КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Часть третья. Хеппи-энд - наша профессия 3 страница— Я действую в рамках операции «Чистые руки», — объяснил Грязнов Тимуру. — Министерство внутренних дел выявляет сотрудников, использующих служебное положение с целью личного обогащения... Теперь предъявите ваши документы. — Вот он... использовал свое служебное положение. — Указывая на Володю, Тимур второй, дрожащей, рукой протягивал свой паспорт. — Спал у меня в номере, воспользовался моим гостеприимством... Еще один, которого сгубила глупость и жадность, подумал Грязнов, вглядываясь в Тимура. Потом перевел глаза на Володю. — Зачем вам понадобились кроссовки этого гражданина? — спросил он, разглядывая документы Фрязина. — Я... никогда не видел таких больших, — пролепетал Володя. — Сам не знаю, что на меня нашло... — И не стыдно? — спросил Грязнов. — Позорите нашу славную милицию... Фрязин Владимир Васильевич... Документы вроде настоящие. Ну что ж, составим протокол изъятия вещдока. — Не надо протокол, — замахал руками Тимур, — не надо акт! Пусть отдаст, и все. — Тогда вы должны написать заявление, что эти кроссовки принадлежат вам, — сказал Грязное. — Иначе зачем было меня сюда вызывать? — Я тебя, дорогой, не вызывал. — Тимур подозрительно посмотрел на Грязнова, потом перевел взгляд на испуганного Фрязина. — А кто нам звонил в Управление внутренних дел? — спросил Вячеслав Иванович. — Не он же? — Не знаю, кто звонил... — бормотал Тимур, покрываясь потом. — Пусть отдаст, и я его прощаю. — Минуточку, минуточку... — поморщился Грязнов. — Во-первых, где кроссовки? Володя, подыгрывая начальнику, кивнул в сторону шкафа: — Там внизу такой ящичек есть. Я их туда сунул. Сам не понимаю, что это со мной вчера было. Выпил лишнего, ну и... — Такой неблагодарный, — говорил между тем Тимур, извлекая драгоценную пропажу из шкафа. — К тебе как к человеку, шубу не хочешь — возьми, дорогой, дубленку... Так ему мало! Чужие кроссовки взял! — Вы взяли в качестве взятки дубленку? — спросил Вячеслав Иванович у Володи. — Да как вы могли? — Они мое пальто выбросили, — стал объяснять Володя. — Прямо из самолета... — Ничего не понимаю... — остановил его Грязнов. — Вы меня запутали окончательно. Ваши кроссовки или не ваши? — обратился он к Тимуру. — Мои, — подтвердил тот. — Тогда оформим протокол. Грязнов присел к столу и начал писать. — Вот здесь и здесь, — сказал он Тимуру, — вам надо поставить свою подпись. Прочитайте, здесь говорится о том, что эти кроссовки ваши. Тимур тупо уставился в листок, лежавший на столе, и вдруг отбежал, рванул на себя дверь, выглянул в коридор. — Гоша! — заорал он. — Гоша, иди сюда, дорогой! Потом вернулся к столу и сказал Грязнову: — Вот начальник мой сейчас подойдет, пусть он сам с вами разбирается. Неужели ошиблись, подумал Грязнов. На убийцу этот дурачок не тянет. Решил пожаловаться начальнику или своему покровителю. Похож на перепуганного базарного торговца. Кого он может убить, если сам себя боится? Или для него все равно, что убить человека, что зарезать барашка? Гоша вошел, вернее, ввалился в номер в своем обычном гостиничном наряде — трусах. О Господи, подумал Вячеслав Иванович, это и есть тот самый Козлачевский? Он пристальным взглядом окинул всех присутствующих. Пожалуй, это прокол, подумал Грязнов. Он меня, кажется, знает. — Что случилось? — спросил Гоша. — Тимур, что ты везде со своими галошами носишься! Надоел уже... Опять пропали, что ли? Или сперли? — Ваши документы, — сказал Вячеслав Иванович, — вы кто, вообще? — А, милиция. — Гоша злобно посмотрел на своего телохранителя. — Добро пожаловать... Только с собой у меня документов нет. — Это ваш человек? — спросил Грязнов. — Мой, — кивнул Гоша. — А это ваш? — И показал на Фрязина. — Это сотрудник органов внутренних дел, — ответил Грязнов. — А мы не могли с вами видеться где-то раньше? — Вполне могли, — сказал Гоша, — если вы в МУРе служите. — Служу. Вот сейчас приходится заниматься очищением наших рядов от тех, кто позорит свой мундир недостойными действиями. — Давно пора, — сказал Гоша. — Очищать ряды. Но этого парня я бы на вашем месте не трогал. — Он протянул руку в сторону Володи. — Чудной он у вас какой-то. От шубы отказался, а кроссовки его увел. Это как понимать? — Вы мое пальто выбросили, — в какой уже раз взялся объяснять Володя, — а шуба мне велика. — А эта обувка, значит, в самую пору? — спросил Гоша и потянулся к кроссовкам, чтобы забрать их. — Минуточку, — сказал Грязнов. — Сначала надо сделать все, что положено. Пусть ваш человек подпишет этот документ. И вы тоже подпишите, как свидетель, вернее, понятой. Поставьте свою подпись, что удостоверяете... — Он сам сейчас все удостоверит, — перебил его Гоша и повернулся к Тимуру: — Придется тебе, родной, подписать, раз такое дело, раз до милиции ты дело довел. — Я их, клянусь отцом, не вызывал! — прижал руки к груди Тимур. — Да ты вчера такой хай поднял, — махнул рукой Гоша. — Всю гостиницу на ноги поднял. Аж до Москвы твой крик долетел. Даже товарища полковника побеспокоил... Лицо Тимура рухнуло от страха. — Гоша, дорогой! Мне эти кроссовки нужны. Я каждый день утром бегаю, чтобы форму поддерживать. Ты сам говорил, чтоб я всегда был боеспособным... — Подписывай, — приказал Гоша. — И забирай свою обувку. — Не все сразу, — сказал Грязнов. — Мы должны возбудить дело на нашего сотрудника, допустившего такое правонарушение. Сегодня же он будет отправлен в Москву для выяснения всех обстоятельств... И для этого нам нужны доказательства его неправомерных действий. Значит, обувка эта приобщается к делу гражданина Фрязина. Гоша смотрел на Тимура с какой-то странной печалью, будто видел его в последний раз. — Будешь теперь в валенках по утрам бегать, — сказал он. — И ждать, когда из Москвы их назад тебе пришлют. Верно я говорю, товарищ полковник? Этот Тимур — что... думал Вячеслав Иванович. Вот Гоша — настоящий зубр. Такие всегда придурками прикрываются. Похоже, что Володька был прав. Не факт еще, но Козлачевский уже понял, что к чему. Теперь осталось доказать, что рисунок подошвы, оставшийся на резиновом коврике, — от этих кроссовок. И если это так, то кровь, хоть самая малость в какой-нибудь щелочке, на этой подошве осталось. — Ну так что? — спросил Вячеслав Иванович Гошу. — Вы подтверждаете, что кроссовки фирмы «Пума» принадлежат вот этому человеку? — Подтверждаю, — кивнул Гоша, — так сказать устно, подписывать ничего не намерен. Хватит вам подписи этого придурка... — Зачем так ругаешься? — вспылил Тимур. Гоша не ответил. Только многозначительно посмотрел на Грязнова, потом на Володю, мол, этот Тимур — ваш, а я умываю руки. И вышел из номера. Конечно, он знал, зачем сюда прилетел Фрязин. Знал и понимал, на кого тот положил глаз. Но если этот Тимур дурак, сам лезет в петлю, почему он должен следовать за ним? Грязнов подошел к окну. Посмотрел на площадку, где оставил угнанную машину. Она по- прежнему там стояла, и Вячеслав Иванович подумал, что хозяин не добрался до города. И еще он почувствовал угрызение совести, хотя по-другому и нельзя было поступить с этим водителем. Тимур молчал, белки его глаз стали розовыми. Сейчас начнет махать руками, подумал Грязнов. А что еще ему остается? Может, конечно, сказать, что в тот вечер случайно оказался в том доме и подъезде, где убили Бригаднова. А след на резиновом коврике? Только бы все совпало — и показатели крови, и след кроссовки, — тогда ему не отвертеться. Вячеслав Иванович уже почти не сомневался, что убийца перед ним. Но как половчей вывезти его в Москву? Впрочем, этот Тимур — синица в руке. А вот журавль — только что вышел из номера, взмыл, можно сказать, в небо. И попробуй его поймать. Грязнов снова посмотрел в окно. Машина стояла на месте, но из ее выхлопной трубы уже вился дымок. Даже показалось, что слышится урчание мотора. Не угоняют ли? Нет, угонщик бы рванул сразу, не прогревая мотор. Только хозяин будет беречь его, следя за тем, как поднимается температура воды и масла.
— Ты на кого работаешь, Ибрагим? — спросил Мансуров. — На тебя, хозяин, — усмехнулся Кадуев. Они сидели в ресторане «Гюлистан» за отдельным столиком, в самом углу, где можно быть уверенным, что никто не подслушает. — Вчера в метро — это твоих рук дело? — спросил Мансуров. — Да, — кивнул Кадуев. — Мой человек. — Если я — твой хозяин, почему не спросил моего согласия? Кадуев пожал плечами, равнодушно оглядывая немногочисленную публику. Было начало вечера, самое веселье впереди. — Ты заметил, что, как только стараешься меня обойти, у тебя ничего не получается? — спросил Мансуров, закуривая. — Заметил, — недобро осклабился Кадуев. — Будто ты контролера за мной приставил. Я не ошибаюсь? — Ошибаешься. Никого я к тебе не приставлял. — Он ведь русский, — сказал Кадуев. — По- английски говорит, но нас не обманешь. Мы в России столько лет прожили... — Почему ты решил, что я об этом что-то знаю? — спросил Мансуров. — Если бы это был мой человек, разве я стал бы употреблять его таланты на то, чтобы следить за тобой? Я использовал бы его вместо тебя. Уж извини, о нем сейчас рассказывают легенды. Люди видели его в метро и показывают, будто он говорил только по-английски. Почему тебе хочется, чтобы он был русским? — Русский, — стоял на своем Кадуев. — И поэтому ты стал так о русских пленных беспокоиться. Не надо меня обманывать, дорогой. Может, от меня отделаться желаешь? Слово «отделаться» Кадуев произнес по-русски. И Мансуров грустно усмехнулся. — А тебе не кажется, дорогой, что это мы от России никак не можем отделаться? Русское оружие, русские деньги, русские рынки, русские женщины... — У меня в Москве была русская баба, — мечтательно произнес Кадуев. — Я ей из Ведено звонил, потом из Урус-Мартана. Сидишь под бомбами, снарядами, грохот, крик... думаешь, последний раз поговорим. Она ласковая была, любила меня, хоть и замужем. Как в Москву приеду — сразу к ней. Верней, она ко мне прибегала в гостиницу. На ночь не оставалась. Дочка у нее, ну и муж, я уже говорил. И вот звоню я ей, а она спрашивает: ты в Москве? Где остановился? В «Алтае», в «Восходе»? Я, когда туда приезжал, всегда в этих гостиницах останавливался. Нет, говорю, я в Ведено, по спутниковому телефону с тобой беседую. Слышишь, как бомбы рвутся? Это их твой муж на меня бросает. Ее муж летчиком был. А она отвечает: это не он, сейчас он здесь, в Кубинке. В Чечню еще не направляли. Ты береги, говорит, себя. Под пули не лезь. Когда закончится война, приезжай, буду ждать тебя. Вот так... И еще про жену спросит, про мать, детей... Она мне лекарства доставала, когда я в Москву приезжал. — А меня укоряешь за жену, — сказал Мансуров. — Это другое. У мусульманина жена одной веры быть должна, — ответил Кадуев. — Иначе какой ты муж, если твоя жена не хочет даже твою веру принять? — Вот и хочу с ней развестись, — вздохнул Мансуров. — Ты говорил, обещал даже, что твои люди за ней проследят, если с другим мужчиной заметят. — Видели, как она ездила в посольство, — сказал Кадуев, — но ничего определенного узнать не удалось. Говорю тебе — кто-то все время за мной следит. Кто-то заранее узнаёт, что я хочу сделать. В общем, кто-то предает меня. Не ты ли? — Это ты меня подставляешь... — с обидой ответил Мансуров. — У тебя ведь хозяин тот, кто заплатит, верно? Кадуев не ответил, приложился к соломинке, торчащей из фужера с фруктовым коктейлем. Молча пил, не сводя взгляда с Мансурова. — Я очень продешевил, когда продал тебе архивы, — сказал он наконец. — Кто знал, кто знал... — развел руками Мансуров. — Я и сейчас не продал бы их никому, кроме тебя, — сказал Кадуев. — Но просить у тебя, чтобы ты возвратил разницу, — могу. — И просишь, — кивнул Мансуров. — Каждый раз просишь, Ибрагим. Я тебя понимаю. Но денег нет. Мне дорого обошлось спасение своего брата. Вы своих родственников выкупаете за большие деньги, почему я не могу? — Понимаю... — сказал после паузы Кадуев и отставил фужер в сторону, — но архивы у тебя хоть в надежном месте? Краем глаза Мансуров заметил, как напряглись люди Кадуева, сидевшие от них через столик. По-видимому, фужер с коктейлем служил чем-то вроде условного сигнала. Люди Мансурова следили за своим хозяином и поведением его собеседника. Но незаметно было, чтобы они что-то почувствовали. — Архивы не здесь, — ответил Мансуров. — И они не принадлежат ни мне, ни тебе. Они принадлежат мусульманскому миру. Всемудрый Аллах позволил Западу изобрести машины, чтобы поставить его в зависимость от правоверных, обладающих нефтью. — Я не доверяю тебе, — медленно произнес Кадуев. — Ты продал эти архивы русским. За брата. Так? — Нет, — спокойно ответил Мансуров. — Зачем, не понимаю, ищешь ссоры? Ты сам работаешь на русского бизнесмена по кличке Гоша. И теперь желаешь упредить мои обвинения, говоря, что я продал наши величайшие секреты русским? — Какие это секреты? — усмехнулся Кадуев. — Это русские, которые работали в Грозном, составили эти карты и планы. И русские знают, что они у нас. И должны начать на них охоту. Так? — Да, это уникальные документы... — Мансуров тревожно оглянулся на своих телохранителей, заметив, как насторожились люди Кадуева. Но телохранители были слишком увлечены собственными разговорами, успокоенные мирной беседой своего хозяина с этим чеченцем. — Плохо, что мы не доверяем друг другу. Ты подозреваешь, будто я приставил к тебе какого-то русского, который срывает все твои акции, поскольку ты не согласовал их со мной... Но я сам бы желал знать, кто он такой. И хотел бы иметь в своей охране такого человека. Он снова оглянулся на своих телохранителей. Кажется, они что-то поняли. — Ладно, — сказал Кадуев. — Мы так ни к чему не придем. Но я могу объяснить все, что происходит... Почему мы, чеченцы, должны одни противостоять России? Наши единоверцы только охали и ахали, глядя, как русские бомбили наши дома, уничтожали наших детей. Так поодиночке они могут снова всех закабалить. Я хочу, чтоб вы возмутились. Должно быть единение всех угнетенных кавказцев под зеленым знаменем Магомета! Почему только мы одни должны приносить в жертву наши жизни? А вы жиреете и предаетесь наслаждениям, изредка помогая нам для очистки совести. — Поэтому ты стараешься возмутить спокойствие и столкнуть нас с Россией? — спросил Мансуров. — Но только став богатыми и независимыми, как Сауды, мы сможем по-настоящему вам помочь... Вы ведь не захотели нас поддержать в Карабахе? И спокойно смотрели, когда армянские танки шли в направлении Баку... — Все, что могли, мы сделали в Абхазии, — сумрачно ответил Кадуев. — И давай прекратим эти словопрения или оставим их нашим политикам... Он встал. И тут же вскочили его люди, распахнув пиджаки. — Итак, зачем ты меня сюда пригласил? — спросил Мансуров, продолжая сидеть. Его охрана тоже продолжала мирно беседовать. — Ты должен отдать мне этого русского... — склонился к нему Кадуев. — У меня его нет, — ответил Мансуров. — Я сам бы хотел знать, кто он такой и кто за ним стоит... Быть может, Джамиль ибн Фатали? Его деньги здесь работают против нас. И он повязан, как я знаю, с этим русским дельцом Георгием Козлачевским, на которого, между прочим, работал ты. И сядь. А то твоя охрана подумает, что мы сейчас начнем кидаться посудой и вцепимся друг другу в бороды. — В этом нет необходимости, — сказал Кадуев. — Сразу поднимешь стрельбу? — спросил Мансуров, усмехнувшись. — Так дела не делаются... Нет, с тобой стало невозможно вести какие- либо серьезные переговоры. Раньше ты был другим... Похоже, неудачи сломили твой дух. И ты ищешь виноватых везде и во всех. Только не в себе самом. Ты слишком за все стал хвататься, дорогой Ибрагим! То угоняещь иранский самолет, то захватываешь сына Президента... Или врываешься в наше посольство. Ты знаешь, чего мне стоило всякий раз вытаскивать тебя из тегеранской тюрьмы? — Ты? — спросил Кадуев, смутившись. — Это ты нас вытащил? — Мои адвокаты, скажем так. Но чего это мне стоило? И вот теперь ты взялся за диверсии в центре Баку. Чтобы столкнуть нас лбами с Россией... Большей глупости придумать невозможно. Мы не можем воевать. Для этого мы слишком миролюбивая нация, желающая пожить в комфорте и неге, поскольку Аллах поселил нас на этой благословенной земле. А вы, как в Абхазии, желаете нам навязать свои порядки... Они уже говорили на повышенных тонах, не обращая внимания на посетителей, которых становилось все больше. Мансуров заметил это и, успокаивая Кадуева, поднял обе руки вверх. — Ибрагим, нам лучше прекратить этот ненужный спор, честное слово. У тебя слишком много ко мне претензий. То приписываешь мне этого неверного, которого называешь русским, то тебе не нравится моя жена... Посиди спокойно, поговорим о чем-нибудь другом. В конце концов, у нас общие цели, нам есть о чем договариваться, хотя мы не совсем удачное выбрали для этого место. Кадуев впервые за время разговора посмотрел по сторонам. — Мне нужен этот русский, — сказал он. — Знаю, — примирительно улыбаясь, кивнул Мансуров. — Сам бы хотел на него поглядеть. Но мне все больше кажется, что его прислал к нам Аллах, чтобы не позволять делать глупости. И не смотри на меня так. Вы, чеченцы, слишком ожесточились от войны, которую, положа руку на сердце, сами же затеяли. Лучше посмотри вокруг. Сколько на этом свете красоты, покоя, замечательных женщин. Вы лишили себя всего этого, но ради чего? Вы же знаете, что русские готовы дать вам все. Только живите сами и дайте жить другим. Они уже усвоили эту простую истину, которая не противоречит ни Корану, ни Библии. Аллах все вам воздаст. Надо только не торопиться... Кадуев щурился, усмехался, мотал головой во время этой речи Мансурова. Потом резко поднялся: — Отдашь мне русского, как я отдал тебе архивы? И, не дожидаясь ответа, двинулся к выходу. Посетители ресторана смотрели ему вслед. Чеченцы начинали действовать Мансурову на нервы. Они устали сами, теперь старались переложить свою усталость и ожесточение на других. Им невыносимо было видеть, как единоверцы наслаждаются мирной жизнью. От этого обострялось их чувство одиночества, в своих бедах они готовы были обвинить весь белый свет. Мансуров тяжело поднялся с места. Глядя, как вслед за ним поднимаются телохранители, он подумал, что навряд ли они смогли бы его защитить. Рассчитывать придется лишь на себя. Раз уж он занял такую позицию — между Алекпером и Самедом, с одной стороны, и Кадуевым — с другой. Между молотом и наковальней, иначе говоря. Сегодня еще предстоял разговор с женой. Она обещала подъехать сюда к этому времени. Он посмотрел на часы. Опаздывает, как всегда. Он вышел из ресторана. Зачем он назначил ей встречу именно здесь? Или это она назначила? Ну да, она очень любит это заведение, построенное во времена благословенного застоя к приезду Брежнева... Сейчас мало кто об этом помнит. Еще меньше тех, кого это интересует. А вот его, бывшего секретаря райкома по идеологии, это до сих пор волнует. Нельзя сказать, что он горюет по прежней жизни, но она ему небезразлична. Он стоял возле двери, ожидая приезда Фирюзы. Почему нельзя было устроить эту встречу дома? Видимо, сюда ближе, чем домой, — она постоянно в каких-то делах и разъездах. Может заскочить домой на минуту, другую, когда нужны деньги. На что? На кого? Он ни разу ее об этом не спрашивал. Быть может, содержит молодого любовника? Но вот, кажется, ее машина... Он спустился к тротуару, протянул, улыбаясь, руки. И тут же из промчавшегося мимо джипа раздалась короткая автоматная очередь. Будто огненный обруч сдавил грудь Мансурова. Он сделал еще пару шагов вперед навстречу выбежавшей из машины жене и упал на ее руки, теряя сознание. Его телохранители, вышедшие за ним следом, выхватили пистолеты и послали несколько выстрелов вслед завилявшему среди остановившихся машин джипу. — Помогите! — кричала Фирюза по-русски. — Кто-нибудь! Кто-то бросился к ней, кто-то, напротив, шарахнулся в сторону. Она прижимала к себе мужа, стараясь удержать его и чувствуя, как кровь заливает ее одежду. Мансуров хрипел надсадно и негромко. Телохранители подогнали его машину, тоже джип, и с кряхтеньем втащили в него тело хозяина. — Куда? — спросил Фирюзу водитель. — В госпиталь! — закричала она. — Здесь недалеко, сразу за углом! У нее не было сил говорить. Голова мужа покоилась у нее на коленях, в горле у него клокотало. Кто-то из охраны по сотовому звонил в госпиталь. Фирюза осторожно гладила его редеющие седые волосы. Он застонал. — Не умирай, — прошептала она в отчаянии ему на ухо. — Прошу тебя... Дальше все происходило как бы само собой — быстро, споро и слаженно. Уже на пороге приемного покоя Мансурова подхватили и переложили на носилки с капельницей. И бегом, бегом, оттеснив Фирюзу и охранников, повезли куда-то в глубь приемного покоя, где уже распахивались с шипением двери лифта. Фирюза молча смотрела вслед. Охрана вопросительно — на нее. — Где его телефон? — спросила она с каменным выражением лица. Она боялась, что если сейчас начнет их обвинять, то устроит скандал на весь Баку и уже не останется ни времени, ни сил на то, что следовало делать сейчас в первую очередь. Взяв сотовый, она внимательно посмотрела на охранников. Наверняка никто из них не понимает по-французски, но все-таки... Могли бы и отойти. Они поняли ее и подчинились. Она набрала номер Огюста. Был бы он только на месте. Господи, молилась она про себя, не вполне сознавая, какому именно Богу сейчас молится. О пост снял трубку. — Дорогая, — сказал он. — Я так ждал твоего звонка... А сам говорил вполголоса. Может, жена приехала? — Только что стреляли в моего мужа, — сказала Фирюза. — Его тяжело ранили. Три или четыре пули в грудь. У нас врачи — ни к черту, не верю я им! Ты должен сделать так, чтоб моего мужа осмотрел ваш врач. Ты меня понял? — Дорогая... — замялся он. — Ну что, ну дорогая, что дальше? — крикнула она, едва сдерживая себя, чтобы не обругать его последними словами. — Хочешь сказать, что нам с тобой это на руку? Пусть умрет, а ты сразу разведешься со своей... Ты это хотел сказать? Так вот знай, если он умрет, ты больше меня не увидишь! Ты должен ради нас сделать все, чтоб мой муж остался жив! — Но так сразу... дай подумать... Где находится сейчас твой муж? Она продиктовала адрес. — Хорошо, хорошо... — бормотал он. — Только не волнуйся, дорогая. Я обязательно что-нибудь придумаю. — И побыстрей, — сказала она — Если не хочешь меня потерять...
— Гоша! — хрипел Кадуев по телефону. — Ну что тебе стоит? Прими нашу веру, и я все для тебя сделаю! Всем ты мне нравишься, ты мужчина, ты умница... — Да, я не баба, — согласился Гоша. — Поэтому хватит талдычить мне комплименты. Говори дело: ты ухлопал Мансурова? — Гоша, это не телефонный разговор. — Не я его затеял, — сказал Гоша, поглядывая на часы. — Ну все, скоро спутник уйдет. Он еще жив? — Жив. С ним бельгийские врачи, аппарат искусственного дыхания... Может выжить. А охрана знаешь какая? — Не прорваться? — усмехнулся Гоша. — Ай, не о том мы с тобой говорим, дорогой! — воскликнул Кадуев. — Поздновато ты решил сменить хозяина, — заметил Гоша. — Раньше надо было думать. — Запомни, дорогой! У меня нет и не будет хозяев. Русские таких, как я, называют отмороженными, ты понял, да? Союзником могу быть, но не холуем. Пока ты мне нужен, я с тобой. Это запомни. Я... — Ладно, заканчиваем... — оборвал его Гоша. — Это все, что ты хотел мне сказать? — Гоша... я отдам тебе архивы. Найду и отдам! Только найди мне этого русского, кто такой, почему сидит в Баку, почему преследует меня по пятам, почему вмешивается в мои дела? — Архивы у Мансурова, если не ошибаюсь? — спросил Гоша. — Да. Но Мансуров не жилец, считай калека, если выживет. — Так вот возьми у него архивы, если он такой слабый. Тогда поговорим. А сейчас заканчиваем. И отключил аппарат. Посмотрел на сидящего перед ним Артема, здешнего вора в законе. — Слыхал? — спросил Гоша. — Ни на кого нельзя положиться. Не с кем дела иметь. — Ты присылал к нам сюда своего киллера? — спросил Артем. — Кто это тебе сказал? — спросил Гоша, наливая себе и гостю водки. — Мне никто ничего не говорил. Я сам все знаю. — Не понимаю, о чем ты, — поднял брови Гоша. — Ты пей, потом поговорим. — Потом ты скажешь, что был пьяный и ничего не помнишь. — Ах, это... — протянул Гоша. — Ты про Соловья? Ну какой он киллер, Артюша? Он только хотел разузнать, кто чем дышит в мое отсутствие. — Уже говорил, и не раз — не смей называть меня Артюшей, — капризно заныл Артем. — Все понял. — Гоша выставил перед собой ладони. — Извини. Забываюсь... Так не будешь пить? А я выпью. И опрокинул в себя полную рюмку. Артем мрачно, не мигая, смотрел на него. — Что ты собираешься делать с Томилой? — спросил он, дождавшись, когда Гоша прожует маринованный масленок. — А что с ним делать, если он ни в чем не хочет признаваться, пусть пока... И потом, возвращаясь к сказанному, подумай сам, на хрена мне этот Соловей, когда у меня есть Тимур? — А меня за собой уже не числишь? — спросил Артем. — Вот что, Артюша, то есть Артем, — шумно вздохнул Гоша, откинувшись от стола. — Я братву никогда не обижал. Скажи, так это или нет? — Так, — кивнул Артем. — Хоть ты меня постоянно подозреваешь, — погрозил ему пальцем Гоша. — И если будешь так со мной разговаривать, буду звать тебя Артюшей... Договорились? Или вы думали, раз попал Гоша в столицу, то уж близко не подходи, так? Нет, ты не отмалчивайся. Говори, так или не так? — Ну не без этого, — впервые улыбнулся Артем, обнажив сплошь золотые зубы. — Вы одно не поймете, там выделяться нельзя, — сказал Гоша. — Вот ты золотыми коронками на всю тайгу сверкаешь. А мне этого нельзя. Не поймут. И пришлось мне в первый же день, как приехал, поменять все золото на металлокерамику... Видишь? — Гоша потянулся к Артему через стол, приоткрыв рот. — По сто восемьдесят баксов за зуб. Представляешь? А перед тем, сам знаешь, у твоего лепилы по твоей рекомендации такие же, как у тебя, вставлял... Думал Москву покорю, все бабы будут мои от такого сияния. Но чего нельзя — того нельзя. Ихний лепила полдня только мной занимался, у меня зубы были уже подточены... Там тусовка, понял, все решает. — Тусовка? — спросил Артем. — Артисты, что ли? — Если бы... — махнул рукой Гоша. — Там все, кого вам по ящику показывают. Артисты, воры, министры, депутаты, фотомодели. Вот они посмотрят на тебя и фыркнут от твоего прикида. И ты все — спекся... И даже близко не подходи. Им нельзя с тобой, деревней, вместе показываться, имидж свой портить. Понял, нет? — Трудно там тебе, — посочувствовал Артем. — Ну так что ты насчет Томилы решил? — А что тебе Аркан сказал? — спросил Гоша, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Аркан молчит? — Пока молчит... Он только подтвердил, что Чердака наставил приглядывать за твоей Еленой. Мол, Томила попросил. И все. Ни в чем не признается. — Значит, не так спрашивали, — сказал Гоша, поморщившись. — Я-то, дурак, отдал Томиле и Аркана. Вот был верный пес. Может, мне с Арканом потолковать? — Больно много у тебя проблем, — ответил Артем. — Ведь потому ты меня к себе позвал, верно? — Ты про Тимура? — спросил Гоша. — Уже знаешь? — Спекся твой Тимур, — буркнул Артем. — Больно много он у тебя по утрам бегал. И добегался. — Сволочь... — выругался Гоша. — Представляешь, привязался к этим кроссовкам. Я ему из Германии их привез. До этого все с обувью мучился, к ортопеду бегал... А эти в самую пору пришлись. Рад был. Только что не спал в них... — Ты бы не темнил. Что делать, говорю, собираешься? — А что делать... — Гоша в упор глянул на Артема. — Ждем-с. Известий из столицы. Они же кроссовки, сам знаешь, с собой увезли. А он в них где только не бывал, куда только не вляпывался. — Если след у них есть, — сказал Артем, — то им сравнить его надо. — Выручишь? — спросил Гоша. — Подумаем, — ответил Артем. — Влип ты, конечно. И с девкой этой. Вот ты бы застал их, кого бы замочил? Ее или его? — Ее бы пожалел, — сказал Гоша. — А Чердака бы сразу. — Именно так, — сказал Артем. — Но ведь ее шлепнули после него, мне менты говорили. Как думаешь, Томила мог ее убить? — Не похоже, — сказал Гоша. — У него бы руки тряслись. А тут кто-то спокойно — прямо в лоб. Аркан молчит, потому что наверное сам это сделал. Укажет на Томилу, а тут выяснится, что Томила сроду пушку в руках не держал. Ты это знаешь, но молчишь. Потому ли, что хочется тебе, чтоб Томила за это отвечал? Скажи как есть, по правде. — Аркан, если он стрелял, то действовал по наущению Томилы, — ответил Гоша. — А так ты все обсказал похоже. Тебе бы в менты податься. Свой сыскарь в органах — самое то. Те все больно продажные... — Так что будем делать? — спросил Артем, закуривая. Гоша не ответил. Встал, подошел к окну, засмотрелся на площадь перед гостиницей, залитую синевой сгущающихся сумерек.
Дата добавления: 2015-05-29; Просмотров: 275; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |