Фактор страха в политике после августа 6 страница

Лев Толстой подчеркнул именно моральное падение монархии, которое привело к оскорблению подавляющего большинства подданных, обретших к этому времени высокоразвитое самосознание – крестьян. Вспомним его слова: «Для блага нашего христианского и просвещенного государства необходимо подвергать нелепейшему, неприличнейшему и оскорбительнейшему наказанию не всех членов этого христианского просвещенного государства, а только одно из его сословий, самое трудолюбивое, полезное, нравственное и многочисленное».

Похожими причинами, думаю, объяснялось и благожелательное отношение к трудовым евреям, жившим среди русских – они тоже были внесословны (в 1905 г. один волостной сход учредил, по сути, республику и избрал для управления комитет из «двенадцати крестьян и двух евреев»; эта власть держалась несколько месяцев).

Конечно, редакторы на телевидении потом самые странные вещи вырезают, я с этим уже сталкивался во время беседы с Е.Гайдаром. Он тогда, войдя в раж (оказывается, он собой совсем не владеет) говорил такие нелепые вещи, что редактор передачи, сам поклонник «молодых реформаторов», в эфир их не пустил, «причесал» рассуждения нашего рыночника. Все же нужна демократам цензура, они без нее совсем бы неприлично выглядели.

Создание стресса в массовом сознании – испытанный прием. Для управления Парижем якобинцы тщательно культивировали «нервозность». В 1790 г. Марат писал, что цель якобинцев – «постоянно поддерживать народ в состоянии возбуждения до того времени, когда в основание существующего правительства будут положены справедливые законы». Он отмечал, что влияние его газеты «Друг народа» обусловлено «страшным скандалом, распространяемым ею в публике».

Тот тип знания, что давала советская школа, было pоскошью. Получив такое знание, юноша становился не винтиком, а личностью. Значит, становился неудовлетвоpенным и сомневающимся. А такие люди менее упpавляемы. В 70‑е годы некотоpые социологи, впоследствии, видимо, ставшие демокpатами, пpедупpеждали власть: надо снизить в СССР уpовень обpазования. Развитие хозяйства не позволяло обеспечить молодежь pабочими местами, соответствующими уpовню их подготовки и, значит, их запpосам. Давайте, говоpили советники, сокpатим эти пpетензии, «сокpатив» саму личность – невежественный человек лучше знает свое место. К чести наших пpестаpелых вождей, они это пpедложение отвеpгли – pади самой молодежи, хотя и толкнув ее в pяды могильщиков советского стpоя. Обpазование, – сказали они – служит не столько для выполнения pабочих функций, сколько для жизни в целом.

Конечно, это во многом вызвано типом общества и народа. Советские люди не имели (и до сих пор не имеют) классового сознания и не могут сплотиться для борьбы под классовыми лозунгами. Не могут они выделить из себя и классовой партии для борьбы. Все их организации первым делом заявляют, что они – государственники. У них и в мыслях нет бороться с государством. Как только лучшие кадры оппозиции «идут во власть», они начинают помогать режиму «обустраивать Россию». Не свергать режим, а именно помогать ему, создавая порочный круг и укрепляя режим. Терпение и солидарность, усиленные бедствием, помогают людям создать невидимые системы выживания. Режим их не трогает и, выходит, с ним можно сосуществовать, так что и в вину ему привычное состояние бедствия уже не ставится.

На это обратил внимание Ленин летом 1917 г. Он предупредил, что Временное правительство взяло курс на утомление трудящихся, и в этом – большая опасность. Успешное утомление ведет к тупости, утрате воли.

Все главные «обвинения» вульгарного марксизма против русской революции и советского строя были выдвинуты уже Каутским, а потом развиты Троцким. Затем подключились югослав Джилас, еврокоммунисты и наши демократы. Уже Ленину пришлось потратить много сил, чтобы отбить «обвинения от истмата». Но главная битва все же разыгралась между Троцким и Сталиным. И понять ее смысл для нас очень важно. Тут можно согласиться с профессором из Греции М.Матсасом: «Те, кто хочет, под влиянием перемен 1989‑1991 годов, пройти мимо конфликта между Троцким и Сталиным, расценивая это как нечто принадлежащее музею большевистских древностей, смотрят не вперед, а назад».

То, что такие законы существуют – вера, которую очень трудно рассеять. Никаких доказательств их существования нет («учение Маркса всесильно, потому что оно верно»). И уже когда эта вера внедрялась в общественную мысль, были ученые «реалисты», которые взывали к разуму. Они говорили, что, например, в экономике нет никаких «объективных законов», а есть, самое большее, тенденции. В реальной жизни эти тенденции проявляются по‑разному в зависимости от множества обстоятельств. Приводили такую аналогию. Камень падает вертикально вниз согласно закону Ньютона. Слабые воздействия вроде дуновения ветерка (флуктуации) не в силах заметно повлиять на скорость и направление движения камня. А возьмите сухой лист. Он, конечно, тоже падает – но вовсе не согласно закону. Падать – его тенденция. В реальной жизни при малейшем дуновении лист кружится, а то и уносится ввысь. В жизни общества все эти дуновения не менее важны, чем законы.

Не место здесь развивать эту тему, скажу лишь, что гражданская война всегда связана с кризисом модернизации. Это – столкновение, спровоцированное агрессией гражданского общества в традиционное.

Даже после краха СССР привязанные к истмату люди не усомнились в своем метода. Они поверили в две внедренные в их сознание «материалистические» причины гибели советского строя: эксплуатация рабочих номенклатурой и уравниловка. И достаточность этих причин кажется им абсолютно очевидной, они даже удивляются – о чем еще спорить, все ясно, как божий день. Из такого объяснения следует, что в СССР жило 250 миллионов дураков, чему поверить невозможно. Ибо рабочие предпочли несравненно более жестокую эксплуатацию «новых русских» – и терпят ее. Во‑вторых, сломав «уравниловку», они резко снизили свое потребление. Кто же в здравом уме сделает такой выбор? Вот и приходится истматчикам придумывать совсем не материалистический довод: людей «зомбировали».

Высокий уровень всей этой операции манипуляции сознанием виден в том, что уже в начале демонстрации, после необычно легкого «прорыва» заградительного кордона ОМОНа на Крымском мосту многие стали подозревать, что готовится большая провокация. Но это уже никого не останавливало (во многих отношениях кровопролитие, организованное режимом Ельцина, наносило ему стратегический ущерб и укрепляло пассивное сопротивление общества, но тактический выигрыш был режиму намного важнее).

Доктор‑искусствовед, который описал это в журнале «США» (10, 1994), захлебывается от восхищения: «При этом безупречные граждане не испытывали ни малейших неудобств». Свидетель провокации не испытывает неудобств… И с каким же презрением смотрит этот демократ на нашу ГАИ: «Едва ли не все меры относятся к типу… войсковых операций, будь то порядок на дорогах или противодействие рэкету. От борьбы с преступностью порой страдаем не меньше, чем от самой преступности».

Как возникает этот гибрид рационализма с архаичной верой – большая тема, ее мы не будем здесь развивать. Ведь отсюда вышел и антипод этого гибрида, особый русский нигилизм. Об этом размышлял Достоевский, а Ницше даже ввел понятие об особом типе нигилизма – «нигилизм петербургского образца (т.е. вера в неверие, вплоть до мученичества за нее)».

Разумеется, когда нужно, для обозначения действий противника подбираются порочащие выражения. Так, на первом заседании Госдумы в 2000 г. фракция КПРФ договорилась с фракцией «Единство» о выдвижении общего кандидата на пост председателя Госдумы. Это – обычная в парламентах практика коалиции по конкретным вопросам. Поскольку при этом правые фракции своего кандидата провести не могли, они сняли все свои кандидатуры и назвали коалицию большинства сговором. При этом они даже покинули зал заседаний, что было совсем уж глупо. Что это за депутаты, которые присутствуют только на тех заседаниях, на которых они имеют большинство голосов!

Замечу, что и в чисто «рыночном» смысле реформа привела к опасному дефициту, какого не знала советская торговля. Чтобы увидеть это, надо просто посмотреть статистические справочники. В советское время нормативные запасы товаров и продуктов в торговле были достаточны для 80 дней нормальной розничной торговли. Если они сокращались ниже этого уровня, это было уже чрезвычайной ситуацией. В ходе реформы товарные запасы снизились до 20‑30 дней. А, например, на 1 октября 1998 г. на складах Санкт‑Петербурга имелось продуктов и товаров всего на 14 дней торговли. Положение регулируют только невыплатами зарплаты и пенсий. Вот тебе и изобилие.

Он, в частности, писал, как по‑разному воспринимается слово «демократия» в разных культурах: «У латинян слово „демократия“ означает главным образом исчезновение воли и инициативы индивида перед волей и инициативой общин, представляемых государством… У англосаксов в Америке то же самое слово „демократия“ означает, наоборот, самое широкое развитие воли и индивида и насколько возможно большее устранение государства».

В комментариях к труду Тойнби «Постижение истории» верно сказано о таких «демократах»: «Уяснилась функциональная роль лжепророчества, примитивных мифологем и демонологий – всего того, что нужно экстремистским силам для утверждения некоей „сверхчеловеческой“ санкции для своих экспериментов и бесчинств. Ценностная и культурологическая тойнбианская концепция „творческого меньшинства“ стремилась показать, чего эти силы не могут добиться. Она обличала в этих силах их заведомую историческую бездарность, глумливое отношение к массе, к большинству». Вот трагедия общества: историческая бездарность, снабженная эффективными технологиями манипуляции сознанием.

Важно подчеркнуть, что те, кто соглашается на «рыночную экономику», будь то коммунист или так называемый патриот, напрасно строят иллюзии о российском «соборном» капитализме. Речь идет о внедрении чуждого духу России религиозного иудео‑протестантского мироощущения. Япония, даже развив очень энергичный капитализм, не сломала свой культурный тип и избежала «рыночной экономики». В вышедшей в 1987 г. книге Мичио Моpишима «Капитализм и конфуцианство», посвященной культуpным основаниям предпринимательства в Японии, сказано, что здесь «капиталистический pынок тpуда – лишь совpеменная фоpма выpажения „pынка веpности“. То есть, традиционных общинных отношений самураев, крестьян и ремесленников.

Из этой немецкой легенды вытекает фундаментальное откpытие философов фашизма: «демокpатизация» подpостков, то есть освобождение их от подчинения взpослым и от гнета тpадиций неизбежно ведет к фашизации их сознания. Это надо подчеpкнуть, ибо многие наши демокpаты сейчас с энтузиазмом бpосились «pаскpепощать» школу и детей вообще. Никита Михалков в своем фильме «Утомленные солнцем», за котоpый ему еще будет очень стыдно, издевается над «тоталитаpизмом» советских детей. Они у него хоpом декламиpуют: «Ленин‑Сталин говоpят: надо маму слушаться!». Вот чему учили пpоклятые коммунисты. Тут сын сталинского детского поэта, сам того не понимая, сказал важную вещь. Ее понимание принес фашизм. Дети должны «маму слушаться», а не создавать свой миpок с демокpатией.

Не будем тратить место на описание всей механики, главный источник доходов от капитала теперь не дивиденды от акций, а проценты от вкладов, акции важны для управления предприятиями.

Вот, Гегель признавал, что гражданское общество не может существовать, опираясь исключительно на свое собственное основание – право человека на индивидуальную свободу, а опирается также и на коллективную рациональность. То есть, на некий надличностный «общественный разум». Но при этом Гегель подчеркивал, что сама эта коллективная рациональность возникает лишь как реализация индивидуальной свободы. Иными словами, в незападных обществах, где человек не прошел атомизации и полного разрыва общинных связей (не возникло индивидуума), коллективной рациональности не может существовать – это как будто утверждает Гегель. Но вряд ли можно предполагать у Гегеля такую странную мысль, просто он незападные общества исключает из рассмотрения, выводит за рамки своей модели человечества.

Уже в своем перечислении «внеэкономических и внеправовых средств» В.С.Нерсесянц доходит до нелепости: почему же «общеобязательный план» – внеправовое средство, а общеобязательные правила дорожного движения – правовое? Почему наказание за прогул («принудительный режим труда» в СССР был внеправовым действием, а в частной американской фирме – очень даже правовым? Непонятно, почему надо считать «внеправовым» явлением хотя бы и принудительный труд осужденных, если он регулируется правом.

Вот типичное умозаключение из книги, вышедшей в издательстве «Наука»: «Четверть миллиарда – 250 миллионов потеряло население нашего Отечества в ХХ веке. Почти 60 миллионов из них в ГУЛАГе». Это – пример острой некогерентности. Что значит «потеряло Отечество»? Умерли? А сколько умерло в XIX веке? ГУЛАГ существовал 30 лет, число заключенных в лагерях лишь в некоторые годы превышало 1 млн. человек, смертность в лагерях составляла в среднем 3% в год – как Отечество могло там потерять 60 миллионов? И ведь это пишется в книге, имеющей статус научной монографии.

Кстати, наши демократы никогда не цитировали и продолжение мысли Ленина, мысли именно демократической. Он продолжал после согласия с кадетами и др.: «Но мы отличаемся от этих граждан тем, что требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники».

Можно даже сказать, что чем более знаменит ученый в своей области (как Сахаров в ядерной физике), тем меньше он пригоден быть политиком, тем менее он сведущ в вопросах жизни народа. Ницше писал: «Когда человек становится мастером в каком‑либо деле, то обыкновенно именно в силу этого он остается полнейшим кропателем в большинстве других дел; но он судит совершенно иначе, как это уже знал Сократ». То есть, будучи примитивным кропателем в делах жизни людей, Сахаров мнил себя проницательным политиком потому, что глубоко изучил поведение элементарных частиц.

Замечу еще, что утверждение академика наполнено презрением к трудящимся. Слегка замаскированный в нем тезис о том, что советские люди были, в большинстве своем, лентяями – идеологическая ложь. Хотя за ней стоит важная и интересная проблема: почему интеллигенции стало казаться, что «рабочие и колхозники работают слишком мало»? Ведь это ложное убеждение действительно овладело советской элитой и было важным оправданием для всего антисоветского проекта.

Людей уверили также, что в основном кулаки были высланы на север и работали на лесоповале. В действительности первая по численности местность спецпоселений – Казахстан, вторая – Новосибирская область. На работах было занято 354 тыс. человек, из них на лесоразработках около 12 тысяч. Основная масса работала в сельском хозяйстве.

Такую цифру иногда называют и в западной прессе, но там хотя бы оговаривают, что она получена расчетным путем исходя из «линейной модели» воздействия радиации на человека (об этом в § 2 гл. 11). Но никто и не утверждает, что эта модель верна. Опытным же путем никаких жертв приписать катастрофе с достоверностью нельзя – кроме тех, кто погиб непосредственно в результате аварии и устранения ее последствий.

Вообще‑то социологи суют свой нос куда не следует, и обнародовать численность верующих Церковь по ряду причин не должна была бы разрешать. Но настали новые времена.

В Испании каменистая, нуждающаяся в поливе земля стоит около 20 тысяч долларов за гектар (оплата воды для полива – отдельно и очень дорого). А в России лучшие черноземы, по оценкам экспертов, пойдут по цене 1 тыс. долл. за гектар. В России сегодня вообще не должно стоять вопроса о продаже земли, ибо страна разорена.

Для тех, кто думает, что при работе на такой ферме 300 долларов в месяц рабочему слишком жирно, надо напомнить, что в среднем по России только на отопление дома надо 20‑30 кубометров дров – купить, распилить и наколоть. Цена на дрова тянется к мировой рыночной, то есть к 56 долларам за кубометр (по такой цене Россия продавала необработанную древесину в СНГ, а на Запад, конечно, подешевле – по 46,9 долларов).

Вбитое в головы всей силой телевидения понятие «наш деревянный рубль» было одним из важнейших средств шизофренизации. Помню, как впервые резануло мне слух это слово лет пятнадцать назад, на бензоколонке. Два молодых человека вылезли из машины и, продолжая разговор, проклинали наши «деревянные». При этом один из них сунул в окошечко три рубля и наполнил бак бензином (тогда он стоил 9,5 коп. за литр). И я подумал: какая неведомая сила сделала этих интеллигентных людей идиотами и как эта сила поведет себя дальше?

Вот известный фильм о декабристах. Их вешают, да неудачно, веревка рвется. И говорит герой: «Бедная Россия, вешать – и то не умеют». Но ведь это нелепо! Почему же страна, где не умеют вешать, достойна жалости? Разве не наоборот? В те же годы в Англии вешали даже детей, если они в лавке украли что‑то на сумму более 5 фунтов – можно ли было представить такое в России? Конечно, там палачи поднаторели. И за это уважать?

Пишет в «Правду» читательница из Екатеринбурга, учительница: «Почему допустили эту скотскую жизнь? Ведь никогда богато не жили, но духовная жизнь была богатой. Муж мой рабочий‑станочник, 150‑170 руб. максимум. Но мы ехали в оперный театр, заказывали на обратную дорогу такси, в буфете покупали сласти. Выписывали – ночью считала – десяток газет: „Правда“, „Литературная газета“, „Известия“, „Аргументы и факты“, „Комсомольская правда“, „Пионерская правда“, „Уральский рабочий“, „На смену“. „Вечерку“ муж покупал, идя с работы. А журналы? их тоже выписывали не меньше десяти. Сейчас в ларьке покупаем „Правду“ одну на четверых, „Советскую Россию“ выписываем одну на троих».

Удача в том, что Институт социологии продавал отчет в необработанном виде (недешево) – все что наговорили «деятели». В книге, вышедшей в конце 1995 г., их интервью отредактированы. Сегодня, конечно, таких откровений от реформаторов уже не услышишь – восторг победы схлынул, и говорят они осмотрительнее.

Не на деньги, вырученные от продажи тюльпанов Чубайсом и Филипповым, делалась «революция», и не на волне этой «революции» всплыли к власти скромные кандидаты наук – множество таких же бескорыстных идеалистов, как Филиппов, так и стоят в метро, продают календарики. Тут поработали серьезные «отделы кадров». Мы здесь говорим только о типе мышления, которым обладают (или под который подлаживаются) реформаторы.

Налоговая служба мечет громы и молнии против тех, кто жульничает при уплате налога с прибыли – и делает вид, что не знает общеизвестной вещи: главный способ сокрытия доходов заключается в применении внутрифирменных трансфертных цен. Иными словами, при образовании совместного предприятия с зарубежной фирмой компания выторговывает себе право покупать материалы и оборудование не по рыночным, а по внутрифирменным ценам. Получив такое право, она ввозит из‑за рубежа материалы по ценам, в сотни, а то и тысячи раз превышающим рыночные. Так без всяких налогов изымается и вывозится вся прибыль – а для приличия оставляют на виду с гулькин нос. Конечно, получение такого права – вопрос большой коррупции. Но наши «хозяева» и не скупятся.

Эта кампания наглядно показала «свободу» прессы и телевидения. Начавшись по невидимому сигналу, она была по такому же сигналу и столь же молниеносно прекращена. Это убедительный признак полной манипулируемости телевидения из какого‑то теневого центра.

Вообще, в известных правовых системах не признается коллективной ответственности организаций за проступки отдельных членов, и юристы это прекрасно знают.

Это проявилось, например, в феврале 2000 г. в международном скандале из‑за того, что в Австрии вошли в правительство члены правой партии, чей лидер допускал «расистские высказывания». Очевидно, что эта партия получила свои места в парламенте на демократических выборах – таковы уж убеждения значительной части австрийцев. Израиль, США и другие страны, которым претят правые партии, были в полном праве «не дружить» с плохими австрийцами. Но им почему‑то обязательно надо порвать с ними по причине «приверженности к демократии», и никак иначе. Тут явный провал в логике, но он, видимо, необходим для контроля над сознанием.

В докладе Д.С.Львова на Президиуме РАН сказано: «Растет понимание того, что помимо демонтажа институтов плановой экономики необходимо формирование подлинных рыночных субъектов (на основе как разгосударствления, так и приватизации)… К сожалению, политика погубила суть дела, помешала реализации градуалистского варианта реформ».

В конце прошлого века крестьянское хозяйство в средней полосе России было нерентабельным (средний доход крестьян с десятины в европейской части России составлял 163 коп., а все платежи и налоги с этой десятины – 164,1 коп.). Однако это хозяйство позволяло жить 90% населения России. Крестьянин не только кормил, хоть и впроголодь, народ, но и оплачивал паразита‑помещика, и индустриализацию России, и имперское государство.

Источник средств, на который иногда указывают, – национализация прибыльных производств и образование «национального дивиденда». Это – странный тезис. Частный капитал убыточное производство вести не может, следовательно, все отрасли, оставляемые частникам, просто будут свернуты. Кроме того, размер финансовых средств, которые государство получит от национализации указанных отраслей, все равно будет очень мал. Он равен лишь сумме скрытых от уплаты налогов и завышенных личных доходов собственников. Но можно назначить и государственным директорам, как в РАО ЕЭС, оклады по 20 тысяч долларов в месяц, и вся прибыль на это уйдет. Если государство не меняется, то и национализация мало что даст.

За годы реформы сельское хозяйство России недополучило почти миллион тракторов. Сегодня трактор «Беларусь» (МТЗ‑80) стоит от 10 до 20 тыс. долларов, а цена мощных тракторов вообще запредельна. Значит, только чтобы восстановить уровень 80‑х годов в оснащении тракторами, нужно порядка 10‑20 млрд. долларов – чуть ли не весь годовой госбюджет 1999 г. Только тракторы! И ведь тогда восстановится техническая база, на которой стояли колхозы, а фермерам для нормальной работы нужно в десять раз больше тракторов, чем колхозам. Значит, 100‑200 млрд. долларов потребны только на создание нормального тракторного парка. А удобрения? А комбайны и грузовики?

Когда люди говорят о таких материях, как любовь или нелюбовь к России, они почему‑то начинают кокетничать: «Эту страну может любить не трезвый человек, не работник, не пахарь, а такой глупец, как я», – пишет Авдеев. Я, мол, и работник, и пахарь, и непьющий, но – глупец, очень Россию люблю. Ребенок в 62 года – вот трагедия России.

При этом, кстати, наносится удар и по логическому мышлению ребенка. Как же так, Илья Муромец татар победил – а было татарское иго? И опять рвется вся ткань памяти, выпадает из ее канвы и Александр Невский, и Дмитрий Донской, и Куликовская битва, и поединок Пересвета с Телебеем (Челубеем).

Соратник Керенского видный масон В.Б.Станкевич пишет в мемуарах о том, что возникло после свержения самодержавия: «Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка: и в городах, и в провинции, и полицейскую, и военную, и власть самоуправлений».

Очень много говорилось о разгоне Учредительного собрания чуть ли не как о причине гражданской войны. Выборы в Учредительное собрание состоялись в ноябре 1917 г. по старым спискам. В октябре И.А.Бунин записал в дневнике: «Вот‑вот выборы в Учредительное собрание. У нас ни единая душа не интересуется этим». Открыто Учредительное собрание было 5 января 1918 г. В ту же ночь распущено, поскольку не признало Декретов Советской власти, да и не имело уже кворума после раскола. То, что произошло с «учредиловцами» дальше, красноречиво. Учредиловцы отправились к белочехам, объявили себя правительством России (Директорией), потом эту «керенщину» переловил Колчак. Они сидели в тюрьме в Омске, их вместе с другими заключенными освободили восставшие рабочие. Колчак приказал бежавшим вернуться в тюрьму, и «контрреволюционные демократы» послушно вернулись. Ночью их «отправили в республику Иртыш» – вывели на берег и расстреляли. Все же разгон и расстрел – разные вещи.

Буквально в то же время в том же «Огоньке» Л.Пияшева писала: «Никто и нигде не может заранее знать, какие цены установятся на землю, дома, оборудование, даже на сырье и потребительские товары». Никто не может знать, а она знала – до копейки.

Внезапная активность вокруг Мавзолея всегда инициируется людьми образованными (Г.Старовойтова, Марк Захаров и т.п.). Они не могут не понимать, что Мавзолей – сооружение культовое, а могила Ленина для той трети народа, который его чтит, имеет символическое значение сродни религиозному. Видимо, есть особая категория интеллигентов, которая всегда, при всех режимах тяготеет к разрушению священных символов – извращение почти физиологическое.

Напротив, утрата религиозного органа человеком либерального гражданского общества не отрицается его философами (М.Вебером, Ф. фон Хайеком). В этом смысле Гвардини говорит о паразитировании на христианских ценностях, которому приходит конец.

Война между ВКП(б) и церковью, которая продолжалась, то обостряясь, то затихая, с 1918 г. до середины 30‑х годов, была борьбой двух легитимирующих инстанций (идеологической и церковной) за место в идеократическом государстве. По типу это была не война против мира символов, а религиозная война, утверждающая главенство одной стороны. Поэтому Дворец Советов надо было строить на фундаменте Храма Христа‑Спасителя. Подрывом мира символов надо считать действия именно Н.С.Хрущева, при котором было уничтожено больше церквей, чем за предыдущие сорок лет. Но Хрущев в такой же, если не в большей степени, разрушал и символы большевизма.

В газете «Дуэль» – письмо двух бывших моряков, участников конкретного боя 22 апреля 1945 г. Тогда поврежденная глубинными бомбами немецкая подводная лодка всплыла, но была почти в упор расстреляна залпами эсминца «Карл Либкнехт» (16 снарядов главного калибра и 39 из пушек‑автоматов). Моряки пишут, что это «наблюдали более 50 моряков эсминца, занимавшие по боевому расписанию свои места у орудий и зенитных автоматов, на торпедных аппаратах, на бомбометах, на постах наблюдения командирского мостика… Все это отражено в боевом вахтенном журнале корабля, в боевых рапортах командира конвоя и командира корабля (материалы архива ИО ВМФ, д. 14063, листы 2‑10). После войны это было подтверждено и немецкими документами. Но в России в 1994 и 1997 гг. выходят две книги: „Морская война в Заполярье 1941‑1945 гг.“ и „Ленд‑лиз и северные конвои 1941‑1945 гг.“, и авторы утверждают, что ту лодку У‑286 потопили английские фрегаты. Это – мелочь, но этих мелочей тьма.

Дата добавления: 2015-06-04