ЕКАТЕРИНА. Норфолк-Хаус, Ламбет, декабрь 1539 года

Норфолк-Хаус, Ламбет, декабрь 1539 года

Дядя пришел навестить бабушку, я наготове — вдруг ему вздумается меня позвать? Все знают, в чем дело, только я волнуюсь, будто меня ждет грандиозный сюрприз. Разучиваю походку, реверанс. Готовлюсь изобразить изумление, счастье — такая чудесная новость. Мне нравится репетировать, повторять снова и снова. Агнесса и Джоанна попеременно играют роль дядюшки, пока я совершенствуюсь в реверансе, вновь и вновь негромко вскрикиваю от радости.

Девиц уже тошнит от меня, как от неспелых яблок, а я все не устаю твердить — чего вы ждали, я же Говард, конечно, меня позовут ко двору, буду служить королеве, жаль оставлять друзей, но что поделаешь.

Говорят, придется учить немецкий и танцев больше не будет. Я-то знаю — это неправда. Ей нужно жить как королеве, а если она глуповата и скучновата — тем лучше, на ее фоне я буду казаться еще ярче. Говорят, она любит уединение, говорят, голландцы вообще не едят мяса, только масло и сыр. Я-то знаю, это ложь — если не устраивать приемов, зачем тогда перекрашивать заново Хэмптон-Корт? Говорят, все придворные дамы уже назначены, половина уже в Кале — встречают новую королеву. Дядя просто пришел объявить, что я упустила свой шанс.

Тут-то я пугаюсь по-настоящему. Знаю же — королевские племянницы Маргарита Дуглас и маркиза Дорсет согласились стать старшими придворными дамами. Неужели для меня все кончено?

— Нет, — говорю я Марии Лассель, — не стал бы он приезжать, чтобы просто объявить — ты останешься дома, ты опоздала, для тебя нет места.

— А если он только для того и приехал? Пусть это послужит тебе уроком. Давно пора исправиться. Стать придворной дамой потруднее, чем крутить любовь с Фрэнсисом Дирэмом. Настоящая леди не допустит к себе в покои девушку, связавшуюся с таким типом.

До чего же несправедливо! У меня чуть слезы не брызнули.

— Не плачь, Екатерина, у тебя глаза покраснеют.

Быстренько зажимаю нос, чтобы остановить слезы.

— Умру, если придется остаться здесь! Мне уже пятнадцать, скоро будет восемнадцать, потом девятнадцать, двадцать — выходить замуж поздно, так и умру тут, возле бабушки. Нигде не была, ничего не видела, никогда не танцевала при дворе.

— Что за чушь! — сердито кричит Мария. — Как же ты тщеславна! А вот некоторые считают — для четырнадцати лет ты и так немало натворила.

— Ничего, — отпускаю наконец нос, прижимаю ладони к лицу. — Ничего я не натворила!

— Успокойся. Попадешь ты к королеве, — презрительно бросает Мария. — Дядя твой не упустит для племянницы такого места, как бы плохо ты себя ни вела.

— Девочки говорят…

— Дурочка, они просто завидуют. Останешься здесь — замучают тебя притворным сочувствием.

Даже я понимаю, как это верно.

— Пойди умойся. Твой дядя вот-вот появится.

Несусь со всех ног, только на минуточку остановилась объяснить Агнессе, Джоанне и Маргарите — я точно знаю, что буду фрейлиной, и нисколько не верю их злобным наветам. Тут меня позвали: «Екатерина, Екатерина, он здесь!» Я со всех ног бросилась в гостиную — вот он дядюшка, греет спину у огня.

Такого человека не отогреешь. Бабушка говорит, он — молот короля. Исполняет самую тяжелую, грязную работу. Кто возглавил английскую армию, разбил и покорил врага? Два года назад, когда я была еще маленькой, Север встал на защиту старой веры; кто тогда привел повстанцев в чувство? Он! Пообещал им прощение и отправил на виселицу. Спас королевский трон, избавил короля от необходимости самому подавлять крупнейший мятеж. Бабушка говорит, у него один довод — петля. Перевешал кучу народу, хотя в глубине души был на их стороне. Даже собственная вера не остановила его, его ничто не может остановить. По лицу видно — это жестокий человек, такого нелегко смягчить. Но раз он пришел сюда посмотреть на меня — покажем. Пусть знает, какая у него племянница.

Приседаю в глубоком реверансе — сколько раз тренировалась! Немного подаюсь вперед, в вырезе платья видны очертания груди. Поднимаю глаза, я почти на коленях перед ним, нос на уровне пояса. Пусть полюбуется.

— Милорд дядя, — шепчу я, как будто на ухо в постели, — желаю вам приятного дня.

— Боже мой! — вырывается у него, даже бабушка ахает от удивления.

— Мадам, внучка… делает вам честь.

Поднимаюсь, стараясь не дрожать. Руки закладываю за спину — показываю грудь во всей красе, выгибаю спину — пусть оценит тончайшую талию. Глаза скромно опущены — примерная ученица, да и только, хотя тело мое и едва заметная улыбка говорят совсем о другом.

— Истинная Говард, — замечает бабушка. Она невысокого мнения о девушках по фамилии Говард — красивы, но дерзки.

— А я-то держал ее за ребенка. — По голосу слышно, он рад, что я уже выросла.

— Она умненькая девочка.

Бабушка хмурится, словно напоминает — посторонним необязательно знать, чему я выучилась под ее присмотром. Я простодушно раскрываю глаза. В семь лет я впервые застала служанку в постели с пажом, в одиннадцать влюбилась в Генри Мэнокса, так чего она от меня хочет?

— Настоящая красавица. — Дядюшка приходит наконец в себя. — Екатерина, ты умеешь танцевать, петь, играть на лютне?

— Да, милорд.

— Читать, писать — по-английски, по-французски, на латыни?

В отчаянии смотрю на бабушку. Всем известно — я чудовищно глупа. Настолько глупа, что даже не знаю, скрывать это или нет.

— Зачем девочке такие познания? — спрашивает бабушка. — Королева ведь говорит только по-голландски.

— По-немецки. Но королю нравятся образованные женщины.

— Он уже обжегся однажды, — улыбается герцогиня. — А эта Сеймур отнюдь не была великим мыслителем. Кажется, королю надоели философские споры с женами. Сами-то вы любите образованных дам?

Он только фыркнул. Всему свету известно — они с женой давным-давно живут врозь и ненавидят друг друга.

— Главное, она понравится королеве и всему двору, — решает дядя. — Екатерина, ты станешь фрейлиной новой королевы.

Я радостно улыбаюсь.

— Ты рада?

— Да, милорд. И очень вам благодарна. — Не забыла поблагодарить!

— Не опозорь семью, — объявляет он торжественно. — Твоя бабушка считает, что ты хорошая девочка, умеешь себя вести. Ты уж постарайся, не подведи нас.

Киваю. На бабушку не смотрю — уж она-то наслышана о Генри Мэноксе. И с Фрэнсисом однажды застукала — моя рука у него в штанах, на шее засос. Бабушка мне такую пощечину отвесила, что в ушах зазвенело, обозвала дурой и потаскухой. И на Рождество опять предупреждала: «Не связывайся ты с ним».

— На тебя будут обращать внимание мужчины, — продолжает дядюшка.

А то я мужчин не видала! Покосилась на бабушку, она ласково улыбается.

— Запомни: доброе имя важнее всего. Незапятнанная честь. Любой недостойный тебя слух — имей в виду, до меня все доходит — живо отправишься обратно, даже не сюда, а в деревню, в Хоршем. Там навсегда и останешься. Поняла?

— Да, милорд, — шепчу я испуганно. — Обещаю.

— При дворе ты ежедневно будешь у меня на глазах.

Что-то мне туда уже не очень хочется!

— Время от времени я буду посылать за тобой — расскажешь, как твои успехи у королевы, всякое такое. С другими будь осторожна, лишнего не болтай. Держи глаза открытыми, а рот — закрытым. Слушайся нашу родственницу Джейн Болейн, она тоже служит королеве. Постарайся быть ближе к королеве, стань ее маленьким другом. Покровительство государя — путь к богатству.

— Да, милорд.

— Еще одно.

— Да, дядя?

— Скромность, Екатерина. Это главное украшение женщины.

Приседаю в реверансе, глаза опущены долу, скромна, как монашка.

Бабушка смеется — похоже, она так не думает. Да и дядюшка улыбается.

— Уверяю тебя, это так. Можешь идти.

Еще один реверанс — и я вылетаю из комнаты, пока он еще чего-нибудь не наговорил. Я-то стремилась ко двору, потому что там танцы и кавалеры, а получается, это служба.

— Что он сказал? Что сказал? — Девчонки в зале жаждут новостей.

— Буду фрейлиной! — ликую я. — Новые наряды, каждый вечер танцы, дядя сказал — я красивее всех в королевской свите. И вас больше никогда не увижу!

Дата добавления: 2015-05-29