КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Часть третья. Хеппи-энд - наша профессия 2 страница
Что же делать? Мотаться из вагона в вагон? Шанс ничтожен. Он старался вспомнить, как происходили прежние взрывы. Во-первых, они гремели в час пик. И на станциях, где больше всего входило либо выходило народу. В центре... или на конечной, где-нибудь на станции «Нефчеляр». Солонин заметил, как косо поглядывают на него пассажиры — на его канадскую куртку, безукоризненный пробор, чувствовали они в нем что-то нездешнее... Где бы он сам постарался положить взрывчатку на месте подрывника? Ясно, что там, где это дало бы максимальный психологический эффект. Чтобы туда успело телевидение, госбезопасность, полиция... И много-много народа... Итак, центр. Значит, подрывник должен выйти за пару остановок от места предполагаемого взрыва. Где? Он внимательно разглядывал схему метро. Станций немного, это не Лондон и не Москва. И все же... Стоило, наверное, взять с собой Турецкого. Он — в одном направлении, я — в другом. И на каждой станции просматривать толпу... Сделать это в принципе можно. Надо только обосноваться в первом вагоне возле двери. И тогда на каждой станции можно просмотреть всех, кто ожидает на платформе. Хотя бы это. Но тех, кто выходит, увидеть уже не удастся... Он уже стал подумывать, что зря взялся за это дело. Как определить террориста? По глазам? Наверное, это возможно, если столкнуться с ним взглядом. Таможенники по глазам, поведению пассажиров часто умудряются заметить нарушителей. Потому что те проходят перед ними по одному. На занятиях у достопочтенного Питера Реддвея это изучалось — вазомоторика и все такое... Беда в том, что почти ни разу не удалось этим воспользоваться. Нет навыка. Может, прямо сейчас пойти и позвонить Турецкому и сказать, что вся их мотивировка, будто что-то сегодня должно произойти, высосана из пальца?
Турецкий обидится и — будет прав. Он, Солонин, сам видел эти выписанные даты разных соглашений, после которых следовали террористические акции, запугивающие, предупреждающие... Надо доверять Турецкому. Как он вовремя просек эту комедию с установкой подслушек в доме свиданий... А ведь тоже риск, эфемерность, ничтожная вероятность. А на самом деле — интуиция, наитие, приобретаемые с опытом. Раздумывая и колеблясь, Солонин вошел в первый вагон и встал у самой двери... Возможно, следовало бы войти в средний вагон, подумал он, ведь чаще всего взрыв случается в середине поезда... Подумал и тут же отмел сомнение. В середине перегона случается взрыв, вот где. Там, в закрытом пространстве — наибольший эффект. И страшнее выглядит по телевизору. Он стоял и смотрел на пролетающие во тьме тюбинги тоннеля. Вот стало светлее — станция... Лица сначала проносились мимо, как размазанные по стеклу. Ни одного различимого. Потом он стал выделять их — сначала молодые лица, потом и другие. Заставляя себя с особым вниманием присматриваться к мужчинам... Но что заметишь в этой толчее? Так он доехал до конечной. Потом снова назад. Глаза заболели от напряжения. Опять возникло желание плюнуть и уйти. Позвонить Турецкому и сказать, мол, чушь собачья, а не работа! Давайте заканчивать. Что тут увидишь? Тем более народу все больше и больше. И все пялятся на лицо славянского происхождения, у которого стоило бы проверить документы. Солонин, сжав зубы, заставлял себя присматриваться к публике, которая продолжала прибывать. Итак, на месте террориста я совершил бы взрыв где-нибудь поближе к телестудии. Чтобы оперативно все засняли... Значит, должны бы эти чертовы террористы, если их не один, а несколько, сесть в вагон за пару остановок отсюда... Но с какой стороны?
Опять начинаются предположения. Кто же выступит в роли террористов? Все те же чеченцы, набившие оскомину, либо кто-то под них? Не азербайджанцы же... Или армяне, которых давно здесь нет. Чеченцы, он это слышал, обычно кучкуются, тусуются, или как еще это называется, в районе площади Ахундова. Что там — гостиницы, дома, где проживают родственники? Какая станция метро там ближе всего? Он еще никогда не работал со столь неопределенными данными. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что... Нет, что — он как раз знает. Но вот куда идти? Солонин почувствовал, как его прошибает пот. В метро становилось душно. Куртку он не решался распахнуть, чтобы никто не заметил, что там спрятано... От этой духоты можно чокнуться. И вдруг он увидел, как на станции «Нариманов» какой-то парень выскочил из вагона и, всех расталкивая, бросился к эскалатору. А в вагоне завопила дурным голосом женщина... Солонин раздвинул уже закрывавшиеся двери, рванув предварительно стоп-кран, и тоже бросился через толпу, работая локтями, пока не настиг парня уже на эскалаторе, когда тот выдохся и остановился. Солонин одним движением перебросил его на соседний эскалатор, ползущий вниз, и там уже потащил за собой, расталкивая всех. Поезд собирался трогаться, когда он замахал дежурной руками: стойте, остановитесь! Наверное, он сделал правильно, что выкрикнул по-английски. Под впечатлением от услышанного и увиденного она замахала жезлом, и двери, зашипев, стали открываться. Солонин сразу подвел упирающегося юнца к вагону, откуда тот выбежал. — Вот он, — закричала снова женщина, — он залез в мою сумку! Солонин с ужасом посмотрел на нее. В сумку? Карманник? Какой прокол — он поймал карманника! Юнец что-то шипел, стараясь вырваться... И вдруг в его руках сверкнул нож, от которого все, включая прибежавшего толстого полицейского, шарахнулись в разные стороны. Но тут нож со звоном упал на рельсы, скользнув между вагоном и платформой, а парень скривился от боли в вывернутой руке. Солонин оттолкнул его в сторону полицейского и вошел в вагон. Еще не хватало засветиться из-за какого-то карманника... За ним в вагон вошли еще несколько мужчин, и двери снова закрылись. Солонин подумал, что теперь он отделен от дверей, из которых разглядывал пассажиров на станциях, и стал проталкиваться вперед.
— Я сейчас выхожу, слушай, не надо толкаться, — недовольно сказал стоявший впереди мужчина. Он обернулся, и тут же Солонину послышалось что-то вроде попискивания, исходящего из груди этого мужчины. Только на мгновение, не больше, он встретился взглядом с этим мужиком лет сорока. Что это он так быстро, пряча глаза, отвернулся? А попискивание откуда? Или уже мерещится? Солонин схватил его в самый последний момент, когда тот собирался выходить. И держал, пока не закрылись двери. — Слушай, я тебя знаю? — спросил он мужика. — Мы ж давно не виделись! Помнишь меня? Мужик рванулся к дверям, потом оттолкнул от себя Солонина, но — тщетно. Поезд уже катился дальше. — Не знаю я тебя! — зашипел мужик. — Что ты ко всем пристаешь? — Ну как же... — не отставал Солонин. — Ахмед ты. Меня уже не узнаешь? Ты ж у Кадуева работаешь! «Ахмед», или как его там, явно нервничал. Старался как можно скорее выйти из вагона. На следующей станции он почти вытащил на себе повисшего на нем непрошеного знакомца, но Солонин снова втащил его обратно. — Что вы пристали к человеку? — возмущались по-русски и по-азербайджански пассажиры. — Да знаю я его! — воскликнул Солонин, краснея от возбуждения. — И он меня помнит. Только не признается... Ну что? Когда? На сколько поставил? Где?! — Солонин уже кричал. — Ведь и сам не уцелеешь! Куда засунул, ну? Ведь рванет сейчас — никто не уцелеет! Пассажиры пятились, боясь к ним прикоснуться, они бледнели и оглядывались. — Ну! — кричал Солонин. — Где бомба? Говори! Сейчас один в вагоне останешься! Тот упирался, надеясь, видно, вырваться на следующей станции. Раз молчит, время еще есть, думал Солонин. Еще остался один перегон. — Да вот его корзина поставлена, вот тут он стоял... — вдруг закричала какая-то женщина. — Не трогайте! — крикнул Солонин. — Не прикасайтесь! Я сам посмотрю! Всем лечь на пол! Не отпуская мужика, Солонин протиснулся между пассажирами к корзине, оставленной под сиденьем. Корзина плетеная, крышка сплошная, деревянная.
— Осторожно! — вдруг выкрикнул «Ахмед». — Не открывай! Не открывай! — И упал на пол, увлекая остальных. Ну да, лихорадочно соображал Солонин, видимо, мина не поддается обезвреживанию... И, судя по паническому крику этого «Ахмеда», вот- вот взорвется... — Остановите поезд! — крикнул он пассажирам. — Тяните на себя стоп-кран! И сразу освобождайте вагон! Ему удалось раздвинуть прутья корзины, он почти добрался до механизма часов, на ощупь — обыкновенный будильник... И тут так рванули тормоза, что он вместе с корзиной отъехал в сторону, потеряв нащупанный было механизм... По-видимому, счет шел на секунды. Солонин чувствовал, как пот стекает у него по щекам. Слышал, но не видел, как зашипели двери и люди, буквально вываливались на пути, толкая друг друга. Наконец он нащупал проводок... Тот самый или для самоликвидации? Потом пальцы нащупали еще два. Тот, первый, он это чувствовал, был слишком натянут. Возможно, соединялся с крышкой корзины. Осторожно, намотав на палец, он оторвал один, потом другой... Часы, казалось, теперь стучали не так сильно и часто... Теперь бы аккуратненько, нежно — отсоединить и этот... Вот так... Он откинулся на спину, переводя дыхание. Огляделся. В вагоне никого не было. В том числе и «Ахмеда». В соседних вагонах — тоже никого. И никого не видно за окнами. Люди разбегались по тоннелю в разные от опасного вагона стороны. Что ж, у них было на это право. Право дилетантов, ни черта не понимающих в технике взрывов — уносить подальше ноги от места, где грозит опасность их жизням. У него, профессионала, не было такого права. Это была его работа. И все равно стало обидно. Бросили его. И, кстати, как бы не бросили этого чертова «Ахмеда»! Он вскочил на ноги, выглянул из вагона. По тоннелю гулко разносились голоса тех, кто удирал. До террориста ли им было? Сегодня я уцелел, и ладно. Завтра, возможно, такой опасности уже не будет. Завтра — очередь других... Солонин снова подумал о том, что ему рановато светиться. Но подумал об этом как-то вяло. Он уже засветился в последнее время. И слишком устал от всех этих стрессов. Везде надо было или успеть, или приложить максимальные усилия, чтобы кого-то спасти. И сегодня кое-что удалось. Граждане славного города Баку должны быть ему признательны. Он войдет в их легенды, как неизвестный янки, ценой своей жизни спасший их. И кстати, спасший не известных никому жителей Москвы, поскольку неминуемо произошел бы ответный взрыв в московском общественном транспорте. Так размышлял он, продвигаясь по рельсам в обратную сторону от движения поезда, полагая, что полиция вот-вот появится. «Ахмед» наверняка смылся, всем было не до него. Ну и черт с ним! Важно то, что он, Солонин, снова убедился: группа Кадуева — универсальная бандитская группа, хорошо подготовленная, насколько можно быть хорошо подготовленным в чеченских тренировочных лагерях. И он не случайно с ними постоянно встречается... Ареал этой группы, то бишь территория, — Азербайджан, включая Иран. Они творят здесь диверсии, время от времени меняя заказчиков... Похоже, именно они умыкнули президентского сына, поскольку потом снова пытались его похитить из посольства Тегерана. На кого они все-таки сейчас работают? Наверняка прежде всего на себя. А уж потом на тех, кто больше заплатит. Теперь он, Солонин, у них враг номер один. Этот «Ахмед» наверняка доложит Ибрагиму Кадуеву о том, что операцию сорвал все тот же шайтан, принявший обличив американца... Пора бы им испытать по такому случаю нечто вроде мистического страха. И подумать, что Аллах не одобряет их деятельности. Солонин усмехнулся. Он быстро шел, обгоняя шедших впереди. Поглядел на часы — пора звонить Александру Борисовичу. Он там, поди, заждался.
Мы вышли из гостиницы и сели в ее машину. По-моему, ее не беспокоило, что на нас оглядывались. Она будто бросала вызов окружающим: а разве вы не знаете, что мой муж собирается со мной разводиться? Так разве удивительно, что я флиртую с иностранцами? Она даже взяла меня под руку, когда мы выходили из гостиницы. — Фикрет, — сказала госпожа Мансурова водителю. — Ступай погуляй, поешь мороженого... У нас с господином секретные переговоры. Здоровенный детина, имевший, по-видимому, иные инструкции от хозяина, что-то недовольно пробубнил, вылезая из машины. Впрочем, его недовольство могло быть связано только с тем, что приходилось с его-то комплекцией лишний раз выбираться из довольно тесной машины. — Что вы собирались мне сказать? — спросил я. — Я в этом не специалист, но, по-моему, нас здесь никто не услышит, — сказала Фирюза, оглядываясь по сторонам. — Вам не кажется? Я с сомнением огляделся. Черт его знает. Какие-то молодцы с короткими бородками крутились возле входа в гостиницу. Обыкновенные бездельники. Такие есть в любом городе, возле любой гостиницы, находящейся в центре. Но под них легко косить тем, кто хочет кого-то выследить. — Было бы идеально оказаться в самом центре площади Свободы, где нас не достанут самые узконаправленные микрофоны, — сказал я. — Но там за нами будут следить все кому не лень. — Вы же видите — стекла тонированные, — сказала она. — Вы-то чего беспокоитесь? Речь идет о моей репутации и о моём муже. — Просто мне должны звонить. — Я посмотрел на часы. Было уже около трех. Вот-вот должен был позвонить Солонин. — Плевать! — произнесла она свое любимое словечко. — Чуть отъедем, и я к вашим услугам. Она вышла из машины и села на место водителя. Мы отъехали совсем немного, сразу свернули за угол. Я обернулся, чтобы определить, не следует ли кто за нами. — Остановитесь здесь, — сказал я. Она послушно нажала на тормоза и оглянулась. Наверное, тоже интересовалась тем же, что и я. Когда мы отъезжали, я постарался рассмотреть все машины, которые стояли возле гостиницы. И точно, одна из них — «судзуки» — отправилась вслед за нами и, когда наткнулась на нас за углом, то заметалась в тесном проулке, не зная, что делать. Им бы все устраивать погони, думал я, следя за маневрами «судзуки», а тут догонять не надо и сзади не пристроишься — всего несколько метров за поворотом. В конце концов, чтобы не выдавать себя еще больше и сохранить лицо, водитель «судзуки» и его пассажиры проехали мимо нас, но впереди тоже стояли машины, так что им пришлось ехать чуть ли не до конца переулка. Представляю, как они там матерились, если еще не забыли за годы независимости язык своих угнетателей и колонизаторов. — Здорово! — сказала она, с восхищением посмотрев на меня. — Вас где-то этому учили? — У нас мало времени, — ответил я. — Вон там они развернутся и поедут назад. И встанут где-нибудь рядом на другой стороне... Что вы собирались мне сказать? — Чеченцы продали моему мужу архивы Грозненского нефтяного института, — сказала она. — Там есть описание месторождений нефти и газа на Кавказе и в Каспийском бассейне... Тогда они не понимали значения этих документов. Продали за пару десятков тысяч долларов. Мансуров уверен, что теперь это стоит сотни миллионов. Никто не знает, где он их прячет. Потому чеченцы стараются с ним ладить. Сколько это будет продолжаться — тоже никто не знает. Они оберегают моего мужа и в то же время за ним следят. А когда он стал выкупать у них русских пленных, насторожились... — Откуда вы об этом знаете? — спросил я. — Еще совсем недавно он мне доверял и всем этим со мной делился, — усмехнулась она, закуривая. — Потом кое о чем стала догадываться, и он смолк. Эти чеченцы перед ним заискивают. Но в то же время он их боится. И, думаю, они за что-то злы на меня. В этой машине, вполне возможно, они. А вдруг они знают, что вы русский? Кстати, ваш молодой помощник, как его, мистер Кэрриган... он ведь тоже русский? — От вас ничего не скроешь, — вздохнул я. — Что вы, что Делара разоблачили нас мгновенно. — Да-а?.. — протянула она разочарованно. — Она тоже? Ну я-то, извините, иностранцев изучила... Русского, каким бы произношением там или манерами он ни владел, я вижу сразу. Но она-то как распознала? — Женское чутье, — дипломатично ответил я. — При чем здесь чутье? — отмахнулась она. — От Делары я этого не ожидала. Ну ладно я, бывшая валютная проститутка, мужиков вижу насквозь, иностранцев — тем более. Или она втихую занималась тем же? Кстати, если вам интересно, этого бельгийца я знала еще в Москве. И здесь мы все это просто продолжили. — Это все, что вы хотели мне рассказать? — спросил я, заметив, что возвращается наш «судзуки». — А вам мало? — спросила она. — Ну что вы, — ответил я. — Это весьма интересно. Значит, ваш муж действительно выкупает русских солдат? Я старался скрыть свой интерес к архивам Грозненского нефтяного института, о которых она рассказала. Хотя понимал, какое это важное сообщение. Об этих документах я слыхал, еще работая в прокуратуре. Архивы, насколько я помню, считались сверхсекретными, было возбуждено уголовное дело по факту их исчезновения или продажи кому-то. Не я вел это дело, но Костя Меркулов должен бы помнить подробности. — Пришла пора поговорить о чем-нибудь другом, — сказала она. — Что, если вы сядете ко мне и мы начнем целоваться? Пусть они подумают, что у нас любовное свидание. — Интересный ход, — смутился я. — В каждом нормальном детективном фильме, чтобы скрьггь свои деловые отношения, агенты и резиденты разного пола начинают целоваться, когда мимо проходит полиция. И зрители этому охотно верят, забывая, что полицейские подобные киноэпизоды видели еще в детстве... — Я вам не нравлюсь? — спросила она. — Я этого не сказал. «Судзуки» остановился напротив, и, похоже, там уже нацеливали в нашу сторону длинные микрофоны. — Нас слышат, — сказал я. — Поэтому лучше прекратить эти разговоры. Она пожала плечами, включила зажигание, резко дала задний ход, так что от нас шарахнулись несколько прохожих. — В Москве вас бы оштрафовали, — заметил я. — Может, я об этом только и мечтаю! — сказала она с вызовом. Мы подъехали к гостинице. — Поднимемся и поговорим? — спросил я, выходя из машины. — Мне должен позвонить мой друг. — Вы вполне могли взять с собой ваш сотовый, — сказала она. — Во всяком случае меньше риска, что вас подслушают. С этими словами она отъехала, махнув на прощанье рукой. Я смотрел ей вслед. Мир тесен. Быть может, я ее даже видел где-нибудь возле «Национала» или «Космоса». И тогда она вряд ли обратила на меня внимание — мол, еще один лох смотрит, разинув рот, распустив слюни... Я действительно смотрел и поражался: самые красивые женщины Москвы здесь. Не в театре, не в кино или дома с детьми... Я поднялся к себе наверх. Проверил автоответчик. Нет, Солонин еще не звонил. А пора бы. Я ходил по номеру, поглядывая на часы, и злился на Солонина. Не следовало поддаваться на его авантюру. Ну, где он сейчас? Что делает? Выслеживает в толпе неизвестно кого? Как я мог увлечься его бредовой идеей? Пусть его там хватают, проверяют документы... Мы и так засвечены дальше некуда. Но допускать гибели безвинных людей нельзя! Даже если вероятность того, что это произойдет, — ничтожно мала. Я сам сбил его с толку, решив, что после определенного события неминуемо должно что-то где-то взорваться... В метро, например. Бред сивой кобылы, но проклятое чутье, наличию которого я сам уже не рад, подсказывает: что-то должно произойти, и именно сегодня. Ясновидец... Так это теперь называется. Поэтому (я снова посмотрел на часы) следует немедленно звонить Алекперу И я двинулся решительным шагом к спутниковому телефону и уже протянул к нему руку, как он сам зазвонил. Я даже вздрогнул. В Москве существовала некая мистическая связь между мной, Меркуловым и Грязновым. Стоило подумать: хорошо бы позвонить, и такая же мысль тут же возникала у моих друзей. И вопрос был лишь в том, кто первый дотянется до трубки. Я поднял трубку. Это был Алекпер. — Там что-то произошло в метро, — сказал он. — Взрыв? — Почти, — сказал он. — Но его непостижимым образом предотвратил один человек. И, по- моему, вы знаете, о ком речь. Все говорят о каком-то американце, который сперва поймал в вагоне метро карманного вора, а потом террориста. Он и разрядил его бомбу... Представляете? Лучше включите телевизор, там все узнаете подробней. — Его поймали? — спросил я. — Вы про кого? — спросил Алекпер. — Про террориста или про вашего друга? — Думаете, это был он? — спросил я скорее по инерции, хотя прекрасно понимал, кто это был. — А вы сомневаетесь? — спросил Алекпер. — Конечно, я все понимаю. И все знаю... Я кивал, слушая его, и смотрел на экран телевизора. Там была возбужденная толпа орущих людей, наперебой рассказывающих полиции и репортерам о происшествии в метро. Солонина среди них, конечно, не было. — Вы смотрите? — спросил Алекпер. — Помните стихи вашего классика? Ищут прохожие, ищет милиция... — Это наш общий классик, — ответил я, — поэт нашего детства. Я чувствовал, как с души скатывается огромный камень. Солонин жив, с ним все в порядке. И мне, ясновидящему, кое-что от него причитается... — Вы слушаете? — спросил Алекпер. — Нельзя ли, чтобы ваш знакомый освободил нам Карабах? По-моему, это ему под силу. — Хорошая шутка, но опасная, — сказал я. — А кто террорист? Насколько я понял, он вор-карманник? — Нет, это разные люди. Ваш друг поймал карманника и сдал полиции. А вот террорист сбежал. — Тут уж он оплошал. Вы уж извините его. Алекпер засмеялся. — Представляю, как вы за него переживали, — сказал он. — А что, кстати, он делал в метро? У вас сломалась машина? — В общем, да, — ответил я, не зная, что сказать. Голова шла кругом от ликования. Ай да Турецкий, ай да Солонин! — Что ж не сказали сразу? — не отставал мой собеседник. — Мы бы срочно заменили вам машину. Самед предупреждал меня о ваших возможностях, но то, что совершил ваш друг, — выше моего понимания. — Моего тоже, — я продолжал глядеть на экран телевизора. Там показывали тот самый вагон, какую-то корзину, скромную такую корзину сельского жителя, приехавшего в столицу... И тут я услышал, как кто-то скребется в дверь. Впрочем, что значит кто-то? Это был господин Кэрриган собственной персоной. Витя стремительно вошел в комнату, прошел мимо меня, как мимо столба, уселся перед экраном, закинув, по обыкновению, Ноги на спинку кресла. — Давно показывают? — спросил, глядя на внутренности корзины, демонстрируемой перед камерой. — Алло, — сказал Алекпер, когда я снова взял трубку. — Так что, поменять вам машину? — Пусть лучше нам дадут наконец горячую воду, — сказал я, глядя на прямую спину Вити Солонина, который глаз не мог оторвать от экрана.
Грязнов прилетел в Тюмень с первым самолетом. Володе запретил встречать себя, причем категорически. — Надо будет, найду тебя сам, — были его последние слова по телефону. В аэропорту было пустынно. На стоянке такси тоже. Парочка частников, злых и осунувшихся от недосыпа, с надеждой смотрели на него. Вячеслав Иванович мысленно пересчитал содержимое своего тощего бумажника и решительно шагнул к тому, кто показался ему в предутренних сумерках более сговорчивым. — Гостиница «Сибирь», — сказал ему Грязнов. — Так не пойдет, — вмешался другой, злой и в более тяжелой весовой категории. — У нас очередь. Слышь, Пенал? А что, прозвище подходит, подумал Вячеслав Иванович, глядя на водителя, которого выбрал. — Клиент всегда прав, — сказал Вячеслав Иванович. — Поехали! — Ты не понял меня, нет? — склонился к окошку тяжеловес. Это в Москве узнают меня по кожаному пальто, которое пора бы сменить, подумал Вячеслав Иванович, выбираясь из машины. До Тюмени моя слава еще не добралась. Сегодня доберется. — Мне без разницы, — сказал Грязнов, пересаживаясь в другую машину. — Только побыстрее. — Тебе куда? — спросил тяжеловес, садясь за руль. Пенал уныло смотрел им вслед... Правда, в последний момент Грязнов видел, как к Пеналу подошли двое пассажиров с чемоданами. Он еще не знает, как ему повезло, подумал Вячеслав Иванович. Как и этот не знает, что день для него начался неудачно. — В гостиницу «Сибирь», — сказал Грязнов. — Пятьсот, — ответил водитель, глянув на пассажира. Взгляд испытующий, злобный. Если стану торговаться, пожалуй, скинет где-нибудь по дороге, подумал Вячеслав Иванович. И потому ответил небрежно: — Пятьсот так пятьсот... Только побыстрее. — Долларов, — пояснил тот. — Ну а я про что? — поднял брови Грязнов. — Ты бы, милый, поменьше торговался, а побыстрее ехал. Везде они одинаковы, думал он. Что в Шереметьеве, что здесь... Попробуй согласись с его ценой. Сразу начнет жалеть; что не запросил больше... Он в разное время допрашивал таких вот фраеров, теряющих голову от жадности. Перестают соображать, когда начинают себе представлять, сколько упустили. И вполне могут ограбить пассажира, выкинув где-нибудь по дороге. Этот, похоже, из таковских. Зря я с ним связался. Можно было бы доехать без приключений. А сейчас, нет, чуть подальше, придется остановиться... Вон сам не свой сидит, себя накручивает. А что? Время еще темное, трасса пустынная, кто заметит? Грязнов поймал на себе испытующий взгляд в зеркало заднего обзора. Мол, на что этот лох способен... Попал, подумал по себя Вячеслав Иванович. Стал бы торговаться — скинул бы просто так. Не стал торговаться — показал себя денежным мешком. Скинет с проломленной черепушкой... А время идет. Володя там ждет не дождется, а его, старого черта, угораздило сесть к этому звероподобному водиле. Мотор стал выдыхаться. Вот-вот, подумал Вячеслав Иванович, и к гадалке не ходить, сейчас остановит, потом попросит выйти, ну и так далее. Раньше об этом слышал только на допросах, теперь придется испытать на себе. Вот если у него пистолет — это хуже... Мотор заглох. Они остановились. Вячеслав Иванович оглянулся. Сзади накатывала тачка Пенала. — Вот гадство! — сказал водила. — Ну как знал. Всегда так, когда торопишься... И вылез из машины, как только Пенал промчался мимо. — Слушай, помоги, — склонился он к окошку. Значит, пистолета у него нет, подумал Грязнов. Иначе вел бы себя по-другому. Грязнов вылез из машины. — Слушай, не валял бы ты дурака, — сказал он негромко. — Я бы тебе кое-что продемонстрировал, да лень с утра. И тороплюсь. А у тебя, поди, даже лицензии нет... — Ты это кому?.. — вытаращил тот глаза и замахнулся монтировкой, но тут же согнулся пополам, застонав от боли в заломленной руке. Монтировка со звоном упала на промерзший асфальт. — На мента ты попал из самого МУРа. Не повезло тебе, — с сожалением и даже с некоторым сочувствием сказал Вячеслав Иванович. — Прямо не знаю, что с тобой делать... За руль тебя сажать неохота. Опять придуряться начнешь. Может, так, пешочком дойдешь? А я машину твою оставлю возле «Сибири»? Водила кряхтел, выл, скрипел зубами. — Да не дергайся ты! — усмирял его Грязнов. — Ведь не понимаешь, когда с тобой по-хорошему. Значит, договорились... Жадный ты больно. А это нехорошо. Ну не взыщи, машину я у тебя пока конфискую. Не замерзнет, думал Вячеслав Иванович, садясь за руль, одет прилично, перебьется. «Жигуль» спокойно взял с места, и вскоре снежный вихрь заклубился за ним, отдаляясь от коварного водилы. А Грязнов уже думал о Фрязине. Володя дотошный, из-под земли, если что нашел, выроет... Надо же, где-то в Сибири нашел кроссовки, оставившие след на том резиновом коврике. Если это, конечно, они. Сорок шестой размер — не такая уж редкость, но кое о чем говорит. И все-таки редкий размер. Убийце, наверное, было лень их выбрасывать. Помыл кое-как и успокоился. Нет, милый, все только начинается... Столько их кололось на таких мелочах. Вячеслав Иванович открыл бардачок. Права... техпаспорт. А вот лицензии нет... Он полистал права. Дягтерев Сергей Пафнутьевич. Ну-ну. Все при нем, все как у людей. И нестарый вроде... А вот хамство и жадность довели до греха. Мимо промчались в сторону аэропорта одна за другой несколько машин. Трасса понемногу оживала. Значит, не пропадет, думал Вячеслав Иванович о хозяине машины. Я же его предупреждал как человека... Таких надо учить. Чтоб в следующий раз подумал, прежде чем пускать в ход свое рвачество. И то хлеб. ... В гостинице Вячеслав Иванович оформил номер по броне здешнего ГУВД, но поднялся не к себе, а в номер к Володе. Дверь долго не открывали. — Кто там? — послышался наконец голос с кавказским акцентом. Этого еще не хватало, подумал Грязнов. Видно здорово влип мой сотрудничек. — Милиция! — грозно сказал Вячеслав Иванович. — Сейчас же откройте! Дверь приоткрылась. Грязнов властно толкнул ее, отбросив кого-то, кто стоял за ней, и вошел в комнату. Володя сидел на стуле, привязанный к его спинке, с кляпом во рту. — Что здесь происходит? — спросил Грязнов впустившего его небритого кавказца с борцовской шеей. Грязнов оценивающе смотрел на растерявшегося сына солнечного Кавказа. — Он мои кроссовки украл! — закричал Тимур, указывая на Володю. — Л вы кто такой? Покажите документы! Грязнов сунул ему под нос свое удостоверение, потом освободил Володю от кляпа и веревки.
Дата добавления: 2015-05-29; Просмотров: 271; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |