Психоаналитическая характерология и ее значение для социальной психологии

[117]

Психоанализ начинался с терапии. Психические нарушения объяснялись патологической трансформацией накопленной сексуальной энергии или защитной реакцией организма против неосознанных импульсов либидо. Последовательность «либидо – защита через подавление – симптом» была нитью Ариадны ранних аналитических исследований. Объектами аналитического исследования были почти исключительно больные люди – у большинства из них наблюдались физические симптомы.

По мере развития психоанализа исследования были расширены до определения физических характеристик и их происхождения у разного типа людей – как больных, так и здоровых. Эти исследования, как и первоначальные, пытались раскрыть инстинктивные, либидозные корни психических установок. Но теперь последовательность анализа выстраивалась не от подавления к симптому, а от сублимации (или формирования реакции) к черте характера. Такие исследования не могли не оказаться плодотворными для понимания характера как больных, так и здоровых людей; таким образом, они приобрели особую важность для проблем, изучаемых социальной психологией.

Общая основа психоаналитической характерологии – определение типа характера как сублимации определенных инстинктивных влечений, имеющих сексуальную природу, – «сексуальное» бытие в расширенном смысле, который придал ему Фрейд. Установление генетического происхождения психических явлений из либидозных источников и переживаний раннего детства является специфически аналитическим принципом, общим для психоаналитической характерологии и теории невроза. Однако невротический симптом (и невротический характер) – это результат неудовлетворительной адаптации инстинктов к социальной реальности, в то время как неневротический тип характера есть трансформация либидозных импульсов в относительно стабильные и социально адаптированные черты. В любом случае различие между нормальным и невротическим характером весьма расплывчато; оно зависит в основном от степени реализации социальной адаптации.

Важно напомнить, что Фрейд связывал проблему сублимации главным образом с прегенитальными сексуальными влечениями, то есть оральной и анальной сексуальностью и садизмом[118]. Разница между формированием реакции и сублимацией заключается в основном в том, что реакция противостоит или поддерживает на низком уровне подавленный импульс, из которого она черпает энергию, в то время как сублимация представляет собой прямую трансформацию, «канализацию» инстинктивных импульсов.

Теория прегенитальной сексуальности впервые широко обсуждалась Фрейдом в работе «Три очерка по теории сексуальности». В ней отмечается, что еще до того, как гениталии начинают играть решающую роль в сексуальной жизни человека, оральные и анальные зоны (как эрогенные зоны) у ребенка являются точкой фиксации приятных ощущений, аналогичных генитальным. По мере развития ребенка эрогенные зоны уступают часть сексуальной энергии гениталиям, при этом сохраняя меньшую долю или в ее первоначальном виде, или в виде сублимаций и формирования реакций внутри «эго».

Исходя из наблюдений над прегенитальной сексуальностью, Фрейд опубликовал небольшую статью «Характер и анальный эротизм» (1908)[119], которая заложила основу психоаналитической характерологии. Фрейд начинает с наблюдения часто встречающегося при анализе типа человека, который «отличается сочетанием специфических черт характера и у которого поведение специфической телесной функции и связанных с ней органов привлекало внимание к себе еще в детстве».

Индивидов, в детстве которых удовольствие от опорожнения кишечника и его продукты играло особенно большую роль, Фрейд наделял такими чертами характера, как аккуратность, бережливость и упрямство. Он особо подчеркивал уравнивание значения испражнений и денег (подарков), обнаруживаемых и в невротизме, и во многих мифах, суевериях, сновидениях и сказках. Фундаментальные исследования Фрейда дали возможность ряду других психоаналитических авторов продолжить развитие психоаналитической характерологии[120]. Однако имеется один момент, который недостаточно четко освещен в этих работах и который во многих отношениях позволит нам лучше понять эти проблемы. Я имею в виду различие между сексуальной целью и сексуальным объектом или между удовольствием, получаемым от телесных функций органов, и объект-отношениями.

Фрейд установил тесную связь между сексуальными влечениями и эрогенными зонами 22, предполагая, что сексуальные влечения вызываются стимуляцией этих зон. На первой стадии жизни оральная зона и связанные с ней функции – сосание и кусание – являются центром сексуальности. На последующей стадии она сдвигается к анальной зоне и ее функциям – эвакуации или удерживанию испражнений; у ребенка от трех до пяти лет генитальная зона приобретает первостепенное значение. Фрейд обозначил эти первые ростки генитальной сексуальности как «фаллическую фазу», потому что он предполагал, что для обоих полов только фаллос (или фаллически воспринимаемый клитор) играет роль. После «латентного» периода, длящегося приблизительно до половой зрелости, генитальная сексуальность развивается одновременно с физическим созреванием. Прегенитальные сексуальные устремления теперь подчиняются генитальной сексуальности и интегрируются в нее.

Как и эрогенным удовольствиям, объект-отношениям также свойствен типичный ход развития личности. Последние представляют собой установки (на любовь или ненависть) человека по отношению к самому себе или другим людям, с которыми он сталкивается; одним словом, это его эмоции, чувства по отношению к окружающему миру в целом. Согласно Фрейду, сосущий младенец главным образом нарциссичен, озабочен исключительно удовлетворением собственных потребностей и желаний. Приблизительно в конце периода младенчества наступает вторая стадия, здесь происходит усиление садистических, враждебных установок по отношению к объектам; эти установки также играют важную роль в фаллический период. Только с растущим преобладанием генитальной сексуальности в пубертатный период начинают явно преобладать отношения любви и дружбы к объектам.

Эти объектные отношения, по представлениям психоаналитиков, весьма тесно взаимосвязаны с эрогенными зонами. Но эта связь обоснована для специфических объект-отношений, складывающихся в ранние периоды жизни. Здесь не место поднимать вопрос, действительно ли эта связь такая тесная, как это утверждается в большинстве психоаналитических работ; не хочу я также рассматривать вопрос, могут ли и в какой степени объект-отношения, типичные для какой-либо эрогенной зоны, также развиваться независимо от конкретных функций этой зоны. Остается подчеркнуть важность и необходимость различения удовольствия от телесных функций и объект-отношений[121].

На первой стадии жизни центральным сексуальным влечением является оральный эротизм. У ребенка есть сильное желание получать удовольствие, первоначально связанное с сосанием; позже оно связано с кусанием, жеванием, удержанием предметов во рту и желанием их проглотить. При внимательном наблюдении оказывается, что это определенно не является выражением голода, что именно сосание, кусание и проглатывание являются действиями, приятными сами по себе. Хотя прямые орально-эротические потребности исчезают после периода младенчества, их рудименты сохраняются в последующей детской и взрослой жизни. Некоторые из привычек детства имеют тенденцию к пролонгации – например, сосание пальца, кусание ногтей, привычка целоваться и курить, имеющие либидозные, орально-эротические корни.

Поскольку оральный эротизм не сохраняется в первоначальной форме или на поздних стадиях заменяется другими сексуальными импульсами, он проявляется в формировании реакций или сублимациях. Упомянем наиболее значительный пример такой сублимации: перенос удовольствия младенца с сосания на интеллектуальную сферу. Тяга к знаниям заменяет желание материнского молока; мы нередко употребляем выражение типа «припасть к источнику мудрости». Это символическое приравнивание процесса питья к интеллектуальной восприимчивости обнаруживается в языке и сказаниях разных народов, а также в сновидениях и ассоциациях пациентов психоаналитика. Что касается формирования реакции, то они могут оставаться несублимированными, выражаясь в торможениях, касающихся принятия пищи, или сублимироваться в торможения, касающиеся учебы, работы, любознательности.

Объект-отношения, возникающие на первой стадии жизни младенца, чрезвычайно сложны[122]. Сначала младенец ориентирован нарциссически – особенно в первые три месяца жизни; его «я» не отделено от окружающего мира. Постепенно параллельно с этой нарциссической установкой развиваются отношения любви и дружбы к объектам[123]. Отношение младенца к матери (или тем, кто заменяет ее) наполняется любовью: младенец ожидает получить любовь и защиту. Мать – это гарантия его жизни, ее любовь обеспечивает чувство защищенности и безопасности. Мать является средством удовлетворения потребностей ребенка; а любовь ребенка в значительной степени состоит из желания и получения, чем из отдачи и заботы. Тем не менее для ребенка любовь к другим объектам и заинтересованность в них важны на этой первой стадии[124].

Объект-отношения ребенка изменяются с увеличением его тела. Из-за повышения его требований к окружению и из-за других факторов он все чаще сталкивается с фрустрациями. На фрустрации ребенок реагирует гневом и яростью, а его физический рост создает условия, облегчающие подобные проявления. Вместо дружественной ориентации по отношению к другим объектам возрастают его враждебные чувства. Чувствуя себя сильнее и приходя в негодование от различных разочарований, ребенок пытается взять силой то, что ему не дают. Рот и зубы становятся его оружием. У него развивается агрессивная установка по отношению к объектам; он хочет нападать на них, захватывать, разрушать их. Конфликты и агрессивно-садистические импульсы заступают на место относительной гармонии, первоначально отличающей его отношения с окружением.

Объединение названных элементов развития формирует черты «орального» характера взрослых: с одной стороны – отношения доверия и дружественности к другим людям, желание быть любимым, баловнем семьи; а с другой – усугубление агрессивных, полных ненависти, хищнических тенденций.

Абрахам проводит различие между характерологическими последствиями двух разных ситуаций, присущих периоду детства. Когда оральное удовлетворение ребенка не нарушается – он счастлив. Вторая ситуация – когда господствует неудовлетворенность: например, отлучение от груди, недостаток молока или отсутствие любви со стороны ухаживающего лица. Люди, вырастающие из первой ситуации детства и ее счастливых коннотаций, «часто вырабатывают глубокое убеждение, что все для них должно складываться наилучшим образом. Они смотрят на жизнь с непоколебимым оптимизмом, который часто действительно помогает им достичь практических целей. Однако и в этом случае не все благоприятно для развития характера. Эта оптимистическая вера в свою судьбу обрекает их на бездеятельность; они надеются, что рядом всегда будет хороший, заботящийся человек (замена матери), от которого они будут неизменно получать все необходимое для жизни. Среди таких людей мы видим тех, кого баловали в детстве. Все их поведение в жизни показывает, что они рассчитывают всегда оказываться у материнской груди. Такие люди не прилагают личных усилий. Во многих случаях они свысока относятся ко всякой идее о личных достижениях»[125]. У этих людей мы часто отмечаем выраженную либеральность, некоторое благородство манер. Их идеалом является мать, и они пытаются жить в соответствии с этим идеалом.

Люди, выросшие в ситуации неудовлетворенности в период детства, страдают от глубоких оральных фрустраций. В последующей жизни у них часто развиваются черты потребительского отношения к окружающим. Они обладают как бы длинным хоботом, втягивая в себя все, что попадается на глаза. Когда к этому примешиваются сильные садистические наклонности, они напоминают хищников, высматривающих добычу.

«Их общественное поведение проявляется в требовании снисходительности к себе. В их запросах присутствует некое подобие цепкого сосания. Ни факты, ни резонные возражения не могут заставить их отступиться. Они продолжают давить и настаивать. Они, как пиявки, присасываются к другим людям, не перенося одиночества даже в течение короткого времени. В этих людях особенно проявляется нетерпение. У некоторых людей этого типа указанное поведение принимает более жестокие формы, сходные с вампиризмом»[126].

Первому типу людей, из описанных выше, свойственно благородство и великодушие; они безмятежно веселы и общительны. Второй тип отличается враждебно-саркастическим характером, это человек, с яростью реагирующий на отказ его требованиям и глубоко завидующий тем, у кого все идет лучше, чем у него. Еще один факт, отмеченный Абрахамом, особенно важен для социологов: люди с оральной формацией открыты всему новому, «в то время как люди с анальной формацией характера имеют консервативную установку, враждебны всяким инновациям…»

Анальный эротизм, наступающий после периода орального эротизма, ассоциируется у ребенка с приятной стимуляцией слизистых оболочек ануса от несдерживаемого выделения продуктов обмена. Выделяемые продукты – их появление, запах, контакт с поверхностью тела и руками – также являются источником интенсивных приятных ощущений. Младенец гордится своими фекалиями; это его первая «собственность», первое воплощение его продуктивности.

По мере адаптации ребенка к новым для него правилам туалета, приучения его удерживать продукты выделения и освобождаться от них в определенное время физиологические процессы становятся новым источником удовольствия. Его первоначальная любовь к фекалиям замещается чувством отвращения, но одновременно и частично усиливается гордостью окружающих за их пунктуальную эвакуацию.

Как и в случае с первоначальными оральными импульсами, часть анальных импульсов до некоторой степени остается и в жизни взрослого человека, что можно понять из относительно сильных аффективных реакций на анальное оскорбление или анальную шутку. Следы раннего анального эротизма можно также ясно увидеть в интересе людей к своим фекалиям, конечно, в рационализированной форме. Обычно значительная часть анально-эротических стремлений выражается в сублимациях и формировании реакций.

Дальнейшее развитие первоначального анального эротизма ребенка происходит по двум направлениям: 1) в характерологическом продолжении первоначальных функций, результатом чего является стремление к порядку, чистоте и скупости; 2) первоначальная любовь к фекалиям находит выражение главным образом в стремлении к обладанию. Особое значение придается чувству долга, развивающемуся во время этой стадии. Анальное отлучение от материнской груди тесно увязано с чувством, представленным различными оттенками долженствования; клинический опыт показывает, что исключительно сильное чувство долга часто берет начало на этой ранней стадии.

Объект-отношения, ассоциируемые с анальной стадией, отмечены растущим конфликтом с окружающим миром: ребенка приучают к выполнению требований с помощью вознаграждения или наказания. Мать воспринимается уже не как хороший объект, обеспечивающий удовольствие; теперь она – та, от кого исходит фрустрация и наказание. Ребенок реагирует соответствующим образом. Возрастают его упрямство, усиливается садистическое, враждебное отношение к другим и его яростная защита от вторжений в его частную жизнь.

Сублимации и формирования реакций анального эротизма и продолжение объект-отношений, которые обычно ассоциируются с этой стадией, объединяются и вырабатывают черты анального характера, описанного в психоаналитической литературе как в нормальных, так и в патологических проявлениях. (Укажу на несколько черт, особенно важных для социальной психологии.)

Я уже упоминал о первых характерологических открытиях Фрейда: любовь к порядку, часто доходящая до педантичности, бережливость, граничащая со скаредностью и жадностью, и упрямство на грани дерзкого неповиновения. Ряд психоаналитических авторов, в частности Джонс и Абрахам, добавили и другие детали к этим общим чертам. Абрахам, например, указывает на определенную сверхкомпенсацию первоначального упрямства, «под которым скрыто упрямое удержание права на самоопределение, которое время от времени прорывается наружу. Я здесь имею в виду некоторых детей и взрослых, которые проявляют особенную правильность, вежливость и послушание и объясняют свое глубоко скрытое бунтарство тем, что оно было подавлено в ранней жизни»[127].

Тесно связано с гордостью их чувство уникальности, которое впервые было отмечено Сэджером (Sadger): «Все, что не Я, – гадко». Такие люди наслаждаются собственностью, если никто другой не обладает подобным. Они не терпят постороннего вмешательства и защищают все, что считают «личным». Эта установка не распространяется на деньги и владения; она относится к людям, чувствам, воспоминаниям и опыту. Силу лежащих за этим либидозных тенденций можно легко измерить их яростью по поводу всякого вторжения в их частную жизнь, посягательства на их «свободу». Чувствительность анального характера ко всякому вторжению извне отмечена Абрахамом: никому не позволено «лезть в их дела».

С этим также связана еще одна черта, отмеченная Джонсом, – упрямое поддержание придуманного режима или тенденция навязывать свой режим другим[128]. Такие люди с удовольствием составляют расписания, графики, планы. Особенно важен тот факт (как подчеркивает Абрахам), что человек с анальным характером проявляет бессознательную тенденцию рассматривать анальную функцию как наиболее продуктивную деятельность, как что-то более значимое, чем генитальная функция. Зарабатывание денег, накопление собственности, собирание сведений из разных областей знаний без трансформации их во что-то продуктивное – все это проявления такой установки 23.

Наряду с высокой оценкой анальной аккумулирующей продуктивности им свойственно высокое уважение к собственности и накопленным вещам. «В выраженных случаях анальной формации характера, – пишет Абрахам, – почти все отношения рассматриваются в понятиях собственности, то есть обладания (сохранения) и отдачи. Девиз таких людей: „Человек, который дает что-то мне, – мой друг; человек, который требует что-то от меня, – мой враг“[129].

Для людей анального характера любовные отношения также пропитаны духом собственности. Генитальные потребности и генитальное удовлетворение их в большей или меньшей степени ограничены и часто сопровождаются морализаторством. Женщину не любят, ею «владеют». Эмоциональное чувство к объекту «любви» то же самое, что и к другим объектам владения, то есть налицо тенденция владеть в максимально возможной и исключительной степени.

Личность этого типа вполне способна любить, но ее любовь в своей основе просто еще одна форма страсти к собирательству. Показательный пример первой установки дал один мой клиент, у которого был альбом с наклеенными вырезками-воспоминаниями о своих встречах с женщинами – а их было много: театральные программки, использованные билеты, записки и т. п. Вторая установка (исключительное владение) обнаруживается у ревнивцев, которые чрезвычайно обеспокоены «неверностью».

Тесно связана с этой установкой сильная зависть, которая обнаруживается у многих людей с анальным характером. Их силы направлены не на продуктивную деятельность, но на зависть к достижениям и (прежде всего) собственности других. Это тоже одна из анальных характеристик, наиболее важная с клинической и социологической точек зрения: особое отношение таких людей к деньгам, их бережливость и скупость. Эта черта особенно широко подтверждается психоаналитическим опытом и имеет многочисленные описания в литературе 24.

Бережливость и скупость относятся не только к деньгам и материальным ценностям. Подобные качества наблюдаются в отношении к времени и к энергии, такие люди не допускают мысли о бесцельном расходовании того и другого[130]. Следует отметить, что эти анальные тенденции всегда рационально объясняются. Экономические аспекты, разумеется, выдвигаются на первый план. Однако наряду с сильной озабоченностью чистотой, бережливостью, порядком, пунктуальностью часто можно видеть прорыв совершенно противоположных черт, которые подавлялись сформированными реакциями. Для социальной психологии значимо упоминание Абрахамом характерной потребности личности анального типа к симметрии и «надлежащему равновесию».

Принципиально иное значение, чем оральная и анальная сексуальность, для формирования характера имеет генитальная сексуальность. Во взрослой жизни оральные и анальные качества личности редко проявляются в прямом виде. Генитальная сексуальность выражается не только в сублимациях и реакциях, но и в прямой физиологической форме. Хотя весьма просто описать цель генитальной сексуальности, трудно сказать что-либо о специфических чертах генитального характера. Разумеется, верно, что объект-отношение, связанное с генитальной сексуальностью, – это дружелюбие и относительная свобода от двойственности удовольствия и неудовольствия[131].

Но не следует забывать, что физиологически нормальный половой акт необязательно подразумевает соответствующее психическое отношение любви. С психологической точки зрения он может переживаться как преимущественно нарциссический или садистический.

Если мы обратимся к характерологически важным проявлениям генитальной сексуальности в сублимациях, то развитие волевых качеств, как представляется, – первая важная реакция. Необходимо также различать, я полагаю, мужскую и женскую сексуальность, хотя маскулинные и фемининные сексуальные импульсы существуют в каждом индивиде[132].

Но поскольку мы слишком мало знаем об этих сублимациях, мы могли бы предположить, что сублимация маскулинной сексуальности имеет доминирующую тенденцию к интеллектуальному усилию, созиданию и синтезу, а сублимация фемининной сексуальности имеет тенденцию к защите, рождению и безусловной материнской любви[133].

Кратко изложенная здесь психоаналитическая теория, касающаяся развития сексуальности и объектотношений, продолжает оставаться грубой, во многих отношениях гипотетической схемой. В дальнейшем аналитическим исследованиям предстоит изменить многие важные пункты и ввести новые. Но это отправная точка, позволяющая нам понять инстинктную основу черт характера и объяснить развитие характера.

Это развитие обусловлено, во-первых, физическим взрослением индивида. В процессе взросления происходит рост генитальной сексуальности и физиологическое снижение роли оральной и анальной зон; взрослению личности сопутствует уменьшение беспомощности, позволяющее личности выработать отношение дружбы и любви к другим людям.

Второй фактор, который вносит вклад в процесс развития, действует на индивида извне. Он состоит в том, что общественные правила наиболее интенсивно включаются в воспитательный процесс, требующий подавления прегенитальных сексуальных стремлений и в значительной степени облегчающий переход к генитальной стадии.

Однако нередко прегенитальные наклонности (в прямой или в сублимированной форме) остаются преобладающими чертами. Есть две основные причины, почему прегенитальные устремления могут сохраняться: 1) фиксация на особенно запомнившихся случаях удовлетворения или отвержения, пережитых в детстве, – прегенитальные желания сопротивляются процессу взросления и сохраняют свою силу; 2) регрессия нормального процесса развития из-за особенно сильной внутренней или внешней фрустрации к более ранним прегенитальным стадиям организации либидо. Фиксация и регрессия обычно присутствуют одновременно: фиксация при определенных обстоятельствах может быстро вызвать регрессию к прегенитальной инстинктной стадии.

Отмечаемая либидозная основа черт характера, выявляемых с помощью психоанализа, служит отправной точкой для социальной психологии, исследующей динамичные факторы развития общества, обусловленные особой природой его членов. В то же время общество воздействует на формирование характера прежде всего через семью; это главная среда, через которую психическое формирование ребенка ориентируется на окружающие условия. Каким образом и в какой степени прегенитальные устремления ребенка подавляются или усиливаются и каким образом стимулируются сублимации или формирования реакций, зависит в основном от воспитательного процесса – последний является выражением психической структуры общества в целом.

Разумеется, влияние общества на формирование характера выходит за пределы стадии детства. Черты характера, наиболее полезные для данного общества, обеспечивают продвижения индивида в рамках данной экономической, социальной или классовой структуры. Эти черты «социально вознаграждаются», обеспечивая адаптацию характера индивида к тому, что считается «нормальным» и «здоровым» для данной социальной структуры[134]. Следовательно, развитие характера подразумевает адаптацию структуры либидо к социальной среде сначала через семью, затем через прямой контакт с общественной жизнью.

Здесь особую роль играет сексуальная мораль общества. Как мы указывали, значительная часть прегенитальных устремлений индивида растворяется в генитальной сексуальности. В той мере, в какой сексуальная мораль данного общества накладывает запрет на разные формы генитального удовлетворения, должно происходить усиление прегенитальных импульсов или сопутствующих им черт характера, то есть усиление оральных и анальных черт характера в жизни данного общества.

Поскольку характер определяется либидозной структурой, его черты остаются относительно стабильными. Адаптируясь к существующей экономической и социальной структуре, они не меняются с такой быстротой, с какой изменяются общественные связи. Либидозная структура, из которой развиваются эти черты, обладает определенной инерцией; требуется длительный период адаптации к возникающим экономическим условиям, прежде чем мы получим соответствующее изменение в либидозной структуре и результирующие черты характера. Это причина замедленного изменения идеологической надстройки по сравнению с экономическим базисом.

Попытаюсь применить открытия психоаналитической характерологии к конкретной социологической проблеме. Проблема «духа», то есть психической основы капитализма, представляется особенно подходящим примером по двум причинам. Во-первых, потому, что часть психоаналитической характерологии, относящейся к определению анального типа личности, оказалась наиболее разработанной, дающей представление о «духе» буржуазного общества. Во-вторых, потому что многочисленные социологические работы по этой проблеме вполне уместно дополнить новой точкой зрения.

Что я имею в виду под «духом» капитализма (или буржуазного общества)? Я имею в виду общую сумму характеров, типичных для людей в этом обществе, и их динамическую функцию. Я употребляю здесь «характер» в очень широком смысле и мог бы использовать определение Зомбарта (Sombart), данное для «духа» экономической системы. Он определяет его как «общую сумму психических характеристик, вовлеченных в экономическую деятельность, включающих все выражения интеллектуальной жизни и все черты характера, присутствующие в экономических усилиях, а также все цели, ценности и принципы, влияющие и регулирующие поведение людей, занятых этой деятельностью»[135].

Однако поскольку меня интересуют психические черты индивидов, составляющих данный класс или общество, мое определение относится не только к экономической деятельности. Более того, в отличие от Зомбарта меня интересуют главным образом не «принципы» и «ценности», а черты характера, идет ли речь об экономической деятельности или нет.

Не будем касаться и связи, существующей между буржуазным духом и протестантизмом и протестантскими сектами. Это настолько сложная область, что даже беглые наблюдения увели бы нас слишком далеко в сторону. По этой же причине не будем исследовать экономические корни капиталистического общества. Методологически допустимо описание специфического характера общества и его специфической либидозной структуры, которая является производительной силой, участвующей в формировании этого общества. Полное социопсихологическое исследование должно было бы начинаться с описания экономических условий и примеров того, как либидозная структура адаптируется к ним.

Наконец мы оставим в стороне другой сложный и много дискутируемый вопрос, имеющий отношение к истории: в какой период истории действительно можно начать говорить о наступившем капитализме и сложившемся буржуазно-капиталистическом духе? Вместо этого мы начнем с предположения, что такой дух есть и что ему присущи определенные общие проявления – встречаем ли мы его впервые во Флоренции XV века (как утверждает Зомбарт), или Англии XVII века, как у Дефо, или у Бенджамина Франклина, или Эндрю Карнеги и типичного торговца XIX века[136].

Специфическую природу буржуазно-капиталистического духа лучше всего описывать в негативных терминах, отмечая качества докапиталистического духа (например, периода Средневековья), которые он утратил. Получение удовольствия и наслаждения от жизни больше не является целью, как и удовлетворение экономической деятельностью. И это верно, говорим ли мы о мирских удовольствиях, которыми наслаждался феодальный класс Средневековья, или о «блаженстве», которое Церковь обещала массам, или о наслаждении, которое человек получал от пышных торжеств, праздников, произведений живописи и архитектуры. Считалось, что человек обладает данным от рождения правом на счастье, блаженство или удовольствие; это было подлинной целью всей человеческой деятельности, экономической или иной.

Буржуазный дух внес решительную перемену в это отношение к жизни. Счастье или блаженство перестали быть само собой разумеющейся целью. Нечто другое вышло на первое место в шкале ценностей – долг. Краус считает, что это одно из наиболее значимых различий между схоластической и кальвинистской установками: «Что резко отличает рабочий этос Кальвина от схоластического периода – это отказ первого от целенаправленности и упор на формальное подчинение требованиям жизни. Призвание к определенному виду работы больше не имело значения. Требовалась железная дисциплина для выработки глубокого чувства подчинения и долга»[137]. Несмотря на расхождение с Максом Вебером, Краус в согласии с ним писал: «Вебер был несомненно прав, когда отметил, что „примитивная церковь, мир Средних веков никогда не считали, что выполнение долга в рамках мирского призвания человека является высшей формой этической саморегуляции“[138]. Признание долга (вместо счастья или блаженства) в качестве высшей ценности из кальвинизма проходит через весь диапазон буржуазной мысли, в теологических или других рационализациях.

Еще одно изменение произошло, когда понятие долга стало центральным. Люди больше не занимались экономической деятельностью ради поддержания надлежащего традиционного жизненного уклада; приобретение собственности и накоплений как таковых стадо этической нормой независимо от того, нравилось ли человеку приобретать или нет. В литературе так много ссылаются на этот факт, что нам остается только предложить несколько впечатляющих примеров.

Зомбарт упоминает о «семейных книгах» рода Альберти как об особенно разительном примере новой ценности, придаваемой накоплениям и экономии. Вот несколько цитат.

«Бойся лишних расходов, как чумы».

«Всякая трата, которая не является абсолютно необходимой, – это безумие».

«Бережливость хороша и достойна похвалы, а напрасные расходы вызывают отвращение».

«Бережливость никому не вредит, но помогает семье».

«Бережливость благословенна».

«Знаете, какой тип людей мне больше всего нравится? Те, кто тратит деньги только на абсолютно необходимое и бережет излишек: таких я называю рачительными хозяевами»[139].

Альберти также проповедует экономию в расходовании энергии и времени.

«Чтобы не тратить зря этот ценный товар – время, – я следую следующему правилу: никогда не поддаваться лености. Я буду избегать сна до тех пор, пока не почувствую, что валюсь от усталости… тем самым я избегаю лени и сна, ставя для себя какую-нибудь задачу. Чтобы сделать то, что должно быть сделано, я составляю расписание, когда встаю утром и намечаю планы на день. Я оставляю время для всего, что предстоит сделать, планируя утро, день и вечер. Тем самым я содержу все свои дела в порядке без всяких затруднений… Вечером, прежде чем ложиться спать, я обозреваю все, что сделал в этот день… Лучше потерять сон, чем время»[140].

Тот же дух пронизывает пуританскую этику[141], максимы Бенджамина Франклина и поведение бюргера XIX века.

Тесно связана с отношением к собственности другая характерная черта буржуазного духа – важность, придаваемая частной сфере.

Частная сфера – это нечто святое; всякое вторжение в нее является тяжким преступлением. (Сильные аффективные реакции против социализма, обнаруживаемые даже среди многих из тех, кто не имеет собственности, можно объяснить в значительной мере обобществлением, представляющим собой угрозу частной сфере.)

Какой еще вид отношений характерен для «духа» буржуазного капитализма? Наиболее разительным представляется ограничение сексуального удовольствия, которое было наложено буржуазной моралью. Католическая мораль также не поощряет этот вид удовольствия, но нет сомнения, что на практике поведение буржуазно-протестантского мира в этом отношении полностью отличалось от поведения добуржуазного мира. Чувства человека вроде Бенджамина Франклина отражают не только этическую норму, но также буржуазную практику. Его трактовка добродетелей включает следующие слова о воздержании («Автобиография», пункт 12): «Не ищите удовольствия в радостях плоти, кроме как ради здоровья или продолжения рода. Никогда не используйте их до истощения или ослабления или во вред чьего-либо спокойствия и умиротворения».

Это обесценение сексуального удовольствия соответствует овеществлению всех человеческих отношений, в том числе безразличие к судьбе себе подобных. Любовные отношения, в частности, были в значительной мере подчинены экономическим соображениям.

Это не означает, что в докапиталистическом периоде не было жестокости или ее было меньше. Дело в том, что буржуазное безразличие имело отличительные нюансы и оттенки; не было и намека на индивидуальную ответственность за судьбу других[142], на любовь к людям, без каких-либо оговорок.

Дефо дает классический пример буржуазного равнодушия к страданиям бедняков. Он описывает их «как сборище хныкающих неудачников, которые представляют собой тягостное бремя на шее нации, требующее для себя особых законов»[143]. Как мы знаем, это мировоззрение действительно было свойственно капитализму, особенно в XVIII и XIX столетиях. Даже позднее, в 1911 году, Американский табачный трест обвинялся в таком же отношении: «В царстве конкуренции люди были безжалостно отодвинуты в сторону»[144]. Жизнь многих американских промышленных магнатов XIX века предоставляет множество тому примеров.

Буржуазным сознанием полное отсутствие сострадания вовсе не воспринималось неэтичным. Напротив, оно было заложено в определенных религиозных или этических концепциях. Вместо блаженства, гарантированного верующей пастве, счастье в буржуазном понимании было вознаграждением за выполнение долга.

И это положение подкреплялось установкой на преуспеяние, на успех, которых мог достичь любой человек.

Отсутствие сострадания в буржуазном характере представляло собой мировоззренческую адаптацию к экономической структуре капиталистической системы. Принцип свободного соревнования и сопутствующая ему концепция выживания сильнейших требовали появления индивидов, которым сострадание не было бы помехой в деловых предприятиях. Те, кто меньше всех испытывал сострадание, имел больше всех шансов на успех.

Наконец, мы должны упомянуть еще одну черту, важность которой была отмечена широким кругом авторов: рациональность, осознание цели. Мне представляется, что эта буржуазная рациональность, которая не имеет ничего общего с более высокими формами разума, в большой степени соответствует психологическому понятию «любви к порядку», который мы описали. «Автобиография» Франклина дает типичный при мер этой чисто буржуазной «любви к порядку» и «рациональности» 25.

Подведем итоги: в качестве основных черт буржуазно-капиталистического «духа» мы признали: 1) ограничение роли удовольствия (особенно сексуального удовольствия); 2) стремление к владению, к накоплению капитала; 3) исполнение долга в качестве высшей ценности; 4) любовь к порядку и исключение сочувствия к другим.

Если сравнить эти черты с описанными выше типичными чертами анального характера, то легко увидеть, что они во многом совпадают и соответствуют друг другу. Если это соответствие – факт, то мы могли бы с полным основанием заявить, что типичная либидозная структура буржуазного человека характеризуется интенсификацией анального либидо. Полное психоаналитическое исследование черт буржуазно-капиталистического характера показало бы также, как и в какой степени эти черты стали результатом адаптации к требованиям капиталистической экономической системы и в то же время в какой степени анальный эротизм сам послужил производительной силой в развитии капиталистической экономики 26.

Ясно, что типичные черты характера буржуа XIX века постепенно менялись и вместе с исчезновением классического типа «сделавшего себя» независимого предпринимателя, который одновременно владел и управлял своим бизнесом, стали служить помехой для нового типа капиталиста. Описание и анализ психики предпринимателя сегодняшнего дня – еще одна задача, за которую следует взяться психоаналитической социальной психологии.

Однако среди низших слоев среднего класса ранние черты характера продолжали сохраняться. В таких капиталистически развитых странах, как Германия, этот класс не имеет экономической и политической власти; тем не менее он продолжает выполнять экономическую роль в устаревших формах более ранней (XVIII–XIX веков) капиталистической эпохи. У сегодняшней мелкой буржуазии мы находим те же самые черты анального характера, которые были присущи «духу» прежней капиталистической эпохи 27.

У представителей рабочего класса в гораздо меньшей степени проявляются черты анального характера, чем в среде мелкой буржуазии[145]. Это отличие нетрудно объяснить, учитывая место рабочего в процессе производства 28. Более трудным является следующий вопрос: почему столь многим членам и пролетарского, и низших слоев среднего класса, не имеющим ни капитала, ни сколь-нибудь существенных сбережений, все же присущи буржуазно-анальные черты и соответствующая идеология? Мне представляется, что главная причина в том, что либидозная основа этих черт коренится в традициях семьи и других культурных факторах. Таким образом, она изменяется медленнее, чем экономические условия, к которым была адаптирована.

Каково значение психоаналитической социальной психологии для социологии? Ее главная ценность в том, что она позволяет нам понять социальные процессы и производительные силы общества через выраженные в характере либидозные силы, их роль как движущих (или тормозящих) факторов. Тем самым становится возможным придать конкретный, научно корректный смысл понятию «духа» эпохи. Если понятие «дух» общества интерпретировать в этих терминах, то уйдут в прошлое многие противоречия, обнаруживаемые в социологической литературе. Ибо многие из этих противоречий являются результатом от несения понятия «дух» к идеологии, а не к чертам характера, которые могут находить выражение в большом числе разных и даже противоположных идеологий. Применение психоанализа не только предоставит социологам полезные точки отсчета в исследовании этих вопросов; оно также предотвратит некритическое использование ложных психологических категорий 29.

Дата добавления: 2015-05-29