Эффект ожиданий экспериментатора 3 страница

Эффект от обмана, используемого в описанных выше экспериментах, может оказаться относительно слабым, поскольку ожидания, внушаемые студентам их преподавателями, будут восприниматься не очень вни­мательно и не станут их личными убеждениями. Ведь студенты просто выполняют обычную лабораторную работу, к результатам которой ни один из них не от­носится с достаточной серьезностью. Профессиональ­ные исследователи, безоговорочно приверженные су­ществующим системам мировоззрения и озабоченные ростом карьеры и собственной репутацией, могут в гораздо большей степени оказаться подверженными эффектам ожидания; кроме того, они более склонны к самообману.

Было бы очень интересно выявить эффект ожидания в тех областях науки, в которых существует несколько систем воззрений, и особенно в ситуациях, когда каж­дая из сторон, приверженная собственной теории, по­лучает экспериментальные результаты в пользу имен­но своей теории. Можно было бы пригласить предста­вителей обеих сторон для обсуждения данных таких же экспериментов, проведенных в стандартных условиях на нейтральной территории, в какой-то третьей лабора­тории, сотрудникам которой доверяли бы все участни­ки дискуссии. Если бы были получены результаты, не соответствующие ожиданиям заинтересованных сторон, тогда эффект ожидания, включая его возможные паранормальные проявления, можно было бы тщатель­но изучать в реальной обстановке.

Эта идея могла бы послужить основой при создании исследовательского центра нового типа, сочетающего в себе изучение экспериментальных методов с некой по­среднической службой (возможно даже, организующей консультации для заинтересованных ученых).

Если выявится значительное воздействие эффектов ожидания, исследования необходимо будет продолжить и определить, какие именно факторы играют здесь ос­новную роль — обычные или паранормальные. Напри­мер, в четвертом эксперименте, если пристрастие про­является в изменении отношения доли мушек-мутантов к доли нормальных особей в популяции второго поко­ления гибридов, что соответствует ожиданиям экспери­ментаторов, в первую очередь следует проверить воз­можную необъективность при регистрации данных. Проверку можно поручить третьему участнику, кото­рый проведет изучение законсервированных мушек «вслепую», не зная, какая из них принадлежит к той или иной группе. Эта проверка могла бы показать, что эф­фект экспериментатора целиком и полностью объясня­ется неточным подсчетом. С другой стороны, могло бы оказаться, что эта пристрастность оказала лишь частич­ное воздействие на конечный результат и что количе­ство мутантов и нормальных особей действительно нео­динаково в двух группах. Тогда следовало бы проверить возможность того, что экспериментаторы не были в достаточной мере объективными, то есть консервирова­ли и считали не всех мушек второго поколения, а толь­ко тех, которые соответствовали их ожиданиям. Если же выяснится, что это не так, изменение соотношения мутантов и нормальных особей в двух группах можно будет рассматривать как паранормальное воздействие на результаты эксперимента.

Для решения этого вопроса может потребоваться проведение нового эксперимента. Второй эксперимент мог бы стать повторением первого — за исключением того, что экспериментаторы могли бы исследовать только мушек второго поколения, а мушек первого поколе­ния в живом или законсервированном виде изучать только после того, как будут закончены все исследова­ния особей второго поколения. За мушками должны ухаживать только те люди, которые абсолютно не зна­ют целей эксперимента и не заинтересованы в его ре­зультатах. В том случае, если эффекты ожидания будут проявляться даже тогда, когда у экспериментаторов не будет ни малейшей возможности влиять на размноже­ние и развитие плодовых мушек каким бы то ни было известным способом, а результаты в обеих группах все-таки будут неодинаковыми, это можно будет объяснить паранормальным воздействием.

Возможное открытие трудноуловимого паранор­мального воздействия ожидания в традиционных обла­стях науки было бы шокирующим, если не сказать сен­сационным. Оно имело бы чрезвычайно серьезное зна­чение. Одним из наиболее важных его последствий было бы обязательное независимое подтверждение получае­мых данных, в уточнении которых и состоит суть экс­периментальных исследований. Научные данные счи­таются объективными только в том случае, если они подтверждаются другими независимыми учеными в ана­логичных экспериментах. Но в новых и достаточно спорных областях науки подобное единодушие отсут­ствует, а как только оно достигается, результаты про­водимых экспериментов в основном соответствуют предсказанным заранее. Но в чем причина? Что так вли­яет на конечные данные? Является ли удивительная воспроизводимость результатов поводом для согласия на основе взаимного ожидания — или взаимные ожида­ния приводят к идентичным результатам испытаний, проводимых в различных лабораториях? Скорее всего, оба процесса воздействуют на исследователей параллельно. Но в случае обучения основную роль заведомо играет заранее согласованное представление о реаль­ности.

Студенты много времени проводят в лабораториях, выполняя практические задания, в ходе которых они должны провести стандартные испытания, демонстриру­ющие фундаментальные принципы господствующей си­стемы воззрений. Эти эксперименты всегда дают «пра­вильные» результаты, которые подтверждают давно ут­вердившуюся и ожидаемую картину. Тем не менее именно студенты иногда получают очень интересные данные. Я много лет занимался со студентами старших курсов и часто удивлялся большому разбросу данных, которые они получали в результате стандартных экспе­риментов. Разумеется, сильно отличающиеся результа­ты тут же объяснялись какими-то ошибками или нео­пытностью. Те студенты, которые раз за разом получа­ли «не те» данные, как будущие экспериментаторы считались бесперспективными. На экзаменах по прак­тическому использованию полученных знаний им при­ходилось хуже всех, и вряд ли они могли рассчитывать на успешную научную карьеру. И наоборот, состоявши­еся ученые, как правило, добивались успеха в процессе длительного обучения и отбора, постоянно демонстри­руя свою способность при проведении стандартных эк­спериментов получать ожидаемые результаты. Являет­ся ли этот успех следствием простого умения хорошо проводить опыты? Или же это реакция на трудноулови­мые знаки и подсознательная способность обнаружи­вать именно те данные, которые ожидаются в соответ­ствии с устоявшимися воззрениями?

ВЫВОДЫ К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

Если бы оказалось, что константы действительно име­ют непостоянные численные значения, наше понимание окружающего мира претерпело бы кардинальные изме­нения. Но маловероятно, что величественное здание традиционной науки непременно должно при этом рас­сыпаться. Ведь ученые, как правило, весьма прагматич­ны, они довольно легко смогли бы приспособиться к новым условиям. В такой ситуации численные значения фундаментальных констант регулярно сообщались бы в различных журналах, подобных «Нейчур», — как сводки погоды или как котировки акций и валют на тех страницах газет, где освещаются экономические про­блемы. При этом те, кто нуждается в точном значении констант, пользовались бы этими данными для своих вычислений, но для большинства остальных людей эти изменения численных значений фундаментальных по­стоянных не имели бы абсолютно никакого практиче­ского значения.

Но хотя ученые, безусловно, смогли бы приспосо­биться к постоянно флуктуирующим значениям фунда­ментальных постоянных, сам дух науки изменился бы в весьма значительной мере. Старая вера в математиче­ский уклад природы могла бы показаться наивной. При­рода стала бы восприниматься как живое существо с его собственной жизнью, такой же непредсказуемой и пол­ной неожиданностей, как жизнь любого отдельного живого существа. Конечно, математики могли бы попы­таться смоделировать флуктуации численных значений фундаментальных констант, но их прогнозы были бы не более точными, чем предсказания погоды, событий в экономике или колебаний котировок акций на биржах.

Точно так же, если выяснится, что эффекты экспе­риментатора проявляются в гораздо более широких пределах, чем предполагалось ранее, большая часть ученых отнеслась бы к этому прагматически. В различ­ных областях науки стал бы широко использоваться метод двойного слепого контроля. На практике подоб­ные эксперименты стали бы обузой для многих биоло­гов, химиков и физиков, сильно усложнив сам процесс их исследований. Но ведь психологи-практики и клини­цисты-исследователи работают в такой ситуации уже на протяжении десятилетий, и их пример показывает, что приспособиться к новым условиям вполне возможно.

Но даже использование двойного слепого контроля не гарантирует полной нейтрализации влияния ожида­ний. Это доказывает эффект плацебо, о котором шла речь в соответствующем разделе. Условия двойного сле­пого контроля означают, что экспериментатор всюду ищет ожидаемый результат, не зная точно, в каких об­разцах или у каких испытуемых он проявится, и это ожидание приводит к тому, что эффект проявляется даже в контрольных группах. У пациентов, которым давали плацебо, часто наблюдается действие настоящих лекарственных препаратов, включая побочные явления.

Если к воздействию исследователя на ход экспери­мента серьезно относиться не только в медицине и пси­хологии, но и в большинстве других областей науки, дискуссии на эту тему и интерес к природе феномена, вероятно, в значительной степени расширили бы сфе­ру его изучения, что, в свою очередь, быстро и заметно увеличило бы финансирование подобных эксперимен­тов. С другой стороны, это открытие окончательно по­дорвало бы веру в объективность экспериментаторов в ее нынешней наивной форме.

А как с этой точки зрения выглядят эксперименты, предлагаемые в данной книге? Насколько они допуска­ют эффекты экспериментатора? Я не могу исключить такого воздействия, но полагаю, что оно может про­явиться лишь в ограниченных пределах. При любой воз­можности в экспериментах используется метод слепо­го контроля. Рассмотрим, к примеру, опыты с домашни­ми животными, которые точно определяют момент возвращения хозяев. Человек, который следит за ними дома, ведет наблюдение вслепую, так как сам не знает, когда вернется владелец животного. Если питомец при полном отсутствии каких-то знаков, воспринимаемых его органами чувств, и строгого распорядка, по которо­му живут все обитатели дома, все равно способен пред­чувствовать появление своего владельца, это допуска­ет три возможных толкования. Или животное предви­дит возвращение, используя прямую связь с хозяином, или оно реагирует на ожидания присутствующих в доме людей, один из которых может иметь телепатическую связь с отсутствующим человеком, или воздействуют одновременно оба этих фактора.

Для уточнения можно было бы провести дополни­тельное исследование. Вариант, предусматривающий наличие телепатической связи между обитателями дома, может быть изучен непосредственно. Для этого следует определить, насколько точно он или она пред­чувствует возвращение отсутствующего человека, ког­да домашнее животное находится вне дома. Точно так же можно проследить за поведением своего питомца, используя автоматические средства видеонаблюдения при полном отсутствии людей. Если и в этой ситуации животное будет предчувствовать возращение своего хозяина, данный феномен уже нельзя будет отвергнуть на том основании, что на результат опыта воздейство­вал эффект экспериментатора.

При исследовании способности животных находить дорогу к дому, описанном во второй главе, могло бы выясниться, что голуби способны отыскивать голубят­ню даже в тех случаях, когда она перемещается на зна­чительное расстояние. Объяснение данного феномена воздействием ожиданий экспериментатора придало бы упомянутому эффекту еще более мистическое значе­ние, а сами удивительные способности голубей остались бы невыясненными. В эксперименте с термитами, о ко­тором рассказывалось в третьей главе, может оказать­ся, что изолированные насекомые колонии ведут себя подобно насекомым в термитнике, но в этом случае пред­положение о воздействии ожиданий экспериментатора было бы совершенно невероятным.

Измерения численных значений фундаментальных констант, о которых рассказывалось в шестой главе, трудно провести вслепую, но сравнивая измерения од­ной и той же постоянной в различных лабораториях, можно свести эффект ожидания к минимуму — при ус­ловии, что флуктуации будут синхронно наблюдаться всеми участниками эксперимента. Разумеется, это воз­можно только в том случае, если исследователи не ста­нут обмениваться получаемыми результатами до окон­чания всей работы.

Описанные выше примеры показывают, что практи­ческое изучение различных проблем вполне осуществи­мо даже при значительной вероятности проявления эффектов экспериментатора. В любом случае нынешнее допущение относительно полной независимости объек­тивного и субъективного, экспериментатора и предме­та исследования следует отбросить.

С другой стороны, может оказаться и так, что в боль­шинстве областей науки воздействие ожиданий экспе­риментатора проявляется редко или вообще отсутству­ет, что в них нет даже малейшего намека на присутствие какого-то паранормального влияния. Это как раз то, что предполагает подавляющее большинство ученых, это символ веры Скептиков. Таким образом, именно данное предположение необходимо в первую очередь прове­рить эмпирически. Его мог бы опровергнуть любой экс­перимент, а если подобное исследование завершится не­удачей, позиции Скептиков получат серьезное подтвер­ждение.

Поэтому Скептики, твердо убежденные в своей право­те, должны приветствовать программу таких испытаний с гораздо большим энтузиазмом, чем те, кто вместе со мной считает эффекты экспериментатора в традицион­ных экспериментальных отраслях науки возможными или даже вполне вероятными.

ОБЩИЕ ВЫВОДЫ

Программа исследований, предлагаемая в этой книге, предназначена для проверки основных постулатов со­временной традиционной науки. По ходу исследований оценивается достоверность семи типичных научных воз­зрений. Они считаются настолько незыблемыми и не требующими доказательств, настолько редко подверга­ются сомнениям, что их уже называют не гипотезами, а здравым смыслом в области науки. Все предположения, в той или иной степени им противоречащие, просто-на­просто объявляются ненаучными. Вот эти постулаты:

1. Домашние животные не могут обладать какими-либо сверхъестественными способностями.

2. Способность птиц находить дорогу домой и их навигационные способности во время миграции
вполне объяснимы с точки зрения известных органов чувств и физических сил.

3. Колонии общественных насекомых не являются
особыми суперорганизмами с коллективной ду­шой или неизвестным полем. Таких явлений просто не существует в природе.

Люди не могут ощущать пристальный взгляд, направленный в спину, если только это не вызвано реакцией на трудноуловимые сигналы, восприни­маемые органами чувств.

5. Фантомно ощущаемые ампутированные конечно­сти находятся не там, где они ощущаются. Они существуют лишь в головном мозгу.

6. Численные значения фундаментальных констант не изменяются.

7. Достаточно опытные и ответственные ученые никогда не допустят, чтобы их убеждения повлияли на конечные результаты опытов.

С общепризнанной точки зрения, нет абсолютно ни­каких оснований тратить силы и средства на подтверж­дение истинности перечисленных положений. Не стоит даже тратить время на подобные размышления, особен­но в ситуации, когда множество насущных научных про­блем ждет своего решения. Подобные утверждения не обсуждаются в качестве гипотез, они представляют со­бой полноправную часть современной науки. Все аль­тернативные гипотезы объявляются ненаучными и не заслуживающими серьезного внимания или обсужде­ния. Привлекать к ним внимание — все равно что все­рьез утверждать, что Луна сделана из сыра.

Если бы я был азартным человеком, то наверняка держал бы пари по поводу конечных результатов опи­санных в книге экспериментов. Вполне вероятно, что сторонники общепризнанных научных воззрений поста­вили бы на полный провал этих экспериментов, предназ­наченных для выявления сил, необъяснимых с точки зре­ния современной науки. Но некоторые поставили бы на противоположный исход, и тогда соотношение ставок могло бы послужить критерием, определяющим интен­сивность ожиданий каждой из сторон. К примеру, какую сумму вы сами готовы поставить на то, что домашние животные не могут предчувствовать возвращение своих хозяев, если надежно исключаются все известные средства общения? А сколько вы готовы поставить на то, что они все-таки обладают такой способностью?

Я не могу предвидеть исход всех предложенных в этой книге экспериментов, но думаю, что существуют неплохие шансы на очень интересные результаты по крайней мере нескольких из них. В противном случае не было бы никакого смысла писать эту книгу.

Можно с полной уверенностью утверждать, что все исследования, предлагаемые в данной книге, являются табу для ученых традиционного направления, и имен­но поэтому они остались в стороне. По этой же при­чине они встречают столь упорное противодействие со стороны академической науки. Возможно, сейчас мы находимся на пороге новой эры, вселяющей в исследо­вателей дух свежести и новизны, открытости и доступ­ности для всех, кто интересуется конкретными пробле­мами. Не исключено, что через десять—двадцать лет будут созданы новые стереотипы, вновь заговорят о профессионализме в науке, что в конце концов приве­дет к формированию новой бюрократии, контролиру­ющей всю деятельность ученых. Но сейчас перспекти­вы еще есть.

Каким образом предлагаемые эксперименты могли бы изменить мир? Прежде всего, они могли бы сделать более открытой как экспериментальную, так и теоре­тическую науку. В культурном отношении подобные изменения имели бы неоценимое значение. Люди мог­ли бы пересмотреть свои взгляды на фольклорные пре­дания и широко распространенные поверья — напри­мер, на веру в то, что некоторые животные обладают сверхъестественными способностями или что суще­ствуют люди, действительно способные чувствовать чужой пристальный взгляд. Возможно, возникло бы ощущение более тесной связи людей друг с другом и окружающим миром. У экологов появились бы новые аргументы против неограниченного права использо­вать и покорять природу, что на сегодняшний день является само собой разумеющимся, поскольку инте­ресы человечества ставятся превыше всего, а осталь­ная природа рассматривается как неодушевленная, механическая составляющая реальности. Произошли бы принципиальные изменения в системе образования. Возможно, что в целом интерес общества к науке мог бы значительно возрасти.

Во-вторых, эксперименты, которые описывались в первой части, могли бы привести к новому пониманию способностей животных, а заодно и к новому понима­нию человеческих способностей. Возможно, что в ходе экспериментов будет доказано существование невиди­мых связей между животными и людьми, между живот­ными и местом их постоянного обитания и между чле­нами отдельных социальных групп. Изучение природы подобных связей может потребовать проведения допол­нительных исследований, которые, скорее всего, вый­дут за пределы, которые может представить традицион­ная наука. Многие необычные явления в биологии и со­циальной жизни могут потребовать переосмысления — к примеру, миграция животных, навигационные спо­собности, социальные связи, организация сообществ. В-третьих, эксперименты, описанные в четвертой и пя­той главах, могли бы привести к новому пониманию нашего ощущения собственного тела и его взаимодей­ствия с окружающим миром, уничтожить существую­щий барьер между разумом и телом, между субъектив­ным и объективным. Значение подобных изменений в психологическом, медицинском, культурном и фило­софском плане было бы неоценимо.

В-четвертых, эксперименты, о которых рассказыва­лось в третьей части, могли бы серьезно пошатнуть веру в неизменность природы и объективность научных ис­следований. Они могли бы раскрыть смысл утвержде­ния, сделанного философом науки Карлом Поппером в книге «Логика научного открытия»:

«Наука вовсе не покоится на каких-то незыблемых истинах. Можно сказать, что смелая теоретическая конструкция возвышается над болотом, подобно зда­нию, возведенному на сваях. Эти сваи поднимают зда­ние над окружающим болотом, но не являются его естественным основанием»[312].

Вполне может оказаться, что постоянство «фундаментальных констант», долгое время считавшееся при­родным основанием величественного здания науки, в действительности не что иное, как «свая в болоте». Та же участь может постичь и убеждение, что влияние ожиданий экспериментатора — далеко не один из глав­ных источников заблуждений в науке. Так как основа­ние станет чрезвычайно шатким, возникнет необходи­мость забивать «сваи» еще глубже или же попытаться выстроить какой-то другой фундамент — к примеру, плавучую платформу.

И наконец, к каким бы результатам ни привели пред­лагаемые эксперименты, у меня есть некоторая надеж­да, что эта книга в любом случае окажется полезной и продемонстрирует существование многих явлений, ко­торых мы пока не понимаем. Множество фундаменталь­ных вопросов так и остается открытыми. И чтобы най­ти к ним подход, разум наш также должен быть открыт.

ПРИЛОЖЕНИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Дата добавления: 2015-05-26