Украина будущего. Расстановка приоритетов 20 страница

Николай с недоумением смотрел на этого необычного, седого чудака с гладко выбритым лицом, обозначавшим его возраст нарезными морщинками и пытался отыскать в его небесно-голубых глазах хоть какие-то признаки насмешки, иронии или издевки над собой и этим сбившимся с текста ограблением. Но кроме простодушия и печали в них не было ничего, что могло бы показаться оскорблением и неискренностью в его поведении и речах.

Но таким неестественным и странным казалось все происходящее, словно он пришел сюда для того только, чтобы повидать своего старого друга, выпить с ним чашечку кофе и поговорить о былом, о жизни, погрустить и посмеяться….

- Я понимаю Вас, - произнес мужчина, видя недоумение на лице Николая, - Вам кажется странным мое поведение. Но поверьте, это вовсе не юродство. А Вы – не грабитель. Вы не похожи на грабителя, а, скорее, на отчаявшегося человека. Знаете, я уже далеко не так молод как Вы. А за 45 лет жизни мне многое довелось повидать, чтобы трепетать перед грозным лицом малейшей неприятности. Поэтому, когда со мной случаются курьезы, я просто протягиваю им руку, как своему доброму знакомому. А то, что Вы заберете у меня деньги, то это так пустячно по сравнению с тем, что Вы могли бы у меня забрать – мою жизнь. И знаете, я пришел к одному выводу, что ничто не может быть человеку настолько необходимым, с чем бы можно было бы не задумываясь расстаться. Поэтому все, что материально – для меня всего лишь ходовая монета, кочующая из одних рук в другие. Ко всему прочему я привык смотреть на себя же из ложи зрительно зала и просто забавляться тем, что происходит на голубом экране моей жизни. Поверьте, это так забавно, наблюдать всю эту будничную суету, беготню, мелочные заботы, тревоги, хлопоты, беспокойства…. Даже на самую трагедию ты взираешь как немой, посторонний зритель спокойный тем, что это всего лишь кинематограф.

Да, так вот, ты смотришь на себя со стороны и удивляешься, почему он печалится там, где ты бы сейчас хохотал до упаду. Почему он смеется там, где ты бы прошел мимо. И почему он вообще поступает так то и говорит то-то, тогда, как ты бы сделал все по-другому. Но между всем этим пусть все происходит, так как происходит – тебе то, какое дело? Ведь ты зритель!

Нет, правда, издалека все эти житейские невзгоды выглядят такими жалкими и ничтожными, что просто немыслимо становится, как это можно вообще замечать их и горевать над ними. Знаете это-то же самое, как если когда Вы состаритесь, и вся буря жизненных коллизий останется у вас за спиной – то вот тогда вам ничего больше не останется, как снова и снова перелистывать страницы своей жизни и постоянно прокручивать один и тот же короткометражный фильм воспоминаний прожитого. Вы будете постоянно говорить себе: «Глупец! Ах, какой же я был глупец! На что растратил свою жизнь?» И вот, если Вы сможете смотреть на все происходящее улыбающимися глазами из будущего, из самого дальнего будущего, за которым только прошлое, то очень многое Вы совсем перестанете замечать как не стоящее того. Но зато в действительной старости, Вы не будете сетовать на то, что жизнь оказалось растраченной по мелочам.

- Выходит, что Вам совершенно все равно, то, что я сейчас заберу у Вас деньги? – не переставая удивляться, спросил Николай, вся настороженность и подозрительность которого, тонула в открытых и безыскусственных глазах мужчины, стоящего перед ним посреди комнаты.

- Именно так, - подтвердил Илья, - Не удивляйтесь. И еще вот почему…. Но это долгая история. Если хотите ее услышать, то присаживайтесь и позвольте мне сварить Вам кофе.

- Я не хочу кофе, - отказался Николай.

- Тогда сигарету?

- Я не курю.

- Что ж, жаль, а я закурю.

Он достал сигареты и, прикурив, опустился в стоящее рядом кресло.

- Знаете, - начал мужчина после того, как выпустил белую струю дыма прямо перед собой, окутавшись клубящимся маревом, - Можно смотреть на мир многими глазами и из разных лиц, но никогда не узнаешь, каков он на самом деле, пока не познакомишься с ним лично…

- Да Вы правы. Но у меня нет времени для коллоквиумов, - перебил Николай начатую речь мужчины.

- Милый человек, - умоляюще протянул Илья, - Проявите снисходительность. Всего несколько минут для последнего слова перед приговором…. Ведь это не помешает Вам сделать то, ради чего Вы сюда пришли.

Николай нетерпеливо вздохнул, бесцельно оглядывая комнату. После чего ответил:

- Интересно, кто из нас жертва, Вы или я?

Мужчина засмеялся.

- Полно Вам. Разве Вам не интересно поговорить со своей жертвой перед тем, как ограбить ее?

- Нет, но давайте поговорим, раз уж возник этот каламбур, - произнес Николай и уже в полголоса добавил, - И надо, же было такому случиться именно со мной.

- Послушайте, ничего необычного не случилось. Это всего лишь – как и должно быть – разговор грабителя со своей жертвой, которая устало потешается над очередным анекдотом своей жизни. В самом деле, у меня нет сил, воспринимать жизнь всерьез – и поэтому я смеюсь над ней.

Николай хмыкнул и, сложив на груди руки, привалился плечом к стене.

- Хорошая позиция. Так Вам, в самом деле, смешно?

- Нет, но я не делаю из этого трагедии, - ответил мужчина.

- Вы делаете из этого фарс.

- Может быть. По крайней мере, это лучшее из того, что мне остается. Разве не так? – Вы поймёте. Но между всем этим, я не могу не испытывать к Вам уважение.

- Вы испытываете уважение к тому, кто хочет Вас ограбить? – усмехнулся Николай, - Это самый глупый нонсенс, который мне приходилось слышать.

- Позвольте, я внесу ясность. Все дело в том, что Вы идете теми же тропами, по которым когда-то хаживал я. И поверьте, я знаю какие трудности они таят в себе, сколько моральных капканов и ловушек скрыто в них. И я знаю, что заставляет вступать на эти дикие лесные тропы.

- Да? И что же? – безразлично спросил Николай.

- Что? А то, что запросто ломает и гнет решетки табу и вето; срывает замки нравственных и этических запретов и обрывает цепи государственных кодексов – это ярость отчаяния! Эта сила безысходности и безнадежности…. Разве я не прав? Вот основной катализатор 80% свершающихся преступлений.

- Очень может быть, - скептически промолвил Николай, - Да только Вам-то, откуда знать, что такое в действительности отчаяние и безнадежность? В какой книжке Вы об этом читали?

Мужчина загадочно улыбнулся и отвернулся. Сделав затяжку, он дотянулся до стола, на котором стояла пепельница и, затушив сигарету, снова обернулся к Николаю.

- Я знаю об этом не из книг, а из прожитого. И вот именно об этом я и хотел рассказать Вам, если Вы позволите мне этот краткий экскурс. Вы увидите, что я не только видел, каков мир, а знал его лично. Я буду крайне лаконичным, чтобы не показаться Вам резонером и изложу только последовательный, автобиографический ряд событий. Но я, конечно, не ручаюсь, что Вам будет так же смешно, как и мне на протяжении всей моей жизни. Ведь это - нужно пережить. Но зато после рассказа, Вы перестанете смотреть на меня как на юродивого.

Я родился в богатой семье. Отец был банкиром, а мать владела челночной фабрикой, хотя большую часть времени каталась по заграницам и таскала везде меня с собой. Но не успел я еще перешагнуть за черту детства, когда родители мои погибли во взорвавшейся машине. И вот в десять лет, я стал никому не нужным сиротой, бездомным беспризорником. Тетка моя опекунша распорядилась моим наследством, как хотела, оставив меня ни с чем… даже без жилья…. Чтобы как то выжить, мне приходилось лазить по помойкам…. Позже изловчившись, я стал красть кошельки из карманов, залезал в квартиры, если хозяев не было дома…. А в шестнадцать лет меня посадили…. Вы присядьте, - предложил мужчина все еще стоящему Николаю.

- Ничего, я постою, - отказался он.

- Напрасно. Так вот… - сцепив на животе пальцы, продолжил Илья свою эпопею, - В восемнадцать я вышел, и меня забрали в армию. Попал в Афганистан. Убивал людей, трижды был ранен сам… один раз смертельно. Выжил. Вернувшись, познакомился с одной очень милой состоятельной вдовой. Ее звали Лия. Она была старше меня на восемь лет и у нее были изумительные глаза, глядя в которые я словно тонул в облаках. Я забывал обо всем на свете и даже себя самого. Это были глаза «ангела» излучающего любовь и тепло. Мы полюбили друг друга, хотя по многим причинам так и не поженились. Благодаря ей, я забыл, что такое нищета, голод, грязные подвалы, блохи… все это стушевалось радужной дымкой роскоши, которой окутывало меня любящее сердце Лии. Но спустя пять лет, возвращаясь вместе с ней после вечеринки, по моей вине мы попали в аварию. Лия – погибла. Я видел ее вспоротый железом живот и раздавленную грудную клетку. А я – лишился ноги, - Илья поднял штанину, показывая Николаю протез, - Вот так вот. Пятилетняя девочка с женщиной, которые были в другой машине, тоже скончались: девочка сразу же, а женщина – два часа спустя. Меня снова судили, и я опять оказался в тюрьме, на четыре с половиной года. Я долго плакал тогда, после смерти Лии. И сейчас еще, я часто вспоминаю ее…. Но ладно. Вышел из тюрьмы я, как и в прошлый раз, голым и нищим. У меня не было ничего: ни денег, ни работы, ни прежних связей и даже крыши над головой. И вот я снова занялся прежним ремеслом: воровал, грабил, вымогал…. Однажды встретил своего давнего знакомого, с которым отбывал срок по малолетке и он предложил мне вступит в их банду, которая имела на малый авторитет в городе. Я согласился. Скоро у меня появились деньги, и я решил заняться легальным бизнесом, оставаясь под прикрытием своих дружков. Я быстро пошел в гору и через несколько лет уже был владельцем крупной компании приносящей солидный доход. Я снова стал богатым. Жил в огромной пятикомнатной квартире, курил дорогие сигары, пил коньяк, ездил на «кадиллаке» с личным шофером…. Но я мог бы быть еще более богатым! В приступе алчности, я решил отказаться от своих дружков, с которыми я вынужден был делиться. Все шло как нельзя чудесно. Лучшего нельзя было и желать. Но вот, словно злые фурии явились мои дружки, и я остался без всего… и даже без нескольких пальцев, - горько ухмыльнувшись, он протянул Николаю свои руки, на которых к его удивлению не было мизинцев и безымянных пальцев, - Мне пришлось уехать в другой город. У меня оставалось еще, сколько-то денег – но скоро и они кончились. Я стал работать, что-то делать, добывая себе средства к существованию. Но однажды в пьяном угаре, случайно убил человека. Мне снова грозила тюрьма и я, недолго думая, ударился в бега – без денег и без документов. Чередуя товарные поезда, забираясь в вагоны, я куда-то мчался, догоняя неизвестность. Через два дня страшно изможденный голодом, я слез в каком-то большом городе. Была ночь, и я, чтобы переждать до утра забрался в какой-то затхлый подвал, где обнаружил (вот счастье) целые полбанки вонючей кильки облепленную насекомыми и вареную картошку в «мундире». Возблагодарив Господа Бога за ниспосланную мне милость, я съел все подчистую и тут же уснул на влажном источающем миазмы, кем-то положенном матраце. Но только я уснул, явились хозяева. Увидев, что кто-то съел их ужин и спит на их постели они, обезумев, принялись колотить меня кто чем. А один, полоснул меня по горлу заточенной крышкой от консервной банки…. Брызнувшая фонтаном кровь испугала их. Решив, что я уже мертв, они завернули меня во что-то и бросили в помойный контейнер, где я и в самом деле умирал от побоев и потерянной крови. У меня были отбиты все внутренности, сломано несколько ребер и нос. Рана на шее была не опасна. Слава Богу, порезали только кожу.

Мне помог один старик. Тоже бомж, живший в путейской будке под мостом. Он и выходил меня, вернув мне угасшую было жизнь. Поправился я быстро и скоро, ты не поверишь и сейчас засмеешься, - мне удалось отвоевать себе территорию, где только я мог промышлять, собирая доходы с помоек и пустых пивных бутылок, которые я подбирал и сдавал. Тем и жил, по-прежнему жительствуя со стариком. Если удавалось что-нибудь стащить, то это было настоящим праздником, который наполнял меня болью воспоминаний об утраченной богеме. Но уже тогда, я научился относиться ко всему с улыбкой на устах. Так было легче вынести все коварные эскапады и пассажи судьбы, швырявшей меня словно морской циклон рыбацкую барку.

А между тем, я не хотел мириться со своим положением и отчаянно пытался найти выход.

Я бросил свое убежище в старой путейской будке и отправился с привязавшимся ко мне дряхлым и больным туберкулезом стариком в другой город, искать своего счастья. В одном селе повстречавшимся на нашем пути мы не без осложнений ограбили сберкассу и чудом скрылись от устроенной на нас облавы. Денег было немного, но хватило, чтобы впервые за целый год сменить одежду и наесться до отвала. Старику становилось все хуже и хуже, он постоянно кашлял и задыхался не в силах идти. А потом совсем слег. Я дотащил его до чьего-то покоса и, сделав нору в стоге сена, побежал искать находящуюся где-то поблизости деревню, чтобы на оставшиеся деньги купить старику какое-нибудь лекарство. Но пока я бегал, он отдал Богу душу. Мне было жаль его. Я вырыл ему могилку под старым кедром и похоронил, вырезав надпись на стволе: «Здесь покоится неоплатный долг человечества пред Богом».

Дальше я отправился один... – нет, не по тропинкам и дорогам, но по дням и годам. Куда? Зачем и для чего? Может, искал свободных многоточий? Не занятых сцен? Свободных ролей?

Я пришел в какой-то город, где меня ожидали все те же ехидно улыбающиеся подвалы, помойки, грязная одежда и презрительные взгляды…. Все началось с начала…. Я жил, где придется, как придется и чем придется. У меня была единственная мечта - наесться досыта и поспать в чистой и мягкой постели, - мужчина усмехнулся, - Как мало мне тогда было нужно. И вот эта бесприютная жизнь длилась еще целых полгода в мучительной надежде вырваться из этого бенуара нищеты, которая, словно те подвальные блохи, грызла меня изнутри, растлевая мой дух и мое тело. Но однажды, где-то и у кого-то, мне удалось раздобыть непригодный для стрельбы пистолет, сильно поржавевший и со сбитыми номерами. Я привел его в порядок и хоть он по-прежнему не стрелял, но зато им можно было напугать. И я стал выслеживать одного мужчину, который торговал на рынке дорогими шубами и скупал золото. Через три дня я уже знал, где он живет. Таким же методом, как и ты, я подстерег его в подъезде и, наставив на него пистолет, отобрал у него золото и наличные деньги. После чего заставил его открыть квартиру где, как оказалось, была приличная сумма денег и (представь себе) литровая стеклянная банка наполненная золотом. Я тут же купил себе солидный костюм и благополучно покинул город, в котором меня уже вовсю разыскивала милиция.

Продав золото, я сделал себе новые документы. После чего решил заняться предпринимательством. Но дело не пошло. Прогорел. Ко всему прочему угодил под машину; отделался сломанной рукой и сотрясением мозга. Вышел из больницы и переехал сюда. Снова встретил знакомых и опять ввязался в криминал. Но скоро, как только обзавелся маленьким капитальчиком, я бросил это нечистое дело, занялся бизнесом. Сначала золотом, потом цветным металлом и лесом. Обжился. Открыл агентство по недвижимости. Приобрел ресторан, магазин. Занялся строительством. Все пошло гладко. Все удавалось. Появился крупный счет в банке…. И вот прибой моей судьбы наконец-то вновь выбросил меня на берег. Я стал – богатым! Я стоял на груди поверженной нищеты и улыбался! Я – был счастливым!

Скоро я женился. Людмила родила мне чудесного сына. О чем еще мечтать? Прошло четыре года, и родилась Светланочка. Ей теперь годик, а Андрюшке уже пять. Скоро пойдет в школу. Казалось, все издевки судьбы оказались далеко позади. Разве я не сполна испил эту глубокую чашу страданий? Хотя знаешь, я ведь никогда не роптал и не сетовал на эти садистские припадки рока. Они были для меня чем-то естественным и неизбежным. Но между тем я знал, что после тернового венка и распятия, непременно наступит воскресение и вознесение. Счастье нужно выстрадать, друг мой….

Знаете, я терпеть не могу эпилогов, особенно когда они напичканы назидательной моралью. Но вот из этих-то кирпичиков пережитых неудач и невзгод и выложено мое умозрение. В конце концов, милый друг, приобретает тот, кто умеет терять и несчастлив тот, кто дорожит приобретенным.

Мужчина взглянул на стоящего у стены Николая.

- Может все-таки, выпьете со мной кофе? – участливо предложил он.

- Нет спасибо, - снова отказался Николай. Помолчав, он произнес грустным элегическим голосом:

- Знаете Илья… на этом бы и закончить, по сценарию ограбления: взять деньги и уйти. И так бы оно и было, если бы у меня хватило жестокости продолжить наш странный разговор. Но и не только поэтому мне нечего Вам сказать, а еще и потому, что мне действительно не осталось ничего из того, что хотелось бы, и можно было бы сказать Вам. Ваш рассказ прошелся близкой зеркальной параллелью с воспоминаниями моей жизни. Приметы наших судеб поразительно сходятся в фатальной трагичности пережитого. И наша разница только в том, что Вы уже пришли, а я еще иду по этим поросшим бурьяном и чертополохом тропам.

Что ж, мне, в самом деле, больше нечего Вам сказать, кроме того, что я завидую Вашему чувству юмора и умению видеть репризы там, где трагедия. Но знаете, даже от смеха порой на глаза наворачиваются слезы, - Николай кашлянул и отошел от стены, засовывая пистолет под кофту за пояс.

- Мне пора, Илья.

Мужчина грустно вздохнул.

- А жаль.

Поднявшись, он подошел к тумбе, на которой стоял маленький телевизор и открыл створки, за которыми Николай увидел большой несгораемый сейф. Достав из кармана пиджака ключ на цепочке, он наклонился. Набрав какой-то цифровой код, Илья вставил ключ и открыл тяжелую дверцу сейфа, в котором аккуратненькими сложенными пачками соблазнительно красовались банковские купюры. Обернувшись к улыбающемуся Николаю, мужчина произнес, указывая рукой на деньги:

- Вот. Это теперь Ваше. Здесь больше миллиона рублей…. Но может, Вы еще останетесь ненадолго?

- Зачем? Перебрасываться схолиями – утомительно. Разглагольствовать о жизненных материях – скучно. Вспоминать прошлое – больно. А оставаться здесь долее – глупо.

Николай подошел к мужчине и, заглянув ему в глаза, протянул руку прощаясь.

- До свидания, Илья. Я не хочу причинять боль тому, у кого еще не зажили раны. А еще – я знаю цену тому, что достается страданиями и лишениями. И вот поэтому и еще по многим другим причинам, я не возьму деньги и уйду так же, как и пришел. Я люблю дождь.

Пожав протянутую Николаем руку, мужчина оторопело уставился на него.

- Я что-то не понимаю Вас… - растерянно промолвил Илья.

- Это и не важно, - пожав плечами, ответил Николай. Развернувшись, он направился к двери.

Мужчина изумленно встрепенулся воскликнув:

- Подождите, подождите! Не уходите!

Николай остановился. Илья подошел к нему и, загородив собою выход, произнес:

- Вы не уйдете отсюда просто так. Вы пришли сюда за деньгами? Значит, Вы уйдете отсюда не иначе, чем с ними и… вот с этим зонтиком.

Он взял со стола зонт и протянул Николаю, ошеломленному услышанным. Взяв зонт, он подошел к столу и положил его обратно.

- Илья, поверьте, мне конечно очень нужны деньги, но я не возьму, ни их, ни даже этого зонтика. Я найду другой способ достать деньги.

- А я настаиваю.

К великому удивлению Николая, мужчина достал из кармана плаща пистолет.

- Это конечно вдвойне комично, то, что я под пистолетом заставляю Вас ограбить меня. Но чтобы это не выглядело так, я просто отдаю Вам их. Отдаю, потому что они нужны Вам, - он убрал пистолет обратно в карман, - Мне это не будет стоить никаких неприятностей. У меня есть на счету деньги и завтра я верну сюда всю сумму.

Николай рассмеялся.

- Да, рассказать кому, не поверят. Послушайте Илья, я до глубины души потрясен Вами и всем происходящим, но я не могу принять от Вас этой жертвы.

- Милый друг. Хватит благородничать. Я хочу помочь Вам и поэтому отдаю Вам эти деньги. Если хотите, то пусть это будет ссудой под залог Вашего будущего благополучия. Вы с лихвой рассчитаетесь со мной, если просто вспомните обо мне, когда все Ваши трудности будут позади.

- Нет, Илья. Давайте обойдемся без парадоксальных контроверз.

- Неужели Вы столь прозаичны?

- Нет. Но я не люблю шаржей, - улыбаясь, ответил Николай эмфатическим тоном.

- Полно Вам, мы ведь не на сцене перед публикой.

- Разница только в том, что не потребуют на бис.

Теперь засмеялся мужчина.

- Послушайте, давайте закончим эту преамбулу. Вы берете деньги, зонт и я провожаю Вас до проходной, чтобы Вам не пришлось лезть через забор, как Вы, вероятно, сюда и пробрались. И не забывайте – у меня пистолет, - Илья снова вытащил из кармана пистолет, аргументируя сказанное.

Николай ухмыльнулся.

- Что! – воскликнул мужчина, - Вы думаете это тот самый липовый пистолет, которым я напугал скупщика золота? Вы ошибаетесь. Это настоящий и совсем новый. А забрать у меня, Вы его не сможете. Помните? – Я служил в Афганистане!

- Что ж ладно. Если Вы действительно хотите мне помочь, то я возьму их. Надеюсь, Вы не станете, потом жалеть об этом?

- Сожалеть? О чем Вы говорите? Это самое глупейшее свойство человека. Пойдемте. У Вас есть сумка?

- Нет.

- Ничего страшного. Что-нибудь придумаем.

Илья стал выдвигать ящики столов; заглянул в бар; открыл шкаф на нижней полке которого, обнаружил какой-то пакет. Взглянув в него, он иронично произнес:

- Надо же. Туалетная бумага. У кого-то видать проблемы с пищеварением.

Выложив рулоны, он подошел к сейфу и стал слаживать деньги в пакет.

- Ну вот…. Немного тяжеловато, но это приятная тяжесть.

Подойдя к Николаю, он протянул ему пакет со словами:

- Не намочите. Кстати, Вам не холодно? Наденьте-ка мой плащ. По крайней мере, будете защищены от ветра. А в моем кабинете есть другой доставшийся мне от прежнего начальника, - Он снял плащ и протянул его смутившемуся Николаю.

- Берите, берите.

- Перестаньте, Илья. И потом он на меня не налезет. Если только конечно Вы не хотите, чтобы я выглядел как клоун. Хотя именно так я себя и чувствую.

Илья засмеялся.

- Друг мой! С такими деньгами можно позволить себе все, что угодно и даже шутовской наряд.

- Спасибо, но я удовольствуюсь одними только деньгами.

- Что ж, дело Ваше. А зонт все-таки возьмите. Если Вы не забыли, он в одном из пунктов нашего соглашения.

- Да, я возьму, ведь жертва теперь – я, - шутливо произнес Николай, - И значит должен подчиняться Вашим императивам.

Они вышли на улицу. Дождь уже не был таким сильным и напористым, и казалось, совсем скоро прекратится.

Илья проводил Николая до проходной, и они расстались, дружески пожав друг другу руки.

Сквозь прорехи устало расползавшихся туч, стала просачиваться светлая отрадная голубизна неба, роняющая на землю отраженные солнечные лучи, которые оживляли и вдохновляли замеревший в выжидательной неподвижности и безлюдьи понурый город, серебрящийся влажной чистотой вымытых улиц. И таким милым и приветливым казалось все вокруг! Такой жизнерадостностью и благовосторженностью было наполнено его сердце! Целая гамма звуков играла чувственные сонаты на лире его души! Так чудесно! Так восхитительно! И так легко, словно бы он лишился своего бренного тела и теперь, бесплотным и непритяжимым призраком плывет по этим плещущим озоновой благостью волнам, навстречу страстно желанным исполнениям! Осуществлениям! Воплощениям надежд и мечтаний!

Но боязно, вкрадчиво, с опаской он упивался этим меленьким счастьем, таким одиноким среди нескончаемой плеяды неудач и невзгод, эксплуатирующих его бытие. Так боязно было потерять этот миг освобожденности, вырванности из пут мучений и несчастий. И так хотелось не думать о том, через какие трудности ему еще предстоит пройти. Пусть же эти близорукие, благоговеющие чувства торжествуют, поют, ликуют и радуются! А завтра – будет только завтра!.. А может и никогда оно не наступит! Ведь разве не теперь ли он может начать жить заново! Набело! С первой буквы! С самого заглавия!? - Довольно черновиков! Довольно проб и ошибок! А завтра – оно всегда будет только в завтра!

Вот и солнце, взыгравшее самоцветными бликами в зеркалах разбросанных луж! И город воспрял. Расправился. Потянулся, стряхивая с себя оцепенение и задумчивость после пережитого ненастья.

Николай вздохнул. Вздохнул с облегчением. Наконец-то за долгое время, он не чувствовал придавливающей его тяжести отчаяния и безысходности. Он не чувствовал за своей спиной вечно преследующих его демонов несчастья ступающих по его следам. Он мог спокойно отдышаться и отдохнуть от своей мечущейся прыти, гоняющей его по жизненным стезям в поисках укромного местечка, где бы можно было дать волю своей томящейся жизни. И наконец-то он может возрадоваться без страха и самоупрека. Без обвинений и предъявлений неоплаченных долгов. Этой радости – светлой, лучистой, не затененной никакими условностями – ее хватит на всех! Ведь вот, все курьезы, все проблемы и трудности лежали здесь, в безоружной разрешенности, в этом тугом пакете набитом пачками купюр. И жаль, что кончился дождь. И что тучи пугливо разбрелись, прячась за крышами домов и исчезая за горизонтами. И что гром умолк, унеся с собой свое раскатистое эхо…. Потому что и с ними он разделил бы свою радость! И им бы хватило его восторга и упоения!

Только представьте себе - целый пакет денег! Хотя, что представлять, когда вот они, в руках! Их – больше миллиона! И они не жгли его сознание и не коробили душу тем, что они приобретены преступлением. Ведь Илья (этот необычный чудак) сам отдал их ему. Отдал, потому что не вытравилось из него еще чувство сострадания и великодушия, не вымерла в нем еще доброта и понимание. И потому еще, что сам он пережил все, что досталось в удел Николаю. И Николай был неоплатно благодарен ему за это неподдельное, искреннее и совершенно бескорыстное участие в его необоримых жизненных трудностях, которые именно, были в зависимости от того, удастся или не удастся ему это скверное предприятие – ограбление кассы. Но (вот же, как бывает) предполагавшееся ограбление обернулось непосредственностью дружеской встречи, которая оставила в душе Николая благоприятные впечатления.

Но так ему не терпелось поделиться своей бьющей ключом радостью с Никиткой. Так ему не терпелось встретиться с той несчастной женщиной с ребенком и сказать, что вот, он обещал, и он вернулся! Вернулся с тем, чтобы помочь им, потому что он нашел деньги! Вот их сколько! Разве этого мало?

Ах, сколько радости и предчувствий!

Николай пытался скоординировать в уме предстоящий порядок действий, но мысли, подстрекаемые возбужденными, взмывшими на высоту ослепленного счастья чувствами, непослушно клубились и завихрялись, создавая беспорядок и хаос разбросанных и смешанных образов, увитых туманной пеленой. Но в этом первозданном хаосе, отчетливо и ясно золотилась одна единственная, громко восклицающая мысль, что теперь то, ему не стыдно будет смотреть в глаза Никитке и мучиться данными ему и женщине обещаниями, которые он так боялся не выполнить. Теперь то, им не придется больше жить в этом заброшенном подвале при тусклом свете свечи, вдыхая спертый закопченный воздух и думать о том, чем утолить голод завтра…. Все это теперь позади, а впереди – новое имя! Новый город! Новая жизнь!..

С трудом отыскав то место, где он повстречался с Серафимой Николаевной, он остановил шофера (который всю дорогу с недоверием поглядывал на его мокрую, нечистую одежду) щедро заплатив ему пятисотрублевой купюрой.

Выйдя из машины, он без промедления направился к знакомому проходу во дворы пятиэтажных домов, предполагая, что Серафима Николаевна наверняка сидит сейчас с девочкой. Потому что ведь еще и часу не прошло, как сникло это неумолчное ненастье, и город очнулся от летаргической прострации, рассыпавшись людским оживлением. В любом случае, даже если она и вышла из своего жилища, то ненадолго и недалеко, чтобы быть рядом с девочкой. А с собой больного ребенка, она вряд ли будет таскать.

Остановившись у своротки, он секунду подумал, неприметным движением поправив пистолет за поясом, после чего прошел чуть дальше. Увидев стоявший на углу улицы продуктовый павильон, решил купить немного продуктов и сладостей и уже после, не с пустыми руками идти к Серафиме Николаевне, дополнив упоительную радость своей удачи, счастливыми и умиленными глазами женщины. О да, увидеть эту несчастную женщину счастливой – вот венец его торжества! Вот завершительный, подчеркивающий штрих его воодушевленной неоскудевающей благовосторженности, кипящей вулканической магмой в его груди. Вот радость, которой нет названия! Счастье, беспечно греющееся на солнце, изнемогающее от тесноты этого мира! - И все это хочет быть сказанным в исповеди перед жизнью. Хочет стать преданием в будущее, пересказанным временем. Хочет стать самоискуплением и оправданием себя самого, быть может, наконец-то найденного, отысканного, вернувшегося из-за пределов неотрывно следящего за ним прошлого, искренне непроговорившегося, смолчавшего многозначительным, восхищенным бессловием. И вот, он произошел заново; явился изначально; возник из несбывшегося, несостоявшегося, даром растраченного…. Взошел, чтобы взглянуть на себя, увидеть и возрадоваться! И возликовать! И восторжествовать! И пророниться дождевыми каплями на все окружающее! На других! Для других, окропив их своим неусмиримым, внегравитационным благоизлиянием!

О, как счастлив он! Как влюблен в жизнь - в это чудесное сегодня. В это неповторимое сейчас и в несотворенную завтрашнюю неизвестность. В эти смакующие минуты времени, наполненные воображением предстоящей встречи!

Дата добавления: 2015-05-26