Свержения королей? Брошенной семьи?

Деньги, любые, самой разной формы, самых разных стран, времен, изначально таили в себе опасность как катализатор нехороших качеств человека. Деньги, которые можно оправдать какой-нибудь утопической идеей, были опасны вдвойне.

Пришел час освобождения. Расплаты. Новой жизни.

Хоуп-младший, проведший не один час в сокровищнице, рассуждая о сути денег, о смысле их людей, для себя, пришел к выводу, что ему золотые запасы Леланда не нужны – будет больше разочарования, чем пользы. Но отдавать их жителям Трубы, выступив в роли своеобразного Робина Гуда, этого героя легенд Целого Мира, отобравшего деньги у Леланда и давшего их бедным, Гаал не собирался – зачем, если это приведет к ужасным последствиям?

Выход нашелся простой – от денег надо было избавиться.

Хоуп за несколько часов успел обойти часть огромного хранилища, найдя торчащие из золотых гор широкие трубы непонятного назначения, вероятно, прежде составлявшие важную часть Корпорации, уходящие одним концом в неведомые глубины, из которых почему-то сильно пахло нефтью и чем-то еще, странным, тяжелым, неприятным. Пробный бросок бутылки с подожжённым запалом привел к тому, что та бездна, что располагалась внизу, вспыхнула пламенем, точно маленький ад, исторгая из себя через трубу столб огня и дыма, едкого, черного, облаком собирающегося где-то под сводами пещеры. Монетные горы задрожали, начали рассыпаться, делаться пологими, и вскоре из-за одного маленького взрыва сокровищница из своеобразной горной системы превратилась в плоскую равнину. Хоуп, никуда не торопясь, почему-то не испытывая каких-либо особенных чувств, хотя до этого, с жаром размышляя о своем плане, и переживал, и придавал особое значение своим действиям, потому как считал, что расставание со своей мечтой должно было вылиться едва ли не в мелодраму, повторил свое действие еще возле некоторых труб, расставшись со всеми коктейлями Молотова – этой частью своей прошлой жизни. Вверх взвились столбы ревущего пламени, а сокровищница теперь не просто дрожала – явно рассыпалась на куски, как рассыпалось и одно маленькое субъективное восприятие мироздания, у которого недавно Гаалом были разрушены основы. Огонь освещал путь до противоположной стены, где раньше был открыт портал из ангара Джозефа; его отсветы плясали на стенах, делая заметными прежде скрытые вечной тьмой барельефы на стенах, изображающие какие-то сцены из жизни великих королей (ныне мертвых) ушедшей эпохи. На каменных лицах монархов навсегда застыло счастье. Народ, высеченный рядом с ними, тоже был счастливым, вот только его прототип – жители мира, всегда ждущие от властей каких-либо мер по улучшению жизни – совсем не знал о том, что кто-то, где-то и когда-то уже дал всем счастье, пусть и каменное, ненастоящее, но которое никогда не угаснет, не превратится во что-то другое. Гаал видел знакомые лица, Богарта и Джозефа, и короли прошлого взирали на маленького и ничтожного рыжего человечка со строгостью, не без некоторого упрека. «Видишь, к чему пришел наш мир? – как бы спрашивал Гроуберг, сидя на огромном троне. – А как ты думаешь, почему все получилось именно так?».

- Я не знаю… - прошептал несколько смущенный Гаал. Свое мнение по этому поводу он открыто бы высказал в любом месте, кроме этого – здесь в тот момент происходило что-то очень важное для сознания рыжего парня; даже обстановка, больше всего похожая на панораму ада, по какой-то неведомой причине была священной и торжественной. Что-то происходило, неявно, но ощущение этого чего-то витало в воздухе. – Я не знаю.

Пол сокровищницы, много лет погребенный под золотыми запасами Леланда, видимо, раскололся из-за многочисленных взрывов, и деньги, сияющие миллиардами золотых звёздочек, начали свой последний путь вниз через образовавшуюся дыру – в бескрайний космос. В центре сокровищницы появилась воронка, какую можно наблюдать в верней колбе песочных часов после их переворачивания, и Гаалу это показалось несколько символичным – время утекало, деньги уходили в прошлое, а оставалось лишь то, что было изначально в каждом человеке на месте денежной системы ценностей – какая-то пустота, которую требовалось заполнить чем-то более стоящим, нежели золото. Короли, ухмыляясь, следили за постепенно убывающим золотым потоком.

Последний взрыв, самый сильный, и от этого неожиданный, заставил Хоупа вздрогнуть. Если раньше деньги, притягиваемые каким-то космическим объектом, высыпались во внешнюю часть Трубы через одно большое отверстие, то теперь весь пол разом, вспучившись, вздрогнув, ухнул вниз, унося на себе миллионы и миллиарды, собранные Леландом за долгие годы. От Трубы отделился маленький (по космическим масштабам) кусочек земли, Целого Мира, и космос принял его, сразу включил его в свой бесконечный и бессмысленный хоровод. Солнце осветило золотые горы напоследок, ослепив отраженным светом Гаала.

На душе у Хоупа было тяжело. Только сейчас он понял, что по какой-то невероятной причине добровольно расстался с огромнейшим состоянием, не взяв себе ни копейки, оставшись таким же бедным, каким он и был до всей этой истории с Корпорацией, королями и своим отцом, и теперь разум, жадный, ненасытный разум, напоминающий злобного прилипчивого пришельца, относящийся к той части личности Хоупа, которую так ненавидели люди, настойчиво пилил Гаала изнутри, упрекая его в совершенном. Означало ли это, что рыжий парень немного изменился под влиянием последних событий, хотя и какая-то его часть, нечто противоположное совести, отчаянно не желала этого? «Стать лучше» в понятии Хоупа – сделаться не добрее, но начать мыслить глобально и думать обо всех сразу, о благе каждого, а также найти такое состояние души, тела и окружающей среды, при котором число конфликтов между всем этим стремится к нулю. Хоуп считал, что изменился, потому как он несколько часов подряд он рассматривал причины проблем жителей Трубы, придя к многочисленным выводам, назначив своего виновника всего – им стал Леланд, ведь обвинить своего отца было проще всего. Однако сознание все равно принялось искать объяснения странному поступку Хоупа, более свойственному какому-нибудь положительному герою, а не ему, в результате чего появилась следующая грустная мысль, необходимая в большей степени для самоутешения:

«Мне все равно не нравится то, что я сделал, мне жаль отказываться от своей мечты, но я считаю, что это необходимо – не только для меня, ведь я же уже изменился в лучшую сторону. Человечество с такой коммерциализированной жизнью, странной свободой, подаренной Леландом, долго не протянет… Деньги добра не несут и никогда не несли. Даже если цель, на которую они тратятся, благая. Они противоестественны для человеческих отношений, они делают людей ненастоящими, фальшивыми, подобиями правильных личностей. Я, как и прежде мой отец, сделал первый, самый сложный шаг к спасению человечества от зла, искушений, жадности… С богатством должен был кто-то расстаться, и было бы неплохо, если бы это сделал будущий правитель. Этим героем стал я, а мое имя до сих пор не знает вся Труба… Надо бы рекламу о себе создать, что ли. Если Леланд был Спасителем, то я вполне могу быть…».

Хоупу не терпелось попасть в мир Трубы, начать претворять в жизнь свои идеальные задумки, он даже в тот момент хотел жить несколько быстрее, но он столкнулся с серьезной проблемой непреодолимого характера. Выход из сокровищницы Леланда мог быть только один – тот портал, который служил входом. Но Гаал сам закрыл его, а еще и забрал с собой шар-ключ с заданными координатами, следовательно, никто, кроме Богарта, не знал, куда исчез рыжий парень, и никто, кроме старого короля, не мог открыть дверь и спасти рыжего, выпустив из пещеры Спасителя Нового Времени. Хоуп сидел на маленьком, узеньком участке пола возле стены, полоске тверди буквально длиной около метра и шириной в полметра, и грустил, жалея себя, ругая себя за свою глупую непредусмотрительность.

Внизу, сверкая на солнце, плыли обломки пола сокровищницы, монеты, астероиды, частички Целого Мира, мертвые космически корабли, оставшиеся в космосе еще с давних времен, какие-то предметы быта наподобие тех, что Гаал видел в «убежище» Леланда – все это двигалось медленно, спокойно, завораживающе. Космос жил своей, особой жизнью. Он вбирал в себя все, все отслужившие космические корабли и спутники, устройства, предметы, даже определенные приметы эпохи, материальные и нет, и, несмотря ни на что, он по-прежнему остался невероятным огромным темным пространством, пронзенным миллиардами точечек далеких и холодных звезд, которое даже мусор из разных эпох не мог испортить.

Настроение Гаала после нескольких минут наблюдения за солнечным космосом заметно поднялось. И пришла к Хоупу хорошая мысль: а не попробовать ли открыть портал (без портальной рамки и ключа), не имея при себе ничего, кроме сверхчувствительности? Конечно, Хоуп не был уверен, что природа, обойдя остальных людей из его рода, наделила его одного подобным качеством, но обстоятельства были такими, что в самые невероятные чудеса было поверить гораздо легче, нежели в какие-нибудь разумные способы спастись. И Хоуп, прекрасно зная, куда ему необходимо попасть, чтобы начать осуществлять свой новый грандиозный проект, представил апартаменты Леланда Хоупа, не забыв «установить на место» и самые незначительные детали обстановки, вероятно, необходимые для открытия портала. Что-то необъяснимое звало его в кабинет Хоупа-старшего, что-то, что могло завершить многолетнее противостояние отца и сына в один миг. Рыжему парню хотелось думать, что это было бы некое примирение или долгожданное проявление отцовских чувств. О том, что, с большей вероятностью, при встрече кому-то из Хоупов пришлось бы умереть, Гаал предпочитал не думать – мысль об этом как-то разом перечеркивала все его «изменение к лучшему».

За спиной Гаала неожиданно вспыхнул прямоугольник испепеляющего желтого света, осветившего практически все помещение бывшей сокровищницы, такого яркого и жаркого, что, казалось, будто бы за плечами Хоупа взошло еще одно солнце. Рыжий парень не успел толком что-либо понять (промелькнула лишь одна мысль: это солнце за спиной – из открытого портала!), не успел он и обрадоваться, скорее всего, Богарту, все-таки решившему спасти «своего любимого мальчика» и открывшему портал, как на него со скоростью выпущенного из пушки ядра вылетело из двери в иную реальность огромное тяжелое несимметричное нечто человекоподобной формы, с силой столкнулось с ним, и, двигаясь дальше по инерции, полетело с обрыва вместе с парнем, что есть силы вцепившегося в какую-то конечность существа. Человек, не имеющий одной руки (она была отрублена по самое плечо, из которого торчали разноцветные проводки (проводки?)), невероятным образом сумел сориентироваться в бешено вращающемся пространстве из-за огромной скорости движения существа, быстро развернувшись и зацепившись другой конечностью, механической, за один из выступов, удержав себя и крепко вцепившегося в ногу Гаала. Падение в космос было остановлено. Пришелец из портала тяжело вздохнул и рассмеялся.

Хоуп не решался поднять голову вверх. Почему-то он боялся взглянуть на человека, который в одночасье стал для него и угрозой жизни, и неожиданным спасением (дважды спасением – от падения вниз и от голодной смерти в опустевшей сокровищнице – ведь человек прибыл сюда откуда-то извне). Было понятно лишь то, что портал открыл не Богарт – вряд ли бы старик сумел удержаться вместе с дополнительным грузом на себе, удержавшись за этот маленький уступ – скорее всего, Гроуберг даже не увидел бы, где этот уступ находится. Однако Гаал все равно робко выдал свои мысли, свое подсознательное желание чуда, наивно так спросив:

- Богарт?

- Лучше! – раздался жизнерадостный знакомый голос. – Джозеф Уильямс к вашим услугам!

Хоуп все же поднял голову, чтобы столкнуться со счастливой улыбкой Джозефа, хотя обстановка вообще никак не располагала к улыбкам и радости вообще. В глазах бывшего короля плясали искорки жизни, хотя раньше в них не было ничего, кроме мути безнадеги, болота отчаяния, а его борода уже не выглядела так печально, как в первые дни встречи Уильяма с Гаалом. В Джозефе, висящем на одной руке над пропастью, было достоинства столько, сколько не набралось бы даже во всех монархах Целого Мира вместе. Уильямс светился изнутри. Он был побит, потрепан, лишен одной руки, но все же он был более живым, чем кто-либо из обитающих в Корпорации прежде.

- Джозеф, - улыбнулся Хоуп в ответ. Искренне улыбнулся. Так он в последнее время не улыбался даже Богарту. – Ты пришел сюда… Вернулся… Через портал… За мной…

Мысли Джозефа путались – то ли от радости, то ли еще от чего-то. Он говорил обо всем подряд, обзорно, о том, что для него было простым и привычным, и, в то же время, он не говорил ни о чем (так показалось Хоупу), потому что понять из его речи что-либо было достаточно трудно:

- Меня позвало чьё-то душевное беспокойство. Оказалось, я могу открывать порталы и вне Корпорации! Моя сверхчувствительность это позволяет, главное сейчас, когда я уже научился попадать в любые места мира, не начать праздновать это дело, уйдя в запой – от алкоголя эта способность притупляется, оказывается, а я-то этого и не знал! Я переместился сюда, желая помочь человеку, попавшему в беду, а им оказался ты… Наши пути опять пересеклись! А ты знаешь, как бы мне попасть к Леланду? Он мне награду обещал. Я опять доказал ему, что могу вернуться откуда угодно!

- А куда ведет этот портал? – спросил Гаал, рассматривая прямоугольник света.

- Он ведет туда, куда тебя зовет твоя сверхчувствительность! Он универсален, пока ты чувствуешь беду других!

- Значит, им может пользоваться абсолютно любой человек, имеющий это качество?

- Верно! Я думаю, даже ты мог бы… но надо пробовать, не могу сказать наверняка. А пока надо выбираться отсюда, эксперименты подождут. Гаал, можешь взобраться по мне наверх и помочь мне подняться к порталу? У меня всего одна рука, вторую мне отсёк недоброжелатель, не желающий, чтобы я спешил к кому-то на помощь.

Для Гаала это проблемой не было – скорее, наоборот, его телу, долго время проведшему в тесной клетке, это было в радость – опять совершать какие-то движения на грани человеческих возможностей, что-то невероятное, в результате чего все тело находится в приятном напряжении. Мышцы работали нормально, были послушными, в результате чего Хоуп оказался наверху в несколько раз быстрее, чем он от себя ожидал.

В глазах Джозефа мелькнуло что-то вроде благодарности.

- Теперь ложись на землю и схватись там за что-нибудь покрепче. Протяни мне одну руку, я за нее попытаюсь схватиться, отцепившись от уступа. Не волнуйся, я быстро поднимусь, твоя рука ничуть не устанет. Мне всего лишь нужен рывок…

Но Хоуп, несколько помедлив, не стал исполнять просьбу Джозефа вопреки всем ожиданиям последнего, потратившего немало времени на попытки перевоспитания парня, уверенного в том, что своими действиями он посеял в душе рыжего крупицы доброты, заново вырастил совесть. А ведь Гаалу просто не хотелось это делать, и была на то одна, особая причина.

Много лет люди, окружающие парня, старались слепить из него личность, какую было удобно видеть им, какую хотелось бы видеть им, какой стремились задать качества, которых им не хватало, но которые были нужны в обществе. Богарт делал из него исследователя, мечтателя, жизнерадостного путешественника, идущего по миру, разыскивающего следы утопии, должной появиться вследствие принятия правильных законов, что очень помогло бы Гроубергу в его деле контроля над уровнем жизни населения мира. Мип делала из него законопослушного гражданина, проникнувшегося идеей о всеобщем равенстве и справедливости, могущего помочь ей навести порядок в Трубе, подающего своим исправлением, своими действиями хороший пример людям, подобным Хоупу. А Конь? Даже у него, поборника самообразования, на самом деле не было по отношению к Гаалу никакой возвышенной цели: он, заставляя Гаала учиться вместе с ним, надеялся вырастить себе верного помощника, способного решать сложные задания, высказывать умные мысли, которые студент-наркоман мог выдать за свои. Душа Хоупа никому не нравилась, все пытались что-то в ней изменить, чем-то дополнить, что-то убрать, но то ли из-за особенностей восприятия рыжего парня, то ли по причине недостаточной работы других людей и самого Гаала над его личностью, «путь к исправлению» был не только мучителен и тернист, но и наполнен многочисленными конфликтами с обществом, в которое в скором времени надеялся вступить Хоуп. Гаал, которому не нравилась его личность, напоминающая ему об отце, никого, кроме себя, не любившего, увлеченного каким-то странными фантастическими идеями, сбежавшего от семьи, прислушивался к мнению других, «точно знавших, каким должен быть Гаал», пытался разбираться в своих проблемах, читал больше психологической литературы, следовал всем советам, данным в книгах, общался с людьми, страдал из-за невозможности справиться с собой…до сегодняшнего дня. Именно здесь, в сокровищнице, после того, как «злые деньги» были выброшены за пределы Трубы, после того, как был принят первый утопический план переустройства мира, Хоуп понял, что едва только он перестал себя контролировать, терзать себя неработающими советами, прививать себе непривычные качества, как его истинная сущность вылезла наружу – и эта сущность в точности копировала Леланда. Личность Гаала впервые показалась ему родной, привычной, приятной сердцу, и Хоупа даже порадовало то, что он очень сильно похож на своего отца, которого он ненавидел все это время – ненавидел, находясь под влиянием отдельных личностей, но к которому стремился, как бы тянулся подсознательно, еще со времен детства.

Леланд удобно устроился в душе Хоупа, заняв отведенную кем-то нишу в системе мировоззрения Гаала. Внутренняя революция наконец-то закончилась (прямо здесь, прямо сейчас, возле открытого портала и висящего над пропастью Джозефа). А раз теперь Гаал решил быть собой (человеком из проклятого рода Хоупов), то и времени на помощь кому-то, кто больше не мог быть в чем-то полезен, совсем не оставалось. План переустройства мира призывал к активным действиям.

Кинув на бывшего короля презрительный взгляд, из-за чего улыбка медленно сползла с лица короля, мгновенно понявшего важную неприятную вещь про Хоупа и его истинную сущность, не могущую измениться так быстро, понявшего, какую же ошибку он допустил, лишив себя возможности спастись, рыжий развернулся к порталу и медленно подошел к нему, протянул к нему руку, опустив ее в теплый яркий свет.

- Значит, я могу попасть туда, где кому-то плохо… Я чувствую, куда мне надо, меня весь день тянет в одно и то же место. Извини, Джозеф, но меня ждут добрые дела по ту сторону портала. Я решил встать на сторону добра, ты ведь знаешь? Решил это сделать прямо сейчас. Мне надо бежать. Прощай.

И Хоуп погрузился в испепеляющий свет иной реальности, как и тогда, в детстве, когда его вел за собой Богарт-волшебник. Только теперь Гаал шел к своей неведомой цели, сулящей прекрасное будущее, совсем один. Целеустремленно, безбоязненно, оставив позади себя, как он думал, свое прошлое, оставив позади себя тех, кто больше не мог принести ему пользу.

Дата добавления: 2015-05-26