Пригородный блюз N2

В который раз пьем с утра.

Что делать на даче, коли такая жара?

Минуты текут, как года,

И водка со льда льется, как вода.

И мы могли бы пойти купаться на речку,

Но идти далеко, да к тому же и в лом,

А у меня есть червонец, и у Веры - трюндель, И Венечка, одевшись, пошел в гастроном.

В который раз пьем целый день,

Сидя на веранде, спрятавшись в тень.

Я подливаю пепси-колу в ром,

И всем наплевать на то, что будет потом.

И в пятисотый раз мы слушаем Дэвида Боуи,

Хотя Дэвид Боуи всем давно надоел.

И мы играем в дурака, и мы валяем дурака,

Ведь сегодня лето и нет других дел.

Вот уже вечер, а мы все пьем.

Венечка прилег, мы пьем с Верой вдвоем.

Странно, но не хочется спать.

Мы взяли с ней бутылку и пошли гулять,

И я сказал ей: «Вера, стало прохладно -

Давай пойдем к стогу».

Она сказала: «Не надо». Но пошла.

Она спросила меня: «А как же Сладкая N?»

Запечатлев на моем плече финальный укус.

И я ответил пространно: «Я влюблен в вас обеих,

И меня так сейчас достал все тот же пригородный блюз».

Она спросила меня как бы невзначай:

«А как же Венечка, он будет сердит?»

Я сказал ей: «Ах, какая ерунда, пойдем, заварим чай.

Знать ему зачем? Ведь он еще спит».

В который раз пьем всю ночь.

День и ночь, день и ночь, еще одни сутки - прочь.

Венечка проснулся и киряет опять.

Он спросил меня: «Тебе наливать?»

Я сказал: «Оставь назавтра, завтра будет новый день,

завтра все это будет важнее,

А теперь - я пошел спать».

Интервью с Пашей Краевым.

Паша: Сначала я с Майком познакомился, не с его творчеством. Вообще, я не знал, кто он такой, мне сказали, что есть такая группа - «Зоопарк», говорят, что очень хорошая группа. Корр.: Ты тогда учился во ВТУЗе?

П: Я уже закончил ВТУЗ, когда услышал об этой группе. Вот когда он у меня на улице Композиторов появился, вот тогда и услы­шал. У соседки Ольги и услышал. Она сказала, что ей кто- то ска­зал, что есть такая группа «Зоопарк» - хорошая, прямо вообще, полный атас и все. А кто и что, я даже и не знал, имени «Майк» да­же не слышал тогда. Это был конец 82-го года. К: Так значит, это Шебашов Майка привел? П: Да, так же, как и нас.

К: А какое впечатление на тебя Майк произвел? П: Отличное просто: очень мне понравился, как человек, ну сразу же просто.

К: А чем понравился - вот он пришел с Шебашовым... П: Его сразу же ко мне на кухню привели, как водится, ну и да­вай выпивать. Шебашов ему лекцию прочел - вот здесь, мол, туалет, здесь - ванная, это - Оля, это - Паша, здесь у них, мол, нечто вроде коммуны... Майк с солидным видом кивал, осматривал все, а Ше­башов рядом, как экскурсовод какой, хи- хи. Ну, налили, выпили, все отлично. Нет, ну у Майка вид такой был... действительно, солид­ный, серьезный такой.

К. А как это все оплачивалось?

П: Юраня всем распоряжался. Вообще, интересно было все ус­троено - были два брата больших, забыл фамилию, у меня где-то за­писано. Ходили они с повязками - то ли дружинники, то ли что-то вроде этого. Вот. На дверь комнаты, где Майк играл, повесили таб­личку - «Закрыто. Вечер», а Юраня всех обходил и теребил, чтобы ему сдавали все по два рубля, даже с меня снял. Ну, я думаю - лад­но, дал ему два рубля... Что там склоку устраивать.

К: А разговоры были о дальнейшем вашем сотрудничестве? П: Нет. Я уже потом стал звонить Юране, Шебашову, узнавать майковский телефон, потом позвонил Майку, напомнил ему, кто я...

К: А как ты считаешь - он ответственно подходил к квартирни-кам?

П: Очень ответственно подходил. Всегда строго приезжал во время и без всякой халявы играл. Наиля готовил, чтобы тот нор­мально подыгрывал. Один раз только он переусердствовал с алко-

голем и позабыл все тексты напрочь. Потом долго извинялся.

К: Ты считаешь, ему очень мешали напитки, или это, так ска­зать, входило в его имидж? Питие я имею в виду.

П: Ну, питие... Не он же один. А кто тогда не выпивал?..

К: Нет, ну мне, например, это мешает - я не могу совмещать ра­боту с выпивкой - либо одно, либо другое.

П: Нет, ему это не мешало. Ну, можно, конечно, упиться совсем - тогда это любому помешает...

К: Ну, а меру свою он, как это называется, знал?

П: Да, пожалуй что, знал. Ну, а дальнейшее знакомство... Я позвонил ему, он сказал - подъезжай, мол, ну, я приехал, поговори­ли, потом я ему еще концерт сделал, к Наилю вместе на день ро­ждения ходили, ну, так все ближе и ближе общались. После треть­его концерта он сказал, что ему у меня очень нравится, что это иде­альное место для квартирников, и вообще все в кайф. И вообще, говорит, я к тебе очень хорошо отношусь... Это его слова были.

К: А какие у вас с ним были точки соприкосновения - вот, к примеру, музыку ведь вы несколько разную слушали - ты - Цеппе­лин и проч., а он совсем другое...

П: Да, у него вкусы по-рок-н-ролльнее... Но для нас-то он всег­да был учителем, учителем рок-н-ролла...

К: Учителем в музыке или учителем вообще?

П: Сначала, конечно, в музыке, а потом... Он же - хранитель традиции, понимаешь? Я у него даже манеру говорить на какое-то время перенял, да и не только я. Все мы у него учились.

К: Ты работал на заводе каждый день по восемь часов. Ты не завидовал образу жизни Майка?

П: Я всегда завидовал. Ну, то есть, как, понимаешь, дело-то не в этом. Я мог такой вариант провернуть - уйти с работы да и все, тоже - сторожем, или, там, в кочегарку... И Майк мне, кстати, го­ворил, и Цой - чего ты, мол, давай в Камчатку... Я даже и с началь­ником один раз договорился. Но у Майка ведь было свое дело - му­зыка, а у меня такого дела не было, я бы, конечно, развлечение се­бе нашел, но ведь это не то...

К: А как ты считаешь, Майк освобождал себе время для твор­чества, или... Или просто лень ему было каждый день работать, или еще что-то?

П: Вообще-то творчеством можно заниматься, и работая на за­воде - это же все в голове происходит. Он просто не мог быть в этой системе. Она же гробит человека.

К: А на твой взгляд, например, в Америке или какой-нибудь другой стране, смог бы он ходить на работу каждый день - от звон-

ка до звонка?

П: Мне кажется, нет, не смог бы. У него другое отношение к жизни было. Его бы там тоже в конце концов задолбало.

К: Ты ездил с «Зоопарком» на гастроли, скажи - они много ре­петировали, готовились?

П: Я ездил с Майком в Челябинск в составе фестиваля «Рок-акустика» (1990) и могу повторить его любимую фразу: «Пусть ре­петируют те, кто не умеет играть». Все именно так и было. И Наиль даже это здоровое раздолбайство у «Зоопарка» перенял.

К: А сверхзадачей его гастролей что было - деньги, реклама, удовольствие или что-то еще?

П: Ну, деньги, конечно, это была насущная проблема - Майк ведь, ты знаешь, человек бьш очень небогатый. И квартирнички то­же - подспорье для него... Правда, он мне ни разу не звонил и не го­ворил - давай, мол, квартирник сделаем, а то денег нет. В отличие, кстати, от Цоя и даже Башлачева - те частенько просили подрабо­тать. А у Майка какой-то чистый интерес был. Он мог отказаться от выгодных концертов, если ему что-то не нравилось - город, ус­троители или еще что...

К: А как тебе его квартира?

П: Ну, квартира-то - полный кайф, конечно. Отъявленная ком­муналка.

К: А он не прилагал усилий для того, чтобы переменить обста­новку?

П: У него, по-моему, были кое-какие возможности для этого, то ли к родителям переехать, не знаю... А в эту коммуналку к нему все любили ходить, кто только мог. И на работе у него хорошо было -туда тоже все ходили. Я раз даже заночевал там на полу...

К: Как ты считаешь, Майк мог бы в этой стране стать звездой -раскрученной, хорошо оплачиваемой?

П: Мог бы.

К: Ой, ну этим же надо специально заниматься, а эти занятия от души-то кусок оторвут. Если бы он стал таким, он уже не был бы тем Майком.

К: А ты можешь назвать музыкантов, которые бы никогда не шли на компромисс с шоу-бизнесом?

П: Нет, только Майк. Он и не стал существовать в этом качест­ве. Его жизнь как раз и показывает это.

К: А по какому принципу он подбирал себе музыкантов?

П: О-о-о! У мего были сложные периоды в группе - то барабан­щика не было, то басиста... А у Майка были жесткие требования: во-первых, чтобы человек не бьш наркоманом - это принципиаль-

но. С этим у Майка было очень строго. Но, это, наверное, два. А раз - чтобы просто человек был хороший. Пускай он не так круто играет, но чтобы это был наш, кайфовый человек. И по этому при­нципу, насколько я знаю, вся группа и создавалась. Он бы не потер­пел прекрасного музыканта, но как человека не устраивающего его и его коллектив.

К: А какими общими качествами обладают члены группы «Зо­опарк»?

П: Ну, как это... Ну, образ жизни. Не отгяг даже, а близость ду­ховная - вот, они все близки...

К: Но «хороший человек» - это, в принципе, нормальное состо­яние, а не достоинство.

П: Верно, но, к сожалению, это не на каждом шагу встречается.

К: То есть, ты считаешь, что хороших людей мало, и их прихо­дится искать?

П: Да Майк, в принципе, и не искал никого - Кирилов, вот, сам появился. Вполне достойный член группы, хи-хи.

К: На твой взгляд Майк стремился играть, выступать почаще или ему это было безразлично? Главное для него - оставаться поэ­том внутри себя или демонстрировать это?

П: Нет, главное, по-моему, для него было оставаться художни­ком внутри себя. Мне так кажется. Ему в кайф было играть, но что­бы он специально куда-то стремился - нет. Вот. Если хорошие лю­ди пригласят, и условия хорошие, не денежные, а вообще, если лю­ди интересные, город, тогда - пожалуйста. А гоняться за деньгами, за популярностью - нет.

К: А он любил гулять по новым местам, смотреть, или на гастро­лях он основное время проводил в гостинице?

П: По рассказам знаю, что все-таки ходил, смотрел. По городу, по книжным магазинам... Другое дело, что денек походишь, а там уже и не до этого, ха-ха... То есть, даже если и не удавалось погу­лять, то в душе-то он это делал, ходил, скажем так. От Горького вот у него были большие впечатления, от Волгограда. От российских таких городов.

К: А как ты думаешь, он удовлетворен был таким вот своим об­разом жизни?

П: По-моему, да. Он старался не зависеть от внешней среды, весь мир был в нем, как у йогов.

К: А он больше был веселым человеком или грустным?

П: Я не знаю, какие мысли были у него, когда он улыбался - ве­селые или грустные. На мой взгляд, он был веселый человек. И все любили приходить к нему - всегда было весело и хорошо.

К: Но песни-то у него, прямо скажем, в основном, довольно трагичные.

П: Ну, веселых тоже хватает. Может быть, когда он оставался один, тогда там мысли всякие... А так чего, когда друзья пришли -праздник. Чего грустить - надо веселиться. Вокруг друзья, на столе вино - чего же тут грустить?

К: А от вина он мог отказаться?

П: Конечно мог, но зачем? Чтобы заняться шоу-бизнесом? Так ему это было не нужно. Вот. У него никогда и вопроса такого не стояло. Человек он был не запойный.

К: А что тебе сейчас первое приходит в голову, когда ты начи­наешь думать о Майке?

П: Первое? Его комната, мы все там сидим, тепло и хорошо, ду­шевно так. Это первое, что приходит в голову.

К: Майк был обидчивый человек, ранимый?

П: Думаю, что да. обидчивый и ранимый. Но он умел прощать. Не все, правда.

К: А он завидовал кому-нибудь из своих коллег?

П: Думаю, что не завидовал, тем более, что половину этих кол­лег он сам воспитал - и Цоя, и «Секрет»... и еще целую кучу.

К: А чем он отличается от основной массы наших рокеров?

П: Ну, я же говорил - он хранитель традиций и жизненных, и му­зыкальных. И вклад его состоит в воспитательном воздействии его музыки. Опять-таки и Цой, и Кинчев, и толпа других музыкантов -они ведь все сначала слушали Майка, а потом уже создавали свои вещи. Даже Наумов - уж совсем другую музыку делает, но даже он считал Майка своим учителем, еще не будучи знаком с ним.

К: А почему все-таки его музыка была для многих эталоном, чем она отличалась, почему от нее, как от печки, начинали совер­шенно разные музыканты?

П: Отличалась своим качеством, естественно. Это действитель­но был рок. И Майк не вдавался в заумности, он был ясен, он делал качественный рок-н-ролл, а не стиль, он делал жизненный рок-н-ролл. А многие, как «Секрет» и другие, делают стиль, а это немнож­ко не то.

К: А с каким цветом у тебя ассоциируется Майк? П: С черным. Он любил черную одежду. Его один раз спроси­ли: «А почему вы в черной рубашке, черных брюках, черном гал­стуке, да еще и в темных очках?» А Майк ответил: «А почему это вы в голубой рубашке?» Но он был не «черный человек», на нем не было мишуры, он не любил навешивать на себя всякие штучки, как вы с Цоем, например, у него к этому было очень спокойное отно-

шение. Вся веселость должна быть в тебе самом, а не наружу выпи­рать и не на рубашке висеть. Он же не новогодняя елка... А в дан­ном случае черный - просто строгий цвет, солидный. Он вообще был солидным. При всем его раздолбайстве и веселье. Это вопрос интеллигентности.

К: Хорошо. А чем он тебя еще привлекал? Кроме веселья, кро­ме солидности?

П: Так он же был просто кладезь всего, энциклопедист настоя­щий. На любую тему говорил. Анекдоты новые я всегда у него слы­шал, о литературе - он всегда советовал мне, что читать, даже по те­левизору нашему дурацкому что-то умудрялся отлавливать интерес­ное. Он за информацией вообще-то не бегал, она к нему как-то са­ма стекалась, как к магниту. Он умел ее получить и выбрать то, что ему надо. Доя него и для всех. И умел передавать эту информацию. Уж не говоря о музыке... Столько я от него узнал, что вообще... А информация-то вокруг каждого из нас, ее просто море. Просто на­до уметь ее принимать. Он вот умел. А отдавал он людям гораздо больше информации, чем получал от них. Изначально был образо­ванный человек.

К: А в жизни он играл когда-нибудь или всегда оставался самим собой?

П: Вот уж точно, никогда не играл. Всегда был сам собой. Я не­много назову людей, которые не играют.

СПИ, БЭБИ, СПИ (БЛЮЗ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ВАРШАВСКОГО ДОГОВОРА).

Спи, бэби, спи, уже уснули двери. И затихает наш полночный разговор, Спи, нет причин для страха и волнений: Хранит твой сон Варшавский договор.

Пускай враги нам машут кулаками, Мы не боимся Люксембургов и Андорр, Спи, бэби, спи, день был таким тяжелым, Спи, ведь не спит Варшавский договор.

Пусть дураки кричат о водородной бомбе, Спи, бэби, спи, не надо слушать этот вздор. Ведь наши бомбы круче и числом поболе, В обиду нас не даст Варшавский договор.

Забудь про то, что сотни самолетов Гудят так злобно, к нам спеша во весь опор. Надежен щит противовоздушной обороны -Его создал Варшавский договор.

Агрессор нагл.

Он снова строит козни.

К границе он тайком крадется, словно вор.

Спи, бэби, спи, нахал тот будет обезврежен,

Под зад поддаст ему Варшавский договор.

Спи, бэби, спи, пусть будут сны твои спокойны, Пусть голоса цветов сольются, словно хор. Устала ты, но бодр ангел-хранитель -Всегда на страже Варшавский договор.

Глаза слипаются: темно и чуть прохладно, Спи, бэби, спи, я докурю свой «Беломор», И перед тем, как лечь в объятия Морфея, Я допою твой блюз, Варшавский договор.

Владик Шебагиов

Дата добавления: 2015-05-31