Этнолингвистические требования и проблемы понижения национального статуса

Может возникнуть вопрос: почему этнические и языковые аргументы так часто играют решающую роль в программах многих новых национальных движений в Центральной и Восточной Европе, тогда как западный мир пытается проститься с принципом этнической принадлежности как организационным принципом экономической жизни? Некоторое объяснение нам дает опыт классических национальных движений этого региона [16]. Когда их активисты впервые начали свою агитацию в XIX веке, члены недоминантной этнической группы не были политически образованы и не имели опыта общественной деятельности в гражданском обществе. В этих условиях обращение к политической логике гражданских или человеческих прав в подобных едва ли могло быть эффективным. Для чешского либо эстонского крестьянина "свобода" означала отмену феодального "рэкета" и возможность беспрепятственно пользоваться землей на своей собственной ферме, то есть отнюдь не парламентский режим. Действительность общего языка и обычаев была гораздо более доступной для понимания, чем заумные концепции. конституционной свободы. Сегодня ситуация в известном смысле аналогична: спустя полвека диктаторского правления уровень образованности в гражданском обществе по-прежнему в основном недостаточен, и языковые и культурные апелляции вновь могут выступить в качестве замены четко выраженным политическим требованиям, как это можно наблюдать в бывших республиках Югославии, в Румынии, государствах Прибалтики. На практике такое случается даже там, где официальная пропаганда созвучна разговорам о демократии и гражданских правах.

Конечно, языковые и этнические требования не везде имеют одинаковое значение. Но, например, во многих республиках бывшего Советского Союза язык господствовавшей нации часто оставался символом политического угнетения, каково бы ни было формальное положение основного местного языка. В XIX веке борьба национальных движений эпохи против немецкоязычной бюрократии империи Габсбургов, или российской бюрократии в царской империи, или чиновничества Оттоманской империи в основном разворачивалась вокруг языковых проблем. И сегодня диалект всякой маленькой нации, сражающейся за свою независимость, автоматически рассматривается как язык свободы. Однако здесь на кону нечто большее, чем вопросы престижа и символики. Нежелание членов господствующей нации допустить истинное языковое равенство всегда приводило недоминантную этническую группу к определенному материальному поражению. Люди, говорящие на немецком и венгерском языке, во времена австро-венгерской монархии отказывались учить или использовать языки других этнических групп, проживающих на "их" территории. Затем с распадом империи и возникновением новых независимых государств в 1918-1919 годах многие из них внезапно обнаружили, что их статус свелся до уровня официального меньшинства. Но, как правило, они и после этого не желали смириться с преобладанием языка малых - но теперь господствующих - наций, под управлением которых им приходилось жить: чехов, румын, поляков и других. Это была взрывоопасная ситуация, последствия которой с приходом Третьего рейха в Германии стали зловещими. Сегодня происходит такой же процесс понижения национального статуса, как, в частности, статуса русских, которые в отдаленных республиках становятся меньшинством в независимых государствах, формирующихся благодаря национальным движениям. Подобные исторические параллели между положением Volksdeutsche [17] и положением, так сказать, "Volksrussen" поразительны и внушают тревогу.

Дата добавления: 2015-05-29