Фарид Закария 12 страница

ОРЕЛ И КОРОВА

Большинство американцев были бы удивлены, узнав, что Индия, по крайней мере в одном аспекте, является самой проамериканской страной в мире. Опубликованный в июне 2005 года отчет статистико-аналитического центра мировых проблем Pew Research Center осно­ван на данных опроса, проводившегося среди населения шестнадца­ти стран. Респондентам задавался вопрос: благоприятное ли впечат­ление производят Соединенные Штаты? Удивительно, но 71 про­цент индийцев ответил на него положительно. Только у американ­цев - еще более оптимистичный взгляд на Америку (83 процента). В других обзорах цифры заметно ниже, но главное открытие от это­го не меняется: индийцы чрезвычайно благожелательны по отноше­нию к Америке.

Причина может заключаться в том, что десятилетиями прави­тельство Индии пыталось заткнуть рот тем, кто был настроен про­тив Америки. (Оправдываясь за невзгоды, постигшие Индию в 70-е годы, политики часто говорят о «невидимой руке» (hidden hand) -под которой они подразумевают ЦРУ или вмешательство США во­обще, поэтому карикатурист Р.К. Лаксман нарисовал тянущуюся с небес руку, которая и есть причина всех бедствий.) Но еще более важным является тот факт, что индийцы понимают Америку. Это шумное открытое общество с хаотической демократической систе­мой, похожее на их собственное. Индийский капитализм практиче­ски не отличается от открытого для всех американского. Многие жители индийских городов бывали в Америке, говорят по-англий­ски, у них там есть знакомые и даже родственники.

Сообщество «индийских американцев» стало мостом между двумя культурами. Этот термин часто применяют к индийцам, покидающим свою страну в процессе «утечки мозгов». Но для обеих сторон это ско­рее «приток мозгов». Индийцы за рубежом сыграли важнейшую роль в расширении возможностей своей родины. Они возвращаются в Ин­дию с деньгами, идеями по поводу их инвестиций, они мыслят в меж­дународных категориях, и, что более важно, они чувствуют, что индий­цы могут добиться всего. Как-то один индийский парламентарий задал тогдашнему премьер-министру Индире Ганди вопрос, ставший потом историческим: «Почему индийцы преуспевают везде, но только не у себя дома?» Рассказы об индийцах, добившихся высокого положения в Америке, наполнили страну гордостью, многие хотят подражать им. Американцы, в свою очередь, приняли Индию, потому что у них был положительный опыт общения с индийцами в Америке.

Если индийцы понимают Америку, американцы понимают Ин­дию. Их озадачивают и возмущают неприступные руководящие эли­ты вроде китайского Политбюро или иранского Совета стражей конституции. Но задиристая демократия, которая безостановочно двигается во всех направлениях, - это они понимают. Во время пе­реговоров о ядерных вооружениях американцы следили за тем, что происходит в Дели: противники соглашения организовали утечку негативной информации из правительства, политические консуль­танты использовали ее, чтобы набрать очки в вопросах, с данной те­мой никак не связанных, - все это было хорошо знакомо. То же са­мое каждый день происходит и в Вашингтоне.

Отношения между большинством стран практически сводятся к отношениям между их правительствами. Возьмите связи между США и Саудовской Аравией: они ограничены исключительно конта­ктами нескольких десятков высокопоставленных чиновников. Но иногда связи развиваются не только между государствами, но и меж­ду обществами. В двух других случаях у США сформировались отно­шения, выходящие за рамки просто стратегических: это отношения с Великобританией и - возникшие позже - отношения с Израилем. В обоих случаях связи были обширными и глубокими, они выходили далеко за пределы официальных и дипломатических переговоров.

Две страны знали и понимали другу друга и в результате преврати­лись в естественных и постоянных партнеров.

Такая связь между США и Индией на определенном уровне от­ношений почти неизбежна. Неважно, подпишут или нет два государ­ства новые соглашения, два общества все более и более проникают друг в друга. Общий язык, похожее мировоззрение и растущая сим­патия друг к другу - все это притягивает бизнесменов, деятелей не­правительственных организаций, писателей. Это не означает, что США и Индия придут к согласию по всем политическим вопросам. В конце концов, Рузвельт и Черчилль спорили по некоторым пунк­там во времена их тесного военного сотрудничества, особенно по вопросу о независимости Индии, а в 1956 году США и Великобрита­ния вовсе разошлись во взглядах на Суэцкий кризис. Верный сто­ронник Израиля Рональд Рейган осудил израильское вторжение в Ливан в 1978 году. Вашингтон и Дели - крупные центры силы со сложными внешнеполитическими обязательствами и отношения­ми. У них разные интересы, что неизбежно приведет к политиче­ским спорам. Кроме того, в отличие от отношений Британии и Аме­рики у них разное видение мира. Индийская история, религия и культура не позволят смотреть на него глазами американцев.

ИНДИЙСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ

Несмотря на растущую конкуренцию, Индия становится ближе к Китаю в том, что касается их роли на мировой сцене. Индия от­бросила самоуверенность эпохи Неру, равно как и отказалась от воинственной позиции, свойственной правительству Индиры Ганди. Вместо этого Индия проводит политику национального приоритета, предоставляя информацию о ее внешней и внутрен­ней политике. Премьер-министр Манмохан Сингх неоднократно формулировал цель внешней политики Индии - мир и стабиль­ность, способствующие развитию, - которая похожа на ту, что оз­вучил Пекин. Индийские политики значительно лучше, чем рань­ше, осознают серьезность тех вызовов, которые стоят перед ог-

ромным развивающимся обществом - причем демократическим обществом, в котором внутреннее давление ощущается быстрее и глубже, - и потому фокусируются главным образом на внутренних проблемах. Внешняя политика рассматривается как способ разо­браться с этими первостепенными вопросами. Это напряжение -речь идет о мировой державе, которая при этом очень бедна- будет ограничивать международную активность Индии. В частности, это будет означать, что Индия не станет активно заниматься стра­тегическим уравновешиванием Китая, который становится ее главным торговым партнером.

Есть еще и индийская культура, с ее собственными фундамен­тальными взглядами и видением мира. Приверженцы индуизма, как и конфуцианцы, не верят в Бога. Они верят в сотни тысяч богов. Каж­дая индуистская каста и подкаста верит в своего бога, богиню или священное существо. Каждая семья придумывает свое толкование индуизма. Вы можете выказывать уважение к одним верованиям и от­вергать другие. Можно вообще ни в кого не верить. Можно быть ве­гетарианцем или же есть мясо. Можно молиться, можно не молить­ся. Ни один из этих вариантов не свидетельствует о том, являетесь ли вы приверженцем индуизма, или нет. Здесь нет ереси или отступ­ничества, потому что отсутствует базовый набор верований, нет дог­мата, нет заповедей. Ничто не обязательно, ничто не запрещено.

Сэр Моньер Моньер-Уильямс, профессор санскрита Оксфорд­ского университета с 1860 по 1899 год, был, по-видимому, первым представителем Запада, всесторонне изучившим индуизм. Родивший­ся в Бомбее, он основал в Оксфорде индийский факультет, ставший полигоном для будущих лидеров Британской Индии. Его книга «Инду­изм», впервые опубликованная в 1877 году, основана на древних сан­скритских текстах и понимании современного индуизма. Он писал:

«Индуизм толерантен... В нем есть духовный и материальный аспек­ты, он эзотеричен и экзотеричен, субъективен и объективен, рацио­нален и иррационален, непорочен и непристоен. Его можно срав­нить с гигантским многоугольником... Одна его сторона для прагма­тиков, другая - для суровых моралистов, еще одна - для людей набож-

ных и творческих, другая - для чувственных и похотливых, следую­щая - для философов и мыслителей. Те, кому важны ритуалы и цере­монии, найдут его самодостаточным; тем, кто отрицает силу труда и находит все необходимое в вере, нет надобности покидать его преде­лы; приверженцы чувственных удовольствий могут удовлетворить в нем свои аппетиты; те же, кто находят сладость в мыслях о природе бога и человека, о связи материи и духа, о тайне индивидуального су­ществования и происхождении зла, могут утолить здесь свою жажду размышлений. И эта способность расширяться почти беспредельно приводит к бесконечному делению его на множество сект даже среди последователей какого-то одного учения».

Самый выдающийся пример поглощающей силы индуизма - то, как он включил в себя буддизм. Будда был индийцем, и буддизм воз­ник в Индии, но сегодня в стране, по сути, буддизма нет. Это про­изошло не вследствие гонений на него, скорее наоборот: индуизм целиком включил в себя послание буддизма, поглотив таким обра­зом это вероисповедание. Сегодня в поисках буддистов надо отпра­вляться за тысячу миль от места, где он возник, и оказаться в Корее, Индонезии и Японии.

Бенгальский писатель Нирад Чаудхури пришел в ярость от сложности индуизма: «Чем больше углубляешься в тонкости этой ре­лигии, тем больше она сбивает с толку, - писал он. - Дело даже не в том, что невозможно сформулировать ясное рациональное предста­вление обо всем комплексе - невозможно даже вынести из него вра­зумительную эмоциональную реакцию»⁸. Индуизм и не религия в авраамическом смысле, а вольная философия, - та, у которой нет от­ветов, но одни лишь вопросы. Ее единственный ясный руководя­щий принцип - неоднозначность. В самом важном тексте индуизма «Ригведе» есть свой центральный стих, это Гимн Творению. В частно­сти, в нем говорится:

«Кто вправду знает - и может в этом поклясться, ~ Как появилось творение, когда и где! Даже боги явились после дня творения,

171

Кто вправду знает, кто может честно сказать,

Когда и как началось творение?

Это начал Он? Или не Он?

Только Тот, кто наверху, может быть, знает;

Или, может быть, не знает даже Он».

Сравните это с уверенным тоном Книги Бытия.

Что все это означает для окружающего нас мира? Индийцы в вы­сшей степени практичные люди. Они легко приспосабливаются к любой реальности. Индийские бизнесмены - они по большей части индусы - будут благоденствовать практически в любой атмосфере, которая создает возможности для торговли и коммерции. Неважно, в Америке ли, Африке или Восточной Азии - индийские купцы пре­успевали в любой стране, куда их забрасывала судьба. Пока они могут в своем доме ставить фигурку идола, чтобы молиться или медитиро­вать, их чувство индуизма полностью удовлетворено. Как в случае с буддизмом, индуизм учит терпимости к другим, но он же этих других и поглощает. Ислам в Индии за счет контакта с индуизмом изменил­ся, он стал менее авраамическим и более возвышенным. Индийские мусульмане поклоняются святым и мощам, они славят музыку и ис­кусство, у них более практичный взгляд на жизнь, чем у большинства их единоверцев за границей. В то время как всплеск исламского фун­даментализма за последние несколько десятилетий отбросил ислам в Индии, как и в других странах, далеко назад, более широкие общест­венные силы все же стараются направить его по главному руслу ин­дийской религиозной культуры. Это может объяснить впечатляю­щую статистику: хотя в Индии живет 150 миллионов мусульман и все они стали свидетелями подъема «Талибана» и «Аль-Каиды» в сосед­них Афганистане и Пакистане, нет свидетельств того, что хотя бы один индийский мусульманин был связан с «Аль-Каидой».

А что происходит с внешней политикой? Понятно, что индийцы чувствуют себя в своей стихии, когда речь заходит о двусмысленности и неопределенности, здесь им гораздо удобнее, чем большинству представителей Запада, - определенно удобнее, чем англо-американцам. Индийцы не станут рассматривать внешнюю политику как кре-

стовый поход, равно как не видят распространение демократии в качестве своей главной национальной задачи. Склад ума индийца та­кой: живи и дай жить другим. Поэтому индийцам так претят обяза­тельства, следующие из основной ориентации их страны. Индия чув­ствует себя не очень уютно, когда ее называют «главным союзником» Америки в Азии или же составным элементом новых «особых отно­шений». Возможно, дискомфорт в том, что касается точного и ясного определения друзей и врагов, - это специфически азиатская черта. Наверное, НАТО оказалось идеальным союзом для группы западных стран - формальный альянс против советской экспансии, со всеми положенными институтами и военными учениями. В Азии большин­ство государств воздержится от создания таких однозначных меха­низмов балансировки сил. И хотя такие механизмы могут стать гаран­тией защиты от Китая, никто никогда в этом не признается. Неважно, в силу ли особенностей культуры или обстоятельств, речь идет о поли­тике с позиции силы, и о ней никто не решится говорить открыто.

Однако, как и в случае Китая, в ДНК индийской культуры пред­стояло ввести элемент новейшей истории. На самом деле Индия пе­режила уникальный западный опыт: будучи частью Британской им­перии, она изучала английский язык, заимствовала британскую по­литику и правовые институты, проводила имперскую политику. Те­перь либеральные идеи до такой степени овладели мыслями индий­цев, что во многих смыслах эти идеи уже можно считать местным продуктом. Свои взгляды и внешнюю политику Неру выработал под влиянием либеральных и социалистических западных идей. Поле­мика относительно прав человека и демократии, которая сегодня ведется на Западе, продолжается в Дели, Мумбаи и Ченнаи. Индий­ские газеты и неправительственные организации поднимают те же вопросы и тревожатся по тем же поводам, что и западные газеты и неправительственные организации. Они так же критикуют полити­ку правительства, как это делают в Лондоне, Париже и Вашингтоне. Но такая позиция отражает скорее взгляды англоязычной элиты Индии - по-прежнему составляющей меньшинство, - которая в оп­ределенном смысле чувствует себя более комфортно в западном мире, чем в своем собственном. (Спросите образованного индийского

бизнесмена, ученого или чиновника, какую последнюю книгу он прочитал не на английском языке.) Махатма Ганди был в большей степени индийцем. Его представления о внешней политике были смесью индуистского ненасилия и западного радикализма в соедине­нии с практической хваткой, сформировавшейся, вероятно, благо­даря воспитанию, полученному в купеческой среде. Когда Неру на­зывал себя «последним англичанином, который управляет Индией», он чувствовал, что по мере развития страны ее собственные культур­ные корни станут все более обнажаться и наступит эра правления более «аутентичных» индийцев. Такое перекрестное влияние Запа­да и Индии изживает себя на этапе современного быстро меняюще­гося мира, где экономика и политика иногда движутся в разных на­правлениях.

ЯДЕРНАЯ ДЕРЖАВА

Предложенное соглашение по ядерным вооружениям между Амери­кой и Индией великолепно иллюстрирует напряжение, возникающее между чисто экономическим видением глобализации, с одной стороны, и политикой с позиции силы - с другой. В 2007-м Вашингтон перевел свои отношения с Индией в более высокую пло­скость сотрудничества с переговорами по ядерным вооружениям. Это может выглядеть как тема для профессиональных политиче­ских экспертов, но соглашение по ядерному оружию - это, вообще-то, крупнейшая сделка. В случае успеха соглашение изменит страте­гический ландшафт, Индия прочно и безоговорочно впишется в гло­бальную политику в роли ведущего игрока, из чего последует норма­лизация ее пока не слишком законного ядерного статуса и укрепле­ние партнерства с Соединенными Штатами. Индия станет членом ядерного клуба наравне с другими его участниками - Америкой, Великобританией, Францией, Россией и Китаем.

В соответствии с Договором о нераспространении ядерного ору­жия страна, обладавшая ядерным оружием в 1968 году, является ядер­ной державой на законных основаниях, а любая страна, разработав-

шая такое оружие позже этого срока, считается изгоем. (В этом можно увидеть один из ярчайших примеров «дедовых статей»*.) Индия, ис­пытавшая ядерное устройство в 1974-м году, представляет собой важ­нейшее государство и единственную потенциально глобальную силу за пределами системы нераспространения ядерного оружия. Админист­рация Буша пришла к выводу, что включение Индии в ядерный клуб является важнейшим фактором выживания всей системы. По анало­гичным причинам глава Международного агентства по атомной энер­гии Мохаммед аль-Барадеи (на которого возложены обязанности по мониторингу нераспространения ядерного оружия и принуждению к выполнению этих обязательств) горячо поддерживал индийско-аме­риканское соглашение⁹. Режим нераспространения ядерного оружия всегда сочетал идеализм с долей здравого реализма. В конце концов, Соединенные Штаты убеждают всех, что небольшое увеличение чис­ла ядерных боеголовок опасно и аморально, и при этом обладают ты­сячами таких зарядов.

Для Индии ядерная сделка сводится к очень простому вопросу: Индия больше похожа на Китай или на Северную Корею? Дели на­стаивает, что мир должен признать: Индия - ядерная держава, а Ин­дия, в свою очередь, сделает свою ядерную программу максимально безопасной и надежной. До прихода к власти администрации Буша американская политика десятилетиями пыталась повернуть воен­ную программу Индии вспять, а это безнадежная задача. Индия три­дцать три года безропотно соблюдала американские санкции - даже когда была гораздо более бедной страной, - и любой, кто знает Ин­дию, понимает, что она оставалась бы в таком состоянии и дальше, даже не помышляя о свертывании своей программы по ядерному оружию.

Автор имеет в виду статьи из конституций некоторых южноамериканских штатов, согласно которым лица, не обладающие определенным образова­тельным цензом, могли иметь право голоса только в том случае, если их предки голосовали до 1867 года. Эти статьи носили дискриминационный характер по отношению к негритянскому населению и были упразднены Верховным судом США в 1915 году - Прим. ред.

175

С экономической точки зрения ядерная сделка не имеет боль­шого значения для Индии. Она дала бы стране больший доступ к мирным атомным технологиям, а это важно для энергетики. Но это всего лишь небольшой участок на траектории всеобъемлющего раз­вития. Стимулы глобализации, похоже, подталкивают Дели к тому, чтобы прекратить терять время на эту проблему и сосредоточиться на программе развития, отложив решение этих вопросов до лучших времен. Есть множество альтернативных источников энергии, Гер­мания и Япония достигли статуса сверхдержав, не обладая ядерным оружием.

Однако стремление Индии к атому связано с национальным престижем и геополитической стратегией. Многие индийские по­литики и дипломаты возмущены тем фактом, что Индии навеки уготована второстепенная роль в сравнении с Китаем, Россией и другими ядерными державами. Ни в одной из этих стран ни один реактор не находится в режиме инспекционной проверки, тогда как Индия передает под контроль Международного агентства по атомной энергии по меньшей мере две трети своей программы. Неравенство по отношению к Китаю особенно оскорбляет Дели. Индийские власти, не впадая в истерику, указывают, что Китай не­однократно содействовал распространению ядерного оружия -главным образом через Пакистан. Тем не менее у Соединенных Штатов есть соглашение с Пекином о совместном использовании мирных ядерных технологий. Индия, утверждают они, - демокра­тическая страна с прозрачной системой и идеальным послужным списком участия в программе нераспространения ядерного ору­жия. И, несмотря на это, последние тридцать три года ей отказано в таком сотрудничестве.

В этом вопросе глобализация и геополитика действуют на раз­ных уровнях. Многие приверженцы ядерного разоружения в США -индийцы называют их «аятоллами нераспространения» - препятст­вуют выработке соглашения или же соглашаются пойти на него толь­ко в том случае, если Индия ограничит производство расщепляю­щихся материалов. Взгляните на карту, говорят в Дели: Индия грани­чит с Китаем и Пакистаном, это две ядерные державы, ни одна из ко-

торых не подписала соглашение об обязательном ограничении про­изводства таких материалов. (Китай, как и другие ведущие игроки, похоже, прекратил производство плутония, но это было доброволь­ное решение, сделанное главное образом потому, что в стране уже бо­лее чем достаточно расщепляющихся материалов.) Индия рассмат­ривает обязательное ограничение производства как одностороннее замораживание ядерной программы. Эта ситуация отражена и в рас­четах американцев. Соединенные Штаты долго противостояли еди­ноличному доминированию Европы или Азии. Если Индия была бы вынуждена ограничить свои ядерные силы - без соответствующего ограничения со стороны Китая, - возник бы значительный и расту­щий дисбаланс в пользу Китая. Бывший посол США в Индии Роберт Блэквилл задал вопрос: «Почему долговременным национальным ин­тересом Соединенных Штатов является договор, по которому Китай станет доминирующей и неприступной ядерной державой Азии?»¹⁰

Странно, но барьер соглашению ставят не в Вашингтоне, а в Де­ли. На уникальное предложение некоторые ведущие индийские по­литики ответили отказом. «Похоже, мы не знаем, как сказать «да», -заметил комментатор телевизионного канала Ж)ТУ В то время как премьер-министр Индии и некоторые другие высшие чины прави­тельства видели в этом соглашении открывающиеся для страны ог­ромные возможности, другие были ослеплены старым мышлением и предубеждениями. Часть индийской элиты продолжала рассмат­ривать мир через призму, которую оставил им Неру: Индия - это бедная страна, по сути, относящаяся к третьему миру, ее внешняя по­литика - нейтральная и обособленная (и, надо добавить, проваль­ная). Они понимают, как действовать в этом мире, у кого клянчить, с кем враждовать. Но мир, в котором Индия уже великая держава, уверенно выступающая на мировой сцене, устанавливающая прави­ла, а не просто им подчиняющаяся, мир, в котором ее партнером яв­ляется самая могущественная страна в истории человечества, - это еще и мир новых и тревожных предложений. «Почему Соединен­ные Штаты стали так любезны с нами?» - этот вопрос задавали мне несколько политических аналитиков. В 2007-м они все еще продол­жают искать «невидимую руку».

Класс китайских чиновников сумел переосмыслить новую роль своей страны как искусной и деятельной мировой державы. Пока же элиты Индии не показали, что они ровня своим соседям. Как бы ни продвигалось соглашение по ядерным вооружениям, связанные с ним затруднения высвечивают главную проблему индийской власти на го­ды вперед: Индия - это сильное общество со слабым государством. Оно не может использовать свою власть в национальных интересах.

ВОПРОСЫ ГЕОГРАФИИ

Вы можете понять, что Индия странное место, даже не глядя на за­клинателей змей - достаточно изучить результаты выборов: в какой еще стране ошеломляющий экономический рост сделает вас непопу­лярным? В 2004 году правящая коалиция Индийской народной пар­тии пошла на выборы под раздувающимися парусами экономическо­го подъема - экономический рост в стране составлял 9 процентов. Но ИНП проиграла выборы. Доморощенные интеллектуалы, многие из которых по своим взглядам социалисты, быстро объяснили, что это процветание дутое, что экономический рост не коснулся низших слоев общества и что ИНП забыла о реальной Индии. Но это объяс­нение не выдерживает никакой критики. Уровень бедности в Индии в 90-е быстро понижался, и снижение это было заметно всем. В лю­бом случае, загадочная ситуация сохранялась и после 2004 года. Коа­лиция Индийского национального конгресса (ныне находящаяся у власти) поддерживала показатели роста более 8 процентов на протя­жении трех лет и, несмотря на это, на всех региональных выборах она добивалась очень плохих результатов. Даже с учетом законных вопросов относительно неравенства и распределения богатств поч­ти в каждой стране существует связь между устойчивым ростом эко­номики и популярностью правительства. Почему ее нет в Индии?

Индия - это страна мечты Томаса О'Нилла: «Вся ее политика сводится к местной политической жизни», - произнес бывший спи­кер палаты представителей. В Индии этот принцип следует высечь в камне. Индийские выборы - это вовсе не национальные выборы-

Скорее это одновременно региональные и местные выборы, у кото­рых нет общего содержания.

Разнородному индийскому обществу уже более четырех тысяч лет, своими корнями оно глубоко уходит в культуру, язык и тради­ции. Это страна с семнадцатью языками и 22 тысячами диалектов, веками она была собранием сотен разрозненных княжеств, царств и государств. Когда Британия в 1947 году уходила из Индии, новому правительству пришлось вести переговоры о присоединении с бо­лее чем пятьюстами правителями - подкупать их, угрожать, а в неко­торых случаях и принуждать силой войти в Индийский союз. С упад­ком Индийского национального конгресса в 70-е годы ни одна пар­тия не оставила после себя никакого следа в памяти страны. Все пра­вительства, формировавшиеся последние двадцать лет, были коали­циями, состоявшими из набора региональных партий, у которых не было почти ничего общего. Ручир Шарма, который руководит 35-миллиардным капиталом компании Morgan Stanley на развивающихся рынках, отмечает, что большинство из двадцати восьми штатов Ин­дии проголосовало за главную региональную партию, оставив ни с чем так называемую национальную партию.

В 2007 году идеальным примером тому стал штат Уттар-Прадеш. Ю-Пи (U. Р.), как его называют в Индии, - это самый большой штат страны. (Будь он независимым государством, по населению он стал бы шестой страной в мире.) Во время кампании 2007 года за него бо­ролись две национальные партии, считавшие штат главным постав­щиком голосов. Индийская народная партия усердно возрождала ин­дусский национализм, Партия конгресса подчеркивала свою привер­женность светским ценностям и ставила себе в заслугу экономиче­ский рост страны. На выборах они заняли третье и четвертое места, позади местных партий, которые делали ставку исключительно на решение локальных проблем - в данном конкретном случае на рас­ширение полномочий низших каст. То, что сработало в Ю-Пи, вряд ли сработает на юге или даже в Мумбаи. В нескольких штатах важную роль может сыграть соотношение между мусульманами и индуистами, в других оно может не иметь никакого значения. У политических лидеров, пользующихся авторитетом в Тамил-Наду, нет последовате-

лей на севере. В Пенджабе - своя особая политическая культура, свя­занная с сикхами и с историей отношений сикхов и индусов. Полити­ки Раджастана не имеют никакого веса в Карнатаке. Они говорят на разных языках - буквально на разных. Это все равно, что проводить выборы в Европе и говорить об одних и тех же проблемах с избира­телями в Польше, Греции, Франции и Ирландии. Уинстон Черчилль как-то сказал, что Индия это «просто географический термин, у него не больше политической определенности, чем у Европы». Черчилль обычно заблуждался насчет Индии, но в этом он был прав.

У этого многообразия и этих различий есть много преиму­ществ. Они добавляют живости и социальной энергии и не дают стране скатиться к диктатуре. Когда в 1970-е годы Индира Ганди по­пробовала править авторитарно и централизованно, это просто не сработало и привело к восстаниям в шести областях. На протяже­нии последних двух десятилетий пышным цветом расцвел региона­лизм, в котором страна нашла свой естественный уклад. В многооб­разной стране даже гипернационализм оказывается затрудните­льным. Когда Индийская народная партия пытается развязать ин­дусский шовинизм в качестве политического оружия против мусуль­манского меньшинства Индии, выясняется, что во многих случаях индийцы из низших каст, равно как и индийцы с севера, с отвраще­нием и страхом относятся к таким лозунгам, для них они звучат как заявления представителей высших каст.

Но это многообразие и расхождение во мнениях также ослож­няет работу индийского государства. Скованность, обнаружившаяся в последнее десятилетие, - это не кратковременное явление, кото­рое вскоре исчезнет, это выражение структурной реальности в по­литике Индии. Она с трудом позволяет Дели определить националь­ный интерес, мобилизовать вокруг него страну и проводить полити­ческий курс на достижение связанных с ним целей - неважно, идет ли речь об экономических реформах или внешней политике. Премьер-министр не может приказывать государственной власти, как это делал Неру, и, по всей вероятности, ни один премьер-ми­нистр никогда уже не сможет делать то же самое. На место верхов­ного главнокомандующего пришел председатель совета директоров,

а правящая партия стала первой среди равных в коалиции. Цент­ральное правительство часто отступает перед прерогативами и вла­стью региональных правительств, которые становятся все более на­пористыми и независимыми. В экономическом смысле это означает неопределенное будущее, малоэффективные реформы и экспери­ментирование на уровне государства. Во внешней политике - ника­ких изменений в подходе, небольшое число обязательств и менее ак­тивная и энергичная роль на мировой сцене. Индия будет играть бо­лее заметную роль в международной политике, чем когда-либо пре­жде. Она станет доминирующей силой в Южной Азии. Но она мо­жет не стать мировой державой - той, на кого одни надеются и кого другие боятся. По крайней мере пока этого произойти не может.

Если когда-то между Индией и Китаем и было соревнование, сейчас оно закончено. Китайская экономика в три раза превосходит индийскую и растет еще быстрее, чем раньше. Закон сложных про­центов (compounding) говорит нам, что Индия может обогнать Китай экономически только в том случае, если в траекториях, по которым движутся обе страны в последние десятилетия, произойдут реши­тельные и необратимые изменения. Наиболее вероятный сценарий развития событий сводится к тому, что Китай будет значительно опережать Индию. Но Индия все еще может нажить капитал на сво­их преимуществах: масштабной и растущей экономике, привлека­тельной политической демократии, энергичной модели антиклери­кализма и толерантности, тонком понимании Востока и Запада и особых отношениях с Америкой. Если мобилизовать все эти силы и использовать их по назначению, Индия по-прежнему сможет пре­тендовать на свое место среди ведущих стран - технически это мо­жет быть второе, третье или четвертое место в мире.

Дата добавления: 2015-05-26