Спустя две недели после переезда Кэтрин

Год

Особняк герцога Эймбрамсона «Дикая Орхидея»

Я любила дождь.

Любила его запах, звук, стук капель по мраморным ступеням и крыше. Всё это напоминало мне сердцебиение самой жизни.

Дождь умиротворял.

Особенно, когда сидишь в беседке и слушаешь, как прозрачные слёзы создают свою особую, ни с чем несравнимую симфонию.

В такие дни хотелось сбросить туфли и босиком бегать по лужам. Как в детстве….

Как тогда, когда рядом были близкие и родные люди.

Мама и папа – я любила о них думать. Я берегла в памяти воспоминания о светлых днях беззаботной радости, как самое ценное сокровище. Мне нравилось представлять, как всё было, если б они были сейчас со мной. С губ слетел тяжелый вздох. Эти мысли, и такая погода всегда действовали одинаково, наполняя грудь щемящей тоской, и напуская легкий налет меланхолии.

На удивление, переезд в незнакомое место, к совершенно чужим людям дался мне легко.

Но адаптация проходила тяжко.

До сих пор не могла привыкнуть к мягкой постели на воздушной перине, не могла найти общий язык с жителями особняка. Они меня сторонились, смотрели с неприкрытой враждебностью. Это угнетало, и я частенько из-за этого сбегала из дома.

Особняк «Дикая Орхидея» был замечательным. Красивым, большим, и просто чарующим домом.

Я влюбилась в него, как только увидела каменные стены, возвышающиеся над головой, треугольную крышу серого цвета и белые колонны на террасе. Я не могла словами описать всё то великолепие, что видела.

Люди здесь были немногословные, трудолюбивые и осторожные. Я успела со всеми познакомиться, но не смогла подружиться.

Несмотря на дружелюбие герцога, чувствовала, что вокруг меня витает некий запах обречённости. Хозяина дома все боялись. Причём никто и не скрывал этого. При виде герцога, опускали глаза и старались скрыться из виду.

Сначала, я думала, что это просто дань уважения. Но позже поняла, что это страх. Порой панический, а порой граничащий с ужасом. Я не понимала его причин. Мне герцог после переезда казался весьма приятным мужчиной – немного странным, слегка суровым, но, тем не менее, обаятельным.

Глаза у него были умные, как будто он смотрел на тебя и улавливал каждую мельчайшую деталь. Но иногда его взгляд был странным, блуждающим.

Ненароком я замечала в них интерес, жажду. Но к чему? В такие моменты он долго разглядывал меня, как будто делая какие-то только ему понятные записи. Мне даже казалось временами, что он меня изучал. Глупая мысль. Да и с чего бы? Может, потому, что и в меня он вселял немой и непонятный ужас?

Вдохнула прохладный свежий воздух, втянув полную грудь ароматов, разбуженных этим чудесным дождем.

Вот уже две недели я пытаюсь почувствовать себя дома. Привыкнуть к нему. Освоиться. Теперь это моё пристанище, нравиться оно мне или нет, выбор не велик, и нужно приспосабливаться. Но как ни старалась, усилия мои не приносили плоды.

Я знаю, что ничего из этого не выйдет, не те люди, не та атмосфера.

Да и вообще все здесь чужое. Не мое…

Сегодня из Лондона пребывают герцог с единственным сыном Николасом. Я его не знала, но надеялась, что маркиз произведёт хорошее впечатление.

В честь их приезда готовился грандиозный бал.

Вероятно, наикрасивейшее зрелище. Я хотела бы надеть одно из тех ярких, пышных платьев, что носят здешние господа и кружиться в вальсе. Что бы меня заметил какой-нибудь джентльмен. С грациозным поклоном, которым учат всех леди, чуть ли не с рождения, я бы позволила ему пригласить себя на танец. Мы бы долго смеялись и разговаривали, пока музыка позволяла быть нам рядом. И потом бы он спросил имя и попросил у отца моей руки.

Сказка развеялась, как утренний туман. Реальность казалась уже не такой красочной. И образ прекрасного джентльмена растворился в мыслях о невыполненной работе. И галантный лорд вряд ли заметил бы меня, несущую поднос с ароматными яствами или стирающую пыль со старинных ваз. Вместо бального платья мне суждено совершенно другое.

Легко создать мечту, но трудно поверить в то, что она сбудется. Обычно я фантазировала о чем-то более приземленном.

Например, я хотела научиться читать или выучить французский. Даже понимая, что эти знания могут мне никогда не пригодиться, я мечтала именно об этом. Но когда мечта рушится, твой мир тоже распадается на части. Просачиваясь сквозь пальцы, как песок, она исчезала. Таяла, как первый снег от прикосновения с лучиком солнца.

Это больно, но действенно. Не стоило тешить себя пустыми надеждами. Чтобы предназначенная именно мне реальность не стала слишком невыносимой. А моя реальность – это сено, вместо мягких перин и уютной постели, а лучший друг – ненавистный ночной горшок. Я простолюдинка, служанка. И это самое большее, на что я способна.

Горько усмехнулась. Смахнула одинокую слезу и поднялась со скамьи. Я любила эту беседку. Она была уединена от особняка, и я получила разрешение от господина приходить сюда по желанию.

Нужно было идти в дом и готовиться к приезду господ. Помыть вазы, начистить канделябры. Посмотрев на мозолистые руки, закрыла глаза.

Нужно просто успокоиться, глубоко вдохнуть свежий воздух и перестать думать. Но как? Как заставить сердце не биться от страха?

Почему при виде герцога оно будто выпрыгивает из груди?

Харизматичный и устрашающий, симпатичный и вместе с тем уродливый мужчина. Он был той неразгаданной тайной, которую я и не хотела открывать. Да, я его не знаю, мне и не полагается. И совершенно это не нужно. Но его манера говорить со мной приторно-ласковым голосом, при этом жадно впиваясь то в глаза, то в грудь, будто гиена, пугала. Мне стало стыдно за свои мысли. Каким бы он не был, я не должна так думать, ведь он мой хозяин. Тот, кто стал мне и отцом, и братом, и господином, и богом.

Я хожу в церковь каждое воскресенье, соблюдаю посты, молюсь за грешные души, но подчиняюсь только герцогу. Мне казалось несправедливым то, что мы произошли от одного отца, ходим под одним небом, а служим друг другу. Слуги служат дворянам, дворяне служат королю или королеве. Те же служат только своим прихотям и желаниям. Как же бесконечно далеко мы друг от друга. Те, кто рождены от одного отца и ходят под одним небом.

Я закрыла глаза и освободила разум. Пусть эти мысли меня не тревожат. Пусть на сердце полегчает, и спокойствие заполнит с головой. Пусть боль уйдёт и оставит лишь воспоминания. Я повторяла это себе как молитву, даже как тайное заклинание.

Весь день и вечер прошёл в суете. Когда прибыли гости и хозяин с сыном, я уже спала глубоким сном. Я переделала всё, что велела экономка, и к началу бала просто валилась от усталости.

На следующий день меня ждал неожиданный сюрприз. Шокирующий и пугающий одновременно.

Я убиралась в гостиной, когда герцог Эймрамсон и маркиз Нэшвил спустились по лестнице. Хозяйского сына я видела впервые и очень смущалась когда он внимательно меня разглядывал.

Я присела в реверансе.

– Доброе утро ваша светлость и Ваше Сиятельство.

Герцог улыбнулся.

– Доброе, Кэтрин, доброе…

Я переложила мокрую тряпку в другу руку и продолжила вытирать стол.

Уже сумела отметить про себя, что маркиз был красивым мужчиной двадцати пяти лет.

У него были изумительные изумрудные глаза. Николас смотрел на меня с интересом и когда улыбался, была видна ямочка на его сильном подбородке. Высокий, хорошо сложенный, он был одет по высокой моде. Я не знала, как должно одеваться в свете, но зелёный сюртук с золотой окантовкой по краям был просто потрясающе красивым. Русые волосы были забраны в хвост и закреплены жёлтой атласной лентой.

Если судить по первому взгляду, то… Маркиз Нэшвил был более приятен, нежели его отец.

Герцог сел на софу, его сын встал позади и сложил руки на груди.

– Кэтрин, брось эту тряпку и сядь поговорить со стариком, – мужчина по доброму похлопал по софе.

Я невольно поежилась от звука его голоса. Это не укрылось от его пронзительных, бегающих глаз. Фальшиво улыбнувшись, он успокаивающе произнёс, похлопывая по софе рукой.

– Тебе нечего боятся. Я просто хочу кое-что тебе сообщить.

– Да, новости хорошие, – поддержал отца сын.

Я осторожно присела на краешек софы, поправила юбку и потупила взор. Мне было неловко сидеть с ним вот так, рядом. Как будто мы совершенная ровня. Но это не так. И это знаем и я и он.

– Как скажете, ваша светлость, – руки словно чужие мяли складку юбки, не зная как им быть и куда спрятаться.

– Кэтрин, мы с Николасом ездили на аудиенцию к Папе. Я подал прошение о признании тебя моей дочерью. Я сказал, что ты незаконнорожденная. Было весьма сложно с ним договориться… Но меня поддержал наш благочестивый король. С этого момента, Вы леди Кэтрин Эймрамсон, – герцог улыбнулся, – И легенда о рождении…Ты должна её запомнить. И, поздравляю…дочка.

– Но... Но…. Но зачем? – горло вмиг пересохло, Слова застряли комом, не желая покидать открытый в удивлении рот.

– Ты мне приглянулась и Нику понравилась. Мне будет нужна помощница,– герцог многозначительно посмотрел на сына,– и я подумал, что могу тебя об этом просить. Ты рада?

– Не знаю, – прошептала я, нервно теребя рукав.

И я действительно не знала. Это было так неожиданно и так странно. К чему всё это? Для чего? С какой целью? Что он хотел показать этим поступком? Я челядь и не стыдилась этого. Я родилась такой, и знала, кем являюсь, а сейчас? Что сейчас меня ждёт? Как мог король одобрить вхождение служанки, рабыни в дочери самого герцога? Как? У меня не укладывалось в голове. И все это казалось таким нереальным, что мне хотелось ущипнуть себя.

Герцог встал. Изящным жестом поправил сюртук и окинул меня понимающим взглядом.

– Сын, отведи Леди Кэтрин в свою комнату,– герцог усмехнулся и обратился ко мне, – з автра придут преподаватели, чтобы взяться за твое обучение. Постарайся быть внимательной, это очень важно, уже Завтра вечером ты мне понадобишься.

Николас, тот, кого я теперь должна считать братом, как бы странно это не звучало, аккуратно взяв за руку, повел меня по лестнице на второй этаж. Я хмуро смотрела в одну точку, пытаясь постичь весь замысел герцога. Мне сложно понять его, если это вообще возможно. И я мысленно насторожилась, пытаясь разобраться во всем происходящем. Николас провёл меня через широкий, застеленный коврами холл. Я понимала, что он ведет меня в господские покои. И от того стало еще более трудно дышать. Щеки залило румянцем. Я боялась и одновременно не могла поверить в свою удачу, может, иногда мечты все же сбываются?

Комната, что было решено мне выделить, когда-то принадлежала младшей сестре Ника, Рейчел. Леди умерла в лихорадке. Хотя слуги, те, у кого хватает смелости, перешептываться на сей счет, говорят, что её убил герцог.

Я в это не верю. Да и с чего? Он суровый мужчина, но я не могу представить, что он убийца. Да еще собственной дочери. Насколько мне известно, Рэйчел умерла в юном возрасте. В то время как раз была эпидемия. Многие потеряли своих детей, родителей. Сотни жизней были возложены на алтарь болезни. И участь Рейчел оказалась так же ужасно трагична.

Эндрю, к примеру, потерял брата. Так что думаю, это всё предрассудки и желание тех, кто стоит ниже герцога распустить за его счет свои злые языки.

Николас молча, позволяя мне освоиться с новым статусом в доме, покинул комнату. Оставшись в полном одиночестве, я с ужасом смотрела на большую кровать, покрытую нежным бежевым покрывалом, на котором аккуратно лежали подушки. Гладкие стены, большие окна, шторы, гобелен, сундуки, шкаф, комод. Я начала задыхаться. Мне казалось, что я попала в чужой, совершенно незнакомый мне мир. Колени подогнулись, и я упала на пол. Мысли роились, как стая пчёл, жаждущих расплаты. Неверие, слабая надежда на лучшую жизнь, осознание, что не бывает всё просто так...

Но мне хотелось верить в лучшее, хотелось очутиться в сказке и попробовать её на вкус. Встала с колен, сделала пару глубоких вдохов и прошла к кровати. Села. Мягче, чем моя. Я не могла даже надеяться назвать все это чудо «своим». Мое. Это слово скатилось с языка. Я повторила его снова и снова и снова, желая убедить саму себя, что это не сон.

Раскинув руки, я откинулась и почувствовала блаженство. Легкая истома помогла напряжению слететь с тела и окунуть меня в мечты –
я просто лежала и смотрела в потолок, наслаждаясь этим моментом безотчетной радости и надежды. Мысленно несколько раз прокручивала разговор с господином.

Может, всевышний решил смилостивиться? Услышал мои мольбы? Может Он, наконец, заметил меня?

Как мне хотелось в это верить. Хотелось, несмотря на то, что я уже тогда самым потаенным уголком сознания понимала, ничто в жизни не дается даром. И не каждая цена стоит того, чтобы продолжать существование. Наверное, если бы я тогда прислушалась к своему подсознанию или могла бы хоть глазком заглянуть в будущее, я бы предпочла смерть еще тогда!

Следующие дни протекали по распорядку. Утром – завтрак, верховая езда и занятия по чтению. В обед учили танцевать и считать, вечером герцог измерял меня для чего-то, взял небольшой клок волос, кровь, слюну и мочу. Для чего это было нужно, не понимала. Но не считала, что вправе задавать вопросы. Как бы там ни было, для меня он все еще оставался господином, несмотря на блеск новых платьев и непривычно полный желудок. Я только лишь молча, выполняла всё, что он требовал. Благодаря Роберту, я увидела обратную сторону мира. Я ходила в прекрасных платьях, училась читать, считать, танцевать, петь. Это было невероятно. Сказочно. Каждый раз, ложась спать, я боялась проснуться и обнаружить, что это был сон. Мне казалось я уже не смогу вернуться обратно, в ту жизнь, где всё было так просто…

Так прошло три месяца.

К тому времени я уже читала более-менее слаженно и брала из библиотеки первые книжки.

Ночами просиживала за столом, погружаясь в неизведанные миры. Книги были первым, что я хотела постичь. И я впитывала в себя все, что попадало в руки, затирая тонкие листочки и нежно водя пальцами по изящным буквам.

В один из таких вечеров в дверь моих покоев постучался маркиз Нэшвил.

– Не помешаю?

– Что Вы! Заходите, Николас,– я привычно улыбнулась юноше.

Он усмехнулся.

– Кэти, ты такая милая,– проговорил Ник,– Что читаешь?

– Сочинения Вольтера. Но мало, что понимаю. В библиотеке столько книг по науке или философии, что трудно найти что-то ещё, – разочарованно пожаловалась я.

Вольтер мне казался, слишком запутанным и немного непонятным для моего пока еще не перестроившегося мышления. Особенно его «Письма о квакерах». Я читала и не понимала. Перечитывала снова и только тогда что-то откладывалось.

– Нужно начинать с малого. Но я рад, что у тебя есть тяга к интересному. Отец просил передать тебе книгу. Она сложная, трудная в прочтении, но необходимая. Он сказал, что прочитав её можно поумнеть в два раза,– Николас хмыкнул,– вряд ли, конечно, но вот, держи.

Я взяла из рук названного брата толстый том с выцветшей обложкой. Он был тяжелым, ёмким и старинным. Открыла, увидела картинки, а так же провела пальцами по жёлтым страницам.

– Сколько же ей лет? – прошептала я.

– Понятия не имею. Она принадлежала ещё моему прадедушке.

Я села за стол и аккуратно, боясь испортить, положила перед собой это сокровище.

Название гласило: "Экспериментальная генетика. Вхождение в другой мир".

– Вы это читали?

– Нет, что ты, Кэти. Я не увлекаюсь наукой. Мне больше по нраву законы, лошади...

– И женщины,– краснея, продолжила я. Ник раскатисто рассмеялся.

– Милая, маленькая Кэтрин. Ты свет в этой глуши. И ты так похожа на мою умершую сестрёнку. Именно этим...

– Так вот, чем я привлекла внимание Его Сиятельства?

Лицо Ника стало хмурым и серьезным. Все следы той веселости, с которой он переступил порог моей спальни, исчезли.

– Папа любил Рейчел, и когда она умерла, долго не мог прийти в себя.

Его голос слегка охрип от звучащего в нем чувства тоски.

– Давно это случилось? – тихо спросила мужчину.

– Мне было пятнадцать, а сестре двенадцать. Мама умерла при родах, и это сломило отца. А когда вслед за ней мы потеряли и Рейчел, то он совсем в себе замкнулся. А сейчас у него есть ты, такая чистая, добрая, милая. Думаю, ты его путь к спасению.

Мне были лестны слова. Ведь я хотела сделать приятное Роберту. Он сделал такое, за что могли бы в Тауэр посадить, если бы его обман раскрылся. Если король и правда ему симпатизирует, то я просто обязана чем-нибудь отплатить.

– Отдыхай Кэти, завтра тяжёлый день. Когда прочитаешь, сообщи отцу.

– Хорошо. Спасибо.

Дверь закрылась, и я осталась в полном одиночестве в обнимку с толстой книгой.

Начала читать. Перемещаясь взглядом по строкам, мне с трудом удавалось проникнуть в их суть. Сложные и новые слова путались в голове, сбивая и заставляя начать все заново. Было поздно, глаза устали и веки, отяжелев, стремились опуститься. Но я упорно продолжала постигать науку. Некоторые фразы меня пугали, а картинки... Я не видела ни в одной книге столько ужасных картинок. Полистав, заметила, что к каждой главе есть иллюстрация. Или нож, или человеческое тело на столе с какими-то линиями, или инструменты. Все это было так пугающе странно и совершенно непонятно. Зачем мне всё это читать? Что мне это даст? И чего герцог ждал от меня, заставив прочесть эту книгу?
Эти вопросы я оставила на потом. Ответа на них мне никто не сможет дать кроме Роберта. И пока я решила, что не стоит себя ими мучить. Встала со стула и принялась раздеваться. Герцог говорил, что я могу иметь служанку, но мне было некомфортно отдавать указание тем, с кем не так давно трудилась рука об руку. Я могла и сама справится с застёжками, помыться и одеться. Так было правильней.

Проведя столь утомительные процедуры, я наконец-то забралась под одеяло. Постель встретила меня холодным урчанием, нагреваясь от моего тепла. Вскоре поддалась на провокацию Морфея и погрузилась в мир иллюзий, страхов и желаний.

Месяц спустя.

– Ваше Сиятельство? – я поклонилась, прижимая к себе книгу,– я прочитала, но не совсем поняла о чем.

Я отдала рукопись и ожидающе посмотрела на мужчину. Роберт улыбнулся. В его улыбке было что-то большее, чем просто радость от встречи со мной и в голове вновь всплыла его фраза: «У меня есть на тебя планы»

– Молодец. Ты умеешь читать, писать, тебя научили танцевать, и ты даже умудрилась выучить несколько фраз на французском! Я вправе гордиться тобой!

– Совсем чуть-чуть, Ваше Сиятельство,– я зарделась от похвалы, чувствуя, как щёки покрылись пунцовым румянцем.

– Ты прочитала книгу. Быстро. Я доволен тобой, – герцог потеребил манжет,– я жду тебя в погребе вечером, нужно будет кое-что обсудить. Это важно и необходимо, после ужина сразу же спускайся.

Я молча кивнула, так и не найдя в себе силы спросить для чего ему это.
Вышла на улицу и посмотрела на ясное синее небо. Яркие солнечные лучи ласкали кожу. Но теперь я не могу позволить себе покрыться легким загаром. В том обществе, что я сейчас нахожусь, это считается дурным тоном. А мне не хотелось подводить герцога. Но раньше, в июле я ходила за ягодами и мама пекла земляничный пирог. Вкус детства, такой родной, такой желанный. Мне не хочется забывать то, кем я была раньше. Решение молниеносно пронеслось в голове. Я мигом метнулась на кухню.

– Мари, у вас есть корзина? – запыхавшись, спросила я кухарку.

– Да, леди Кэтрин, – женщина потупила взор,– сейчас принесу.

– Мари, не нужно меня называть леди, это не так,– начала говорить я, но вовремя осеклась.

Теперь я действительно леди. И как бы мне не хотелось терять ее расположение, я должна вести себя соответственно новому статусу.

– Его Сиятельство ясно дал понять, что Вы его дочь. Остальное нас не касается, – отчеканила она, потом мягче добавила,– мы не хотим злить его. В гневе он страшен, помяните моё слово.

– Я всё время спрашиваю, но никто толком ничего не рассказывает,– вздохнула я.

– Приказ господина. Мы стараемся его не огорчать.

На этом разговор закончился. Я уже не испытывая такого восторга, что был до этого разговора, взяла корзину и пошла в лес. Аллея на территории герцогства была идеальной, красивой, завораживающей. По обе стороны дороги грациозно возвышались ели, сосны, а так же деревянные фигурки, сделанные на заказах лондонским мастером. Всё вместе выглядело так, как будто ты находишься в сказке.

Да и вся жизнь похожа на спуск с горы. То потеря, то приобретение. Следует ли одно из другого? Я не знала. Это было первое, чем жизнь меня наградила. Я улыбнулась мыслям, они были приятны, поднимали настроение. Я вошла в лес и стала искать землянику. Немного пройдя, вышла на поляну, присела и увидела ярко-красные, сочные ягоды.

За своим занятием я совсем не заметила, как солнце плавно садилось, и день подходил к концу. Набрала почти полное лукошко. Вернулась домой и всучила Мари его.

– Испеки, будь добра пирог, – попросила я мягким тоном.

Женщина удивлённо на меня воззрилась.

– Леди, не стоило Вам, спину гнуть. Вы сказали бы… Я посла бы Элли за земляникой с рассветом.

– Мне это в удовольствие. Я и так почти целыми днями дома сижу.

– Хорошо. Будет готов к ужину.

– Спасибо, Мари.

Уставшая, довольная я вернулась в комнату. На столе стояла ваза с полевыми цветами. Вероятно, Ник снова решил меня порадовать. Мне было приятно.

Погодя, я прилегла на кровать и проспала вплоть до ужина.
Меня разбудила Элли, сетовав на то, что герцог будет в ярости, если все не соберутся вовремя.

Мне помогли одеться, причесаться. И через полчаса я уже сидела в гостиной за столом. Николас был бесподобен в этот вечер. Мне он нравился, как никогда. Я его воспринимала, как Эндрю. Как близкого друга и брата. Мне нравилось сочетание «Ник и брат». Оно грело душу.

Герцог был в приподнятом настроении. Весь вечер шутил, рассказывал занятные истории, хвалил меня. После земляничного пирога, ужин закончился. Роберт встал, и внимательно посмотрел на меня.

– Я ожидаю тебя в погребе.

Николас улыбнулся мне.

– Не заставляй его ждать, – посоветовал он и стал вытирать салфеткой руки.

Его русые волосы были взъерошены, а глаза сверкали от наслаждения. Видимо, пирог понравился всем. Я была довольна собой. И с воодушевлением, поправив юбку, направилась в погреб.

Он был под самим домом, и я считала его прототипом туннеля. Глухой, тёмный, сырой и изолированный. Я знала, что если покричать, то никто не услышит. Однажды Роберт попросил меня опробовать. Долго драла горло, и никто не пришёл. Мне это понравилось, хотя обстановка и нервировала.
На стенах висели зажжённые факелы, а по углам стояли доспехи в виде рыцарей. С топорами или мечами. Я поставила канделябр на деревянный пыльный стол, стоящий прямо у двери в погреб и постучалась.

– Входи, малышка,– прошелестел голос Роберта.

Мне не нравилось, что он меня называет малышкой, но противоречить ему не могла, язык не поворачивался.

Толкнула дверь. Та с трудом поддалась и распахнулась. Увидела хорошо освещённое помещение. Бутылки с вином куда-то исчезли. Вместо них стояли столы с какими-то приборами, так же на одном из них лежала книга. Очень большая. Я такую ни разу не видела. Посмотрела на герцога. Он был в белом халате, в перчатках и в какой-то повязке, закрывающую нижнюю часть лица.

Пахло алкоголем. Меня стало тошнить от этого запаха. В животе образовался тугой узел. Не понимала почему, но мне не нравилось место, куда пришла, не нравился образ Роберта. Я не понимала, что он хотел сделать. Но вниз по рукам прошлась россыпь мелких мурашек от нехорошего предчувствия. Это помещение, обстановка и сосредоточенный вид герцога заставляли меня нервничать и вздрагивать от каждого шороха.

Мужчина стоял у металлического стола с висящими лентами. Он бросал блики на стены, перехватывая свет от огня.

– Проходи. Мне нужно кое-то сделать. Не бойся. Это ради науки. Ты же хочешь меня отблагодарить? – вкрадчиво произнёс он. Я кивнула, проглатывая слюну – закрой дверь и раздевайся.

Меня окутал страх. Озноб прошёлся по коже, задевая все нервные окончания.

– Я не буду кусаться. Я врач, а ты пациент. Я не могу осматривать тебя, когда ты зашнурована в корсет.

Страх ненадолго отступил, поддаваясь логике, но я никогда и не при ком не оголяла тело. И сейчас испытывала ужасный стыд, и неловкость только от одной мысли об этом.

Когда холодные пальцы стали мне помогать расшнуроваться, я онемела.

Воздух.

Вдохни. Выдохни.

Это же Роберт. Он добрый. Он не причинит мне вреда.

Я успокоила себя и, собравшись духом, легла на стол. Холодный, твёрдый, пахнущий, он меня пугал. Зажмурила глаза. Нет, чувства обреченности, страха, отчаяния не проходят.

Попыталась подняться.

– Я хочу уйти, прошу Вас, позвольте. Это место пугает меня,– сказала и почувствовала, как мужские руки толкают меня обратно, и голова стукается об металлическую гладь стола.

Эластичные ленты, наглухо привязывают меня к нему. Не могу пошевелиться, не могу вдохнуть полной грудью. Паника застилает глаза, и я начинаю судорожно пытаться выбраться, сделать хоть что-то... Вдруг я понимаю, что согласна на все. На сено вместо постели. И на ночной горшок. Я согласна отказаться от платьев и даже от книг, лишь бы скорее покинуть это место. И больше никогда здесь не появляться. Открыла рот и истошно заорала.
Через минуту, почувствовала, как скомканную ткань насильно засовывают мне в рот и перевязывают за головой.

– Тебя никто не услышит,– прошептал Роберт мне на ухо,– ты уже проверяла это.

Герцог выпрямился, а я продолжала кричать, хоть звук и был заглушен кляпом. Ужас на моем лице отразился в его глазах, когда он склонился надо мной и ласково провел ладонью по щеке.

– Ты мне понравилась, когда я только тебя увидел. Моя дочка. Она умерла, не выдержала. Она оказалась слаба и поплатилась за это. Но ты... В тебе что-то есть. Ты похожа на неё, но в тебе есть стержень. Ты не избалованна и не воспитана в роскоши. Твое тело привыкло справляться с трудностями. Ты выдержишь. Я решил, что ты будешь моим следующим экспериментом.

Я широко распахнула глаза и замычала. Извиваясь всем телом, пыталась стряхнуть с лица его руку.

– Тебя интересуют вопросы? – он сжал губы и затанцевал ,– я хочу выявить новую расу. Сверхчеловек. В мире много всякой дряни. Вампиры, оборотни, демоны, вурдалаки, призраки. Они бессмертны. Их генетика уникальна. Только представь. Ты выживешь, и будешь править среди них, как самое сильное создание. Ты ключ к моему бессмертию, благодаря твоим стараниям я обрету власть.

Роберт рассмеялся. Дико. Неистово. Устрашающе.

Ужас сковал мои конечности. Голые ноги онемели от неподвижности.

– Будет больно. Но, нужно же чем-то платить? Это только временная мера, но подумай, что ты получишь взамен! – Герцог пожал плечами. – Я давно занимаюсь исследованиями, находками. Как ты думаешь, почему Георг позволил тебя признать моей законной дочерью? Потому что хочет править вечно. А я ему эту вечность пообещал. Так что, если опыт выйдет удачным, то я стану непосредственным советником короля.

Я слышала, как он затачивает ножи. Скрежет металла вызвал волну паники. Стала молиться, просить Господа о помощи, благодетели, прощении. Я не хочу умирать. Нет! Не так!

– Мне так нравится запах страха. Он возбуждает. Меня в особенности.

Он подошёл ко мне и распахнул рубаху.

– Красивая грудь. При других обстоятельствах, не прочь бы за неё подержаться. – Он провёл рукой по соскам. Я закрыла глаза, боясь, увидеть то, что сейчас будет. Я мычала, дёргала руками.

– Тсссссс,– он что-то вколол мне в ногу. Больное, жалящее, горячее.– Это снотворное. Сейчас ты уснёшь. Это не избавит от боли, но ты не сможешь проснуться. По-другому, ты будешь думать, что находишься в дурном сне.

Я провалилась в забытье практически мгновенно. Организм уснул, но чувства лишь обострились. Я видела сон, схожий с реальностью. Я словно со стороны слышала свои бессознательные стоны. Боль поглотила почти мгновенно, затапливая онемевшее тело агонией.

Я начала задыхаться, как только нож глубоко вонзился в живот и стал двигаться вверх, разрывая грудь. Тело выгнулось от адской, невероятной боли. Я закричала. Мой дух орал, выл, вопил от безысходности. Тело слегка подрагивало, подталкиваемое острым лезвием. Я молила о смерти. Молила об освобождении от этих мук. От боли. От Ада. От чёртова клинка, который продолжал искусно вспарывать мои внутренности. В глазах помутнелось. Я не могла сдвинуться с места. Могла лишь рыдать в голос и парить над столом. Разглядывать кровь, сочащуюся из тела, брызгающую в разные стороны. Вспышка. Запах спирта.
Меня начало ломать. Ноги тряслись, когда Роберт налил в дыру спирт, когда влил в неё красную жижу, похожую на кровь. Когда вытаскивал какой-то орган и заменял его другим. Боже! Боже! За что! Зачем он это делает? Для чего пытает? Для чего оскверняет?

По эфемерным щекам катились слёзы. Я пыталась дотянуться до него и оторвать от собственного тела. Прекратить пытку. Но боль снова скрутила даже мой собственный призрак в тугой узел. Захлёбывалась, глотала, пыталась не смотреть. Не получалось. Вспышка. Снова боль. Снова эта пытка, заставляющая меня истошно орать, корячится, выть, скулить. Мой палач начал зашивать меня чёрными нитками, аккуратными стежками. Я чувствовала каждое искусное прикосновение иглы. Оно отдавалось мучительной, разрывающей на части пыткой. Жгучей, надрывной ступенью на пути к безумству. Изо рта лилась кровь, стекая по шее, утопая в ране. Глаза резко распахнулись, и я вернулась в тело. Мычала. Вырывалась. Рыдала. Мысленно проклинала.

– Вот и всё. Лежи, я запишу. Ты молодец. Ты справилась.

Наклонившись к моему измученному и истерзанному телу, заботливо, как любящий родитель, поцеловал в лоб.

Язык примёрз к нёбу. Слёзы рождались мгновенно. Глаза покраснели от пыток, от бесполезности, от непонимания.

– Итак, первый опыт. Заменил лёгкие и печень. Операция прошла успешно. Подопытная в сознании. Ожидаемая реакция – регенирирование этих органов, усиление способностей, выход на новый уровень.

Роберт скрупулезно что-то строчил в тетради. Я лежала и слушала его нервный шёпот. Хотела пить. Хотела умереть. Хотела просто уснуть и проснуться. Хотела, чтобы всё ЭТО было лишь плодом моей фантазии. Плохой, сумасшедшей, больной, но фантазии. Я хочу смотреть в зеркало и не видеть вспоротую грудь.

Забыть прикосновения, весь ужас.

Что со мной будет? От осознания я просто не могла пошевелиться. Я знала. Это не последний раз, а только первый. Один из многих. Ко мне пришло понимание: он хочет полностью меня заменить. Переделать.

Шприц. Вскрик. Сладкое забвение.

– Это морфий. Проспишь пару дней. Вот увидишь, на тебе и следа не останется, – прошипел в ухо голос. Мой мозг отключился, мысленно проклиная этого ублюдка.

ГЛАВА 8

Кровь – сок совсем особенного свойства.

(Гёте)

Дата добавления: 2015-05-26