Часть 1 8 страница. – Возможно, – сказал инвестор, – «Наследие» управляет одной из тех закрытых аналитических фирм, которые расследуют деятельность компаний-нарушителей

– Возможно, – сказал инвестор, – «Наследие» управляет одной из тех закрытых аналитических фирм, которые расследуют деятельность компаний-нарушителей, изобличают их и навариваются на их крахе с помощью рынка акций. Мы можем до бесконечности сейчас гадать насчет мотива. Но у нас фактически на столе лежит предложение о работе. Вы, – он посмотрел на лысого чиновника, – вы сегодня самый активный и осведомленный. Что посоветуете делать?

– Советую браться за работу, – сказал тот.

Народ зароптал.

– Разберемся, в чем она состоит. Попытаемся, без нарушения закона и без вражды, продержаться как можно дольше – это в интересах и тех, кто хочет заработать, и меня, госслужащего. Попробуем играть по правилам корпорации. Мы правил не знаем – придется угадывать. Видимо, они соответствуют тем внутренним установкам, о которых говорилось во вступительной аудиозаписи.

– Фэйрплей, – сказала третья полька со скучающим видом.

Сидни поймал себя на мысли, что более кратко и точно сказать было бы сложно. Последние минуты он наблюдал за Ортмайером. В его хмуром, задумчивом взгляде чувствовалась какая-то история взаимоотношений с корпорацией. Какое-то дополнительное знание, которым он хотел и не хотел делиться одновременно.

Возможно, другие тоже ждали от него каких-то слов. Так или иначе, на словах чиновника выступления закончились.

Двери открылись ровно в одиннадцать часов. Автобус терпеливо дожидался участников на прежнем месте.

***

– Нет, ты посмотри на них, – говорил Сидни Честеру на обратном пути. – Никто не возмущается, не спорит о политике и не рвется в Скотленд-Ярд. Не прошло и пяти минут, а они уже строят коалиции. Маски сняты...

–...Новые надеты, – по привычке закончил Честер. – Наверное, маскарад только начинается. В искушенную тусовку мы попали. Надо доставать из-под кровати свой сундук с нарядами. И ключ найти. Я потерял его давным давно.

У Кейт мозги после встречи бурлили на медленном огне. Эван возбужденно говорил о подтверждении какой-то теории, но живость его только мешала прийти в норму. Честер и Сидни, разобравшиеся хоть в чем-то, повели себя крайне безответственно, напрочь забыв о своей команде – особенно Честер. Весь вечер пялился на девчонку с каштановыми кущами на голове.

Автобус выгрузил пассажиров в центре, и они стали расходиться. Польки запрыгали от радости, когда их телефоны заработали.

Сидни и Честер заспешили к четверке молодых людей во главе с Кевином Нолтоном (Джей называл его по никнейму – notcavein). Поначалу Сидни хотел только обменяться с ними контактами, но та самая девушка с каштановыми волосами нарушила планы.

– А я Санни! – так она представилась после того, как Сидни обратился к Нолтону по имени.

Присев в реверансе, она изобразила, что поддерживает руками платье, хотя одета была в потертые бриджи. Ей, как и ее товарищам, было лет двадцать пять или больше.

– Санни! – одернул ее чернокожий приятель. Она не обратила внимания.

– Санни – это сокращенное... – сказал Честер.

– Сандра! – ответила девушка. – Конечно Сандра! Просто Сандра – это сан-дра, – выговорила она, – с таким именем, как с гирями на ногах.

Ее простодушие совершенно обезоружило. Им тоже пришлось представиться. Впрочем, большой ценности в сокрытии имен никто не ощущал.

Компании обменялись предположениями о том, чем окажется работа в корпорации, и разошлись на первом же перекрестке. Санни удалялась спиной вперед, вприпрыжку и махала рукой.

– На таблетках она, что ли... – сказала Кейт.

– Каждый справляется по-своему, – сказал Сидни. – Блокирует, если угодно, мрачные мысли. Кто-то вот с кислой миной ходит.

Они не стали вызывать такси и отправились в прогулку по ночному городу. Сидни курил. Он медленно выдыхал, обволакивая себя дымом, и молчал. Молчали и остальные, еще не понимая до конца, во что же они все-таки ввязались.

Говорил, в сущности, лишь Эван. Это была его реакция на произошедшее: говорить и говорить о чем угодно, но лишь бы говорить. Продуктивной дискуссии без Сидни быть не могло, потому что в экономических и финансовых вопросах, которые поднимались на встрече, он смыслил лучше остальных. А думал он о чем-то другом.

– Послушай, Пи, – сказал он. – Ты должен помнить футуролога, труды которого мы мусолили на втором курсе. Ты у себя в голове весь хлам складируешь. Хренман какой-то там.

– Хайнманн, – сказал Джей. – Я тоже о нем подумал.

– Давай выкалдывай.

– Ну, короче, он рассуждал о глобализации через телекоммуникации. Интернет сотрет расовые отличия и все такое. Гражданство тоже будет не так важно. Люди будут объединяться идеологически. Корпорации к этому адаптируются. Чтоб покупать лояльность потребителей. Эта лояльность будет многим людям ценнее, чем верность родине. Тогда противоборствующими силами станут не страны, а именно корпорации. Как же он называл...

– Царствие идейного прагматизма, – подсказал Честер.

– Точно. Вот не люблю я этот снобизм. Всем надо выпендриться. Еще он писал, что мир технологий поможет людям «положительной воли» и людям без «планки амбиций» становиться успешными. Они образуют новую аристократию – «эптихократию», то есть власть успешных. И страны, перенимая корпоративную модель, будут нанимать из их числа президентов – как генеральных директоров. Уилл что-то об этом говорил, так? А потом китаеза тему развил...

Короче, Хайнманн писал, что в нашем веке будет такая большая транснациональная борьба. Свобода против несвободы. Закон толпы против сознательности. Демократия против тоталитаризма. Ну, и так далее. На фоне этой борьбы американская история борьбы с рабством покажется..., – Джей задумался над метафорой, но не нашел подходящую, – покажется ерундой.

– Хватит уже теоретизировать! – сказала Кейт. – Нам надо решать, что делать. Уже на следующей неделе вышлют какие-то контракты. Подписывать ли...

– Нет-нет, постойте, коллега, – успокаивающе сказал Сидни, оберегая свой безмятежный настрой. – Незачем так спешить. До завтра терпит. Надо хорошенько подумать – определиться, если угодно. Вот вы, мистер Эмерсон, о чем размышляете? Пять секунд на ответ!

Он ткнул в Эвана новой сигаретой (выкурил уже две), а потом закурил.

– Прямо сейчас я думаю: почему люди говорят «сложил руки на груди»?

– Что?

– Говорю, почему «на груди»?

– Да чаще говорят просто «скрестил руки» или «сложил».

– Но иногда же говорят, – не отставал Эван. – А на самом деле – складывают на животе. В крайнем случае скажи «над животом» или «под грудью», я не знаю. Вот, – он показал на себе, – разве это на груди? Для мужчин – еще куда ни шло, а женщины? Как они могут сложить руки «на груди», помилуйте?

– Чего там женщины не могут? – спросила Кейт.

– У женщины грудь вполне определенная... анатомически, – продолжал Эван. – На грудь – это, выходит, надо сверху положить. А у тебя, наоборот, груди как бы руками подпираются. Какой тогда для женщины смысл в этой фразе?

Кейт, насупившись, пыталась сложить руки поверх груди, напоминая гнома Ворчуна. Сидни со смехом выдохнул дым и даже закашлялся.

***

Они расстались в половине первого, где-то на Нью-Оксфорд стрит, так и не отойдя от пережитого. Сидни предложил каждому подумать над своей судьбой самостоятельно и назначил встречу в Сэйнте на завтра в восемь. Кейт он позвал заночевать у себя, но без энтузиазма. После отказа он оставил ее и Честера с тем же задумчивым взглядом в завтрашний день.

Кейт напросилась к подруге, жившей где-то в Ислингтоне. Хотя Честер держал путь в восточном направлении, Кейт настояла, что им по пути, и Честеру пришлось свой маршрут скорректировать.

По дороге язык Кейт дал волю всему ее недовольству. Она корила себя и других участников за то, что они позволили Уиллу так быстро уйти и сказать так мало; корила Сидни за легкомыслие и бездарное руководство командой. В конце концов досталось Честеру, который пока никак не оправдывал статус мастера по загадкам и вел себя «пассивно, как школьница на первом свидании».

– Я все следил за этой Сандрой... – сказал он.

– Я заметила. Это немыслимо! Как можно столь драгоценное время потратить, ловя взгляды какой-то девушки? Я бы поняла, если Эван так сделал...

– Нет, я поначалу старался следить за всеми. У нас с Сидни разделение труда: он слушает разговоры людей, я слежу за их реакцией. Но взгляд на ней остановился. Какое-то искрящееся счастье, обаяние. При этом она не оторвана от реальности. Я не очень люблю таких людей. Их невозможно прочитать. Там внутри может быть что угодно.

– Лучше б оставил попытки и направил внимание на что-то другое. От этой Сандры уж точно не зависит решение, которое нам предстоит принять, – сказала Кейт и на этом успокоилась.

Когда они проходили мимо скверика, Честер кивнул в сторону лавки, стоящей за оградой высотой в пару футов. Он перемахнул через ограду сам и готовился подать руку даме. Дама справилась без него.

– Зачем мы уселись? – спросила Кейт так, словно спешила на работу.

Честер пожал плечами.

– Я сажусь по велению сердца. Сердце прикажет: время присесть, мистер Брэди! – и я его слушаюсь. А вы, мисс Кейт, стало быть, заложница в этой ситуации.

Кейт укоризненно промолчала.

– У тебя есть кто-нибудь из провинции? – спросил Честер.

– Нет. Я иммигрантка.

– Я к тетке в детстве ездил летней порой довольно регулярно. Там по соседству дед жил, Беззубый Эл. Мне кажется, он был пастухом, но при мне никого не пас. Как ни отошлет меня тетка с поручением – вечно оказывалось, что Элу со мной по пути. А он, старый хрен, ходил медленно и каждые пять минут делал перекур. Хотя выносливости в нем было, надо заметить, на двух молодцев. Вытащит самокрутку из кармана, потом курит медленно и вдаль смотрит. «В гробу ты, Эл, отдохнешь, мать твою», – думал я. Выражал я свое возмущение другими словами, но форма подачи мысли в провинции не столь важна.

Я мечтал нарваться на какую-нибудь мудрость в ответ. Что-то вроде: надо, парень, иногда останавливаться, посидеть, чтобы видеть течение жизни. Старик же говорил: ты иди, Чес, а я догоню. Конечно, никуда я не шел, и он продолжал кормить меня деревенскими историями.

Большинство университетских друзей я буду вспоминать раз в год – при виде какой-нибудь фотографии в ленте новостей социальной сети. Беззубого Эла я помню. Кроме смешной улыбки беззубым ртом в нем не было ровным счетом ничего примечательного. Но иногда мне кажется, что я завидую таким простым людям, что я на них ровняюсь. Им ничего не надо растолковывать. Все нужное они понимают без тебя. Они знают, кто они есть. Знают свою землю. Ничего лишнего.

Я намного слабее старика Эла. Я не умею не беспокоиться. То и дело в голове крутится: как бы сохранить одно, как бы не потерять веру в другое... – он насилу себя прервал и вздохнул, как обыкновенно поступал, если говорил слишком увлеченно. – Джелли Боуман – самая прелестная гостья в Сэйнте. Общаясь с таким ребенком, буквально еще одну жизнь проживаешь. Я бы просил ее руки, если бы ей не было восемь с половиной лет. Мы с Эваном обещали ей к декабрю смастерить качели во дворе Сэйнта. За это она позволит нам учить себя истории и литературе. Похоже, мастерить качели будет некогда, да и детей принимать – тоже, – он повернулся к Кейт. – Ты сегодня думала, как сколько планов порушит нам эта злополучная корпорация?

Кейт ответила не сразу – она вдруг вспомнила одно четверостишие Честера из архива клуба, которое прочла вчера, и в голове сложилась мозаика. Такое ощущение она испытывала лишь при изучении уголовных дел.

– Корпорация может многое поменять, – уверенно сказал она. – Но появятся другие планы. И мы будем другие. Время не остановишь... черт, я говорю уже как вы, – Кейт смущенно усмехнулась. На сей раз искренне.

Она сидела к Честеру в пол-оборота, подперев голову рукой.

– Мне кажется, ты знаешь все на свете, когда останавливаешься, это здорово, – сказал Честер. – И, кстати, твой голос меня успокаивает – вот это странно. Его легко запомнить и на нем легко думать, – он откинулся на спинку. – Одно твое слово, неважно какое, в колодце души отзывается эхом – все глубже и глубже...

Окончив говорить, Честер стал что-то насвистывать. Кейт пришло в голову множество совершенно разных ответов, но она помолчала. Если он сейчас думает ее голосом, ее слова будут излишни.

Чувство ожидания больших потрясений настигло Кейт во всей своей полноте только назавтра. Настигло поездом и чуть не переехало. Кейт не могла определить, чувство это на самом деле или же осознание, поэтому не знала, как с ним справиться.

В половину девятого члены клуба «Матч» собрались в Сэйнте. Они мирно пили чай на кухне, когда Сидни вдруг, махом опрокинув чашку, торжественно объявил:

– Консилиум!

Он удалился, но вернулся тотчас: принес из зала свечи, чтобы заменить ими электрическое освещение для атмосферы, и длинный деревянный предмет – «трубку мира». Эван и Джей обрадовались ей, как старой знакомой. Честер выразил сомнение, что консилиум будет продуктивен, и боялся снова вызвать дух какой-то «бабы Стю». Сидни ответил, что сегодня они будут курить «волшебную пыльцу».

– Что?! Ты говорил, это неприкосновенный запас! – с обидой сказал Джей. – Для Кейт, стало быть, прикосновенный. А что ты сделал для меня в последнее время, Сидни? – спародировал он известного комика.

– Будешь выглядеть, как она, пупсик, и я все сделаю, – Сидни послал ему воздушный поцелуй.

Кейт пробовала разнообразное нетабачное курево, но опыт был плачевным. В измененном состоянии сознания сдерживать своего, как говорил Джей, «дьявола» ей было намного труднее.

– Все будет нормально, – заверил он. – Смотрела «Питера Пэна»? Дети летали с помощью пыльцы. Тут так же. Точнее, как во сне. Когда летаешь. Прилив сил, голова ясная, и все так легко и так по-настоящему... эх, – выдохнул он.

– Благословенные дни второго курса... – вдохнул Эван его ностальгию.

– Мы серьезно, Кейт, не волнуйся, – сказал Сидни, усаживаясь во главе стола и раскуривая трубку. – Серьезно настолько, насколько это у нас вообще может быть. Вынужденная мера. Если хочешь, она медицински нам сейчас показана. Позволяет сделать то, на что обычно духу не хватает.

Он передал трубку Кейт и слегка поднял брови, подчеркивая неоднозначность последнего предложения. Она повернулась с немым вопросом к Честеру, как к трезвомыслящему Атосу из трех друзей Сидни. По крайней мере, она так себе это объяснила.

– Надо, – кивнул Честер и добавил с серьезностью врача: – Необходимо.

Кейт трубку приняла. Сидни со спокойной душой откинулся на спинку стула.

Возможно, слова Джея подействовали как внушение. «Волшебная пыльца» принесла Кейт ровно те ощущения, что он описал. Невероятная легкость – еще чуть-чуть, и взлетишь как гелиевый шарик под потолок – наполнила каждую частичку тела. Особенная легкость была в голове. Все проблемы показались преодолимыми, а происходящее здесь и сейчас стало намного важнее.

…

– Ты зачем фоткал народ исподтишка, Эван? – спросил Сидни. – Кто вы, мистер Эмерсон, папарацци или журналист? Джентльмен или пройдоха? Отвечайте!

Ему одному не сиделось. На его вытянутой руке стоял длинный нож, на кончике которого, жалобно качаясь, балансировала фарфоровая тарелка. Кейт за тарелку переживала всем сердцем.

– Конечно журналист, мистер Этерингтон, имейте совесть! – ответил Эван, перелистывая снимки. – Мы их отследим. Лица в интернете прогоним. Там есть какая-то программа, да?

– Ага, – кивнул Джей, смотревший на фотографии из-за его плеча. – Могут быть еще знаменитости. Полезно знать. Дайте Нолтона покажу.

Джей открыл лэптоп и зашел на видеоканал Кевина Нолтона, но тот оказался закрыт.

…

– Помните, как во дворе пинали мяч? – Честер передал трубку Кейт. Она не помнила. – Если не набирается людей на игру, просто пинали... Вратарь иногда просил бить ему в створ и послабее, чтобы он прыгнул и поймал мяч.

– Я помню, – мечтательно сказал Эван, положив щеку на ладонь.

– Я тоже, – сказал Джей. – Я был толстоват в школе. Меня всегда ставили на ворота...

– Вот о чем я говорю, – Честер поднял палец вверх. – Эссенция игры, без соревновательности. Ты бьешь по воротам не для победы в матче и даже не для гола, а пытаешься создать зрелищный момент, когда вратарь поймает мяч – удовольствия ради, процесса ради. Лысый чиновник может быть неправ со своим «венским сценарием», где люди именно соревновались. Корпорация, я чувствую, именно в эту точку бьет: ищет участников, которых может затянуть почти игровой процесс работы. Ты не знаешь, чего хочет она, она – чего хочешь ты. Вы можете оказаться союзниками, а можете – врагами.

Сидни покачал головой. Он уже сидел на стуле в расслабленной позе и наблюдал за поднимающимися облаками дыма.

– Если наша «сессия» была третьей из четырех, – сказал он, – то всего около двухсот человек. Сколько не примут предложение? Пускай, четверть. А остальные будут задницу рвать, чтобы остаться на работе ради быстрорастущей зарплаты. Или секретов корпорации, как мы. Перестань выдумывать, Честер. Обычные условия жесткой конкуренции. Это прозрачно.

…

– Еще молока, мистер Ост? – спросил Сидни.

Он не забывал ухаживать за друзьями в роли официанта.

– Нет, спасибо, дорогуша, – Джей закрыл чашку ладонью. – Я продолжу свою мысль.

Кейт не припомнила, чтобы он начинал какую-то мысль. Оказалось, он вещал о моральных устоях. Друзья будут ими стеснены в условиях жесткой конкуренции с «хищниками, рвачами и головорезами», которых Джей разглядел в остальных участниках.

Ища поддержки, он воззвал к трезвой трусости Эвана. Однако тот, рисуясь перед Кейт, парировал тем, что неслучайно на встречу пришло много молодежи – корпорация в них заинтересована.

Кейт одобрительно кивнула Эвану и чокнулась с ним чашкой. Ей казалось, что они затрагивали и сугубо бытовые вопросы: как быть со студенческой жизнью; как организоваться и согласовывать свои графики с работой в корпорации; как поступить с Сэйнтом, в котором на ноябрь было запланировано уже две вечеринки, а дети станут приходить с середины месяца каждые выходные; что, наконец, говорить родным. Однако результаты этих обсуждений у нее в голове не сохранились: мысли не могли остановиться для их записи.

...

Сидни же пытался удерживать свои мысли и мысли друзей в рамках насущной темы, но и не слишком их ограничивать. Балансировал точно так же, как тарелкой на ноже.

Пик действия «волшебной пыльцы» между тем прошел. Сидни впервые за вечер глянул на часы – дело шло к одиннадцати. Он вдруг осознал, что уже не в Нетландии, а на полпути домой и способен принимать трезвые решения. Встав, чтобы в очередной раз сходить к плите за чайником, Сидни вдруг повернулся и уперся руками в стол.

– Короче, мы делаем это! – выпалил он, уже забыв, на какую тему только что шла беседа.

Твердость голоса Сидни, обычно легкого как ветер, действовала отрезвляюще. Друзья попытались сосредоточить внимание. Но и Сидни напряг весь ум, готовясь к экспромт-речи.

– На встрече мы много чего насмотрелись и наслушались, – Сидни начал расхаживать по кухне. – Половина участников могла показаться или хотела выставить себя статистами, но о первом впечатлении придется забыть. Многие из них, как и мы, не взяли пятьдесят тысяч, других выбрала сама корпорация. Работать «процесса ради», как тут выразились, никто не станет. Это могут быть очень умные, искушенные в бизнесе люди; люди, хорошо знакомые с преступным миром!

Честер за ними наблюдал и своими наблюдениями поделился... – Сидни повернулся к Честеру. Тот лишь кивнул, позволяя Сидни продолжить самостоятельно. – Некоторые уже при нас начали соревнование. Каждой своей репликой заставляли думать: кто он? что он знает еще? связан ли он с корпорацией?

Например, чиновники – я полагаю, сотрудники министерства юстиции – обелили себя, представившись верными слугами закона. Но мы не можем знать, был ли лысый парень с нами откровенен. А Сандра – как ловка? Поняв, что мы знаем одного из ее команды, в мгновение ока выпытала наши имена.

Очевидно, у некоторых участников встречи намного больше опыта, знаний и связей, чем у молодежи вроде нас. Они, наверное, ни во что нас не ставят, мы для них не конкуренты. Что греха таить, я тоже поначалу так подумал. От всего произошедшего, от новой информации голова идет кругом, серьезность дела вот-вот раздавит тебя в лепешку! Но знаете, что я вам скажу? Однажды мы должны перестать бояться и покинуть уютное гнездо. Почему не сегодня? Наверстаем, обучимся всему, что потребуют корпорация. Пускай даже учиться придется в три раза усерднее, чем в Кембридже! Так или иначе, студентам учиться легче, чем матерым бизнесменам. Один недальновидный футбольный эксперт как-то сказал: «Вы ничего не выиграете с детьми». Чем закончилось – знаете...

Сидни пытался говорить непринужденно, но, как видно, слова давались ему непросто.

– Эти полгода выдались... да-а, и легче не становится. Обучение подходит к концу, отец давит все больше и больше, пытаясь устроить меня к себе в банк. Я в каких-то... тисках зажат. Я привык к Сэйнту, к детям... ну, к вечеринкам, да. Привык, что деньгами можно хоть камин топить. Если я пойду в банк, все это останется. Если не пойду... сколько времени и сил уйдет на карьеру в другой сфере? Уйдет безвозвратно.

Но на прошлой неделе я снова отказался от места в банке. Знаете, почему? А вы представьте, что смотрите в будущее своей карьеры... да вообще жизни... и видите все, все до мельчайших подробностей: свои обязанности, навыки, знания, свой узкий мирок... Я могу за день прокрутить в голове все вехи своих ближайших десяти лет. Я – зритель в фильме своей жизни. Посадили перед экраном, а я сценарий знаю...

И тут появляется эта корпорация. Шанс разукрасить свой скучный фильм. И как же близки слова Уилла: мы – людишки с узкой картиной мира. Вне этой картины нам ни до чего нет дела. Я уже сам не понимаю, какова моя цель: сделать статью, докопаться до истины или просто бросить свою жизнь в мутные воды. Но я хочу быть частью этого... даже если придется отказаться от всего. От всего!

Господи, я вот говорю и сам не верю, что говорю это! Я даже не знаю, зачем это говорю. Какая-то чушь. Инструктаж для бойскаутов. Фантасмагория... – Сидни обратил взгляд к небесам и покачал головой. – В общем, я свою роль сыграл, как мог – давайте и остановимся на этом.

Кейт поняла каждое слово между строк речи Сидни и сейчас думала не о ней. После вчерашнего она считала, что лучше узнала Честера. Он должен был если не возражать, то хотя бы призвать друзей... призвать хоть к чему-то – чтобы они ощутили важность не потерять себя в предстоящем деле, пока не заразились решимостью Сидни «отказаться от всего». Но Честер как всегда промолчал.

– Роль сыграл? – сказал изумленный Эван. – Какую роль? Что ты сыграл?

– Напутствие прочел, дабы облегчить ваши души. Называй, как пожелаешь.

– У тебя разум не помутился, друг? – спросила Джей.

– Ничуть! Вы же этого от меня ждали, верно? – Сидни развел руками. – Напутствий, уговоров. Хотели, чтоб я обеспечил или, на крайний случай, придумал гарантии того, что мы ввязываемся в это дело не напрасно! Успокоиться надеялись. Ну, что смог – то и сделал.

Признайте же: пришли вы сегодня, потому что внутренне уже и так готовы. Вы, все вы, такие же, как я. Люди без «планки амбиций». Вы знаете, как велика пропасть между нами и сильными мира сего! вы тоже ее чувствуете! И хотите заполнить.

Но просто не можете решиться принять предложение корпорации. Ждете какого-то толчка. Я могу лишь сказать, что для себя все уже объяснил и решил. Это слишком неординарное событие, даже для Лондона. Когда прямо у тебя в руках ниточка, ведущая в мир, о котором ты не знал, – Сидни будто держал эту ниточку кончиками трех пальцев, – нельзя ее отпускать! Надо по ней пройти и осветить фонариком темную для себя территорию реальности. Тут двух вариантов быть не может. Я по-другому не могу!

Он всплеснул руками напоследок и оперся спиной о холодильник, тяжело дыша от перевозбуждения. Друзья смотрели на него несколько секунд, а затем Джей вдруг повернулся к Честеру и сказал совершенно спокойно:

– О чем это я?

– Об участниках, – ответил Честер. – Что их не стоит бояться и нужно больше о них узнать.

– Точно. Сейчас я все-таки найду видеоролики Нолтона.

Кейт и Эван вернулись к своим чашкам и тоже перестали обращать на Сидни какое-либо внимание. Сидни хмурился так, что брови его вот-вот стали бы одной линией.

– Вы чего? – сказал он. – Але! Эй вы что придумали? Слушали хоть меня? Але! Але!

Кейт не выдержала первой – рассмеялась так, что брызги из чашки полетели. Джей и Эван укоризненно смотрели на нее за испорченное представление.

– Да что он заладил своими «але»? – говорила Кейт сквозь натянутый смех. – Ну невозможно же!

– Вы изверги! – выпалил Сидни. – Изуверы! Шкуру с вас спустить и выгнать из клуба!

Однако он вспомнил об основополагающей ценности клуба раньше, чем ему напомнил кто-то другой, и тоже рассмеялся.

Джей подошел к нему и взял за плечо.

– Выступление эксцентричное, но достойное министра, – сказал он. – Конечно, мы все с тобой.

Зачитывая речь, Сидни определенно был в своей стихии. Пытаясь отвлечься от нарастающего недовольства Честером, Кейт перенесла представший образ Сидни в стены парламента, облачила в мантию и ясно поняла, что в шутках Сидни насчет политического будущего незаметно притаилась правда.

Пока реальность полностью не захватила протрезвевшие умы друзей, Сидни сыграл последний аккорд своей пьесы и открыл холодильник. Вдоль стенки стоял ровный строй бутылок дорогого алкоголя, сверкавший отражением света внутренней лампы, как реликвии – сиянием божественной благодати.

Ребята возликовали – одна Кейт была алкоголю не рада. С новой силой, будто с похмелья после «волшебной пыльцы», ее стало поглощать то самое наполовину чувство, наполовину осознание грядущих перемен. Кейт поняла, что его надо было пережить. Алкоголь мог лишь отсрочить неизбежное, но и вернуть в состояние еще более шаткое.

Да, Кейт боялась натворить глупостей и на уговоры Сидни с Эваном не поддавалась. Но затем Честер сказал: «Это невежливо, мисс Кейт. Давайте по чуть-чуть. Самую малость».

И что-то щелкнуло в голове. Разум зацепился за мысль: Честер все должен понимать, он берет на себя ответственность. Кейт посмотрела на него и сказала с такой серьезностью, на которую сейчас хватило духу:

– Для меня и самой малости бывает предостаточно, мистер Брэди. Вы будете отвечать за последствия?

– За самую малость – отвечаю головой, – сказал Честер.

– Ха! – сказал Эван. – Спроси у шотландца, что такое «самая малость»!

Итак, «волшебная пыльца» бережно передала друзей в сладкие объятья «зеленого змея». И дом снова ожил. Рисунки сошли с обоев и заплясали перед глазами. Предметы с именами, полноправные жильцы дома, просились в руки, чтобы сыграть свою эпизодическую роль. Древние настольные игры в запылившихся коробках с верхних полок вдруг снова стали интересными, смешные воспоминания из детства – смешнее и ярче.

Не обошлось без песен, музыки и танцев. Парни, выпившие уже достаточно, на потеху Кейт умудрились исполнить неуклюжий вальс в две пары.

Она за вечер выпила и правда самую малость и долго сопротивлялась просьбам станцевать что-нибудь цыганское. «Как можно заставлять леди выступать куклой своих фантазий? – спрашивала она. – Как можно заставлять ее опуститься до такой вторичности?»

Честер прекрасно понимал, что станцевать она захочет именно потому, что ей это будет неприятно. Так и случилось. Она взошла на стол, как на эшафот, повязала столовую скатерть вокруг талии и танцевала с такой отчаянной яростью, как танцевала бы свой последний танец Эсмеральда. Однако Честер не имел ни малейшего понятия о том, как тяжело у нее на душе и какую ответственность он на себя взял. Как это порой бывает, Кейт переоценила место, которое Честер отводил ей сегодня в своих мыслях. В действительности Честер старался не думать вообще.

Сегодня он, как и все члены клуба «Матч», веселился с необычайным усердием, впрок и где-то вопреки желанию уставшего за неделю организма, осознавая ценность нынешнего этапа своей жизни только в последний его миг – как на выпускном. Вестник нового этапа уже стоял на пороге. Они сами его пригласили.

***

В третьем часу алкоголь почти закончился, и Сидни с Эваном отправились к знакомому за добавкой. Джею никогда не доставало сил протянуть всю вечеринку без перерыва. Пользуясь моментом, он прикорнул на диване. Только лег – а уже кто-то трясет за руку. Это была Кейт.

– Мне надо кое-что спросить, – сказала она. – Ты говорил, что Честер совершал скверные поступки. Он и с тобой что-то сделал?

– Дай поспать, – Джей попытался отвернуться к спинке, но Кейт помешала.

– Любите вы пренебрегать своим единственным правилом.

Джей вздохнул.

– Ну да. Со мной тоже сделал. Оставил душевную рану на всю жизнь, – он приложил руку к сердцу и лениво застонал. – Но правда в том, мисс Кейт, что без этой раны я бы так и остался толстым, чудаковатым, никому не интересным задротом. Как говорят в Индии, не суди осуждения ради... и дай человеку поспать.

Его советы Кейт были не нужны. Она вошла на кухню, поставила коктейль и подошла к раковине мыть бокалы. Честер сидел на подоконнике. Он прятался здесь от сигаретного дыма, который Эван и Сидни напустили в зале.

– Ты правда чужими голосами иногда думаешь? – спросила Кейт. – О чем думаешь моим?

Дата добавления: 2015-05-26