Мультикультурализм в Европе: за и против

Рассмотренные выше концептуальные проблемы в сфере этноконфессиональных проблем Европы побуждают ответить на два принципиальных вопроса: влияет ли феномен мультикультуралима на снижение конфликтного потенциала и осуществима ли в принципе безболезненная экономическая, политическая ценностно - культурная интеграция мусульман в европейские общества?

При упоминании термина «мультикультурализм» в политическом дискурсе сразу же возникает широкая полемика вокруг определения данного термина. В самом широком смысле, мультикультурное общество это любой мультиэтничный и мультиконфессиональный социум граждан, в котором исключается ассимиляция культур одной доминирующей культурой. В более узком смысле, мультикультурализм - это политика признания гражданских прав и культурной идентичности этнических и конфессиональных меньшинств.

От политического либерализма мультикультурализм отличается тем, что признаёт права этнических и культурных групп, дабы сохранить свою идентичность, а не является неким «плавильным котлом», где предполагается слияние всех культур в одну. Права национальных меньшинств заключаются в предоставлении возможности этническим и культурным группам обучения и сохранения своей национальной и конфессиональной самобытности.

Один из элементов мультикультурализма – толерантность, целью которой является мирное сосуществование культур. Идеи мультикультурализма популярны во многом в странах Европы, где издавна существует высокий уровень культурного развития. Европейский мультикультурализм предполагает параллельное сосуществование европейской и иных культур иммигрантов, проживающих в данном геополитическом пространстве.[51]

В конце XX- начале XXI вв. на западноевропейском пространстве были испробованы несколько стратегий интеграции инокультурных сообществ. Классической схемой считаются три, применявшиеся в Германии, Франции и Великобритании[52]. Германия осуществляла данную политику на основе принципа «конституционного патриотизма», в соответствии с которым нация определяется не по наследственным биологическим критериям, а на основе лояльности к базовым ценностям государства (немецкий язык, обеспечивающий коммуникацию между всеми жителями, Конституция и верховенство закона, уважение достоинства личности и признание ее приоритета перед коллективом).

Главную роль в получении гражданства во Франции исторически играет не право крови, а рождение и проживание на территории государства. Французская стратегия нацелена на ассимиляцию иммигрантов.[53] В Конституции говорится о «французском народе, состоящем из всех граждан, без различия происхождения, расы или религии». Все, что разделяет людей, в частности, вера и мировоззрение, относится к сфере приватной жизни.

Подход к интеграции переселенцев в Великобритании изначально был проникнут духом толерантности, укреплявшимся благодаря сосуществованию в пределах Британской колониальной империи разных народов и культур. В Великобритании гражданство получают как по праву крови, так и по праву почвы. Британским гражданином становится тот, кто рожден от британского гражданина, или от небританца, являющегося постоянным жителем страны. Отличительная особенность британской стратегии состоит, во-первых в том, что интеграция здесь происходит не только индивидуально, но и через этнические общины с целью поддержания их культурной идентичности. Во-вторых, интеграционная политика данной страны, пожалуй, в большей степени, чем где-либо, ориентирована на повышение статуса ислама и представительства мусульман в структурах государственного управления. С 2008 г. здесь осуществляется политика «позитивной дискриминации», направленная на включение как можно большего числа мусульман в процесс коллективного принятия решений на всех уровнях. Парламентарии ввели для меньшинств квоты на государственной службе, особенно в армии и полиции, ключевых министерствах (иностранных дел, внутренних дел).

При всех различиях между этими стратегиями в их основе (равно как и в основе всех остальных, применявшихся в Европе) лежала исторически сложившаяся либерально-демократическая парадигма, исходящая из уважения прав человека и невмешательства в жизнь инокультурных общин. Европейские государства проводили в жизнь политику «мультикультурализма», признававшего культурное разнообразие общества и создававшую условия для публичного исповедания ислама.

Данная концепция имеет как своих приверженцев, так и критиков.

Сторонники мультикультурализма настаивают, что, пусть и в отдаленном будущем, он оставляет возможность полноценной социальной интеграции иммигрантов[54]. Этот стратегический выбор носил во многом вынужденный характер, будучи продиктован изменившимися условиями существования западного общества: радикальным сдвигом этнодемографического баланса и провалом ассимиляторской политики.

С другой стороны, растет число критиков мультикультурализма не только с правых, консервативных, националистических, но и с либеральных позиций. Сторонники последних аргументируют свою позицию следующим образом: мультикультуралистская политика поощрения и институционализации групповой идентичности противоречит таким основополагающим принципам либеральной демократии, как равенство гражданских прав и приоритет суверенитета личности. Ведь группа оказывается приоритетной по отношению к индивиду, который обладает достоинствами и правами не сам по себе, а лишь принадлежа к группе. Такая политика, по мнению либеральных критиков мультикультурализма, ведет к самоизоляции мигрантов в этнических гетто, блокирует их интеграцию в гражданское общество[55].

Однако, как показало время, политическая интеграция, аккультурация, адаптация к демократическим процедурам и институтам не гарантируют лояльности иммигрантов отношении базовых принципов французского общества. Можно считать французский язык родным, не ходить в мечеть, являться гражданином Франции и в то же время быть нелояльным по отношению к ней и даже бросать ей вызов. Причем группу, от которой этот вызов исходит, нельзя подавить или нейтрализовать в силу высокой демографической динамики и растущих политических притязаний, основывающихся именно на этничной отличительности. Принципиальная невозможность ассимиляции значительных по численности групп иммигрантов подорвала основополагающую французскую идею культурно гомогенной нации. Происходящий последние два десятка лет отход от жесткого республиканизма служит косвенным признанием правоты французских националистов, утверждающих: во Франции живут не только французы.

Не сработала и германская стратегия гомогенного национального государства. Количество иностранцев ФРГ конца 90-х годов составило 8,8% от общего числа жителей, причем многие из них родились и выросли Германии[56]. Невозможность игнорировать столь очевидное изменение этнодемографического баланса привела к ослаблению рестриктивного смысла законодательства и оживленным публичным дебатам о преобразовании общества из «национального» в «мультикультурное». Германия и Франция (а также некоторые другие европейские государства) фактически превратились «иммиграционные» страны, и мультикультурализм стал для них во многом вынужденным (а не только продиктованным демократическими соображениями) признанием этой новой реальности[57].

Так, одним из пионеров мультикультурализма в Западной Европе были Нидерланды - страна, славящаяся своей толерантностью, открывшая беспрепятственный въезд выходцам из голландской Вест-Индии, максимально облегчившая режим воссоединения семей и предоставления политического убежища. И вот как оценила итоги этой политики комиссия голландского парламента в своем докладе 2004 года (то есть еще до того, как мусульманский фанатик публично отрезал голову кинодокументалисту Тео Ван Гогу): «Политика, проводимая на протяжении 30 лет правительством страны, привела к созданию гетто, уничтожила национальную систему образования и угрожает целостности государства». По меткому замечанию В.Д.Соловья, «такие достижения мультикультурализма, как кухня «фьюжн», свободное потребление каннабиса, стилевое разнообразие и культурные «фенечки», вряд ли перевесят на чаше исторических весов разрушение культурной и социальной ткани страны[58].

Неудивительно, что последние два года Нидерланды резко ужесточили иммиграционную политику. Более того, там подготовлен законопроект, предполагающий налагать крупные денежные штрафы на всех голландских резидентов, говорящих в публичных местах не на нидерландском языке. По существу, это стремление к культурной гомогенизации населения, характерное для, как казалось, навсегда ушедшей прошлое эпохи национальных государств.

От прямой констатации факта кризиса мультикультурализма не остались в стороне руководители европейских государств. «В начале 1960-х наша страна пригласила иностранных рабочих в Германию, и сейчас они здесь живут», - сетовала в заявлении 17 октября 2010 канцлер Гемании А.Меркель. – Некоторое время мы сами себя обманывали и говорили себе: «они у нас не останутся, когда-нибудь они уедут», но так не произошло. И, конечно же, наш подход состоял в мультикультурализме, в том, что мы будем жить рядом и ценить друг друга. Этот подход провалился, совершенно провалился». «Мультикультурализм мертв», - вторил ей лидер Христианско-социального союза (ХСС), премьер-министр Баварии Хорст Зеехофер. Мнение коллег-соседей в телеинтервью поддержал президент Франции Николя Саркози: «Мы слишком беспокоились об идентичности людей, прибывавших в нашу страну, но недостаточно - об идентичности собственно нашей страны, принимавшей их» [59].

Постоянное обсуждение проблем политической интеграции мусульман, которая часто не отделяется от включения в социально-культурную среду, нередко превращается в острую общеевропейскую полемику. Ситуацию с повальной критикой мультикультурности на уровне не только отдельной страны, но и европейского общественно-политического пространства обострил выход в свет 30 августа 2010 года книги «Германия самоликвидируется». Ее автор - член Социал-демократической партии Германии и совета директоров Немецкого федерального банка Тило Саррацин. О популярности его работы свидетельствует проданный тираж, который по итогам полутора лет в сумме составил два миллиона экземпляров. Список поднятых в книге проблем достаточно широк: демография, интеграция иммигрантов, социально-экономический кризис и угроза безопасности, критика гипертрофированной религиозности мусульман Саррацин, констатируя крах мультикультурной политики, весьма пессимистично оценивает социально-политическое будущее своей страны через 20 лет: «Федеральный президент Мухаммад Мустафа призвал мусульман уважать права немецкого меньшинства».[60] Эпатажный автор убежден в абсолютной неготовности и нежелании значительной части арабских и турецких иммигрантов интегрироваться в немецкое общество. Он заявляет: «Интеграция есть задача того, кто интегрируется. Я не обязан терпеть того, кто ничего для этого не делает. Я вообще не обязан кого-то терпеть, кто живёт на средства государства, отрицает это государство, не заботится об образовании своих детей и постоянно производит на свет маленьких «девочек в платках»[61].

Новая «теория о национальной сегрегации», автором которой стал не представитель маргинальной ультраправой политической среды, а яркий представитель немецкого бомонда, социал-демократ, выступила в качестве фактора, спровоцировавшего громкие признания руководителей государства и общественно-политические дискуссии. Так, рассмотренные выше заявления глав европейских государств прозвучали через полтора месяца после первого дня рекордных продаж книги Саррацина. Скандальная работа вызвала огромный резонанс в обществе, в политической и даже научной среде. Напримет, немецкий философ и социолог Ю. Хабермас в своей статье «Leadership and Leitkultur» отмечает, что с момента выхода книги Саррацина в Германии, четко обозначились тенденции роста ксенофобских настроений в обществе.[62]

2010 год оказался переломным в процессе переосмысления теории и практики мультикультуралистской модели. Европейские лидеры в ряде аспектов ужесточают иммиграционную политику. Так, в опросных листах, заполняемых стремящимися обосноваться в странах ЕС мусульманами, предлагаются вопросы, выясняющие их отношение к равенству полов, го мосексуализму, степень готовности принять толерантность как норму поведения. После переселения вводится по существу принудительное обучение языку страны проживания, ознакомление с ее историей, политической организацией, культурой и обычаями. Эти меры преследуют цель преодолеть пассивное отношение, а в ряде случаев и сопротивление части иммигрантов интеграции. Ужесточается отношение к религиозным символам мусульман. Еще в 2004 г. Во Франции учащимся государственных школ было запрещено носить хиджаб. Ее примеру с 2010 года последовали некоторые земли Германии. Показателен в этом отношении введенный в 2010-2013 гг. в Бельгии, Франции, швейцарском кантоне Тичино и некоторых городах Италии и Испании запрет на ношение в общественных местах паранджи и никаба – одежды, которая препятствует идентификации личности. Этот запрет, продиктованный требованиями безопасности, был с пониманием встречен многими мусульманами, осуждающими исламистский терроризм. Вместе с тем его не приветствовали не только сторонники традиционализма, но и либерально настроенные мусульманские общественные деятели, усматривающие в подобных решениях посягательство на право выбора и идентичность.

Необходимо, однако, подчеркнуть, что указанные меры не принесли ожидаемых результатов, в числе которых главным являлся снижение градуса конфликтности в обществах. В результате европейские социумы, потеряв относительную однородность допереселенческих времен, превратились в фрагментированные мультиобразования. Одновременное размывание ценностных и духовных ориентиров самих принимающих обществ оказалось другим важнейшим препятствием на пути к налаживанию взаимодействия с инокультурными группами. Иммигранты-мусульмане образуют сегодня внутреннюю периферию европейских политий, которая порождает новую социокультурную и социоэкономическую дистанцию, которая в европейской истории не раз становилась источником политико-территориальных конфликтов. Данная европейская модель построения общества, в отличие от американской концепции «плавильного котла», в соответствие с которой у эмигрантов, представителей различных этносов, происходило формирование общеамериканской идентичности, имела целью сохранение культурной традиционной самобытности (специфических черт) проживающих на территории единого государства этнических общностей

Культурно-цивилизационный разлом в европейских политиях усугубляется массовым разочарованием жителей континента в возможности мирного и относительно беспроблемного сосуществования представителей разных культурных норм. Это разочарование перекинулось и на правящие социал-демократические и консервативные партии, длительное время отстаивавшие такую возможность. Общественное сознание сдвинулось вправо. Так, на вопрос, являются ли отношения между мусульманами и уроженцами Запада «в целом хорошими» или «в целом плохими», в 2006 г. в Германии, Франции, Испании и Великобритании второй вариант выбрали соответственно 70, 66, 61 и 61% респондентов.[63]

В таком контексте неудивительно заметное усиление влияния праворадикальных националистических партий. Если еще недавно ультраправые рассматривались как некая одиозная и маргинальная политическая сила, то теперь они становятся важным актором европейской политики. На выборах 2014 г. в Европарламент многие из них (французский Национальный фронт, Австрийская партия свободы, голландская Партия за свободу, итальянская «Лига Севера», греческая «Золотая заря», Шведские демократы) добились существенных успехов, набрав очки именно на тематике миграции, легальной и нелегальной[64]. Волна антимусульманских настроений в Европе поднялась в связи с убийством исламистскими экстремистами в январе 2015 г. в Париже сотрудников юмористического журнала «Шарли Эбдо» за публикацию карикатур на пророка Мухаммеда. Эта трагедия резко актуализировала дискуссию о том, каковы границы свободы слова, совместима ли она с пренебрежением к чувствам верующих. В современной Европе налицо отчетливо выраженное противостояние между приверженцами агрессивно - националистического подхода к «мусульманской проблеме» и сторонниками либерально-толерантного отношения к ней[65].

Может ли зaпaднaя цивилизaция остaться собой, сохрaнить сильные и притягaтельные стороны, изменившись столь рaдикaльно в этническом и социокультурном отношениях? По мнению одних экспертов, aльтернaтивы «взaимному культурному оплодотворению» не существует, создaвaемое в Европе расовое общество-гибрид окажется в конечном счете успешным. Другие придерживаются мнения, что подобное движение приведет к рaзрушению европейского цивилизaционного кодa и дрaмaтическому ослaблению Европы, не создaв взaмен дееспособной и эффективной aльтернaтивы.

Исходя из тезиса о нереальности изоляционистской стратегии закрытия Запада для миграции из стран третьего мира и вообще предоставления этих стран их собственной судьбе, для оптимистических прогнозов относительно самодостаточности западной цивилизации, к сожалению, оснований немного.

По мнению многих исследователей, главная проблема сводится к демографическому сжатию и прогрессирующему старению европейского населения[66]. По долгосрочному прогнозу ООН, рост населения будет происходить во всех регионах Земли, за исключением Европы, где численность населения к 2050 году сократится с 726 млн. до 632 млн. человек. Известно, что для воспроизведения существующего уровня населения требуется уровень рождаемости в 2,1 ребенка на женщину. Среди промышленно развитых стран такой показатель имеют только США, в то время как в Европе он составляет в среднем 1,4 ребенка (в Японии - 1,32 ребенка). Но и столь скудная рождаемость достигнута преимущественно за счет иммигрантов: В развитых регионах мира они обеспечивают свыше половины демографического прироста, а в Европе - 89%. Относительно высокий (по европейским меркам) показатель фертильности во Франции - 1,89 ребенка в 2000 - 2005 годах - сдерживает прогрессирующее сокращение населения Франции, но не уменьшение числа французов.[67]

Западное общество, указывает В.Д.Соловей, «стареет»: к 2050-му средний возраст его жителей составит 45,2 года (в том числе в Италии - 52, Японии - 53 года; и лишь США - 40 лет), в то время как в беднейших странах мира - 27,1 года. Приблизительно треть населения Европы окажется старше 65 лет, а соотношение работающих к пенсионерам изменится с нынешних 5:1 до 2:1. «Европа станет континентом старых людей, остро нуждающимся в массовой миграции для поддержания производства и сохранения существующей системы социальной защиты», - прогнозирует ученый[68].

Согласно подобным прогнозам, к середине XXI века от четверти до трети населения Европы составят мусульмане, и в этом случае вряд ли континенту удастся сохранить собственные социокультурные основания, которые уже сейчас интенсивно размываются. Количественная соразмерность стареющего европейского населения и молодых иммигрантов поставит на повестку дня вопрос о перераспределении власти в европейских политиях. По сути, в данном случае речь идет о демографической экспансии как о «ассиметричном но весьма действенным ответом на более чем трехвековую гегемонию Запада, западного империализма и колониализма»[69]. Результатом такого «реванша», по утверждению в докладе «Влияние массовой иммиграции на национальную безопасность» контр-адмирала и главы Центра развития, концепций и доктрин министерства обороны Великобритании Криса Парри станет повторение в Европе «римского сценария» (падение античного Рима под натиском нахлынувших из северной Африки варварских орд).[70] Назвать подобный прогноз пессимистическим было бы некорректно: скорее это картина гигантского апокалипсиса. Если предположить такой исход гипотетически, то очевидно, что проблема этноконфессиональных конфликтов на Европейском континенте будет разрешена хотя бы по причине исчезновения одной из сторон конфликта – коренных европейцев. Нет европейцев – нет проблемы. Вопрос построения на европейском пространстве нового гомогенного общества в этом случае можно будет считать решенным.

Однако до возможного наступления общеевропейского «апокалипсиса» как минимум три с лишним десятилетия необходимого решения проблем конфликтности на уровне государств и правительств. Не существует универсального ответа на глобальные вопросы – «что делать»? и кто «виноват»? От призывов в стиле «понять и простить» и до «изоляции европейского общества» пролегает целый спектр различных рецептов и рекомендаций экспертов и исследователей. Не менее трудно дать однозначный ответ, кто сегодня в Европе них играет более активную дезинтегрирующую роль - исламизм, возвращающийся к фундаментализму через экстремизм, или западный "мондиализм", совершающий прорыв в информационную эпоху через "силовой глобализм", "коллективный комплекс неполноценности" традиционного исламского фатализма или самонадеянность и вседозволенность западного рационализма. Для секуляризованного и одновременно сохраняющего христианскую природу национального государства поиск оснований введения иммигрантов-мусульман (включая и тех, кто уже имеет гражданство) в социокультурное членство представляет собой серьезную проблему, вызванную как собственно изменением расово-этнического баланса населения, так и исходящим от некоторых иммигрантских групп потенциальным вызовом основам принимающего общества. Конкуренция центров ведет к структурированию новых конфликтных линий в европейских демократиях. Оценивая эффективность политической интеграции мусульман в Европе, можно отметить, что европейские власти оказываются перед необходимостью решения двух задач, к сожалению, противоречащих друг другу: учета социокультурных интересов новых граждан и реагирования на запрос, связанный с ростом антииммигрантских настроений в обществе. Ответом на эту дилемму становится отход от некоторых слагаемых традиционной либерально-демократической парадигмы в отношениях с переселенцами. Очевидно, требуется дальнейшее уточнение смыслов понятий мультикультурализма и интеграции (она зачастую отождествляется с ассимиляцией) европейских мусульман, в том числе через поддержание общественно-политического дискурса по этой проблематике и включение в него темы религиозных традиций.

Вопросы и задания для самоконтроля

1. Дайте определение понятию «этноконфессиональный конфликт»

2. Почему этноконфессиональному фактору принадлежит ведущая роль в системе социальных конфликтов?

3. Каково значение религиозного фактора в механизмах формирования и протекания этноконфессионального конфликта

4. Почему вопрос о причинах этноконфессиональных конфликтов является дискуссионным?

5. Можно ли считать исламскую идеологию определяющим фактором европейской конфликтности? Ответ обоснуйте.

6. В какой степени мусульманский фактор влияет на политическое поле Европы?

7. Дайте определение понятию «евроислам».

8. Каковы основные признаки исламского фундаментализма?

9. Дайте определение понятию «мультикультурализм». Каковы особенности его проявления в странах Западной Европы?

10. Как влияет феномен европейского мультикультурализма на уровень конфликтного потенциала общеевропейского пространства?

11. Назовите характерные особенности политической и культурной интеграции мусульманских эмигрантов в Европе

12. Какими видятся перспективы европейской модели мультикультурализма?

Дата добавления: 2015-05-29