Лекция N 4. Лица

Для того, чтобы признаваться носителем гражданского права, или, технически выражаясь, субъектом гражданского права, нужно иметь (особую способность, именуемую) правоспособностью. Определение правоспособности и есть: способность иметь гражданские права и обязанности. Идеалистические теории права рассматривают правоспособность как прирожденное свойство человека: всякий человек, говорят они, по самой своей природе уже правоспособен. (Австр[ийское] гражд[анское] ул[ожение] 1811 г., ст. 16: "Каждый человек имеет прирожденные, самим разумом указываемые права и поэтому должен быть рассматриваем как лицо".) Марксистская наука не признает никаких прирожденных прав. Всякое право, и сама правоспособность, с точки зрения марксистской теории, есть явление не первичное, а вторичное; это - один из элементов надстройки на базисе производственных отношений данной страны в данную эпоху. Эта способность иметь права должна быть признана государством на основе производственных отношений в стране в данный исторический период. И нет, пожалуй, другого материала, на котором можно было бы так легко и наглядно показать правильность марксистского понимания правоспособности, ее вторичный характер, как римское право, право рабовладельческого общества.

В самом деле, никто не отрицал и не отрицает, ибо нельзя отрицать, что раб - человек. Следовательно, если бы правоспособность была прирожденным свойством всякого человека, то и раб был бы правоспособен. Однако же в действительности было не так. Сенека (учитель Нерона) писал: Они - рабы. Нет, они - люди. Он - раб, и, может быть, думаю, он - свободен. Скажи, кто из вас не раб. Один - раб похоти, другой - раб жадности, третий - раб карьеризма, и все вместе - рабы страха, готовые целовать руку другим рабам.

(Сенека: сколько рабов, столько врагов. Рабовладелец беспокойно ворочается на пурпурном ложе. При малейшем шорохе в доме дрожит; а если раздается треск, бежит от расписанных живописью стен как пораженный громом. А раб спокойно спит на земле: жесткая земля шлет ему мягкий сон.

D.35.2.30 pr = рабы и прочие животные.

С.6.38.5.3 = рабы и другие вещи).

В числе научных работ, которые готовит Московский университет к своему 200-летнему юбилею, есть, между прочим, по нашему факультету работа, посвященная истории науки гражданского права и представителям этой науки в Московском университете за 200 лет его существования. В этой работе участвовали многие работники юридического факультета; в том числе принимал небольшое участие и я. Собирая материал для своей работы, я натолкнулся в Ученых записках Московского университета начала XIX в. на одно произведение, само заглавие которого так и просится в нынешнюю лекцию. Именно: в Уч[еных] Зап[исках] Моск[овского] Универс[итета] за 1835 г., сентябрь, III (часть девятая), стр. 452-471, напечатано извлечение из лекции проф. Снегирева, лекции, озаглавленной так: "О способах перехода лиц в вещи и вещей в лица у римлян". Одна возможность такого заглавия показывает, что никакой речи о правоспособности, как прирожденном свойстве человека, как о его природном неотъемлемом достоянии быть не может. И надо сказать, что римские юристы, даже во сне не видавшие, что когда-нибудь родится К. Маркс, раскроет понятия базиса и надстройки и т.д., римские юристы, сами того не желая, несознательно (невольно), отразили в терминологии ту мысль, что правоспособность не прирожденное свойство, что она признается государством, и в рабовладельческом обществе признается не за всеми. А именно: для обозначения правоспособности римские юристы пользовались, с одной стороны, термином "caput" (голова); этот термин для выраженной сейчас мысли ничего не дает; но римские юристы пользовались еще термином persona, лицо. А первоначальное значение слова persona - маска актера: римский театр не знал гримировки, а актер надевал на себя маску, которая должна была показать зрителю, кого актер изображает. Это значение надетой на себя личины связывается словом "persona" иногда и в наши дни, когда иной раз говорят: "подумаешь, какая персона" или "воображает, что он персона".

Правоспособность признается за человеком государством, от него он получает эту личину. Рабы такой личины в Риме не получали. В одном из законов имп[ератора] Феодосия (Нов[еллы]. 17,1 § 2) есть любопытное выражение: servi quasi nec personam habent - букв, "рабы как бы не имеют лица".

Варрон (I в. до н.э.) делит орудия на немые (повозки),

издающие нечленораздельные звуки (скот),

одаренные речью (рабы). Даже вольноотпущенниками командовали как рабами (письма Цицерона). Из переписки Цицерона мы знаем, что Аттик, друг Цицерона, имел издательство, дававшее доход. Рабы размножали литературные тексты.

Ввиду ограниченности отведенного нам учебным планом времени я не буду излагать института рабства, так как он имеет исключительно историческое значение. Только на одном вопросе нужно остановиться, во-первых, потому, что этот вопрос имел значение и в отношении свободных римских граждан, а во-вторых, и это главное, решение этого вопроса в Риме перешло в современное торговое право капиталистических стран. Не знаю, дошли ли вы в курсе "Теории государства и права" до вопроса о субъекте права. На всякий случай скажу, что мы теперь различаем (и римляне различали, только не употребляли соответствующих терминов) - мы различаем "правоспособность", способность иметь права и обязанности, и "дееспособность", способность действовать - конечно, с юридическими последствиями, т.е. осуществлять свою правоспособность. Можно сказать, что правоспособность и дееспособность в известном смысле находятся в таком же соотношении, как возможность и действительность: то, что возможно, не всегда есть в действительности, но что есть в действительности, то, очевидно, возможно. Правоспособен теперь всякий, но не всякий дееспособен. Грудной младенец - правоспособен, но дееспособным его не признают: он может, конечно, действовать (спихнуть чашку со стола и т.д.), но его действия не признаются имеющими юридическое значение в смысле юридических последствий для самого действующего: нужно быть самому недееспособным (по состоянию здоровья), чтобы ставить, например, вопрос об юридической ответственности ребенка. Но, обратно, мы теперь всегда можем сказать, что раз лицо дееспособно, значит, оно и правоспособно.

В отношении рабов римское право, выражая интерес господствующего класса, пошло рассудку вопреки. Раб - неправоспособен. Но классовый интерес рабовладельца требовал использовать раба возможно шире, в таких направлениях, где использовать животное было нельзя, то есть хотелось использовать человеческие свойства раба, сделать его приказчиком в торговом деле, управляющим домом либо имением, словом, на таких работах, которые предполагают обладание известным имуществом, заключение различных сделок, вообще - юридическую деятельность. Эту задачу в Риме разрешили так, что конечный итог этого решения - принцип - сохранил применение в капиталистическом торговом праве до нынешнего дня. Начали с того, что рабовл[адельцы] стали выделять некоторое имущество в более или менее самостоятельное управление раба. Такое имущество носило наименование peculium (вероятно, термин вошел в употребление, когда скот был одной из главных частей имущества, pecus). Если поставить вопрос о юридическом положении этого имущества, то ответить нужно так, что собственник этого имущества - господин раба, а раб - только управляющий. Когда выделение пекулия вошло в практику, жизнь поставила дальнейший вопрос. Все просто, если пекулий состоит, допустим, в табуне лошадей, все необходимое для содержания которых имеется в хозяйстве собственника, так что рабу можно ограничиться совершением фактических действий: засыпать корм, гонять на водопой, охранять и т.д. Но если в качестве пекулия раб получал торговое заведение, лавку, то ведь управление им предполагает совершение юридических сделок: товары продавать, покупать новую партию. Если раб будет недееспособен, в каком положении окажутся покупатели товаров в этой лавочке, поставщики товара для этой лавочки? Раб-приказчик продал гнилой товар; если покупатель обратится с претензией к собственнику, он, вероятно, ответит, что раб - недееспособен, а следовательно, его действия не могут порождать юридических последствий. Жизнь не могла потерпеть подобного рода нелепого положения. И вот за рабом, существом неправоспособным, признали дееспособность: в одном отношении, правда, - какую-то платоническую, а именно, допустили иск из заключенной сделки к рабу: это - положение платоническое, ибо у раба нет собственного имущества; но затем рядом с этим был сделан вывод, и практический: наряду с иском против раба стали давать иск и против собственника раба, в качестве добавочного иска. Так как приказчик в торговом заведении назывался в Риме institor, то иск, который давался третьим лицам против собственника торгового заведения по сделкам раба-приказчика, получил название actio institoria. В связи с этим возник вопрос: в каких же пределах должен отвечать собственник по сделкам своего раба-приказчика. В этом отношении римское право выработало принцип, который сохраняет свое значение в торговом праве капиталистических стран до настоящего времени. В некоторой мере мы и сами его придерживаемся: мы входим в магазин гастроном N., что-то покупаем, и идем к будке, на которой висит надпись: "Касса", чтобы уплатить деньги. Не знаю, как вам, но мне не приходилось встречать чудака, который бы потребовал от кассирши документ, из которого было бы видно, что директор магазина действительно уполномочил ее принимать деньги. Всякий нормальный человек довольствуется тем, что есть эта надпись "касса", следовательно, можно платить безбоязненно; почему? Да потому, что, повесив такую надпись, администрация магазина дала нам основание считать, что в этом месте можно платить, ибо это - обычно так бывает, это - положение нормальное. Вот этот принцип, что публика - как юристы говорят, любой контрагент торгового предприятия - вправе исходить из общепринятого нормального положения, и был положен в основу ответственности раба-п[риказчика] по actio institoria. Напр[имер], какой-то рабовладелец имеет торговое заведение, торгующее виноградом и вином. Приходит покупатель и, между прочим, обращается к рабу-инститору (приказчику) с просьбой взять на несколько часов на хранение чемодан с разными вещами; приказчик согласился. А потом недоглядел, и чемодан исчез. Если этот покупатель попытался бы предъявить к собственнику этой лавочки actio institoria, чтобы взыскать с него понесенный ущерб, у него ничего бы не вышло. Почему? Да потому, что из факта назначения кого-нибудь приказчиком фруктового или винного магазина всякий вправе заключить, что этот приказчик имеет право совершать сделки купли-продажи, что на эти сделки его уполномочил собственник; но вещи на хранение он принимает по собственному усмотрению, а потому собственник и не обязан отвечать за целость принятых таким приказчиком вещей. И именно потому, что по общепринятым понятиям, по деловым обыкновениям эти сделки не входят в круг действий, которые приказчик вправе совершать, потерпевший должен пенять на себя, и иска против собственника предъявить по поводу пропажи или порчи принятых приказчиком на хранение вещей - не получает. Этот принцип находит применение в современном торговом праве капиталистических стран в том, что если капиталистическая фирма посылает своего представителя, коммивояжера и т.п. торговых деятелей с образцами товаров для того, чтобы завязывать торговые отношения в различных городах страны, а то и за ее пределами, то все вопросы, прямо не предусмотренные в выданной такому представителю доверенности, решаются в соответствии с тем, как надо, в соответствии с заведенным порядком, с общепринятыми взглядами, определить пределы полномочий представителя в соответствии с тем, что надо считать относящимся к кругу его полномочий. Это - принцип отв[етственности] по actio inst[itoria].

Возвращаясь к вопросу о дееспособности рабов, нужно заметить, что хотя назначение раба приказчиком, инститором приводило для собственника раба к такому юридическому последствию, что по сделкам этого инститора, относящимся к кругу тех, которые действительно связаны по своему содержанию с характером данного торгового предприятия, несет ответственность (и приобретает права) собственник раба, - однако нужно сказать, что, следовательно, раб выступал как представитель рабовладельца. Этому препятствует не только то, что раб по римскому праву не лицо, а говорящее орудие, instrumentum vocale. Этому препятствует и то, что в принципе отвечает в этих случаях сам раб; и если он будет отпущен на свободу, станет правоспособным, будет иметь имущество, эта ответственность в принципе превратится в ответственность, и фактическую. А на собственника ответственность возлагается дополнительно к ответственности инститора (actio institoria является одним из так наз. придаточных исков, actiones adiecticiae qualitatis). А представительством в гражданском праве называется такой институт, при котором одно лицо, представитель, действует от имени и за счет другого лица; так что одно лицо совершает действия, а все юридические последствия этих действий ложатся на другого, на представляемого, и только на него. Известно, правда, современному праву еще так называемое скрытое представительство, или комиссионерство: комиссионер совершает сделки тоже не для себя, а для другого, но совершает их от своего имени (когда вы покупаете вещь в комиссионном магазине, вы знаете только одно: что "кто-то" сдал эту вещь в комиссионный магазин для продажи, но кто именно - вам не говорят). Когда сделку совершает комиссионер, то, поскольку он совершает ее от своего имени, все права и обязанности из сделки возникают в его лице, а уже потом он их передает тому, для кого он сделку совершал. Таким образом, будет ли представительство открытое или скрытое, оно порождает юридические последствия для кого-то одного: в первом случае для представляемого, во втором - для представителя (комиссионера); но именно для одного.

Воля представителя. По сделкам же римского инститора признаются ответственными и тот, кто совершает сделку, и тот, для кого она совершается.

Если таким образом, по сделкам раба, рабовладелец в известных случаях и в известных пределах получал обязанность, то права по сделкам раба рабовладелец приобретал безусловно: классовый характер рабовладельческого общества сказывался в том в данном случае, что все, что приобретал раб, поступало в собственность рабовладельца автоматически, независимо от того, приобретал ли раб именно для рабовладельца или для себя. - До сих пор речь шла все о сделках раба, т.е. о действиях дозволенных. А если раб совершал действие недозволенное, правонарушение, или, употребляя технический термин, - деликт? Какие тогда наступят последствия? Конечно, раб - живое, говорящее орудие для своего господина, для его обогащения; принципиально раб не может обязывать своего господина. Но оставить деликты раба без юридических последствий было нельзя: сегодня раб Тиция причинил кому-то ущерб; но ведь завтра может случиться, что раб Люция причинит вред Тицию; тогда как быть? Словом, интересы самого рабовладельческого класса требовали установления определенной ответственности за деликты рабов, т.е. опять-таки признать в какой-то мере дееспособность рабов. Вопрос был решен следующим образом. Прежде всего, сам раб, совершивший деликт, считался принципиально ответственным за последствия; эта ответственность получала практический характер в случае отпущения раба на свободу; обязательство возместить вред продолжало, так сказать, лежать на рабе. В источниках прямо говорится: Servi ex delictis quidem obligantur et, si manumit tantur, obligati remanent. - Наряду с рабом отвечает и его господин. Но ответственность последнего имела ту особенность, что ему предоставлялось на выбор: или выдать раба потерпевшему для отработки суммы долга, или уплатить сумму причиненного убытка. А так как выдать раба для отработки по-латыни обозначается словами "noxae dare", то иск против рабовладельца, возникавший из деликта его раба, назывался ноксальным, actio noxalis. Обращаясь теперь к правоспособности римского гражданина и вообще свободного населения, к его "caput", нужно сказать, что она состояла из трех статусов, из трех положений: status libertatis - состояние свободы; status civitatis - положение гражданства; status familiae - семейное положение. Каждое изменение в каком-нибудь статусе обозначалось как capitis deminutio, уменьшение правоспособности: если изменение относится к состоянию свободы, то такая capitis deminutio называлась самой большой, maxima, максимальной; если изменение относилось к status civitatis, то это capitis deminutio средняя, media; если изменялось семейное положение, status familiae, то это capitis deminutio minima, минимальная.

Изменение status libertatis означало превращение свободного в раба (а это могло случиться, в частности, в качестве уголовного наказания), то понятно, что такое уменьшение правоспособности называется максимальным; это, в сущности, не уменьшение, а утрата правоспособности. - Изменение status civitatis, среднее уменьшение правоспособности - это обращение римского гражданина в перегрина, точнее, на положение перегрина. Эти различия в правоспособности римских граждан и свободных лиц, но не имеющих прав римского гражданства, не получили никакого отражения в праве современных капиталистических стран, и потому я их не буду касаться, они имеют исключительно историческое значение.

Нужно сказать немного о status familiae: каким образом семейное положение могло отражаться на правоспособности гражданина? Чтобы понять это, надо иметь в виду, что римляне знали два вида семьи и два вида родства - агнатское и когнатское. Когнатское родство, которое и мы теперь признаем: родители и дети; братья и сестры; дядя и тетка и их племянники и племянницы и т.д. Агнатское же родство вытекает из характера агнатской семьи. Агнатская семья - это союз лиц, подчиненных общей семейной власти домовладыки, paterfamilias. Буквальный перевод paterfamilias - отец семейства, но это название не точно: одно лицо могло не иметь вовсе детей и быть paterfamilias, другое лицо могло иметь целый взвод детей и все-таки не называлось paterfamilias. Почему? Да потому, что у этого многодетного отца еще был жив его собственный отец, отцовской власти которого он был подчинен; этот многодетный отец сам не был самостоятельным.

В связи с этим нужно, прежде всего, сказать, что по семейному положению, по status familiae, римские граждане делились на personae sui iuris, букв, лица "своего права", т.е. самостоятельные лица, и personae alieni iuris, лица "чужого права", несамостоятельные, подвластные. Persona sui iuris - это и есть paterfamilias, домовладыка, глава патриархальной семьи. Ему подвластны все и всё в семье: жена, дети, внуки, другие родственники. Первоначально домовладыка имел совершенно одинаковую власть как над всеми только что названными лицами, так и над рабами, скотом, другим имуществом. Одинаковый характер власти во всех этих отношениях подчеркивался даже в единстве термина: власть домовладыки во всех этих случаях в древнейшем римском праве обозначалась единым термином: "manus" - "рука" (ср. в русской истории - обращение к великим князьям и царям с просьбой принять под свою державную руку); с течением времени произошла дифференциация: власть мужа над женой - manus; власть отца над подвластными детьми - patria potestas; власть над находящимися в кабале - mancipium; власть над рабами - dominica; право собственности на имущество - dominium.

Все лица, объединенные властью единого домовладыки, являются как по отношению к нему, так и в отношении друг друга агнат-скими родственниками. Самостоятельностью (в юридическом смысле) пользуется только домовладыка; только он - persona sui iuris. Поэтому-то в понятие правоспособности и входит составным элементом status familiae. Изменение этого статуса - capitis dominutio minima - одинаково, обращается ли лицо самостоятельное в подвластное (например, в результате усыновления) или, наоборот, подвластное в самостоятельное (напр., в результате эманципации). Во втором случае правоспособность увеличивается, а все-таки наз. capitis deminutio. Некоторые объясняют эту странность терминологии тем, что deminutio обозначала не только "уменьшение", но и "уничтожение". Таким образом, всякое изменение правоспособности понимали так, что старая persona юридически уничтожалась и создавалась новая, а потому и можно было употреблять один и тот же термин "capitis deminutio", - независимо от того, происходило ли уменьшение правоспособности или увеличение.

Различие personae sui iuris и personae alieni iuris сказывалось в области имущественных прав в том, что persona alieni iuris, то есть лицо, состоящее под властью другого, в принципе не может иметь собственного имущества, не может приобретать для себя. Однако его приобретательные акты не считаются недействительными; они имеют силу, но только эти приобретения поступают в имущество его домовладыки. Это обстоятельство проливает свет на одну непонятную особенность римского права. Уже в республиканском Риме развилась довольно оживленная торговля, торговый оборот. Гражданское право получило в связи с этим довольно высокое развитие. А между тем римское право в принципе не признавало такого института, как представительство, которое в современной жизни имеет применение каждодневно. Причина тому, несомненно, заключается в том, что поскольку власть домовладыки имела своим последствием, что все приобретения подвластных детей и рабов шли в имущество домовладыки, потребность заменить себя другим лицом этим и удовлетворялась, особой надобности в таком институте, как представительство, не было. Но это не означает, что подвластные и являлись представителями домовладыки. Дело в том, что представитель, когда он продает, покупает, сдает в наем, снимает и т.д., совершает эти юридические действия от имени и за счет представляемого; представитель выражает волю совершить сделку так, чтобы последствия шли в пользу представляемого; а подвластный приобретал все для домовладыки, независимо от того, имел ли он именно такую волю или, наоборот, совершал сделку с тем, чтобы приобрести имущество для себя.

Мы оставим в стороне многие вопросы, важные с исторической точки зрения, но не оставившие следа в современной жизни, как, например, правовое положение клиентов колонов, и некоторые другие. Остается лишь добавить кое-что такое, что нам пригодится в курсе для понимания некоторых других институтов. Так, нужно заметить, что частноправовая правоспособность слагалась из двух основных элементов - ius conubii и ius commercii. Jus conubii - это право вступать в брак, влекущий за собой юридические последствия по исконному римскому праву; в такой брак могли вступать только полноправные римские граждане - matrimonium. Jus commercii - право участвовать в гражданском обороте, распоряжаться имуществом, заключать сделки.

Что касается дееспособности, то надо отметить, что вплоть до I в. н.э. женщина, даже взрослая, находилась под властью мужа, незамужняя - под властью домовладыки, если у женщины нет ни мужа, ни домовладыки, к ней назначался специальный опекун. Эта вечная опека (отмененная только при имп. Клавдии) объяснялась римскими юристами так, что к этому побуждала levitas animarum (легкомыслие), imbecillitas sexus (свойственная женскому полу податливость, слабость, мягкость). Это не мешало Катону Старшему сказать: "Все народы властвуют над женщинами, мы властвуем над всеми народами, а над нами самими властвуют женщины". Да и юрист Гай сознается, что "женское легкомыслие" - скорее ходячее словцо, чем серьезное соображение (Gai I.190: levitas animi magis speciosa quam vera); дело не в этом, а в чем - Гай не раскрывает. За него это сделал Энгельс в "Происхождении семьи, частной собственности и государства": при браке экзогамном, то есть когда женщина выходила замуж в чужой род (у Энгельса - enuptio), агнатские родственники зорко следили за тем, чтобы имущество семьи не переходило в чужой род, и для этого установили опеку. По мере того, как стали входить в практику браки без установления мужней власти, опека над женщинами потеряла смысл и при императоре Клавдии была отменена (Gai I. 157).

В современном гражданском праве, как советском социалистическом и в праве стран народной демократии, так и в капиталистическом праве буржуазных стран, субъектом, носителем прав может быть не только человек, но и различные организации. Здание, в котором мы находимся, не только теперь не имеет собственника среди отдельных граждан, отдельных человеческих личностей, но не имело такого собственника - человека и до революции, когда экономическую основу составляла не социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на орудия и средства производства (ст. 4 Конст. СССР), а частная собственность. Теория права говорит в таких случаях, что субъектом права является организация, юридическое лицо.

Известна ли была эта категория римскому праву? На этот вопрос надо ответить так: факты, которые дают почву, на которой вырастает теория юридического лица, были известны в римской жизни, но ввиду преобладания в римских юристах практической жилки теоретической разработки понятия юридического лица мы у них не найдем. Какие же это факты? По законам 12 таблиц допускалась почти полная свобода образования коллегий, ассоциаций: члены коллегии или ассоциации были вольны принять для своей деятельности любое положение, любой устав, лишь бы в том не было ничего нарушающего публичный порядок (dum ne quid ex publica lege corrumpant, D.47.22.4): Юрист Гай, написавший комментарий к законам 12 таблиц, высказывает предположение, что эта норма заимствована из Солонова законодательства, то есть из греческого права. Такой порядок свободного образования корпораций, коллегий просуществовал в течение почти всего республиканского периода. В конце республики на этой почве стали допускать злоупотребления. Это побудило Юлия Цезаря распустить все корпорации, за исключением лишь возникших в древнюю эпоху. За этой первой мерой последовала вторая: Августом была издана lex Julia de collegiis (закон о коллегиях, или корпорациях). По этому закону ни одна корпорация (кроме религиозных) не могла возникнуть (с юридическим ее признанием) без предварительного разрешения сената и заключительной санкции принцепса (императора). Таким образом, была введена разрешительная система. Но если такое разрешение было получено, корпорация признавалась за юридическую личность. Для некоторых корпораций было создано льготное положение в том смысле, что если корпорация такого рода не отступает от некоторого, так сказать, типового положения, утвержденного для данной категории корпораций, то еще специальное разрешение или утверждение для каждой конкретной корпорации не требуется (так наз. явочная система); такие корпорации разрешаются как бы раз навсегда. Такое льготное положение, т.е. образование без специального разрешения, существовало для collegia funeraticia, похоронные товарищества (члены таких товариществ вносили небольшие взносы, и за это после смерти хоронились за счет товарищества); для collegia tenmiorum, т.е. объединений маломощных, "маленьких" людей. При раскопках гор. Помпеи (засыпанного при извержении вулкана Везувия в I в.) нашли на развалинах домов надписи, сделанные в целях агитации в предвыборную кампанию. В этих надписях упоминаются коллегии, своего рода профессиональные союзы; это союзы лиц, объединенных одной профессией, одним занятием "маленьких людей" - ремесленников, рабочих, мелких торговцев. В надписях на развалинах Помпеев упоминаются коллегии плотников, цирюльников (или парикмахеров), носильщиков, возчиков, пирожников, торговцев фруктами (Сергеенко, Помпеи, 91). Каждый такой союз имел свою кассу (средства составлялись из ежемесячных взносов), имели выборных лиц, которые ведали делами союза и его имуществом. И т.д.

Как же понимали римские юристы такое отношение? Кому, в самом деле, принадлежит имущество такой корпорации? Может быть, совокупности, сумме отдельных живых людей? Наподобие того, что можно наблюдать теперь в виде права общей собственности? Скажем, дача принадлежит Иванову и Петрову, может быть, в равных долях, может быть - в неравных, но принадлежит им обоим. Нет, римские юристы определенным образом отмежевывают корпорацию, союз от отдельных живых людей, являющихся членами этого союза. Больше того, они даже объединение нескольких лиц по договору товарищества противопоставляют корпорации. Во-первых, в отношении самой зависимости существования объединения от тех живых, конкретных личностей, из которых объединение составилось. Если А, В, С и Д объединились в товарищество, чтобы, напр., вести совместно торговлю, то такое товарищество существует лишь до тех пор, пока эти члены товарищества равны и остаются в составе товарищества; здесь важен персональный состав; стоит одному из товарищей выбыть по той или иной причине из состава товарищества, и оно прекращает существование. Если оставшиеся товарищи договорятся продолжать дело, это объединение рассматривается уже как новое товарищество. Иное дело - коллегия, корпорация, напр., говорит юрист, муниципия, городская община: тут одни члены муниципии умирают, другие - вступают вновь, а муниципия остается все той же (D.3.4.7 § 2 Ulp.). Юрист Алфен (D.5.1.76) сравнивает изменение состава коллегии с ремонтом корабля: в корабле то одну часть сменят, то другую; через известный период времени все его части обновились, а корабль рассматривается все как один и тот же. Так и в коллегии: одни члены умирают или выбывают по другой причине, а другие - вступают вновь; с течением времени весь состав сменился, а коллегия - все та же.

Другое важное обстоятельство подмечает римский юрист. Если, говорит он, выходит один из товарищей из состава товарищества, образованного по договору, то он потребует свою долю в имуществе, которым располагает товарищеское объединение; если один из товарищей умирает, его доля должна быть выделена его наследникам. Не так в коллегии: вступает лицо в состав такой корпорации, от него требуют вступительный взнос; потом нередко полагается еще платить периодически членские взносы; но когда из коллегии выбывает кто-либо из ее состава, выбывшему или его наследникам не выделяют никакой доли - все, что им было внесено, по общему правилу, остается безвозвратно за коллегией. Почему такая разница? Римские юристы дают этому объяснение. Когда несколько лиц заключают договор товарищества и складываются, чтобы вести общее дело, то образовавшееся таким образом складочное имущество представляет собой их общее имущество, в котором каждый из товарищей имеет свою (равную или неравную) долю; естественно, что если он перестает участвовать в товариществе, ему его доля в общем имуществе должна быть возвращена. Когда мы имеем коллегию или корпорацию, то образуется новое целое "universitas" (слово, кстати, от которого происходит "университет": universitas litterarum = совокупность наук), и имущество принадлежит именно этой universitas и ни в какой доле ее членам. Вот, например, говорит юрист Марциан (D.1.8.6 § 1), - в государствах*(63) (in civitatibus) есть театры, стадионы или ристалища для состязаний и т.п. Это все принадлежит, говорит он, самой universitas, но ни в какой мере не принадлежит отдельным членам этой universitas; точно так же, замечает тот же юрист, если взять государственного раба, отдельный гражданин не считается ни в какой доле собственником этого раба, собственник - само государство. Понятно, что при выходе из состава universitas отдельное лицо не получает никакой доли.

Сообразно с этим решается и вопрос об ответственности за долги. Не только рядовой член коллегии, но и ее орган не отвечает за долги коллегии; и обратно, нельзя обратить взыскание на имущество коллегии, чтобы удовлетворить требование кредитора кого-либо из членов этой коллегии. Классический юрист Ульпиан (D.3.4.7 § 1) говорит: если что-нибудь следует, причитается получить самой universitas, это не причитается отдельным ее членам; точно так же долг, лежащий на universitas, не есть долг ее членов. А в товарищеском имуществе есть долг и отдельного члена; поэтому там другой порядок: за долги отдельного товарища, если у него нет в достаточном размере другого имущества, отвечает его доля в товарищеском имуществе.

Итак, мы находим у римских юристов на почве противопоставления товарищества, societas, с одной стороны, и коллегии, universitas - с другой стороны, такие характерные черты коллегии: 1) ее самостоятельное существование, вне всякой зависимости от того, остаются ли в ней прежние члены, или только часть их или весь состав обновился; 2) обособленность имущества коллегии от имуществ отдельных ее членов; 3) отсюда два вывода: а) выбывающий из состава коллегии ее член не имеет права на выдел ему какой-либо доли из имущества коллегии, даже если в данной коллегии существуют членские взносы; б) коллегия не отвечает по обязательствам своих членов, а они не отвечают по обязательствам коллегии. - Можно, таким образом, сказать, что римские юристы нащупали основные моменты, характеризующие юридическое лицо. Однако на вопрос о том, имеем ли мы в этих случаях особую категорию persona, лица, они прямого ответа не дали, а оставили нам такие определения, что всякого рода коллегии, universitates, действуют privatorum loco (D.50.16.16), на положении отдельных лиц, personae vice (D.46.1.22), "вместо" лица, это - своего рода исправляющий должность лица, субъекта права. В этих выражениях римских юристов кроются корни теории фикции юридич[еского] лица, которая в Средние века была представлена папой Иннокентием IV, и находит своих представителей в буржуазной науке до сих пор. "Юридическое лицо", с этой точки зрения, есть как бы вывеска, прикрывающая пустое место, или фигуральное выражение. Мы говорим иногда, что X. на все смотрит сквозь "очки недоверия"; а попробуйте зайти в оптический магазин и попросить продавца продать вам очки недоверия; продавец, надо думать, с недоверием отнесется к нормальности содержимого в вашей голове. Вот, говорят, и юридическое лицо есть только фигуральное выражение: привыкли люди, всякое имущество кому-нибудь принадлежит, а потому, когда по существу нет определенного субъекта, к которому можно было бы приурочить имущество, придумали "юридическое лицо". Эта теория фикции в эксплуататорских формациях, и не столько в рабовладельческом Риме, сколько в капиталистических странах, имеет большое классовое значение: фабрики, заводы, железные дороги, все предприятия с повышенной опасностью для окружающих - принадлежат юридическим лицам. Раз юрид[ическое] лицо - фикция, пустое место, мечта - по выражению Чичикова, то фабрика, железная дорога и т.д. не могут нести ответственность за вред, причиняемый трудящемуся; пусть отвечает знаменитый стрелочник, который, по поговорке, всегда виноват. И когда жизнь все-таки потребовала в какой-то мере возложить ответственность за причиняемый вред на само предприятие, то это изобразили как какую-то милость в отношении потерпевших; а в римском праве - последовательно проводили такую точку зрения, что юридическое лицо - недееспособно; оно приравнивалось к малолетнему, безумному. Представление о юридическом лице, как субъекте воображаемом, а не существующем реально, вообще господствует в буржуазной теории. Будапештский профессор Шварц (1908-1910) образную характеристику разнообразных точек зрения, существующих в теории эксплуататорского общества, [выразил] в такой аллегории. Несколько философов древнего мира проснулись после многовековой спячки, взглянули на новый мир и, прежде всего, заметили проезжающий автомобиль. Как философы они сейчас же стали размышлять над тем, каким же это образом едет экипаж, перед которым нет ни лошади, ни вола; что его двигает? И вот один философ изрек, что тут надо вообразить бегущую лошадь. Другой считал невозможным, чтобы движение происходило от воображаемой, фингированной лошади, стал говорить что-то неясное о лошадях прошедших и будущих, благодаря которым экипаж может обходиться без них. Третий, стремясь к более реальному объяснению, придумал новый живой организм в виде некоего общества городского сообщения; четвертый упростил дело и ответил на вопрос так, что перед нами - безлошадный экипаж; наконец, пятый пошел совсем по другому пути: он обратил внимание на то, что ниоткуда не следует, что для движения экипажа непременно требуется лошадь; нужна вообще двигательная сила, но, конечно, не воображаемая, а действительная, реальная. В этой аллегории выражаются различные теории (теория фикции, теория социального организма, теория бессубъектных прав и т.д.). Но вся эта мудрость совершенно излишняя. Марксистская наука показывает, что юридическое лицо - одно из надстроечных явлений, которое должно служить своему базису, который требует правового оформления имуществ, не принадлежащих отдельным людям.

В римском праве юридические лица ставились на одну доску с малолетними и сумасшедшими; сходство в том, что малолетние и сумасшедшие имущество имеют, но осуществляют свои права на имущество через опекунов и попечителей, то есть через представителей; так и юридические лица, коллегии, корпорации, всякие учреждения, они действуют тоже через представителей. Но кто же стоит за этим представителем? Там - малолетний, сумасшедший, то есть живой человек; а здесь? Римские юристы не ответили на этот вопрос; вместо объяснения они констатируют факт: hoc iure utimur, говорят они, то есть мы пользуемся, применяем такое право, так у нас установлено, а давать этому факту научное, теоретическое объяснение - римские юристы не берутся.

По вопросу об ответственности юридических лиц римские юристы проводили последовательно свою точку зрения, что юридическое лицо есть только "исполняющий должность" субъекта прав, а не настоящий субъект. В чем это у них сказалось? Что такое договор? Это, прежде всего, действие. А в действии выражается воля. А юридическое лицо не persona, а только personae vice fungitur. След[овательно], обязываться по договорам само юридическое лицо не может. Не может обязываться путем деликтов, путем правонарушений. Но если в результате договора или деликта в обладание юридического лица попали какие-то ценности, какие-то вещи, юридическое лицо в сумме этого обогащения отвечает. Почему? Да потому, что в данном случае ответственность возникает не из совершенных действий, а из факта обогащения, из факта поступления вещей; юристы так и говорят, что обязательство возникает re, самой вещью, то есть фактом ее поступления в имущественную сферу юридического лица. А иски из договоров, из правонарушений могут возникать только против членов, входящих в состав юридического лица.

В римском праве наметилась разница между такими юридическими лицами, как universitates, collegii, corpora - с одной стороны, piae causae - с другой стороны. В первой из этих двух категорий лиц мы имеем членство; решения принимаются большинством голосов, и в этих решениях и выражается руководство юридическим лицом. Во втором случае - благотворительные, богоугодные заведения - предназначается (государством или каким-нибудь жертвователем) определенная сумма на обслуживание определенной потребности, воля этого учредителя предопределила направление деятельности этой организации, и никакой директор, никакое правление ничего тут изменить не может. Римское право не дало технических терминов для обозначения этих двух категорий юридических лиц; позднейшая теория стала называть первую категорию юридических лиц "корпорациями", вторую - учреждениями.

В отношении корпораций известно дошедшее до наших дней изречение "tresfaciemt collegium", букв.: трое составляют коллегию; мы теперь вкладываем в это изречение такой смысл, что коллегия может состоять минимум из трех; один или двое не могут составлять коллегии, и, следовательно, если число членов коллегии становится меньше трех, коллегия, корпорация должна считаться распавшейся. Однако это не совсем точно с точки зрения римского права. Юрист Ульпиан (D.3.4.7 § 2) говорит буквально так: если состав universitas сведется к одному члену, скорее, следует допустить, что он может вступать в соглашения и с ним можно договариваться, так как право всех сосредоточилось на одном, и сохраняется имя всей universitas.

Если пополнения не будет, universitas все-таки прекратится. Юридическое лицо прекращается и тогда, когда его деятельность принимает противозаконный характер или не соответствующий его уставу. Какова в этом случае судьба его имущества? Если юридическое лицо публичного права прекращает свое существование, напр., муниципия, городская община, имущество отходит к государству; если кончается universitas частного права, его имущество делит между собой последний состав этой universitas, т.е. в этот момент утрачивается различие между юридическим лицом и отношением на почве договора товарищества.

Дата добавления: 2015-05-31