Измененный— 1 2 страница

Глава 3

Когда я впервые обнаружила в лаборатории парней, Ник сразу же облил меня дерьмом. Мне было тринадцать, и я уставилась на его сжатые в кулаки руки, на которых от напряжения набухли вены. Ник возненавидел меня в тот же момент, как увидел.

Я бы никогда не вернулась сюда, если бы не Сэм.

Он смотрел на меня с любопытством, склонив голову на бок, словно читая меня как открытую книгу, и меня это просто пленило. Я никогда не чувствовала себя такой привлекательной и такой особенной, как в тот момент.

— Как тебя зовут?— спросил он, игнорируя Ника.

— Анна. Анна Мэйсон.

— Очень приятно, я Сэм.

Ник рычал в соседней комнате, остальных я видела краем глаза. Трев наматывал круги по своей камере. Кас так сильно прижался к стеклу, что подушечки его пальцев побелели.

Ник вдруг ударил кулаком в стену, и я вздрогнула.

— Николас,— произнес Сэм стальным голосом.

Не знаю почему, но на Ника это подействовало, и он отступил, уйдя в ванную комнату и громко хлопнув за собой дверью.

Парни выглядели не старше шестнадцати. Позднее я узнала, что им замедлили физическое взросление. В то время им было где—то восемнадцать, и после всех проведенных за эти годы генных изменений они будут очень долго оставаться молодыми.

Я хотела узнать, что они делают тут, внизу, как долго пробыли в этих комнатах. Хотела знать, кто они, и все ли с ними в порядке, потому что вели они себя очень странно. Но мысли в моей голове путались, и с моих губ не слетел ни один вменяемый вопрос.

— Ты должна уйти, Анна,— сказал Сэм.— Нику нехорошо.

— Когда я болею, мне помогает печенье.

Глупо, но это все, что я смогла сказать.

Позже печенье станет моим поводом вернуться. Даже Ник не мог удержать меня вдали от Сэма, парня, который видел во мне не просто маленькую девочку. А он пытался. Именно Ник сказал отцу, что я пробралась в лабораторию, и именно поэтому мне было запрещено столько лет спускаться туда. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы я смогла снова проникнуть в лабораторию, но об этом уже отец не узнал.

Ник больше не стучал на меня, и я задавалась вопросом: не Сэм ли заставил его молчать? И если Сэм, то значит ли это, что он хочет меня видеть?

Каждое утро— и почти каждую ночь— надежда поднимала меня с постели и несла вниз по лестнице.

На следующее утро, пока отец был занят телефонными звонками, я начала разгребать свой список дел. Кучу данных нужно занести в файлы. Уничтожить в шредере документы. Протестировать Сэма. Сначала я решила сделать последнее. Остальное могло подождать.

— Ну и что на этой неделе?— спросил Сэм, когда я взяла его папку со своего стола.

Я посмотрела на него. Я всегда пыталась привлечь внимание Сэма, но когда добивалась его, мне было трудно сконцентрироваться под его пристальным взглядом.

Я открыла папку.

— Иностранный язык.

Сэм подтащил свой стул к стеклу, и я сделала то же самое. Положив папку на колени, я открыла ее на чистой странице. Рядом с эмблемой Подразделения (два соединенных круга с двойной спиралью внутри) я написала имя Сэма и дату: 11 Октября, 11:26.

На этой неделе были карточки с итальянскими фразами с одной стороны и с переводом их на английский— с другой. Так как парни страдали от амнезии, Подразделение хотело знать, на что они способны и какими навыками из прошлой жизни все еще обладают.

Сэм, очевидно, до того, как попал в проект, был полиглотом. Если же говорить о моих навыках, то они ограничивались рисованием и разгадыванием судоку.

Я подняла первую карточку, и Сэм пробежал глазами по словам.

— Я ищу железнодорожный вокзал.

Верно.

Я подняла следующую карточку.

— Который час?

Мы прошли более пятидесяти карточек. Я отмечала ответы Сэма в графе. Он набрал сто процентов, как обычно.

Небрежно собрав материалы обратно в папку, я спросила:

— Ты помнишь что—нибудь о шраме? Том, что на твоей груди?

Он ни секунды не колебался, прежде чем ответить:

— Нет. Но если говорить о шрамах, то у меня их много.

— Ни один, кроме него, не выглядит так, словно его нанесли с определенной целью.

Сэм застыл. Я приблизилась к его тайне— это было заметно по его лицу. Шрамы что—то значили.

— У Каса тоже есть такой?

— Анна.

Мое имя должно было служить предупреждением, но оно лишь подлило масла в огонь.

— Что они означают?

Он сгорбился, отвернувшись от меня. Я видела острые концы вытатуированных веток, выглядывающих из—под рукавов его футболки.

Скажи мне, Сэм.

Я слышала, как парни зашевелились, придвигаясь к нам.

— Не сейчас,— пробормотал Сэм.

— Извини?

Парни подались назад, удаляясь, и моя нервозность отхлынула вместе с ними.

— Думаю, мы закончили, Анна,— сказал Сэм.

Я убрала его папку, хлопнув дверцей шкафчика, в котором хранились документы. Сэм отпускал меня, а я не хотела уходить.

Стуча по клавишам, я ввела код на двери лаборатории, пообещав себе, что больше сюда не вернусь. Я буду держаться так долго, как только смогу. Пусть увидит, как может быть скучно здесь без наших игр в шахматы и разговоров о внешнем мире.

Только это наказание скорей для меня, чем для него. И я знала, что не смогу сдержать свое обещание.

Глава 4

Вечером за обедом я только и делала, что ковырялась ложкой в тарелке с чили, выписывая на нем цифру восемь. Напротив сидел отец, поедая свою порцию и задевая ложкой о края тарелки.

По телевизору за моей спиной шел футбольный матч. Время от времени отец смотрел, какой счет. Игра не вызывала в нем такого восторга, как у большинства болельщиков. Хороший поворот событий, и они тут же вскакивают с трибун, победоносно вскидывая руки над головой.

Ни разу не замечала такого за отцом— ни в футболе, ни в науке. Он всегда был спокоен и невозмутим. Наверное, с тех пор, как потерял маму.

Мама любила спорт. По крайней мере, так говорил отец. Поэтому он и смотрел футбол.

— Папа?

— А?— Он окунул крекер в чили.

— Парней что, клеймили?

Он фыркнул:

— Нет, конечно!

— Ты видел шрамы у Ника и Сэма? Те, что похожи на буквы?

— У них много шрамов.

Диктор объявил что—то о мяче вне игры, но я его дальше не слушала. Отец опустил ложку и посмотрел на меня.

— Кстати, я хотел поговорить с тобой... Не стоит сильно баловать Каса, хорошо? Почему бы тебе просто не приносить ему книги? Он до сих пор не закончил ни один проект, и в его комнате сам черт ногу сломит.

— Кас не любит читать.

— Ну...— отец почесал затылок и вздохнул.— Тогда попытайся дать ему то, что его займет.— Вокруг его глаз снова пролегли морщины.

— Ты хотел поговорить только о Касе?

Позади нас, в телевизоре, бушевала толпа.

— Да, только о нем.

— Коннор приедет?— спросила я.

Отец боролся с кучкой крекеров, стараясь не смотреть на меня.

— Папа?

— Да. Завтра. Он и Райли.

Коннор был начальником Подразделения, а Райли— его заместителем.

— Они хотят осмотреть парней,— продолжил отец.— Узнать, как все продвигается.

— Теперь они их заберут, да?

Хоть я и хотела, чтобы парней отпустили, но лаборатория, графики и тесты стали незаменимой часть моей жизни, как и их. И теперь от мысли, что их скоро заберут, меня переполнили смешанные чувства.

Отец пожал плечами.

— Я не буду вмешиваться. Еще не время.

— Куда их заберут?

— Этого я тоже не знаю.

Я не могла представить Сэма в реальном мире, покупающим пончик в кофейне, читающим газету на скамейке в парке. Других— может быть. Кас мог стать тусовщиком и бабником. Ник был воплощением засранца, пусть и красивого. А Трев однажды сказал мне, что если когда—нибудь выйдет, то пойдет в школу и будет изучать английскую литературу.

Но Сэм...

— Их когда—нибудь отпустят?

Папа снял очки и потер переносицу.

— Не знаю, Анна. Правда, не знаю.

Я почувствовала, что разговор окончен, и заткнулась. Мы поели, я вымыла посуду и вытерла стол, а папа ушел в гостиную. Я закинула белье в стиральную машину.

К тому времени на часах перевалило за восемь и снаружи потемнело. В своей комнате наверху я перелистала каналы и не нашла ничего стоящего. У меня даже книжки новой не было. Поскольку вся работа по дому была выполнена, я решила сделать новый набросок в мамином журнале.

Лежа на животе на кровати, я открыла последний из моих эскизов. На нем была изображена девушка в лесу и ветви клена, тяжело прогибающиеся от снега. Силуэт девушки был размытым, выцветшим и клубящимся, как ленточки дыма. Будто она исчезала с каждым новым дуновением ветра. Быть потерянным или разбитым— главная тема моих рисунков уже около года, с тех пор, как по выходным я стала ходить на уроки живописи в местном колледже.

Но не посещение занятий открыло новый источник вдохновения, а разговор с Тревом.

Мой учитель отметил, что я обладаю редким талантом, но еще не раскрыла своего потенциала. Сказал, что мне не хватает вдохновения. Я, как всегда, спустилась в лабораторию, чтобы выпустить пар, и поговорила с Тревом.

— Не понимаю,— сказала я ему, прислонившись к кирпичной стене между его комнатой и комнатой Каса.— Недостаток вдохновения?— вздохнула я.— Что это значит?

Подойдя к стеклу, Трев принял точно такую же позу, так что мы стояли друг к другу боком.

— Это означает, что ты рисуешь то, что видишь, а не то, что чувствуешь.

Глядя на него, я скрестила руки на груди.

— В моих набросках мамы предостаточно эмоций.

Его янтарные глаза потеплели.

— Но ты не знаешь свою мать. Ты знаешь только то, что слышала, и то, что ты скучаешь по ней. Как насчет того, чего хочешь ты? Твоих надежд? Твоих мечтаний? Твоих увлечений?— Он повернулся ко мне лицом.— Твой учитель намекнул копать глубже.

Выражение его лица из полностью понимающего и открытого стало сдержанным, будто он молчаливо побуждал меня к чему—то. Он не договаривал, потому что иначе все было бы слишком просто.

Я прислонила голову к стене и уставилась в потолок, на трещины в плитке. Трев любил опутывать свои советы философией. С ним никогда не было просто.

Проблема была в том, что я не знала, чего хочу от жизни. Мои увлечения? Мальчики, лаборатория, отец, выпечка. Но зарисовывать тыквенный пирог было бы чертовски скучно.

Думаю, Трев понял это по моему лицу, потому что добавил:

— Начни с того, что тебе не нравится. Как думаешь, злость и раздражение легче выразить?

Той ночью, вернувшись в свою комнату, я открыла альбом и уставилась на чистый лист. Что меня раздражало? Смерть моей мамы, да, но мне нужно было что—то новое.

И тогда я поняла: Ник. Ник меня раздражал.

Карандаш с пугающей скоростью начал скользить по бумаге. Рисуя, я чувствовала огонь в своей руке, покалывание в кончиках пальцев, будто вся моя страсть перетекала на страницу.

В итоге у меня получилась одна из лучших картин, что я когда—либо рисовала. На ней Ник стоял посреди пустынной улицы, в окружении осколков стекла и битых бутылок. Я была так горда эскизом, что даже захотела показать его Нику, но потом решила, что он обидится или просто возненавидит его.

Однако следующей ночью я показала набросок Треву. Он перевел взгляд с рисунка на меня и кивнул в знак одобрения.

— Так держать,— сказал он тихо, чтобы другие не смогли нас услышать и рисунок остался нашей тайной.— Продолжай в том же духе и станешь следующей Ванессой Белл.

Я ухмыльнулась, но внутри вся сияла. Ванесса Белл была замечательным художником, одним из моих любимых. А еще она была сестрой Вирджинии Вульф, любимого писателя Трева. Это был лучший из возможных комплиментов.

С тех пор мои рисунки изменились. К лучшему.

Но сейчас я сидела перед чистым листом и смотрела, смотрела, смотрела. Иногда мне просто начать рисовать, иногда— мне нужен толчок. Я не могла вечно надеяться на помощь Трева. Я схватила с комода "Traveler" и, перелистав глянцевые страницы, остановилась на развороте с тихой итальянской деревушкой.

Я начала прорисовывать здания, добавила свет от старого уличного фонаря. Нарисовала традиционное итальянское кафе с крошечными столиками на двоих, окошки с цветами, велосипеды с корзинками и зубчатые навесы.

Неосознанно я нарисовала себя, прогуливающейся по булыжной улочке вместе с Сэмом. Я провела пальцем по линиям, и графит смазался.

Я часто замечаю, что фантазирую о чем—то подобном— что мы с Сэмом больше не привязаны к лаборатории. Росчерком карандаша я с легкостью освобождаю нас обоих.

Что выбрал бы Сэм, будь у него возможность распоряжаться своей жизнью? Хотел ли он этого— стать идеальным солдатом и служить своей стране?

И чего он хочет сейчас, если даже не может вспомнить, как сюда попал?

Я взяла журнал и спустилась вниз. На цыпочках, чтобы не разбудить отца, прошла мимо гостиной в подвал. Я ввела код, и дверь в лабораторию открылась.

Было около десяти, и свет в комнатах мальчиков не горел. У входа в прихожую я занервничала. Журнал вдруг отяжелел в руках, и я повернулась, собираясь уйти.

Сзади зажегся свет, и я развернулась.

Сэм стоял у стеклянной двери, босиком, без рубашки, в своих потрепанных серых штанах.

— Привет, Анна,— сказал он как—то неуверенно, глухо.

Его плечи поникли. Когда я сделала шаг ему навстречу, он почесал подбородок и уставился в пол.

Он что... испытывает неловкость?

— Привет.

— Слушай, извини, что так вышло. Я не хотел тебя обидеть.

Я скрестила руки, помяв журнал.

— Ничего страшного.

Сэм кивнул, затем указал на журнал.

— Что это?

Я протянула его, не понимая, зачем вообще сюда спустилась.

— Ну просто... я подумала, что у тебя даже постеров на стене нет.

Он нахмурился.

— И ты пришла сюда, беспокоясь о моих стенах?

— Да.— Закусив губу, я мельком глянула в комнаты ребят, ожидая, что они проснуться, и в то же время надеясь, что этого не произойдет.— Почему ты на них ничего не повесишь?

— Не знаю. Не вижу в этом смысла.

Я шагнула к нему.

— Если бы ты мог поехать куда угодно, то куда бы отправился?

Он перевел взгляд с журнала на меня.

— О чем ты?

— Просто ответь на вопрос.

Я хотела знать о Сэме все. Хотела, чтобы он доверил мне свои секреты. Мне хотелось знать хоть что—то, пусть он и не помнил своей жизни до лаборатории.

— Мне нравится вода.

— Океан?

— Без разницы.

Я показала ему журнал. На обложке был тропический остров.

— Такой?— Я пролистала журнал до разворота с океаном. Вырвав постер, сунула его в люк.— Возьми.

— Зачем?

— Помечтай,— пожала я плечами.

Сэм взял страницы и внимательно их осмотрел. После мучительно долгой паузы он спросил:

— У тебя есть скотч?

Я покопалась в своем столе и, вытащив рулон упаковочной ленты, просунула его в люк.

— А куда бы ты поехала, если бы могла?— спросил Сэм.

Я хотела много чего сделать и много чего увидеть, но что конкретно— не знала. Засунув руки в карманы джинсов, я подумала об итальянской глубинке, которую нарисовала.

— В Европу, наверное.

— А где мы сейчас?

— То есть... ты не знаешь?— Мы никогда об этом не говорили. Я думала, он знает.— Трэгер Крик, Нью—Йорк. Маленький городок. Место, где все друг друга знают.

— В моих файлах написано, откуда я?

Я пыталась смотреть куда угодно, только не на его голый торс. Он был выше меня дюймов на семь, так что смотреть ему в глаза было трудно.

— В тех, что я читала— нет, но есть другие, наверху.

— Ты не могла бы посмотреть? Может, детали прошлой жизни помогут восстановить память.

Прошлой зимой я пыталась пробраться к шкафчикам наверху, но отец поймал меня. Я никогда не видела его таким взбешенным, как в тот раз. Он не был настолько зол даже тогда, когда я прокралась в лабораторию. С тех пор я не решалась сделать это снова.

Но теперь все изменилось. Во—первых, у меня было разрешение на посещение лаборатории, а значит, я могла читать файлы, так? А во—вторых... ну, меня все—таки Сэм попросил.

— Окей, я посмотрю.

— Спасибо.

Он расправил плечи. От недавней неловкости не осталось и следа.

Я заправила прядку волос за ухо.

— Ну... мне, наверное, пора. Закончим завтра ту партию в шахматы?

— Конечно. Спокойной ночи, Анна.

— Спокойной ночи.

Оглянувшись, я заметила, что Сэм, сидя за столом, рассматривает страницы журнала. Мне вспомнилось, как неловко он извинялся, и я не смогла сдержать улыбку.

— Ах да, кстати,— сказала я, прежде чем набрать код и уйти,— завтра приезжает Коннор... так что... я подумала, ты должен знать.

Он помрачнел.

— Спасибо за предупреждение. Терпеть не могу его внезапные визиты.

— Я тоже.

Код для входа в лабораторию был 17—25—20. Семнадцатое— это мамин день рождения, двадцать пятое— годовщина их свадьбы, а десять— октябрь, месяц, в который они поженились. Отец, будучи весьма предсказуем, установил код к шкафчику с файлами в кабинете 10—17—25. Я угадала с четвертой попытки.

Когда дверца распахнулась, скрипнув замками, я замерла, прислушиваясь. Но в доме стояла тишина, если не считать тиканья часов над папиным камином.

Я нашла файлы Сэма во втором ящике— пять обычных зеленых папок, в каждой из которых находились желтые ванильные папки поменьше. Я вытащила две самые дальние и села в кресло.

В первой папке не было ничего интересного, только основные данные и графики, и я перешла к следующей. Вот там—то я и нашла крохи информации из жизни Сэма в начале проекта.

На простой бумаге незнакомым, еле разборчивым почерком, были сделаны записи:

"Сэм проявляет крайнюю агрессию ко всем участникам проекта".

И далее: "Сэм быстро вписался в роль лидера. Другие без колебаний ему подчинились. Нужно вычленить это качество, чтобы воссоздать в будущих группах".

Я бегло пролистала еще несколько страниц, но кое—что привлекло мое внимание, и я остановилась.

"Сэм снова сбежал. Сигнал тревоги послан всем соответствующим каналам. Может конспирироваться как Сэмюэль Истлок. Сэмюэль Кавар. Сэмюэль Бентли".

Сэм сбегал? Но зачем? И не один раз?

Очевидно, его отношения с Подразделением простирались дальше, чем я думала. Чувствуя, что почти нашла то, что искала, я просмотрела стопку документов в поисках названия города, чего—то конкретного, о чем могла ему сообщить.

"Сэм с группой обнаружены в Порту. Стерты. Операция АЛЬФА скоро начнется".

Порт... Сэм сказал, что ему нравится вода. Но что это за операция?

Я все читала, читала, но спустя две папки не нашла ничего, кроме новых вопросов. Я потянулась за следующей папкой, когда в гостиной послышался скрип дивана.

Отец.

Поспешно собрав файлы, я собиралась положить их на место, но случайно выдвинула нижний ящик. В глаза бросилась папка с пометкой.

Там было написано: О'БРАЙЕН.

Папа кашлянул.

Я положила папку Сэма в нужный ящик и убедилась, что заперла его. На цыпочках поднявшись на второй этаж, я наконец—то выдохнула.

Папа никогда не заходил ко мне ночью, но все же я поспешила надеть пижаму и лечь в постель. Простынь была холодной. Я долго пялилась в потолок, не в силах перестать думать о папке Сэма.

Зачем Сэму нужна моя помощь? Почему отец не помог ему восстановить воспоминания?

Может, Подразделение не хочет, чтобы Сэм что—то вспомнил? Если так, то я нарушила протокол.

Я не хотела идти против отца, но Сэм имел право знать свое прошлое.

Глава 5

Я завела будильник на шесть утра в надежде попасть в лабораторию раньше отца, но, должно быть, неосознанно выключила его, поскольку проснулась в начале девятого. Отец уже был в лаборатории, когда я спустилась. Отчасти я испытала облегчение. Я все еще не знала, что стоит рассказать Сэму, а о чем лучше умолчать.

В животе урчало, и я закинула пару кусков хлеба в тостер. Достав несколько таблеток ибупрофена, я помассажировала мышцы на спине. Недостаток сна явно не шел мне на пользу, а мои занятия по единоборству начинались уже через пару дней. Я занималась уже несколько лет, и инструктор меня ничуть не щадил.

Не то чтобы я жалуюсь. Я всегда ухожу из класса, чувствуя себя сильной, ловкой и полной энергии. Иногда мне хочется, чтобы ребята увидели меня во время занятий, чтобы они узнали, что я способна на большее, чем просто готовить печенюшки или чертить графики.

В ожидании тостов я стояла у раковины, наблюдая, как колышутся на ветру ветви дерева. Вдалеке взвилась пыль, поднятая черным джипом, мчащимся по нашей грунтовой дороге.

Я выпрямилась. Коннор. Я забыла, что он приезжает сегодня.

Побежав наверх, я сбросила пижаму и быстро надела джинсы и толстовку. Я скользнула в тенниски как раз в тот момент, когда грузовики припарковались на нашей подъездной дорожке. Райли первым вышел из автомобиля, за ним появился Коннор в сопровождении нескольких агентов.

Мужчины проследовали за Коннором к дому. Он не стучал, а просто открыл дверь, и я встретила его с Райли на входе в кухню.

— Доброе утро,— сказал Коннор, блеснув улыбкой с неестественно белыми зубами. Высокий и статный он был харизматичен во всем и часто осыпал меня комплиментами, которые, насколько я знаю, мне не соответствовали.

Я пыталась избегать его, когда он приходил с проверками, потому что от одного его вида покрывалась мурашками, но этот визит был особенным. Раньше они не брали сопровождающих. И уж точно никогда так не одевались.

На агентах были черные пиджаки с бронированными вставками на плечах и локтях. Высокие и и узкие воротники стягивали ремешки.

Поверх пиджаков на них были надеты плотные черные жилеты, на руках— черные перчатки с резиновыми вставками на кончиках пальцев. К поясам черных брюк крепились пистолеты.

Агенты столпились в дверях между кухней и столовой, ожидая дальнейших указаний. Их было семеро, не считая Коннора и Райли, плюс одна женщина. По два агента на каждого из ребят.

Ни один не посмотрел мне в глаза, даже когда я откровенно уставилась на них. Они в бронежилетах? Меня охватила тревога.

— За мной.

Коннор повел всех в подвал. Я тихо последовала за ними, боясь, как бы меня не заметили и не отослали назад.

Райли набрал код для входа в лабораторию, и дверь открылась. Послышался папин голос, приветствующий сначала Коннора, затем Райли.

— Артур,— Коннор положил руку на папино плечо,— сегодня от главных пришел приказ. Мы закрываем проект. Нам нужно забрать объекты.

Папа ничего не ответил. Агенты разбились на пары перед каждым отсеком. Коннор и Райли что—то негромко обсуждали с отцом, пока Сэм, сжав кулаки, пристально смотрел на мужчин у своей комнаты. Поймав взгляд Трева, я почувствовала панику.

— Нет.— Слово вылетело прежде, чем я смогла его остановить. Все уставились на меня, стоящую в проходе.

Ребята зашевелились в комнатах. Они как будто хотели сбиться в кучу, но их отделяли стены. Взгляд Сэма остановился на мне.

— Прошу прощения?— рявкнул Райли.

Он был намного старше Коннора, нетерпеливый и не терпящий возражений.

Я зарделась от всеобщего внимания.

— Вы не можете... пока еще... то есть... они не готовы. Мы все еще можем...

Сэм покачал головой, и я замолчала.

— Она права,— добавил отец.— Они не готовы.

Коннор улыбнулся папе так, как улыбаются людям, когда думают, что знают все намного лучше них.

— Ты всегда говоришь, что они не готовы. Мне кажется, ты просто к ним привык.

Папа начал возражать, но я его опередила:

— Нам еще нужно провести кое—какие тесты.

Повернувшись, Коннор обнял меня рукой за плечи.

— Я знаю, что вы с Артуром много работали последние месяцы, и это не останется без внимания. К слову, когда ты заканчиваешь школу?

Мне осталось учиться шесть месяцев, так я и ответила Коннору, хотя не понимала, к чему это он.

— В общем, когда закончишь учиться, приходи ко мне. Мы найдем для тебя место. Я готов поручиться за тебя. Заманчивое предложение?

Сэм снова покачал головой, но Коннор этого не заметил. Кас стоял перед стеклом, скрестив руки на груди. Ник вертел головой, похрустывая костями. Трев сжимал кулаки.

Впившись пальцами мне в плечо, Коннор развернулся к комнатам ребят.

— Ты бы стала отличным сотрудником Подразделения,— продолжил он, не сводя глаз с парней.— Тебе нравится эта мысль?

Я почувствовала слабость в ногах.

— Ну...

Меня окутал запах его одеколона, одновременно сладкий и мускусный.

Я много чего хотела сделать за стенами лаборатории. Я хотела путешествовать, посетить места из моих журналов. Но я не могла представить жизни без Сэма и остальных. В Подразделении я буду работать рядом с Сэмом? И будет ли это иметь значение? Забудет ли он меня, если его сегодня увезут?

— Не стоит.

— Чепуха. Нам всем будет только в радость сотрудничать с тобой.— Коннор проверил укладку, проведя рукой по своим светлым, идеальным волосам.— Видно, что парни уважают тебя. Посмотри на них.

Райли, отец и агенты обернулись к парням.

— Куда вы их забираете?— спросила я.

— Это засекречено,— влез Райли.

— В штаб,— ответил Коннор, и Райли напрягся. Кажется, Райли было ненавистно то, что его босс младше его.

Отец прочистил горло.

— Значит, меня переводят?

Коннор отошел от меня.

— АЛЬФА продолжается. Ты все еще участвуешь в ней.

Альфа? Как в файле Сэма. ОПЕРАЦИЯ АЛЬФА.

— Операция существует благодаря ребятам,— ответил отец.— Она не может существовать без них.

— Артур,— сказал Райли, сделав акцент на его имени.— Сейчас не время.

Плечи отца поникли.

Я попыталась встретиться с ним взглядом, молча попросить: борись за них, не дай Коннору забрать их! Но он не смотрел в мою сторону. Он ни на кого не смотрел.

— Что ж,— сказал Коннор.— Тогда начнем?

На этот вопрос никто ответа не ждал. Агенты расправили плечи, и, посмотрев на отца, Коннор сказал:

— Я надеюсь, мы продолжим сотрудничать?

Папа кивнул.

— Конечно.

Свет над головой казался ослепительным. Я смотрела на файлы, сложенные в стопку на отцовском столе, рядом с моим. Наше рабочее место.

Я надеялась, что отец что—нибудь скажет. Парни провели здесь несколько лет. Лаборатория была их домом. Наверное, здесь лучше, чем в Подразделении.

— Что дальше?— спросил отец.

— Газ, в каждую камеру,— велел Коннор.— Мои люди заберут их.

Он хлопнул в ладони, и папа поспешил к панели управления.

Я неподвижно стояла возле входа в прихожую, глядя на Сэма. Несказанные слова застряли у меня в горле. Он взглянул на шахматную доску в углу лаборатории, и по его лицу промелькнуло что—то похожее на грусть.

— Мисс?— сказала женщина.

Я моргнула.

— Может, подождете наверху?

— Нет, я останусь,— поджав губы, я освободила путь.

— Думаю, это плохая идея.

— Анна в праве быть здесь, как и любой из нас,— сказал Коннор, подмигнув.

С одной стороны, я была благодарна, что он не выгнал меня, а с другой— не понимала, с чего ко мне столько внимания.

Я обернулась и посмотрела отцу в глаза. В его взгляде читался миллион извинений, которые он никогда не произнесет вслух. Прости, что втянул тебя в это. Прости, что не знаешь, что здесь происходит. Прости. Прости. Прости.

Я хотела сказать: кто теперь будет заботиться обо мне? Не позволяй им забрать парней!

Но отец не произнес не единого слова.

Глава 6

Коннор ударил по кнопке, и вентиляционные люки открылись, источая газ. Райли стоял в центре лаборатории, обхватив рукой приклад ружья. Парни попадали на месте. Четыре минуты ожидания. Все застыли, не двигаясь.

Я сжимала и разжимала кулаки. Коннор только что нарушил второе правило отца. Не понимаю, почему они не могли просто вывести парней.

Четыре минуты тянулись, как резинка, готовая вот—вот лопнуть. Я сосредоточенно смотрела на Сэма. Он упал на постель, и в мое поле зрения попадали лишь его ноги. Когда он проснется, то будет уже на полпути к штабу. Где бы это ни было.

Подумает ли он обо мне, проснувшись? Если бы я знала, что мой вчерашний визит будет последним, то провела бы с ним куда больше времени.

Рассказала бы ему, как много он для меня значит, что и секунды не проходит без мысли он нем. Каждая мышца в моем теле напряглась, когда я поняла, что завтра проснусь, и никого здесь не будет. Я уже ощущала обступающую меня со всех сторон пустоту.

— Пора,— сказал отец.

Вентиляционные люки закрылись, и двери комнат распахнулись. Агенты задвигались по лаборатории, наполненной едким запахом рассеивающегося газа. Оттолкнувшись от стены, я поспешила к комнате Сэма. На следующей неделе я должна была взять у него кровь. Меня терзало то, что я никогда не увижу его вблизи, без стекла, никогда не смогу прикоснуться к нему.

Один человек стоял на входе в его комнату, словно охраняя, а второй присел перед кроватью и, связав запястья Сэма за спиной, достал из внутреннего кармана пиджака шприц. Сняв оранжевый колпачок, он замер.

— Какого черта?— Он отодвинулся от Сэма и выхватил из кобуры пистолет.— Дерьмо.

Дата добавления: 2015-05-29