Украина будущего. Расстановка приоритетов 6 страница

Бесцельно бредя по людным улицам города и апатично перебирая в уме какие-то бестолковые никчемные мысли, которые еще остались в его сознании как осадок неосуществившихся надежд и бесконечных неудач, он равнодушно разглядывал разноликую толпу прохожих. Разноцветные вывески салонов и магазинов. Нескончаемую вереницу мелькавших автомобилей и высокие многоглазые громады домов, загораживающих светлую синеву неба. Ему было совершенно все равно куда идти. Он просто шел, стараясь не думать о сосущей пустоте желудка и о том, где он будет в следующую минуту. Засунув руки в карманы, он бездумно принимался тискать единственную свою надежду – жалкий и потрепанный червонец, теребя его влажными от пота пальцами, сворачивая в трубочку, расправляя, слаживая квадратиком и снова разгибая и слаживая или сжимая его в кулаке, утешая себя слабой отвлеченной мыслью, что у него еще есть эти десять рублей, которые он в любой момент может, потратить, купив себе…, ну вот хотя бы два пирожка по 4,5 рубля, которыми торгуют старушки. Или «хот дог» с сосиской и кетчупом по 8 рублей. Бутерброды с колбасой по 3 рубля…. А можно бы и просто купить батон по 3,20 и бутылку газированной воды по 5,70…

Когда ему приходило на ум, что если он не перестанет тискать этот горемычный червонец, то скоро от него ничего не останется и на него ничего нельзя уже будет купить. Тогда он вытаскивал руки из карманов и немного подув на них, чтобы они стали сухими, сцеплял их за спиной, где-то вдалеке от себя думая, что проще было бы убрать кредитку во внутренний карман от греха подальше, где и ему надежнее и рукам будет удобнее, потому что через несколько минут начнет болеть рана на плече от сцепленных за спиной рук и он все равно опять сунет их в карманы. Но он тут же забывал об этих мыслях, бессмысленно продолжая мерять шагами бесконечную длину тротуаров.

Сильно хотелось есть. Вот уже вторые сутки у него во рту не было и крошки хлеба. А червонец был всего один. И потратить его нужно было разумно. Или только уже, в крайнем случае, не иначе.

В этом городе он появился впервые. И только вчера. Который собственно ничем по существу не отличался от тех других городов, в которых ему, волею жестокой судьбы довелось побывать. Но для него этот город имел другое значение. Особенное. Потому что он ближе других находился к его родине…. Родине? От этого слова уже давно перестало веять теплом и радостью. Напротив, от него разило ледяной ненавистью и предательством, которые толстым снежным покровом застилали его сердце. У него больше нет родины!

Да и в самом деле, он не смог бы со всей определенностью сказать, в какой стороне находится город его детства. Его воспоминаний, которые брошены где-то там, на детской площадке, во дворе его дома, в школьных коридорах, спортивных залах и… на своей собственной могилке с гранитным надгробием (друг позаботился), в ряде многочисленных венков.

Да и какая впрочем, разница, где находится его город? Он был далеко. Очень далеко. А теперь вот рядом. Он долго шел. Шел против течения времени, сквозь бури ненастий, терзавших его душу и разметывающих его надежды. Он шел по терновым тропам лет. Тянулся, чтобы быть рядом с прахом убитых мечтаний…. Хм. И еще, чтобы быть рядом со своей собственной могилкой.

Грустная ирония, толкнувшая его на путь нескончаемых несчастий. Это очень тяжело видеть собственную могилку. Но только похоронили то в ней не его, а все его благополучие, все его счастье и надежды…. Заколотили в гроб и зарыли землицей сырой…

Но он то ведь жив! Он не умер! – Зато умерло все, чем он жил и ради чего жил. К чему стремился и что в сердце своем лелеял…

Ночь он провел на вокзале полном народу, шуму и неприятных запахов, пытаясь выспаться перед днем грядущим. А с самого утра он принялся ходить по городу, надеясь наняться на какую-нибудь работу. Но ничего путного не выходило. Поиски оказывались бесплодными. Хотя это его ничуть не смущало и не беспокоило. Что за дела? Не сегодня, так завтра. И он, расстегнув ворот куртки, продолжал идти по оживленным улицам, отрешенно глядя пустым взором на встречных прохожих.

Была осень. И листья с деревьев уже давно опали. Но погода стояла теплая. Несмотря на это все люди, были одеты в плащи и куртки, как и сам он.

Останавливаясь возле встречающихся на пути киосков, он жадно и подолгу рассматривал чарующее великолепие красочных упаковок, которыми были в обилии уставлены полки витрин, соблазняющих его голодное воображение: чипсы, рулеты, шоколад, печенье, разные сладости, напитки…. От такого обилия вкусной пищи, желудок сводило судорогой, а голова шла кругом. И он снова бессознательно принимался нервно теребить ставшую похожей на тряпку купюру, которая у него осталась от тех денег, что перепали ему от одной дамы с совиным лицом, которой он совершенно бескорыстно помог дотащить ее многочисленный багаж с привокзальной стоянки такси до нужной ей платформы, где уже происходила посадка на поезд, за что она щедро отблагодарила его деньгами, буквально сунув ему в руки.

На том же вокзале, не раздумывая, он незамедлительно купил билет на поезд, шедший в сторону родного города. И вот он здесь. А зачем? – Да как-то и не задумывался. Может провидение? Но что ему в этом чужом городе? Что ожидал он здесь найти? – Все тоже чужое и чуждое, без расчета на его случайное существование. Он словно бы и не принадлежал этому роду человеческому, являясь неким инородным существом, которому все карты не в масть. И это было очень тяжело, чувствовать себя таким вот изгоем.

Да, он позабыл тот город сказочных иллюзий и восторженных мечтаний. Город, в котором он родился и вырос и в который он так стремился тогда, исполненный воодушевленной радости и трепетных надежд после преисподней грозной Чечни, где томительно протекали дни его службы, скрашиваемые лишь мыслями о скором возвращение домой, где его любят и ждут. Там старушка мать с седыми волосами и добрыми близорукими глазами. Там его школьный друг с которым они даже воевали вместе до того рокового случая…. Там его ненаглядная невестка со сказочными глазами и звонким смехом с которой они помолвились за два дня до призыва и теперь должна была состояться долгожданная свадьба…. Она конечно же любит его и ждет. Ведь писать такие письма полные душевной нежности и теплоты может только беззаветно любящее сердце.

Да, он был тогда счастливейшим из людей влюбленным в жизнь.

Но сладостные окрыленные мечты с невероятной силой разбились вдребезги о гранитные скалы несчастья, которое ожидало его на столь желанной родине…. Взрывной волной небывалого горя его понесло по жизни в поисках утешения и забвения от боли, которой изнывало его израненное осколками сердце.

И вот его в очередной раз выбросило на берег немытого, голодного, отчаявшегося, без надежд и даже без желаний. Ему было все равно, что он найдет в этих незнакомых ему краях: все те же муки, нужду, страдания, унижения… или же живительные плоды новой жизни.

Но нет, неудача его не пугала. Совсем. Он слишком многое пережил, чтобы пугаться чего бы то ни было. Его чувства и душа давно очерствели и стали нечувствительными под изуверскими ударами плети судьбы, измывавшейся над ним.

У него ничего нет! Ни дома, ни родины, ни друзей, ни близких, ни родных…. Ничего! Даже в душе и сердце только немая пустота осталась. Все стало прахом! Призрачными несуществующими тенями. Он нищ и одинок…. Хотя вот у него еще есть этот червонец. Но он один. Его не хватит даже, чтобы наесться досыта. Но это ничего, что он два дня не ел. И еще можно потерпеть. Ведь и не такое бывало…

Подойдя к газетному киоску, он несколько минут неподвижно смотрел на разложенные газеты и журналы, флегматично читая названия и разглядывая картинки, пока не увидел то, что ему было нужно. Местная газета «Реклама и объявления» и стоит всего пять рублей. Значит можно еще купить что-нибудь из еды, чтобы унять муки голода. А по объявлениям он сможет найти себе работу. Вероятности, конечно, нет, но попробовать стоит.

За несколько часов он уже успел побывать по трем объявлениям, которые он пометил в газете жженой спичкой, сидя на лавке во дворе пятиэтажных домов и всухомятку уплетая свежий, ароматно пахнущий батон. Но попытки оказались неудачными. Оставалось еще одно последнее объявление: «Требуется грузчик на овощную базу». Но до нее нужно было добираться через весь город, потому что она находилась на самой окраине. Если бы на транспорте, то еще можно было бы успеть, а так - вряд ли.

Чувство голода притупилось и стало не таким мучительным. К тому же в кармане у него лежал еще целый ломоть батона, который он припас на потом, усилием воли сдерживая себя, чтобы не съесть его сразу. А раз так, то все не так уж и плохо и можно немедленно отправиться за этим последним шансом. Вдруг, да и улыбнется ему удача? Да ведь и все равно идти больше не куда.

И он пошел к указанному в объявлении месту, даже и не предполагая, что этот шанс окажется решающим в его жизни.

Добрался он туда, конечно же, позже назначенного в объявлении времени. Но ворота базы были открыты, а на территории за проходной кишели работники, загружая несколько рефрижераторов сразу мешками и ящиками. На площадке, возле настежь открытых ворот проходной, стояли многочисленные легковушки. А чуть поодаль, еще несколько КАМАЗов с фурами, видимо ожидающих своей очереди на погрузку.

Пройдя через ворота на территорию базы, он направился к кучке стоящих возле загружаемой машины мужчин, по их виду решив, что один из них наверняка тот, кто ему нужен. Но дойти до них он не успел, услышав за своей спиной громкий и недружелюбный голос обращенный, по-видимому, именно к нему.

- Эй! Какого черта тебе здесь надо?

Он обернулся и спокойно с невозмутимым видом оглядел невысокого небритого мужчину, одетого в серый двубортный костюм без галстука и (на удивление) белую рубашку. Нет, директором этой базы он быть никак не мог. Хотя и на охранника он тоже никак не походил.

Улыбнувшись подошедшему к нему мужчине, он вежливо спросил:

- Извините, а Вы… кто будете?

- Да какая тебе нахрен разница! Я – заведующий этими долбаными складами, на которых не место посторонним. Так что говори, какого черта тебе здесь нужно или убирайся отсюда.

- Какого черта? Самого главного. То есть Вас, - с иронией ответил он, от чего мужчина казалось чуть не задохнулся от приступа ярости, пораженный такой неслыханной для него дерзостью и нахальством.

Достав из кармана сложенную пополам газету, он показал ее безмолвно разглядывающему его мужчине, который видимо на несколько секунд потерял дар речи.

- Я по объявлению. Ищу работу. Думаю на ваших «долбанных» как Вы выразились, складах найдется таковая?

Придя в себя, мужчина набрал полную грудь воздуха и надрывающимся, рычащим голосом заорал:

- А ну убирайся! Пошел вон! Работа тебе нужна? Я тебе дам нахрен работу, умник твою мать…

- Постойте. Не горячитесь. Гнев – порождение глупости. А если я оскорбил Вас, так это непроизвольно. Так сказать, бессознательный рефлекс на невежество - отвечать взаимностью. Мы ведь в России, где хорошие манеры еще в диковинку…

- Слушай, ты…

- Кирилл. Меня зовут Кирилл Дворский. Так значит, Вы берете меня на работу?

Мужчина ошеломленно замер, а нижняя губа стала нервно подрагивать. Кирилл подумал, что тот, наверное, разразится сейчас громом ругательств и оскорблений. Потом позовет охрану и скажет, чтобы его вышвырнули отсюда. Но к его удивлению этого не произошло. Мужчина сдержался, усмиряя рвущегося из него лютого зверя готового растерзать этого наглого, с насмешливыми глазами великана и уродливым шрамом на щеке. Снова втянув носом полную грудь воздуха, он медленно с шумом выдохнул, обретая самообладание. После чего уже спокойным голосом произнес:

- Ты откуда такой взялся? А? Где ты раньше был? Время знаешь сколько? Рабочий день уже окончен.

- Но судя по всему не у вас, - кивнув головой на ожидающие погрузки КАМАЗы, ответил Кирилл.

- Слушай, иди домой. Хорошо? Приходи завтра, с утра. А сегодня уже поздно.

- Домой? Для этого мне придется вернуться в прошлое на целых шесть лет. Сегодня же у меня нет дома.

- Хм…. Черт с тобой. Иди, помогай мужикам. Видишь того лысого хрена в пальто? Скажешь, Торопов послал. Он тебе объяснит, что делать.

Через несколько минут Кирилл уже усердно таскал мешки с овощами, помогая загружать оставшиеся «фуры», не чувствуя при этом ни голодной слабости, ни усталости. Ведь все оказалось совсем не так уж плохо, как ему представлялось еще днем, после первых неудачных попыток найти работу по объявлениям в газете. Он уже начинал корить себя за бездарно потраченные пять рублей. А тут…

Загрузив последнюю машину «Лысый хрен», тот, что указывал, что грузить и куда, собрал всех работников и, достав неполную пачку купюр, каждому раздал по три сотни. Остановившись перед Кириллом, он брезгливо посмотрел на его старую и ставшую грязной одежду, после чего немного поразмыслив, произнес:

- Чего смотришь? Ты столько не заработал. Понял? – сложив оставшиеся купюры, он сунул их в карман брюк. Потом пошарив в пальто, достал горсть мелких монет рублей на десять и протянул их Кириллу, - На. Завтра, если будешь работать полный день, получишь как все, - отвернувшись от него, он обратился ко всем мужикам.

- В общем, так, завтра сюда к девяти. Не опаздывать. Все поняли? А сейчас все, расход.

Уставшие за день и понурые мужики направились к проходной, в то время как Кирилл, по-прежнему продолжал неподвижно стоять с зажатыми в руке монетами и пристально с недовольством смотрел на лысого мужчину так несправедливо ему заплатившего. Два часа он корячился на голодный желудок, таская грязные двухпудовые мешки с картофелем. И все это за какие-то десять рублей мелочью и надменно презрительный взгляд лысого недоумка? Нет. Так дело не пойдет. Разве он не заработал больше? В три раза больше этого?

Увидев, что грязный амбал все еще не ушел, Лысый удивленно поднял светлые жиденькие брови и с вызовом спросил:

- Ну, ты че, мужик? Что-то не так? Я же сказал, расход!

В упор глядя в сощурившиеся глаза Лысого, Кирилл твердым голосом ответил:

- Ты мне не доплатил.

Разжав ладонь, он подбросил звякнувшие монеты.

- Я заработал больше.

- Да ты охренел, мудак…

- Приятно познакомиться. А я Кирилл. И раз уже теперь мы знакомы то, думаю, что тем более будет по справедливости, если ты заплатишь мне причитающееся. Ну, скажем…, еще столько же, - снова звякнув монетами, холодно произнес Кирилл.

- Ах ты бомжара…. Да я тебя…

Он подскочил к Кириллу, но, не успев даже замахнуться, тут же рухнул как подкошенный, глухо ударившись в грязный цементированный пол. Кирилл склонился над ним, чтобы пощупать пульс на шее и только сейчас боковым зрением увидел стоящий у ворот склада силуэт. Кирилл обернулся и посмотрел на изумленное лицо заведующего, который, судя по всему, видел произошедший инцидент от начала до конца.

Ухмыльнувшись, он негромко произнес, подходя ближе к Кириллу:

- Лучше бы он заплатил. А знаешь, не дурно у тебя это получилось. А ведь он – мастер спорта по самбо. Где ты этому научился? – полюбопытствовал заведующий.

- Не помню, - резко ответил Кирилл нахмурившись.

- Впрочем, не важно. Не хочешь, не говори. А способности у тебя не плохие. Жить то хоть будет?

- Будет. Через минуту очнется.

- Ну и ладненько. Меня зовут Иван Петрович, - представился заведующий, протянув руку Кириллу.

- Очень приятно.

- Знаешь, если хочешь, я помогу тебе найти хорошую работу, где ты сможешь вполне применить свой талант. У меня есть один хороший знакомый (хозяин охранного агентства), который, я уверен, согласился бы определить тебя к себе, если я поговорю с ним. Работа, конечно, пикантная. Но деньги платят огромные. И с жильем помогут. Ну?

- Не дурно. А чего это ради? – скептически поинтересовался Кирилл.

- Так, порыв альтруизма, если хочешь. Просто желаю тебе помочь. Ведь, я так понимаю, у тебя безвыходное положение. Ни дома, ни родных, ни работы, ни денег…. Таская мешки, ты много не заработаешь. Да здесь и без тебя рабочих хватает. Я же предлагаю тебе полную обустроенность.

- И что от меня требуется? – спросил заинтересованный Кирилл.

- Только твое согласие. Поверь, если бы я мог помочь твоим проблемам иначе - я бы это сделал. Так вот, нужно твое согласие, - повторил Иван Петрович, - Работа эта, как ты понимаешь, несколько необычная, непосредственно касающаяся вопросов морали. И прежде, чем дать ответ, ты должен будешь хорошенько подумать. Как решишь – так и будет. Либо светлое будущее в ореоле благополучия, либо бесприютные скитания в поисках пропитания, работы и ночлега. А так же голод, холод, грязная дурно-пахнущая одежда…. Да ведь и зима то не за горами.

- А чего же тут думать? – усмехнулся Кирилл, - Я согласен, если только это не какое-нибудь надувательство.

- Не торопись. Ночь переночуешь в моем офисе. У тебя будет время все взвесить и обдумать. А завтра скажешь свое окончательное решение на свежую и отдохнувшую голову.

- Что ж, идет, - согласился Кирилл, не веря в свою удачу.

Лысый в это время протяжно замычал и зашевелился, приходя в сознание. Открыв глаза, он с недоумевающим выражением уставился на двоих улыбающихся мужчин стоящих над ним. По-видимому, он не сразу вспомнил, где он и что с ним произошло. Но постепенно его глаза стали приобретать осмысленность, а брови начали хмуриться от восстанавливающейся в сознании неприятной картины того, каким образом он очутился на полу.

- Ну что развалился? – с ухмылкой произнес Кирилл, - Рабочий день окончен. Бери шинель иди домой.

И он дружески протянул ему руку помогая подняться.

Не чего было и думать.

Как только Иван Петрович сделал ему это заманчивое предложение, он уже знал на все сто, что какой бы пикантной и необычной ни была работа, он согласен бесповоротно. Почему? Да потому что он устал! Устал от этих бесконечных мытарств по чужбинам, шагая по грязному, заплеванному пути унижений, оскорблений, насмешек, угнетения…. Устал собирать объедки со стола людского бессердечия и высокомерности. Устал жить, каждодневно пересчитывая свою жизнь и каждый раз убеждаясь, что в ней недостает не только его молодости, но и всего того, что делает человека человеком: цель, смысл, идея, вера, устремленность…. Он – тень, даже не им отбрасываемая. Никто, у которого отняли имя. Бродяга, так и не нашедший своего места в этом мире….

Довольно! Ему представилась возможность отмыть с себя всю накипь прошлого. Избавиться от этого клейма прокаженного и ступить на не обетованную почву новой жизни! И разве не справедливо воспользоваться этим шансом, какой бы цены за него не потребовали? Прошлое – в обмен на будущее. Мораль? - Да вот она! - Расклеивающиеся грубые ботинки: выцветшая и кем-то выброшенная одежда; пустые карманы и раскрошившийся кусок сдобы, который он только что доел, когда Иван Петрович уехал, предоставив в его распоряжение свой теплый и уютный кабинет. Мораль – она для тех, у кого благополучие. А у него его нет. Он даже не знает, что это такое. Да и вообще, по всем этим этическим вопросам, которые могло бы задать ему сытое и благоустроенное общество, он полностью оправдан пережитыми невзгодами о которых он, то и дело спотыкался пробираясь по зарослям своей жизни. А потому - прочь сомнения! И если только Иван его не обманул, предложив работу и благоустройство, то судьба смилостивилась к нему, смягчив свой деспотический нрав. И завтра он протянет ей руку примирения и прощения за причиненные ему страдания.

Утром, когда Иван приехал в офис и повторил еще раз все сказанное вчера, убедив Кирилла, что все это не обман и не выдумка, а стопроцентная правда (хоть и не столь благовидная), то он, не задавая больше никаких вопросов безоговорочно согласился, про себя даже удивляясь тому, что его еще спрашивают, все ли он обдумал и верно ли его решение. Тогда как думать тут не о чем, когда предлагают такое.

Через два часа он уже сидел в офисе охранного агентства «Каракурт» куда его привез Иван на своей белой «Вольво». И отвечал на многочисленные вопросы, которые ему задавал вылощенный господин в голубой «тройке» представившийся ему Виктором Анатольевичем. После чего его долго осматривал молодой врач, сомнительно качающий головой при виде его многочисленных ранений. И еще около часа ему пришлось провести в обществе психолога, который надоедал ему какими-то банальными тестами и тоже буквально заваливал его бесконечными вопросами, опостылевшими ему до безобразия и в конец его утомившие.

В тот же день, уже вечером его посадили в микроавтобус без окон и увезли на какую-то квартиру в пятиэтажном доме, в котором он безвылазно взаперти пробыл три дня, наслаждаясь комфортном дорогой обстановки, горячей ванной с гидромассажем, чистой, пахнущей цветами постелью и богатством спелых экзотических фруктов. Здесь, словно в роге изобилия было все, что душе угодно: музыка, видео, книги, компьютерные игры, продукты и даже коробка с сигарами и коньяком….

Но скоро это идиллическое блаженство прервал вновь появившийся Виктор Анатольевич. Его снова посадили в замурованный салон микроавтобуса и повезли в неизвестном направлении. Везли долго. Сначала около часа ехали по ровному шоссе. Потом около трех часов по лесной, ухабистой дороге, отчего Кирилл еле сдерживался, чтобы не уснуть от этой продолжительной тряски. И еще полчаса просто стояли, не позволяя ему выходить из машины. Но только он вознамерился уснуть, мысленно послав все к черту, и удобно устроился на дерматиновых сиденьях, как дверь открылась и ему позволили, наконец, покинуть этот осточертевший салон микроавтобуса.

Он сразу понял, как только вылез из автобуса и увидел высокие заборы с колючей проволокой, что привезли его в какой-то военный заброшенный лагерь, где по всему видно, его не ожидало ничего приятного, в чем он убедился сразу же, посмотрев на громадного, как и он сам детину в маске, через прорези которой, на него смотрели жесткие, колючие, как и эта проволока на заборе, безжалостные глаза.

Он не ошибся. Вынести тот суровый режим бесконечных изнурительных тренировок и зубрежки, в который он окунулся уже на следующий день, было не под силу простому смертному даже с такими физическими данными как у Кирилла. Каждый день был днем ада. И к вечеру у него хватало сил только чтобы добраться до своей комнатки, где он тут же обессилено, падал на койку и засыпал мертвым сном до следующего, точно такого же дня. То, чему его обучали в спецназе, перед тем как отправить в Чечню, было всего лишь детской забавой в сравнении с тем, что происходило тут, за высоким забором, вдали от посторонних глаз. Здесь готовили настоящих профессиональных убийц, иначе это нельзя было назвать. И Кирилл понимал это, нисколько не обманываясь на тот счет, какую работу ему придется выполнять в будущем, но относился к этому совершенно равнодушно.

Время летело незаметно. И скоро тренировки ему уже перестали казаться столь невыносимо тяжелыми, как это было в первые месяцы. Угнетало другое – отсутствие человеческих лиц и человеческого общения. Последнее лицо, которое он видел – было лицо Виктора из охранного агентства, посадившего его в микроавтобус, перед тем как он оказался в этом затерянном от цивилизации лагере, где все люди были в масках. Да и сам он должен был ходить только в маске и не иначе. Снимать же ее позволяли лишь в специально отведенной для него комнатке, строжайше сохраняя свое инкогнито.

Виктора он увидел вновь только спустя год после того, как его таким же путем вывезли из лагеря на том же самом микроавтобусе. Только привезли его уже не на ту квартиру, с которой увезли, а на какую-то загородную дачу в окружении высоких елей и сосен, где он провел ночь в раздумьях об ожидавшем его будущем.

А на утро приехал Виктор и вручил ему новые документы на имя Лопатина Николая Александровича.

Тогда он считал это своей большой удачей, потому что теперь он мог начать новую жизнь, навсегда зачеркнув свое прошлое. Но сейчас, вспоминая ту пору времени, Николай горько сожалел о своем безрассудном выборе.

Странно, а ведь он совсем отвык от своего настоящего имени Кирилл Дворский, который теперь казался ему каким-то чужим, совсем незнакомым ему человеком. Да и был ли такой? Да, был. Но он остался далеко в прошлом, с крошками от съеденного батона в кармане.

Николай взглянул на часы. Была уже половина шестого и час, как он находился на позиции перед офисом Клоудса Эдуарда, ожидая его появления на оси оптического прицела, наведенного на выход из здания.

Он попытался собраться с мыслями, рассеянных после натиска обуявших его воспоминаний и настроиться на выполнение задания. Но они непослушно разбредались, расшатывая его уверенность в том, что непременно ли нужно заканчивать начатое?

Какого черта! Все просто! Навести прицел винтовки на объект, и нажать на курок. Потом спокойно не торопясь выйти из дома, пройти дворами через квартал, пересечь улицу и сесть в оставленную там машину. Все как обычно. Сколько уже раз это было проделано…

Но может все-таки уйти? Прямо сейчас, взять и уйти! Ведь он уже решил, что работать на них он больше не будет. Так в чем же дело? Не все ли равно, когда он им об этом скажет, сейчас или после того как убьет Клоудса?

Глядя в оптику на дверь здания, он чувствовал, как в нем все больше нарастает сомнение, склоняя его к решению просто уйти, оставив работу невыполненной. Это и будет его первым шагом к избавлению от ненавистной ему зависимости. Довольно жертв. Пусть будет одним преступлением меньше в его зачетной книжке жизни. Что с того, что этот Клоудс – сволочь? Это ровно ничего не значит. Он человек и тоже хочет жить.

Николай оторвался от прицела и потер утомившиеся от напряжения глаза. Что с ним происходит? Странно. А между тем, он и в самом деле не чувствовал себя тем прежним Кириллом Дворским, без раздумий согласившимся на преступление против морали, против человека, против Бога…. Он не сможет нажать на курок! Что же это? Минута нравственного инсайта? Страх перед Живым Богом? «Грех удаляет, а исполнение заповедей приближает к Богу» - вспомнились ему слова женщины из «клуба фантастов». Так что же, нажать на курок и снова упасть назад, во тьму, в глубину на расстояние выстрела? Дальше оптической видимости?

Нет. Он не может. Просто не может и все. Слабость? Малодушие? Трусость? – Вздор-то какой. Он – всего то! – Не хочет оставаться в этом мире через винтовочную оптику. Мире, в который он завернул по ошибке, сбившись с пути.

И так вдруг тяжело стало на сердце! И тяжесть эта перевешивала всю его жизнь. Но ведь он уже пришел, и он готов к выполнению задания…. Ведь это последний раз. Нажать на курок и….

Он снова припал к оптике, разглядывая входящих и выходящих из здания людей. «Нет, нужно бросить все и уйти» - едва подумал Николай, как увидел выходящего из дверей Клоудса в окружении трех охранников. Все мысли враз исчезли, заменившись сосредоточенностью. Тело расслабилось, а палец нежно обнял курок. У него есть десять секунд, чтобы выстрелить пока он дойдет от выхода до ожидавшей его машины. Один только выстрел в сердце и дело сделано.

Плавно передвигая винтовку за двигающейся к своей цели мишенью, Николай бездумно разглядывал озабоченное и раскрасневшееся от жары лицо Клоудса и суетящихся вокруг него охранников, беспокоящихся о его жизни. Но не знают они, как это тщетно и бесполезно и как близка от него его смерть…. Вот, в одном только незначительном движении пальца. И стоит ему посильнее надавить на курок, как он прекратит свое существование.

Николай понимал, что у него осталось всего несколько секунд, чтобы выстрелить, иначе мишень будет потеряна. Но он не спешил, продолжая следовать за ним прицельной осью. Уже у самой машины, до которой оставалось сделать всего два шага, он вдруг напрягся и плавно повел курок, намериваясь выстрелить…, но в промилле секунды до выстрела вдруг неожиданно остановился, давая Клоудсу сесть в свой роскошный 500-тый «Мерседес».

Убрав палец с курка, Николай расслабил свои напряженные мышцы и оторвался от прицела. Глубоко вздохнув, он поднялся, закрывая шторой угол окна. Постоял так в задумчивости, снял перчатку, вытер ладонью взмокнувший от пота лоб и, повернувшись, решительно направился к выходу, чувствуя небывалое облегчение от сделанного шага. И, наверное, впервые жизни он был настолько уверен в правильности своего поступка.

Он только что исправил ошибку своего выбора пятилетней давности и ступил на тропу неизвестности, которая терялась в тумане грядущего. И куда-то она его приведет, эта неизвестность? Впрочем – все равно. Совершенно все равно. Ведь это его жизнь, которой он волен распоряжаться по своему усмотрению. Заставить же они его не смогут, это он знал, наверное. Попытаться убить? Зачем? Ведь ему и так ничего неизвестно. В милицию идти и рассказывать о своих деяниях – неразумно. Ведь убивал то он. Они это знают. Да и не в его это правилах. К тому же документы не настоящие. Пусть забирают деньги, квартиру, машину и они будут квиты…

Николай решил, что завтра же непременно позвонит Виктору и обо всем ему скажет. А там будет видно. Сегодня же он решил уехать к Эрику, который наверняка будет рад его визиту. И он поедет к нему уже прямо сейчас. Занятия у него уже кончились и он наверняка дома, заседает как всегда за своим письменным столом.

Через час, он уже сидел на кухне в квартире Эрика и пил горячий чай со смородиновым вареньем, в то время как сам Эрик хлопотал у плиты, приготавливая ужин и пытаясь разговорить задумчивого Николая, вид которого был мрачным и угрюмым от навалившихся на него тяжелых дум о тех возможных неприятностях, которые таились в завтрашнем дне.

Дата добавления: 2015-05-26