Книга 2. Особо одаренная особа 16 страница

— Вашими молитвами, — буркнула я.

— Ага, стало быть, все еще не в духе? Дуемся?

Я фыркнула и оборвала связь.

Хозяева хутора огнищан-староверцев смотрели на Индрика со священным трепетом. Дети норовили ненароком то перо у него вырвать, то состричь клок шерсти с овечки. Когда они стали с интересом поглядывать и на меня, я поняла, что пришло время добыть очередную архивную книгу.

— «Густав фон Птиц из Красного города», — прочитала я и, почесав голову, спросила у Индрика: — Где этот Красный город?

Дядя осуждающе уставился на меня и даже головой покачал:

— Чему вас только в Школе учат?

— Красный город — это богатейший квартал в столице. — Зоря вздохнул мечтательно, забыв на миг о том, что, став тайным богатырем, порвал с преступным прошлым.

— А у меня куча шикарных платьев без дела валяется, — сразу вспомнила я. Быстро выпотрошив сумку и обрядившись в лисью шубку, я чмокнула Индрика в нос; — Прости дядя, но крылатый конь в столице будет привлекать ненужное внимание, — и, прежде чем Индрик сообразил, в чем дело, выскочила на улицу, свистнула, гикнула и умчалась прочь на Сивке-Бурке.

В столице, учитывая разницу во времени, была полночь, но люди этого словно не замечали, падая с небес, я с удивлением увидела море огней, а когда мы приземлились посреди широкого бульвара, то услышала еще и смех с песнями. В снежной пыли мы лихо пронеслись по освещенной улице, уворачиваясь от несущихся навстречу упряжек. Немного подпортили гульбище, изрядно напугав толпу на площади, потому как погасили случайно десяток фонарей.

— Вот так тут всегда, — радостно сказал мне Сивка. — Хоть дракон трехглавый с небес упади, не заметят.

Я оглянулась: компания, которую мы пугнули, уже вовсю хохотала, забыв про нас, дамочки хлопали глазками, мужики по-индюшачьи раздувались. Вздумай я их топтать дядей Индриком, то и наутро обо мне бы вспомнили лишь потоптанные. Перейдя на рысь с видом завсегдатая, знатока и ценителя, Сивка решил прокатить меня по столице. И мне пришлось признать, что родной Княжев произвел-таки на меня впечатление. Если сияющие витрины не обманывали меня, то народа богаче северцев в природе не существовало, а Великий Князь мог скупить Мирену, Урлак и Златоград, просто ему девать их некуда было. Здесь все сияло золотом, серебром и драгоценными каменьями. Даже самая захудалая лавчонка была отделана красным деревом, самый последний трактир был расписан так, что маэстро Рогацио умер бы от зависти, а храмы пугали своим величием, но даже они терялись на фоне ослепительного кремля.

— Ух ты! — в который раз восхитилась я. Там и здесь кипели балы. Сивка для моего удовольствия время от времени перемахивал через кованые чугунные ограды, чтобы я могла прильнуть к высокому окну и завистливо полюбоваться зрелищем. В бальных залах было светло как днем, паркет блистал, пары кружились или лихо отплясывали, явно не собираясь завтра с утра трудиться или чесать голову, думая, как достать денежку.

«Да, — подумала я, — воску и масла здесь не жалеют!»

А уж ярмарка с шутихами и фейерверками, с ледяными фигурами в огнях и вовсе заставила с тоской вспомнить о подругах. Вот кого от ночных каруселей с огоньками не оторвать бы было, так это мавку! А жонглеры с огненными булавами? Да Алия не успокоилась бы, пока вся не пообжигалась! А лоточники, а карамельщики, а конфетчики, а мороженщики! Решено! На каникулы едем сюда втроем! И плевать на парней! Здесь новых найдем, вон их тут, как тараканов!

На меня действительно поглядывали, масляно щуря глазки и подкручивая усы, добры молодцы, половина из которых была, по словам Сивки, конокрадами, домушниками и ворами. А я вспоминала Зорю и многозначительно им улыбалась, заклинание Гомункула до сих пор еще работало. Даже мелькнула шальная мысль — привести из столицы с десяток красавцев.

— Да, скучновато здесь. — Сивка покивал головой. — Ну дак будний день он и есть будний, а вот в праздники… — Жеребец закатил глаза. Я поняла, что умру сейчас от зависти к столичным, и, сжав бока Сивки, велела двигаться в Красный город.

Вопреки моим ожиданиям, во всем районе оказалось только одно здание, сложенное из кирпича помидорного цвета. Солидные люди предпочитали обходиться мрамором. Фон Птиц не стал исключением, хоть и показался мне оригиналом, облицевав свой домище диким камнем. Злобные грифоны при входе грозили мне когтями, я состроила им жуткую гримасу, но испугать бронзовых было нелегко. Колотушка на дверях в форме бычьей головы гулко бухнула в гонг.

Надо сказать, что и в Красном веселье лилось рекой, гуляли все, кроме моего должника. Фон Птиц предавался здоровому сну. И мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем на отчаянный звон из дверей особняка выглянул заспанный старикан.

— Вы — Густав фон Птиц? — спросила я.

Старик с волшебным светильником в руке с достоинством поправил съезжающий с плеча шитый золотом кафтан, оглядел меня с ног до головы.

— А вы, собственно, по какому вопросу?

Сразу стало ясно, что наглостью тут не возьмешь, здесь наглых пачками видали, но тут мне на помощь пришел Сивка-Бурка, с удовольствием почесывающийся о вытянутую вперед лапу грифона.

— Передай Густаву, что пришло время вернуть старый должок.

А я, чувствуя прилив вдохновения, добавила:

— Грядет расплаты страшный час!

— Зря ты это. — Богатырский конь вздрогнул.

И впрямь — раздался жуткий вой, а между мной и старикашкой выросла стена оранжевого огня, нас швырнуло наземь и понесло, кувыркая, словно сухие листья. Вслед полетели молнии, с сухим треском впивавшиеся в снег вокруг меня.

— Держись! — проорал Сивка, передо мной ничего, кроме его хвоста, не было, но уж в него-то я вцепилась так, что конь хрюкнул, но злого слова мне не сказал, а наподдал во всю свою лошадиную прыть. Так мы и летели в облаке огня и блеске молний. Сивка кричал встречным: — Поберегись!

А я визжала, разбрызгивая пузом снег. Следом неслись, заливисто лая, собаки и свистели, грозя алебардами, постовые.

Остановились мы только на середине реки, в том месте, где Княжевка начинала задумчиво петлять, словно собираясь повернуть вспять.

— Что это было? — прохрипела я, со слезами глядя на шубейку, покрытую ледяными струпьями. Снег был везде: в сапогах, в волосах, за шиворотом. По дороге Сивка опрокинул два бака с отходами, и теперь от подола воняло рыбой. Богатырский конь задумчиво выкатил губу, глядя на веселящуюся на том берегу столицу, и задумчиво протянул:

— Слыхивал я про одного фон Птица, дак тот был великокняжеским архимагом, но это вряд ли он…

— Почему? — Я шмыгнула носом. — Вон как молнии метал!

— Ай, да обыкновенное заклятие, — отмахнулся Сивка. — Такие в половине знатных домов стоят. А У того фона есть грифоны, которые, даром что из бронзы, оживают и, пока злодея, покусившегося на хозяина, насмерть не заклюют, не отстанут! И нет никакого заклятия ни у мага, ни у нечисти, чтобы их остановить.

И тут мы уставились друг на друга, вспомнив, кому я строила рожи и об кого Сивка чесался. Стоило мне понадеяться, что, может, это не тот дядечка, как с неба послышался гневный клекот. Сивка без раздумий ухватил меня зубами за шиворот и закинул себе на спину, рявкнув:

— Держись!

Я уцепилась за его шею, а он, с силой оттолкнувшись, взлетел к звездам. Но грифоны, словно дворовые псы, вцепились Сивке в бока, конь закричал, и мы рухнули вниз, я успела заметить внизу великокняжеский кремль:

— Миленький, хотя бы не на палаты падай, — взмолилась я, припав к Сивкиному уху. И зажмурилась, в красках представляя, что мне будет, если хотя бы маленькая золотинка с кремля осыпется. Сивка, из которого грифоны так и норовили вырвать клок, что-то промычал, и мы проломили крышу надвратной башни.

— Хорошо упали, — всхрапнул Сивка, — терем княжий не порушили. — И завалился на бок, теряя сознание.

— Сивка, Сивка! — зарыдала я, слушая, как грифоны бронзовыми когтями разрывают потолочные балки над головой. — Что же делать то?

— Стражником оденься, — прохрипел конь. — Незаметно выйдешь из кремля и дуй к фон Птицу, пусть он обратно зверюг своих забирает, а то заклюют насмерть.

Тут под одним грифоном перекрытие рухнуло, и он упал вниз, погребая моего верного коня под грудой мусора.

— А-а-а! — заорала я, каким-то чудом вывалившись через дверь на крутую лестницу и кубарем катясь вниз. Не видно было ничего, я даже удивилась, как мы смогли в такой яркой столице отыскать такую беспросветную башню? Стоило мне начать метаться внизу, как я обнаружила на своем пути множество стеклянных стен, которые звенели и грозили разбиться.

— Да что ж это такое? — шипела я, пытаясь выбраться из этого звенящего лабиринта. — Прямо Гомункулов архив до нашего погрома. — И тут я уперлась в кого-то, пощупала дрожащими пальчиками ткань, привстала на цыпочки и обнаружила шлем, правда, без шишечки, как у Зори, и догадалась, что у охранников Великого Князя форма висит на специальных чучелках, какие я видела у портного в Веже. Вот и алебардочка имеется в правой руке, нашарила я в темноте оружие. Грифоны надо мной завыли, я услышала, как Сивка заорал:

— Беги, Верея! — и наподдал кому-то копытами, бронзовый звон наполнил разрушенную башню. Обозлившись на злобного архимага, который невинных людей травит бронзовой нежитью, я накинула форму стражника и, забыв всякую осторожность, выскочила на княжий двор.

— Где здесь ворота на Красный город? — рявкнула я первому встречному, мужик закатил глаза и упал, как бревно. Двор княжий был мощен булыжником, и мои каблучки звонко и злобно цокали о камень. Так что стража у ворот увидела меня издалека.

Я, испугавшись, что сейчас они меня схватят и, пока я буду объясняться, Сивку заклюют, со всей суровостью, на которую была способна, заявила:

— Кто сейчас с моей дороги не уберется, будет жалеть об этом сильно, но недолго! — и очень удивилась, когда стража прыснула в разные стороны, словно тараканы. Я хмыкнула, поправила капюшон, положила алебарду на плечо и со всех ног помчалась к фон Птицу.

Густав фон Птиц, архимаг и глава Конклава магов, в ту ночь заработался допоздна. В последние дни накопившиеся дела все меньше оставляли ему времени просто посидеть с книгой у камина, разобрать личные документы, поработать с новыми перспективными заклятиями, которых собралось уже немало, но все они были в черновиках. Поэтому на внезапный гул гонга он не сразу обратил внимание, услышал и забыл, пока не ворвался его старый друг и управляющий домом Мефодий.

— Ну все, Густав, допрыгался! — заявил с порога управляющий. Нечисть по твою душу явилась, сейчас в клочья рвать будет!

Архимаг с удивлением глянул в окно и не поверил своим глазам, увидев пляску молний, вслед за которыми со своих мест сорвались грифоны и устремились в небо, что само по себе говорило о нешуточности угрозы. Потеребив бороду, архимаг не очень уверенно спросил:

— За что?

— А то не за что? — при щурился управляющий.

Как человек разумный, фон Птиц понимал, что всякого политического деятеля есть за что, но не так же откровенно! Вдвоем они спустились по мраморной лестнице, вышли наружу и, замерев на крыльце, стали прислушиваться к давно уже ставшему привычным столичному шуму. Все было как всегда, ржали кони, смеялись люди, в соседнем доме музыканты лихо вдарили кадриль, вот только со стороны Кремля словно потянуло холодком, стали один за другим гаснуть фонари, тоскливо, как по покойнику, завыли псы, раздался Короткий женский вскрик, а следом визгливый мужской.

Фон Птиц, человек не робкого десятка, собрался с силами, твердо уверенный, что готов дать отпор любой напасти и… Застыл соляным столбом на пороге собственного дома. Решительно и целеустремленно к нему шагала, поигрывая косою, Смерть. Росточку она была невысокого, но очень страшная. Ветер раздувал полы плаща, и он трепетал вокруг нее, словно черные крылья. В безлунной ночи череп сиял особенно ярко, притягивая к себе внимание. Архимаг с ужасом чувствовал, что не в силах оторвать глаз от бездонных глазниц, в которых ему мерещился голодный блеск

— А пузо у ней шерстяное, — шептал побледневший и вцепившийся ему в руку Мефодий. Птиц посмотрел, куда тыкал управляющий, и почувствовал подступившую к горлу дурноту. Он почему-то представлял старуху-скелет в балахоне, но все оказалось еще ужаснее, а более всего наводил страх мерный цокот шагов.

— Густав фон Птиц? — осведомилась Смерть, остановившись перед крыльцом и опершись на косу. Если б не сила, которая исходила от нее, архимаг еще мог бы подумать, что это розыгрыш, но в эту ночь все было очень серьезно, поэтому он только кивнул.

— Вы-то мне и нужны, — заявила Смерть удивительно молодым голосом. — Птичек своих отзовите, — повелела она и махнула косой в направлении княжьего кремля. Архимаг беспрекословно повиновался и хлопнул ладонями. Полюбовавшись, как охранники застывают на своих местах, Смерть удовлетворенно кивнула.

— И еще одно дельце у меня к вам есть. — Она многозначительно замолчала.

— Может, пройдем в дом? — предложил привыкший к дипломатической учтивости, архимаг. — Стоит ли на ветру решать важные дела?

Но Смерть тактично отказалась, сказав, что визит ее будет кратким, дескать, дела. Архимагу стало нехорошо, он понял, что все кончится прямо тут, на грязном крыльце, а Мефодий начал кланяться и пятиться задом, слезливо шепнув:

— Прощай, дружище, в Ирии свидимся.

Архимаг попробовал вспомнить всю свою жизнь, но из-за бурности ее в голову лезли лишь отдельные клочки, а Смерть меж тем погрозила ему пальчиком:

— А вы уж десять лет как должник, не забыли?

— Помню, — обреченно кивнул головой Густав, вспомнив кровавый лед Корфагского озера и озверевших орков.

— Ну так давайте! — Смерть радостно протянула свою костистую длань, облаченную по случаю мороза в какую-то несерьезную, с вышивкой, варежку.

— Что давать? — опешил фон Птиц, завороженный этой варежкой, а более сообразительный Мефодий подхватился:

— Густав, черт старый, ты что-то ей пообещал?

— Не помню, — затряс головой архимаг.

— Что же вы, милейший? — укорила его Смерть. — Тут помню, а тут не помню. Я и обидеться могу. За книжечкой я.

Спустя минуту «Элементы сущности и превращения энергий» с величайшим почтением были переданы в личные Смертевы руки.

— Долгих лет жизни, — ухмыляясь, пожелала она и залихватски свистнула. Дрогнула земля, и в облаке пара появился страховитый конь. Он был бы красив, но кровь запеклась на боках, мешаясь со злато-серебряной шерстью, красные глаза смотрели недобро, весь он покачивался, словно недавно встал из могилы и неуверенно чувствовал с я на земле. Смерть, однако, не придав этому значения, заскочила на спину и, сжав ногами бока, приказала трогать, на прощание помахав косой над головами архимага и управляющего.

Долгое время два друга стояли, задумчиво глядя вслед ускакавшей гостье, пока зябко кутавшийся в кафтан Мефодий не заявил:

— Сколько живу, Густав, столько тебе удивляюсь. Даже Смерти от тебя ничего не надо, кроме атласа анатомии.

Проклятый шлем сыграл со мной злую шутку. То, что Сивка довольно серьезно ранен, я поняла, лишь когда он ни с того ни с сего стал заваливаться на бок, как Индрик, решивший сделать крутой вираж. В лицо дохнуло жаром пустыни, я припала к шее коня, и ладони мои оскользнулись по крови. Сивку мотануло, словно пьяного, когда он оттолкнулся от незнакомой горы. Я успела заглянуть в бездонную пропасть под нашими ногами, и тут нас понесло спиной вперед, мы даже кувыркнулись в прыжке. Сивка лишь успел прохрипеть мне:

— Держись!

И мы ухнули вниз, подмяв под себя ели, какие-то кусты и пробив тоннель в сугробе.

— Госпожа, госпожа! — услышала я как сквозь вату. И, извинившись перед Сивкой-Буркой, использовала его, как трамплин. Прыгнула животом на снег и начала бешено молотить руками, как пловчиха, выгребающая против течения.

Двое лесорубов, видевших мое падение, устремились мне на помощь, но, забредя в снег по пояс, вдруг повели себя в точности как столичная стража, то есть, ни слова не говоря, развернулись и бросились наутек. Их мохнатая лошадь обиженно взвизгнула, когда ее вытянули кнутом, но подчинилась.

— Вот гадство! — Я ударила кулаком по снегу, сползая обратно в нашу нору. — Сивка! Сивка! — Ухватив коня за уши, я пыталась заглянуть ему в глаза. — Не умирай! Здесь люди есть, я помощь позову. Сивка приоткрыл один мутный глаз и судорожно забился, словно смерть увидал, потом замер и прохрипел:

— Ну тебя, Верея, так и со страху умереть можно!

— Что, сильно грязная, да? — Я сняла шлем, увидела, что держу в руках, и, визжа, швырнула черепом в Сивку. Сивка тут же лягнул его обратно, и череп упал мне на колени инвентарным номером кверху. После цифр и букв скучным канцелярским почерком было написано «Маска смерти» и в скобочках — «кунсткамера Великого Князя».

— Ну это многое объясняет, — сказал Сивка. — У этой кунсткамеры было довольно забавное начало.

Прапрадед нынешнего Князя — Вадслав Янович увидел в одной деревне двухголового теленка и попросил своего алхимика замариновать его на память. А через год поймал на воровстве своего канцлера и решил, что моральные уроды ничуть не хуже. Говорят, что в его правление казнокрадства совсем не водилось.

Я поспешно закидала череп снегом, надеюсь, что это была не голова канцлера.

— Эй, есть кто живой? — услышала я снаружи крик и снова забарахталась в снегу. На этот раз снаружи были уже не лесорубы. По сердцу больно царапнуло — не любила я княжьих сынков, а этот, на белом коне, в шитой золотом епанче явно был княжич со сворой.

— Кто такие? — властно гаркнул он, а его люди, соскочив с коней, полезли к нам. Я вмиг была выдернута из сугроба, а перед Сивкой-Буркой они сробели. Княжич едва скользнул по мне безразличным взглядом, как меня разобрала злоба. Я содрала с себя потерявшую всякий вид шубу и процедила сквозь зубы:

— Благодарю за помощь, но было бы учтивей, если бы вы слезли со своего скакуна. Перед вами дама.

Надо отдать ему должное, с коня он слетел раньше, чем в вихре снега к нам выметнулся окровавленный и шатающийся, но все равно величественный Сивка-Бурка.

— Госпожа, я — принц Рокмир, наш Замок Теней будет рад принять столь очаровательную и благородную гостью. — И он припал губами к моей ручке. Не знаю, что меня больше поразило — его неслыханная учтивость или то, что моя сила рванула к нему, словно застоявшийся конь. Мы оба отскочили друг от друга, причем он так искренне и витиевато извинился, что я не успела испугаться как следует.

— Сударыня, поверьте, я не имел в виду ничего плохого, — сказал он, хлопая бирюзовыми, прямо как у меня, глазами.

— Поверьте, я умею защищаться от магов, — поспешила я успокоить его, приплясывая на месте. Платье на мне было, несомненно, роскошное, но жутко холодное на зимнем ветру. Увидев, как у меня краснеет нос и синеют губы, он спохватился, содрал с одного из своих людей тулупчик и, накидывая мне его на плечи, робко поинтересовался:

— Надеюсь, вы не откажетесь быть моей гостьей?

— Куда же я денусь? — буркнула я.

Мы отправились пешей процессией к серому замку, маячившему далеко на горе, так как садиться к кому-либо я отказалась. Я переживала за Сивку, но конь, показав глазами, что все не так уж страшно, просто его шатает от потери крови, деликатно наступил мне на ногу, когда я попыталась с ним заговорить. Я сразу захлопнула рот, он старший, ему видней. К тому же все сказки Аэрона, как правило, начинались с того, как красавец-волшебник заманивал наивных дурочек в свой замок А кончались они одинаково — все умирали в страшных муках, я имею в виду красавиц.

Очень не хотелось, чтобы Рокмир оказался главным героем одной из этих сказочек, тем более что молодой человек был не так уж и гадок для княжича или принца. У него была смешная привычка все время сдувать падающую на глаза смоляную прядь и краснеть, что говорило о неиспорченности натуры. В сочетании с решительной властностью и царской осанкой это делало его очень романтичным.

— Вы живете один? — потихоньку выведывала я.

— О нет! — Он засмеялся. — Иногда наш замок называют волчьей норой. За этими стенами ютится целый выводок принцев и принцесс, включая моих матушку и отца.

— Ты единственный маг в Замке Теней? — поинтересовалась я на всякий случай. Принц потупился, но, к его чести, врать не стал: — Видишь ли, Замок Теней выстроил мой отец, когда у него возник конфликт с Конклавом магов.

У меня чуть ножки не подкосились. Только второго Лонгина мне не хватало! Взглянув на мое лицо, Рокмир поспешно замахал руками:

— Отца нет дома. Но даже если б он и был, я уверяю, вам бы ничего не грозило в Замке Теней.

— Будем надеяться, — вздохнула я, и Сивка-Бурка повторил мой вздох.

Заиграли трубы, я удивленно задрала голову, рассматривая трубачей в красных кафтанах. Навстречу нам вывалила толпа, удивив меня как своей многочисленностью, так и радостными криками, словно Рокмир не на час уехал, а отсутствовал по крайней мере год.

— К сожалению, у нас здесь так заведено, — развел руками принц. — Матушка держит дворню в строгости.

Сама матушка не замедлила выйти навстречу своему сыну, и я мысленно присвистнула. Никогда я не видела такой жгучей красоты, Но, с другой стороны, именно так я и представляла себе настоящую ведьму. Черноглазая и черноволосая, она была высока и по-змеиному гибка. Алые губы сложились в жутко милую улыбочку, больше жуткую, чем милую. Она влюбленным взглядом скользнула по сыну и впилась глазами в меня, словно гвоздь мне в лоб вколотила.

— Познакомьтесь, это моя матушка, королева Лилит.

— Очень приятно, — солгала я, а королева молча показала мне все тридцать два зуба и повела рукой в сторону замка: — Прошу.

Я оглянулась, желая получить совет у Сивки-Бурки, и с удивлением обнаружила, что его едва не на руках несут в конюшню.

— Эй! — попробовала я возмутиться, увидев, какими масляно влюбленными глазками мужики таращатся на моего коня, но тут на меня саму, словно мухи на патоку, налетели служанки королевы и зажужжали:

— Вы так устали, грязны, разрешите вас проводить. — Они так уговаривали, что меня прямо укачивать начало с непривычки. Я и глазом моргнуть не успела, как оказалась заперта в комнату, раздета и усажена в бочку с горячей водой, а служанки все вились вокруг и не замолкали ни на секунду. При этом они так споро и слаженно гладили, чесали и умащивали меня, что я почувствовала себя куклой, попавшей в руки увлеченных игрой детей. В какое-то мгновение я была вынута из воды, высушена, причесана, одета, напомажена, набелена, надушена. И, когда посмотрелась в зеркало, завизжала от ужаса:

— Это не я!

— Это вы, — ласково успокоила меня главная служанка, цепляя к подарку королевы — жемчужно-голубому платью — кружевной воротничок. В общем, я никогда не завтракала с такой торжественностью.

Рокмир, как гостеприимный хозяин этого дома, встретил меня на пороге, подал руку и проводил в столовую, извиняясь по дороге, что не может принять столь очаровательную гостью как положено: в пиршественном зале, с изысканными яствами и прочей чепухой.

Столовая Замка Теней оказалась весьма скромной, чуть-чуть побольше актового зала Школы Архона. За лесом колонн я не смогла разглядеть стен, а потолком столовой служил стеклянный расписной купол. Мягкий солнечный свет падал косыми лучами, и создавалось полное впечатление, что ты гуляешь в зачарованном эльфийском лесу. Резчики по камню постарались, чтобы арки казались ветвями деревьев, а цветы на колоннах живыми, словно качающимися под ветром. Музыканты на хорах вели незатейливую мелодию, которая эхом гуляла по залу, то удаляясь, то неожиданно приближаясь.

— А у вас здесь довольно мило, — призналась я, усаживаясь за длинный, как торговая баржа, стол и такой же изобильный. Если б я попробовала каждого лакомства по чуть-чуть, то, наверно, умерла бы от переедания. Королева Лилит улыбнулась мне, возразив своим грудным голосом:

— Прошу прощения за скромность стола. Завтракаем мы обычно без изысков.

Все чада королевы, включая Рокмира, заулыбались и закивали.

— Разрешите представить вам мою семью, — улыбаясь, проговорил принц. Он лишь сделал вид, что присаживается за стол, тут же встал, отобрал у слуги блюдо и, проявляя верх галантности, начал лично ухаживать за мной.

— Вот эта черноглазая хохотушка с зубами как у кролика — моя сестра Флора.

Сестра Рокмира возмутилась и швырнула в него накрахмаленную салфетку, от которой он с улыбкой увернулся. Зубки у двенадцатилетней принцессы были один к одному, как жемчужинки. Младшему брату принцу — Туру, было девять, а Магни и вовсе шесть. Но вели они себя так, словно были родственниками Сиятельного. Во всяком случае, самый младший ловко орудовал ножом и вилкой, нарезая блины с мармеладом на микроскопические кусочки, я даже позавидовала.

— Рокмир, ты совсем не даешь нашей гостье позавтракать, — укорила со своего конца стола королева Лилит и, встав, хлопнула в ладоши. К моему удивлению, молодые отпрыски, стоило матери подняться, тоже бросили еду и повскакивали со своих мест, демонстрируя даме уважение. Я о таком только в книжках читала, а королева даже кивком детей не удостоила, взяла из рук слуги изящный золотой кувшинчик, гордо прошествовала ко мне и с улыбкой наполнила один из бокалов кроваво-красным содержимым кувшина.

— Я вижу, вы совсем не пьете вино, и это похвально для столь юной девы. Вот сок граната. Попробуйте. Вам понравится.

Принц вытаращил глаза на свою матушку и с криком:

— Разрешите, я подам! — сунулся к бокалу так поспешно, что опрокинул его и разлил все содержимое на скатерть. К чести королевы, она не отвесила подзатыльник сыну и не накричала, а, прикрыв глаза на секундочку, мягко его упрекнула:

— Ну какой же ты неаккуратный. — Взяв другой бокал, она наполнила его. Рокмир тут же подхватился и, желая искупить свой недавний промах, с улыбкой потянулся к новому бокалу.

Широкий кружевной манжет тут же шлепнулся в сок, одна петелька кружева зацепилась за изумрудный камень, украшающий бокал, и, стоило ему отдернуть руку, как все содержимое вылилось на пол.

— Не судьба! — радостно подвела я итог. — Напьюсь в другой раз.

Королевские детки тихо хихикали, глядя, как кормление гостя превращается в балаган. Слуги вокруг стояли с бесстрастной миной, и только королева-мать закаменела фарфоровым личиком, хмуро глядя на неуклюжего отпрыска.

— Рокмир, ты ведешь себя недостойно, — с едва ощутимой угрозой отчитала она сына. В ответ на что принц, твердо глядя в глаза матушки, возразил:

— Сожалею, что не дал вам, мама, напоить гостью именно ГРАНАТОВЫМ соком. Но я могу сходить за любым другим, если вы пожелаете.

В ответ на это королева не менее твердо посмотрела в глаза сыну и проговорила:

— Пока я хозяйка этого дома, мне и решать, каким соком поить гостей.

Мне стало интересно.

— Вы так спорите из-за этого сока, словно чем-то другим я могу попросту отравиться, — заметила я.

Мама и сын с задумчивой серьезностью посмотрели на меня, пока королева Лилит не пояснила:

— В своем замке мы привыкли давать гостям только лучшее. — И, повернувшись к сыну, непререкаемым тоном произнесла: — Тебе следует быть аккуратней. Надеюсь, второй кувшин ты не разольешь по дороге сюда.

— Можете быть спокойны, матушка. — Рокмир отвесил поклон и, развернувшись, пошел, чеканя шаг.

Я только диву давалась, думая про себя: «Ну и штучка эта Лилит. Не хотела бы я такую свекровь — живьем съест». Завтрак продолжился. Флора интересовалась, как там поживает большой мир, а я пыталась выведать, как называется королевство, в которое я угодила. Оказалось, никак, дальше стен замка королевство не распространялось и даже за право рубить дрова и охотиться в ближайшем лесу приходилось серьезно биться с окрестной нечистью.

— Как вы не боитесь жить в этих диких краях?! — ужаснулась я.

— Мой супруг, — гордо вздернув подбородок, сказала королева Лилит, — один из величайших магов этого мира, и единственная причина, по которой мы терпим соседство навьих тварей, это та легкость, с какой он подчиняет их себе в дни опасности, собирая из них дружину.

«Ух ты, — подумала я, — надо быстро делать ноги, пока хозяин не вернулся!» Тут появился Рокмир, чопорный и бесстрастный, как княжий стольник, подошел ко мне, с поклоном наполнил кубок и протянул. Я улыбнулась и отпила, чтобы сделать приятное маме принца. Лилит победно оскалилась, заставив меня все-таки усомниться, что все в порядке с этим соком, но тут комната вокруг меня крутнулась, принц подхватил меня на руки, последнее, что я услышала, — его взволнованный голос:

— Ах, кажется, нашей гостье стало плохо.

Я вынырнула из небытия с криком отчаяния. Не помню, что мне снилось, но это было что-то ужасное. Однако стоило открыть глаза, как крик умер не родившись. Меня окружали ребра, кости, позвонки… Было такое чувство, что меня сожрало чудовище. Я подскочила. Подо мной была кровать — небольшая, но со всеми удобствами: пуховая перинка, пуховая подушка, шитое золотом покрывальце, дорогущий миренский ковер на полу, около кровати столик с зеркалом, заполненный всяческими коробочками и пузырьками, от которых пахло дорогой парфюмерией. (Лейя позеленела бы от зависти.)

— Эй! — осторожно вякнула я, еще не понимая, что произошло, но уже подозревая, что меня опоили и затевают недоброе. — Есть тут кто живой? — Живых не было, стены из костей не отражали эха. — Эй, — не унималась я, — я сейчас разозлюсь и все здесь разнесу. — Моим угрозам не вняли. Тогда я закатала рукава, но из самых миролюбивых намерений все-таки предупредила: — Пеняйте на себя, начинаю разносить. — Зажмурила глаза и изо всех сил захотела, чтобы стены для начала потряслись. Акция устрашения не получилась, нет, кровать зеркало задрожали, но вот стены плевали на мои желания. — Так, — уже всерьез обозлилась я, — а вы в курсе, что это не первый замок, который я с лица земли стираю? — вопросила я и так ярко представила себе, как стены вокруг меня разлетаются щепочками, что в порыве забыла прикрыть голову руками. Дерево, стекло, ткань, все, что было в комнате, в единый миг было сметено неслыханной силы ураганом, изодрано, исковеркано и стерто в мельчайший порошок. — Уй! — завизжала я, пытаясь закрыть лицо, чудом в последнюю секунду выставляя щит. Теперь все это кружилось вокруг меня, дыхание перехватывало от неимоверной смеси духов, в воздухе плавали цветные нити, и только костяные стены остались равнодушны к моему гневу. — Вот вы как? — кашляя и чихая, возмутилась я. — Ну тогда держитесь, щас вам мало не покажется. — И, набрав полную грудь воздуха, заорала во все горло: — Анчутка!

Дата добавления: 2015-05-26