На пятый день 1 страница

Позже

Эффект

Двое заходят в комнату, смотрят на картину, и один из них говорит: «Картина висит криво».

На что другой отвечает: «Картина висит криво, потому что ты так сказал».

Первый в ответ: «Если она поэтому висит криво, значит, ты можешь повесить ее ровно».

Это было ее включение в семинар.

Во время круга

Петра: Я вся в раздумьях, посколько чувствую, что между тобой и мной повторяется что-то, что мне очень хорошо знакомо. Раньше я обходилась с этим так, что брала жизнь в свои руки и говорила себе: ладно, я справлюсь, и очень хорошо справлялась. Но я вижу, что мне этого уже недостаточно. Я чувствую по-другому, но всегда запускаю одну и ту же программу. Я хотела бы с этим разобраться. Я хочу, по крайней мере, увидеть решение. Смогу ли я его принять, я не знаю.

Б. X,: Тут есть один терапевтический принцип: исцеление наступает тогда, когда человек больше не в состоянии это выдержать. Тогда он исцелен. В случае с тобой я подожду, пока ты больше не сможешь. Что-нибудь еще?

Петра: Нет.

Позже

Петра: Жаль, что у меня в душе маловато пространства для учебы. Дело в том, что меня волнует кое-что другое. Одна женщина просто как одержимая вцепилась в моего партнера, а он ее вышвырнул. После этого она мне позвонила и сказала, что отомстит.

(Б. X. просит Петру расставить ее саму, партнера, ту женщину и ее психотерапевта. Выясняется, что терапевт что-то еще должен этой пациентке, и решение заключается в том, чтобы он подошел к этой женщине.)

Б. X.: Что делает терапевт, оказавшись в ситуации, когда у женщины возникает по отношению к нему такой перенос? Это опасная для терапевта ситуация. Безумие этой ситуации в том, что в настоящем пытаются сделать что-то, что относится к прошлому. Терапевтический процесс мог бы состоять в том,

чтобы терапевт со всей серьезностью отнесся к чувству клиентки, но как к детскому чувству. Ему следовало бы вместе с ней пойти в этом чувстве назад, чтобы выяснить, к какой ситуации относится эта тоска или что бы там ни было. Затем он позволяет клиентке двигаться так, как она захочет. Вероятно, она совершила бы движение любви. Сложная задача терапевта состоит здесь в том, чтобы он точно представил для нее того человека, о котором идет речь, и справился с искушением, которое возникает в этой ситуации. Безопаснее всего это получается в группе. Тут все защищены. Однако перенос этого процесса в группу может оказаться и своего рода увиливанием.

Днем позже

На этой сессии Петра делает расстановку своей родительской системы. Из расстановки явствует, что у ее отца, который погиб на войне, когда Петре было четыре года, было мало контакта с матерью. В разрешающем образе надежным местом для всех детей оказалось место рядом с отцом, а мать стояла к ним спиной далеко от них.

Петра (после расстановки): Но моего отца с нами не было.

Б. X: Что значит не было? Конечно, был!

Недавно у меня было просто чудесное переживание. На одном из моих семинаров присутствовала супружеская пара. Жена хотела заставить мужа наконец-то пройти терапию. Это был простой мужчина, работяга, очень милый парень, прочно стоящий на земле. Я поздравил его с таким здоровьем.

Так вот он рассказал, что не знал своего отца. Тот погиб за несколько месяцев до его рождения. Чтобы не повредить ребенку, матери сообщили о смерти мужа только после родов. Мужчина недоумевал: «Как же мне может быть так хорошо, если у меня нет отца?». Я сказал: «Он у тебя был. Судя по тому, каким я тебя вижу, совершенно очевидно, что мать любила твоего отца, благодаря этому он был с вами». Затем мы расставили его систему. Это было просто чудесно. Я вкратце покажу, как выглядела расстановка. (Б. X. ставит отца, мать и сына, причем отец стоит несколько позади матери.) Его мать сказала, что одна ее половина — это полностью ее муж. Тогда я поставил мужа еще чуть больше за нее, и она сказала: «Он — часть меня». Когда она сказала, что муж продолжает жить в ней, это было так нежно. А их сын абсолютно свободен, благодаря матери у него есть оба родителя. Вот так бывает.

Петра: Я понимаю.

Б. X. (приглашает Петру занять ее место в расстановке): Спокойно смотри туда (на отца)! Подстрахуй ее немного, Рюдигер (заместитель отца; подходит к ней). Вот так! (Отец и дочь обнимаются.) Крепко держи ее, Рюдигер, по-настоящему крепко. Уж если держать, то крепко (Петра начинает рыдать). Не поддавайся слезам, просто интенсивно вдыхай и выдыхай. Вот так, точно! (Через некоторое время.) Здесь можно видеть, что значит перейти из сферы влияния матери в сферу влияния отца. Здесь уместно, что дочь и другие дети переходят в сферу влияния отца. Это более безопасное для них место. С системной точки зрения мать не справляется со своей задачей. (Петре.) Посмотри на отца и скажи ему: «Дорогой папа, во мне ты по-прежнему здесь» (Петра повторяет эту фразу). Хорошо, тогда

это всё.

У зулусов, среди которых я долго работал, есть очень странная манера поведения, в ней очень четко проявляется иерархия ценностей, по которой они ориентируются. Когда встречаются два зулуса, один говорит: «Я тебя видел. Ты еще жив?» «Да, — отвечает другой, — я еще здесь. А ты?» «Я тоже еще жив».

Заместительница матери: Для меня это было очень тяжело.

Б. X.: Да, тут есть кое-что еще. Когда существует угроза самоубийства или исчезновения, то в большинстве случаев эта динамика исходит от матери, тогда спасением для детей становится место рядом с отцом. В таком случае ребенку нужно перейти в сферу влияния отца, вне зависимости от того, мальчик это или девочка.

В последний день

Петра: У меня вопрос по поводу моей расстановки. Меня совершенно сбило с толку то, что Габриэла в моей позиции совершенно не чувствовала претензии на обладание мной со стороны матери, которая постоянно присутствует у моей матери. А еще я поняла, что плохо умею брать, Рюдигер потом мне еще раз об этом сказал. (Она пускается в длинные рассуждения о том, что ее непринятие связано с притязанием матери на обладание ею и как она сидит между двумя стульями.)

Б. X.: Был когда-то такой Милтон Эриксон. Как-то раз пришел к нему один флейтист. У него так распухла губа, что он больше не мог играть на флейте. В оркестре, где он работал, появился новый дирижер, который требовал, чтобы флейтист

играл пьесу каким-то определенным образом, но флейтист отказывался: «Так я играть не буду». На что дирижер сказал: «Don4 give me a lip» (He криви мне тут рот). После чего у флейтиста распухла губа, так что он больше вообще не мог играть.

Так вот, он пришел к Милтону Эриксону, тот посмотрел на него и понял, что мужчина невосприимчив к терапии и что ничего тут не поделаешь. Но велел ему приходить раз в неделю и позволял немного поворчать обо всем, что его не устраивало, например, что «картина висит криво». Эриксон был очень терпеливым терапевтом. Через девять месяцев пациент впервые упомянул своего отца, и тогда Эриксон дал ему одно задание. В то время флейтист все еще жил с отцом, а тот был родом с Сицилии, такой настоящий патриарх. Он прекрасно заботился о семье, но дети постоянно должны были обо всем перед ним отчитываться.

Однажды у этого мужчины появилась подруга, но она не устроила отца, и он с ней расстался. Так вот, получив задание, он отправился домой и стал ждать, когда вернется отец. Наконец, он услышал, как отец входит в дом, и у него задрожали колени. Отец спросил: «Ну, сын мой, и чем ты сегодня занимался?» Тогда сын собрал все свое мужество в кулак и ответил: «Отец, я тебе не скажу. Я уже взрослый. И если у меня когда-нибудь снова появится подруга, я тебе об этом тоже не скажу, и скоро я отсюда перееду». Тогда отец твердым шагом подошел к сыну, встал перед ним, протянул ему руку и сказал: «Сын мой, я действительно этого не заметил» (всеобщее веселье).

Петра: Все это мило, но у меня тем не менее есть еще один вопрос.

Б. X.: Нет, нет, больше никаких вопросов. Сейчас не надо!

Позже

Петра: Мне по-настоящему хорошо. Во мне такое теплое и живое чувство, которому я бы хотела дать подействовать. Сегодня ночью я ощутила огромную благодарность за то, что все так получилось.

Меня немного смутил твой пример по поводу ненависти. Я слышала, что, когда отец последний раз был в отпуске, мой брат рявкнул: «Можешь отправляться обратно в Россию и там остаться».

Б. X.: Твой брат произнес то, что думала мать. Трехлетний ребенок такого не скажет. Это опять послание не по адресу в

системе, запрещенная фраза, которая находит выход у самого слабого.

б) Терапевтическая работа со снами

Во-первых, со снами я обычно вообще не работаю. Я против мифологизации снов. Некоторые люди воспринимают их как откровения свыше, к которым следует относиться серьезно. Однажды я работал с одним человеком, который рассказал мне, что прошел сеанс гипноза у хорошего гипнотерапевта. Они вышли на определенные вещи, и поскольку он пришел к этому в состоянии гипноза, он счел их очень важными. На мой взгляд, результат был неверный, он был ему не на пользу. Тогда в беседе мы посмотрели на его ситуацию с системной точки зрения, и вдруг стало совершенно ясно, какой была подлинная динамика. Достичь этого с помощью гипноза было невозможно, поскольку даже гипнотерапия бесполезна, если нет понимания. Где человек ничего не сделал, никакой сон ему тоже не

поможет.

Бывают сны, которые помогают продвинуться дальше, но только тому, кто уже в пути. Тогда ему приходит еще и помощь из глубин. Тому, кто сидит сиднем, они вообще ничего не дают. Сны зависят от потока энергии, которой человек

обладает.

Если энергия утекает в бездействие или вдет на уклонение от принятия решений, сны ему все это подтвердят. Как в повседневной жизни люди используют множество техник, чтобы уйти от надлежащих действий и оправдать бездействие, так и сны в большинстве своем служат оправданию и подтверждению проблем. Что это именно такой сон, видно по тому, что человек без эмоций и затруднений сразу же начинает его рассказывать.

Такие сны я называю вторичными. Они связаны со вторичными чувствами и, так же как вторичные чувства, служат для отказа от того, что надлежит сделать. Раз мне приснился этот сон, значит я могу себе позволить ничего не делать. Заняться этим всерьез значит подтвердить проблему, а рассказчик будет в душе смеяться, поскольку ему удалось вас одурачить. То же самое происходит, когда кто-то начинает: «Сегодня ты мне снился...» — обычно он хочет сыграть с вами злую шутку.

Пример вторичного сна:

Мужчине приснилось, что сокол летит на охоту, видит маленькую певчую птичку, сначала дает ей попеть, а потом хватает ее, взлетает, с ней в когтях кружит над своим гнездом и отпускает, так что она в него падает. Сон показался ему восхитительным.

Этого мужчину бросила жена, она ушла к другому. Но на полнедели она возвращалась из-за детей, а потом снова уезжала к другому мужчине. Так что сон абсолютно точно отобразил его ситуацию. Он отпускает свою жену, отдает ее другому, и она падает в его гнездо. А он обрадовался, как будто получил откровение свыше. Но не заметил, что просто описывает собственную ситуацию. Так что это был вторичный сон.

Вторичные сны — это приманка, предложение поиграть. («Посмотрим, клюнешь ты на это или нет».) Можно с большим удовольствием купаться в образах снов, и все это время ничего не нужно будет делать. Но бывают и другие сны, которые являются зашифрованными воспоминаниями. Я называю их первичными. Как и первичные чувства, они не громкие и не драматичные, они тихи и легки. Например, сны о воде — это часто воспоминания о рождении. В этом случае смотришь на то, что тогда произошло. Одной женщине приснилось, что она вместе с дочерью поднимается на гору, а во время спуска дочь вместе с лыжами оказывается у нее между ног, и внизу дочь шлепается в озеро. Я спросил ее: «Что произошло при твоем рождении?» Она ответила: «Это были внезапные роды, мама в тот момент как раз была в ванне». Это было зашифрованное воспоминание.

Самые значительные сны — это теневые сны, в которых всплывает та подавленная сторона, которую человек не хочет в себе воспринимать. Такие сны стараются забыть, их не рассказывают. В теневых снах человек скорее всего входит в контакт со скрытой стороной в себе. Тут нужно принять в свое сердце именно то, чего во сне боишься. В свое сердце принимают того, кто кажется плохим. Тогда это можно интегрировать.

Очень важны системные сны. То есть бывают сны, которые не имеют никакого отношения к сновидцу, они описывают какую-то проблему, причем нерешенную, в его родительской системе. Если истолковать такой сон лично, это будет стопро-

центной ошибкой. Так что, работая со снами, важно отличать системные сны от прочих.

Карл: Ты не мог бы привести пример системного сна?

Б. X.: Когда Мирьям рассказывала свой сон (стр. 277), я подумал, что он системный. Поэтому я спросил ее о произошедших в системе событиях. Сон меня совершенно не тронул, но я был не уверен. То, что она описала, скорее наводит на мысль, что это первичный сон, который снова поднимает

старые страхи.

В системных снах в беззащитном рожденном позже члене системы всплывает что-то значимое для системы, что-то нерешенное, и если он берет это на себя, то все смещается, а это очень плохо. Если терапевт толкует такие сны лично, то это уводит в совершенно неверном направлении. Поэтому так важно их отличать. В системных снах часто есть что-то резкое, грубое. Обычно они связаны с такими важными темами, как убийство и самоубийство. В таких снах поднимается тень из системы и падает на сновидца, причем сновидец — это самый слабый.

Приведу пример системного сна:

Человеку приснилось, что он нашел в каком-то подвале расчлененный труп и позвонил в полицию. Я сказал: «Этого достаточно». Почти во всех снах самое важное высказывание содержится в первой фразе, важной может оказаться также вторая фраза и редко — третья. Все, что рассказывается после третьей фразы, так или иначе можно забыть. В случае значимого сна кривая энергии через две-три фразы обычно достигает пика. Дальше сила и внимание идут на убыль, а рассказ становится все более подробным. Если остановить его после первых двух предложений, то слушатель оказывается заряжен энергией и чувствует, что что-то обнаружил. Тогда перед тобой не сон, а открытый, незашифрованный текст. Там, где даются бесконечные интерпретации, дело вперед не движется. Те же модели наблюдаются и в сказках.

В большинстве сказок основное высказывание содержится в первом или во втором предложении, а затем начинается процесс, призванный его завуалировать, тогда подлинный смысл совершенно теряется. Например, в сказке «Волк и семеро козлят» мать-коза зовет своих детей и говорит: «Остерегайтесь злого волка». Открытым текстом это означает: остерегайтесь отца.

Вот и вся сказка, все ее содержание, но теперь вокруг этого накручивается целая история со всевозможными отвлекающими маневрами, например, маленьком козленком, который спрятался в корпусе часов. И все набрасываются на этого козленка. Так и в снах. Суть содержится в первой фразе, затем она всячески запутывается. Потом происходит что-то очень интересное, что особенно привлекает внимание терапевта, а первая фраза оказывается давно забыта.

Вернемся к тому сну. Я спросил: «Кто в системе погиб?» Чтобы выяснить это, мужчине пришлось позвонить домой. Он позвонил отцу, и тот сказал, что не может рассказать это по телефону. Выяснилось следующее: вскоре после его появления на свет мать забеременела снова. Поскольку это случилось так рано, возникли осложнения и ребенка пришлось расчленить в чреве матери. Такова была ситуация. Всю свою жизнь этот мужчина жил еще и за своего братика или сестренку. У него было два дома, два офиса, два письменных стола, всего по два.

Метасны — это открытые, незашифрованные сны. Тут человек сразу понимает, о чем речь. Эти сны не требуют дополнительного толкования. С их помощью решение из бессознательного «доставляется» в сознание. Иногда бывают сны, которые помогают продвинуться дальше, когда я занят какой-то проблемой. Они указывают следующий шаг, но только в том случае, если я уже действую.

То, что я говорил сейчас о снах, это дополнительные точки зрения, которые помогают не попасться на некоторые вещи и не уйти в ненужном направлении. Но это не заменяет других теорий о снах. Плохо то, что со снами часто обращаются как с божественными откровениями. Есть такая китайская поговорка: «Мудрец не видит снов». Они ему уже не нужны.

Примеры с семинаров

Мирьям: Меня интересует сон, который я видела уже в трех вариантах. Я всегда боюсь за моего младшего сына.

Б. X: Расскажи этот сон так, будто видишь его сейчас.

Мирьям: Мы с моим младшим сыном находимся в какой-то большой фирме, в большом здании, где работает моя сестра. Я

чем-то занята с сестрой и вдруг слышу, что меня зовет сын. Он очень далеко, и я не могу его найти. А когда я его нахожу, я вижу, что он задохнулся. Он забрался в какой-то чулан, куда взрослому вообще не пролезть, и слышу, как его голос становится все тише и тише.

Б. X. (перебивает): Сон не произвел на меня никакого впечатления. Сколько лет твоему младшему сыну? Мирьям: Десять.

Б. X.: Были ли в твоей системе погибшие дети? Мирьям: У моих бабушек и дедушек с обеих сторон было по очень многу детей. Например, у бабушки по материнской линии было одиннадцать детей, я не знаю, были ли в этом ряду мертворожденные или еще что-то такое. Но я не думаю (длительная пауза).

Б. X.: Это удивительно далеко. Когда я тебя слушал, я не видел тебя там, во сне. Никакого движения, как что-то далекое. Меня это не тронуло.

Мирьям: Сегодня я сразу же представила рядом хороший

образ.

Б. X.: Такая интерпретация, когда людей, которые появляются во сне, принимают за тех, кто они на самом деле, примитивна. Это толкование на уровне бульварного романа.

Мирьям: Да, это лишь отчасти соответствует действительности. За старшего сына я не боюсь никогда, даже если иной раз он не приходит домой ночевать, я абсолютно спокойна.

Б. X.: Сейчас ты отвлекаешь внимание. Что я сказал?

Мирьям: Что это толкование на уровне бульварного романа.

Б. X.: Но за младшего сына ты все же обычно боишься?

Мирьям: Да, очень часто. По этому поводу мне приходит в голову только то, что с ним у меня была тяжелая беременность, мне пришлось очень много лежать. Когда он родился, он был болен. У него была гипофункция кишечника, полтора года кишечник работал неполностью.

Б. X.: Тогда это сон-воспоминание. Просто для целостной картины кое-чего пока не хватает. Поэтому это не дает тебе покоя. Я рассмотрю эту ситуацию в общем: если когда-то произошло что-то плохое, например, травма, то обычно совершенно упускается из виду и остается неоцененным самое главное, а именно, что все закончилось хорошо. Люди часто не отдают этому должного, тогда это и есть то, чего не хватает, чтобы пришел покой. Согласна? Хорошо.

Томас: Сегодня ночью я видел очень страшный сон, я проснулся весь мокрый и взволнованный, и я не знаю точно, с чем это связано.

Б. X.: Если хочешь, расскажи, но так, как будто это снится тебе сейчас.

Томас: Я в автобусе с кем-то другим, он за рулем. Это мой друг, в автобусе полно народа. Дорога идет круто в гору.

Б. X: Нет, давай еще раз сначала!

Томас: Я сижу или стою в автобусе рядом с водителем, за рулем мой друг.

Б. X: Точка! Вот и весь сон (пауза). В чем решение?

Томас: Я мог бы сидеть за рулем сам.

Б. X.: Вот именно. Поменяйтесь местами! Что-нибудь еще, Томас?

Томас: Да, по поводу снов меня мучает еще один вопрос. Мне постоянно снится один и тот же конец, а начало бывает самым разным. Меня это беспокоит.

Б. X: Ну и чем же все кончается?

Томас: Все кончается пропастью, страхом свалиться, упасть вниз. Это всегда как-то связано с падением и пропастью.

Б. X.: Хорошо, раз тебе снится такой сон, встань к отцу, так, чтобы он был у тебя за спиной (пауза).

Томас: Я как раз это сделал. Это совершенно другое чувство.

Б. X: Хорошо, это и есть решение. Когда ребенок чувствует себя во сне в опасности, тот человек, за которого он может держаться, это всегда отец. Не важно, мальчик ребенок или девочка. Тут тоже, конечно, бывают исключения, но, в первую очередь, в тех случаях, когда существует угроза самоубийства, несчастного случая или катастрофы, рядом с отцом человек, как правило, в большей безопасности. Иногда бывает нужен еще и отец отца. Мужское держит.

Йозеф: Я видел очень тяжелый сон. Мне снилось, что мой младший сын бросается в воду, то есть он падает спиной в воду. Я боюсь, что он утонет, хватаю его, и меня разрывает на части, потому что, с одной стороны, у меня мало времени, чтобы его спасти, с другой — я не имею права его потерять. Я боюсь, что его одежда разорвется. У меня получается, и я очень этому рад. Он жив и начинает дышать, но я еще не знаю, не получил ли он повреждений.

Б. X.: Это вторичный сон. Он дает только проблему без решения. Решение в том, чтобы ты по-настоящему крепко держал его до того, как он бросится в воду. Согласен?

Ульф: Мне приснилось, что я забираюсь на высокое ореховое дерево и лезу выше, чем лестница, чтобы потрясти ветви.

Б. X.: Этот сон ничего не дает.

Ульф: И что...

Б. X: Этот сон ничего не дает.

Ульф: Ничего не дает? Сегодня утром он дал мне то, что теперь я хочу щелкать крепкие орешки. Во всяком случае, я так

думаю и чувствую.

Б. X.: Да, это нехороший образ. В нем есть насилие. Я тут так не работаю. Я очень редко беру в руки молоток.

Ульф: Я хотел сейчас поработать.

Б. X.: Тут нет энергии. Если оставаться в этом образе, то это представление о том, что решение должно прийти откуда-то извне. Возможно, это идея, что это должен сделать я. Это плохая основа для работы.

Ульф: Нет, я уже думал, что щелкаю орехи. У меня было

ощущение...

Б. X.: Уходи от этого образа, он ничего не дает. Большинство снов служит подтверждению проблем, особенно те, которые люди сразу же рассказывают. А еще они служат оправданию неудачи.

Ульф: Во мне была такая уверенность, что я могу сейчас за

это взяться.

Б. X.: Так и есть. Когда человек идет навстречу своему несчастью, обычно он бывает совершенно уверен. Кто выбрал несчастье, движется к пропасти с высоко поднятой головой. Исцеление достигается со страхом и трепетом. Вчера ты был к этому ближе.

Ларе: Несколько дней назад я видел фрагмент сна, как мне кажется, системного.

Б. X.: Расскажи, как будто видишь его сейчас.

Ларе: Я лежу в постели и уже собираюсь уснуть, как открывается дверь, входит женщина с взволнованным лицом и стремительно подходит ко мне.

Б. X.: Точка, достаточно. Это первичный сон, то есть в нем содержится воспоминание.

Ларе: У меня такое ощущение, что если это воспоминание, то это плохо. Я чувствую, что у меня появляется жар в голове.

Б. X.: Если ты посмотришь на глаза этой женщины, ты их видишь? Закрой глаза и посмотри на глаза и на рот.

Ларе: Рот я уже узнаю, а глаза — нет.

Б. X: Чей это рот? Тебе нужно очень медленно наблюдать, как движутся рот и глаза, это те точки зрительной фиксации, узнать которые легче всего.

Ларе: Думаю, это рот моей мамы. Но я не уверен.

Б. X: Хорошо, оставь это пока. Наверное, это все же зашифрованное воспоминание.

На следующий день

Ларе: За последние три-четыре года я принял своего отца, но я чувствую, что пока не принял мать и мне этого не хватает, в том числе как энергии. Я бы хотел на это взглянуть.

Б. X.: Вспомни еще раз свой сон. Сейчас, когда ты это говоришь, у меня снова возникает образ из твоего сна. Ты лежал в больнице, когда был совсем маленьким?

Ларе: Да, часто, я много болел, мне даже кажется, что я еще легко отделался. В полгода у меня был фурункулез, и маме приходилось постоянно ходить со мной к врачу, которая выдавливала фурункулы. Наверное, это было ужасно больно.

Б. X: Да, она входит, и ты знаешь, в чем дело.

Ларе: Я тогда, наверное, ужасно кричал, а потом я из-за чего-то другого снова оказался в больнице...

Б. X. (перебивая): Нет, нет, нет, я не хочу знать больше, у меня уже все есть. Это твой сон. Ты можешь себе представить, каково было твоей матери, когда врач выдавливала малышу фурункулы? Ведь ребенок этого не понимает.

Одна знаменитая терапевт рассказывала, как она проводила семинар, где участники работают с фигурами родителей. Там присутствовал и ее 16-летний сын. Участники группы проходят возрастную регрессию и чувствуют себя как дети. В какой-то момент ее сын вдруг очень погрустнел и сказал: «Мама, ты морила меня голодом». Тогда терапевт вспомнила эту ситуацию: у ребенка была холерина, и врач сказал ей, что в течение 24 часов ему нельзя ничего давать есть. Она выполнила это указание, и ребенок выздоровел. Но теперь он вспоминает, что мать морила его голодом. Вот так приходится родителям.

Другой терапевт рассказал, что однажды он строго посмотрел на свою дочь, после чего она пошла к матери и сказала: «Папа меня избил». Так это потом и вспоминается.

Если ты сейчас вчувствуешься в мать, ты сможешь разрешить в душе эту сцену. Было бы намного хуже, если бы она оставила тебя в больнице.

в) Терапевтическая работа с «сопротивлениями»

Б. X. мастерски обращается с таким поведением и чувствами, которые мы любим называть сопротивлением. Наблюдая за его работой, можно увидеть, как он использует, в частности, короткие эпизоды во время кругов, чтобы не допустить такого поведения. Обычно он невероятно быстро распознает подобные модели, останавливает этого человека, говорит что-нибудь об этой модели группе, а затем проводит небольшую интервенцию или рассказывает какую-нибудь историю. Он может позволить себе конфронтацию на высоком уровне, поскольку каждый в группе видит его уважительное и исполненное любви принятие и хорошее решение в конце. Приведу несколько коротких примеров с семинаров. •

Возражения как тормоз

Йене (по поводу своей расстановки, где он олицетворял бывшего друга матери): Возможно ли, чтобы между мужем и любовником состоялось примирение, или это конструкт?

Б. X.: Конструкт.

Йене: Но в жизни такое все же не исключено.

Б. X.: Если они примирятся, значит они гомосексуалисты

(все смеются).

Йене: Но я все-таки не могу исключить, что примирение

возможно.

Б. X.: Я хочу указать на один очень важный момент: на все правильное найдется свое законное возражение. В результате то, что раньше признавалось правильным, вдруг теряет возможность действовать. То есть возражение парализует энергию и оказывает разрушительное воздействие. Оно всегда дешево, поскольку не требует никаких затрат. Тому, кто возражает, как правило, не приходится отвечать за последствия.

Другое дело, когда человек входит в ситуацию и, исходя из процесса, находит другую вариацию. Тогда он приобретает некий опыт, и когда он им делится, это обладает тем же качеством, что и новое понимание, которое либо что-то добавляет, либо корректирует. Это огромная разница, поскольку за этим стоит духовное напряжение, опыт и риск, которому человек себя подвергает. Критиковать и ставить под сомнение — это игры ученых. Я могу все поставить под вопрос, но что это даст? Когда ты, Йене, приводишь подобные возражения, что это тебе дает? Здесь ты имеешь возможность наблюдать, что происходит с процессом, когда ты приводишь возражение, которое его останавливает.

Йене: И второе...

Б. X: Нет, вы видите: он был где-то в стороне от процесса и уже в новых мыслях. Если процесс правильный, то опасность в том, что он, как правило, не оставляет нам выбора. Разве что в мелочах, но по большому счету нет. Возражая, мы с радостью уклоняемся от необходимости покоряться. Тогда у нас есть свобода, но чему она служит? Такая свобода — мираж.

Эрнст (после того, к&К Б. X. предложил ему решение): Мне сразу же пришла мысль о том, что...

Б. X.: Нет, нет, никаких возражений. Я хочу сказать несколько слов по поводу возражений: они действуют, как коса на траву, прежде чем та успеет дать семена.

Поиски причин и объяснений

Людвиг: Я довольно долго не мог ничего добиться, не закончил учебу, занимался то одним, то другим. Теперь я думаю: а что, если тут идентификация, ведь мой отец не мог жениться на своей подруге, потому что был еще никто?

Б. X. (после некоторых раздумий): Даже если бы это было так, такой подход обречен на неудачу. У тебя уже есть решение, а ты продолжаешь искать причины.

Людвиг: То есть это все, что мне нужно сделать, а остальное неважно?

Б. X: В чем заключается решение?

Людвиг: В том, чтобы склониться перед отцом.

Б. X: И сказать матери: «Я принадлежу моему отцу, он тот, кто мне нужен». Тогда все остальное можно забыть.

Дата добавления: 2015-05-29