К. МАРКС. Речь, произнесенная Кошутом в Шеффилде, наиболее содержательная из всех, услышанных от него за все время его пребывания в Англии; тем не менее нельзя не

РЕОРГАНИЗАЦИЯ АНГЛИЙСКОГО ВОЕННОГО ВЕДОМСТВА. – АВСТРИЙСКИЕ ТРЕБОВАНИЯ. – ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ АНГЛИИ. – СЕНТ‑АРНО

Лондон, пятница, 9 июня 1854 г.

Речь, произнесенная Кошутом в Шеффилде, наиболее содержательная из всех, услышанных от него за все время его пребывания в Англии; тем не менее нельзя не отметить ее недостатки. Содержащиеся в ней исторические экскурсы частью не точны. Например, нет абсолютно никаких оснований считать, что упадок Турции начался с того момента, когда Собеский оказал помощь австрийской столице[145]. Исследования Гаммера[146]неопровержимо доказывают, что организация Турецкой империи находилась тогда в состоянии разложения и что уже за некоторое время до этого эпохе оттоманского могущества и величия быстро приходил конец. Таким же ошибочным является тезис, будто Наполеон отказался от мысли напасть на Россию с моря не потому, что у него не было флота и что англичане лишили его господства над океаном, а по каким‑то другим причинам. Угроза, что, в случае если Англия вступит в союз с Австрией, Венгрия заключит союз с Россией, является большой неосторожностью. Во‑первых, это дает оружие правительственным газетам, и газета «Times» не преминула широко воспользоваться им для того, чтобы «заклеймить» всех революционеров как русских агентов. Во‑вторых, это странно звучало в устах. человека, правительство которого уже в 1849 г. предложило венгерскую корону русскому цесаревичу. И, наконец, он не может отрицать, что, если бы его угроза, по его ли инициативе, или по инициативе других лиц, когда‑либо осуществилась, национальному существованию мадьяр был бы вынесен смертный приговор, поскольку большая часть населения Венгрии состоит из славян. Точно так же было ошибкой характеризовать войну против России как войну между свободой и деспотизмом. Не говоря уже о том, что в таком случае Бонапарт оказался бы представителем свободы, утверждению Кошута противоречит тот факт, что целью войны открыто провозглашается сохранение равновесия держав и Венских трактатов, то есть как раз тех трактатов, которые уничтожают свободу и независимость наций.

Сильнее, чем обычно, была и произнесенная г‑ном Уркартом в Бирмингеме речь, в которой он снова выдвинул против коалиционного министерства обвинение в измене. Но поскольку г‑н Уркарт коренным образом расходится с той единственной партией, которая была бы способна устранить совершенно прогнившую парламентскую основу, на которой покоится это олигархическое коалиционное министерство, то все его речи так же мало достигают цели, как если бы он обращался с ними к облакам.

Лорд Джон Рассел объявил вчера вечером в палате общин о предстоящем образовании особого военного министерства, которое, однако, должно не поглотить различные отделы, образующие сейчас военное ведомство, а лишь осуществлять над всеми ними поминальный надзор. Единственное преимущество этого изменения заключается в создании нового министерского поста. Что касается нового назначения, то газета «Morning Post» вчера сообщила, что в кабинете одержала верх фракция пилитов[147]и что новым секретарем по делам войны станет герцог Ньюкасл, тогда как колонии будут предложены лорду Джону Расселу. Вышедший вчера вечером номер «Globe» подтверждает это сообщение и добавляет, что так как лорд Джон по всей вероятности откажется, то секретарем по делам колоний будет назначен сэр Джордж Грей. В то время как газеты пилитов продолжают притворяться, будто не знают окончательного решения, газета Пальмерстона сегодня утверждает, что герцог Ньюкасл и сэр Джордж Грей уже получили назначения.

«Morning Post» пишет по поводу австрийских «категорических требований»:

«Мы имеем основание думать, что Россия не обойдет молчанием обращение Австрии и не ответит ей отказом, и мы не будем удивлены, если скоро узнаем, что Россия готова принять австрийское предложение о полной эвакуации турецкой территории на том условии, что Австрия предпримет шаги для заключения перемирия на предмет переговоров».

Сегодняшний номер «Morning Chronicle» также признает, что «это обращение может иметь величайшее значение». Газета все же добавляет, что это обращение не следует рассматривать как ультиматум, что оно написано в обычном вежливом тоне и что разрыв имелся в виду лишь в том случае, если бы Россия совершенно игнорировала обращение. Если же Россия даст уклончивый ответ или сделает частичные уступки, могут последовать новые предложения и переговоры.

Допустим на один момент, что предположение «Morning Post» правильно и близко к осуществлению: очевидно, что оказанная Австрией услуга лишь обеспечила бы еще одно перемирие в пользу России. Весьма вероятно, что нечто подобное имелось в виду, причем основывались на том, что Силистрия тем временем падет и «честь и достоинство царя» будут соблюдены. Однако весь план рухнет, если Силистрия выстоит и доблесть турок заставит, наконец, союзные войска перейти к военным действиям, вопреки желанию их командующих и правительств.

Если что‑нибудь может скрасить скучное зрелище бесконечных упущений и промахов этой большой войны, так это – забавная нерешительность английской публики и прессы в оценке реальности и пользы союза между западными и германскими державами. Едва лишь Австрия ко всеобщему удовлетворению выдвинула свои «категорические требования», как все повергаются в тревогу известием о встрече австрийского и прусского монархов, встрече, которая, по словам газеты «Times», «не предвещает ничего хорошего для западных держав».

Опубликованы статистические данные министерства торговли за последний месяц. Данные эти менее благоприятны, чем данные за предыдущие месяцы. Объявленная ценность экспорта дает снижение на 747527 ф. ст. по сравнению с соответствующим месяцем 1853 года. Больше всего пострадали статьи экспорта, связанные с манчестерским рынком; но и полотняная, шерстяная и шелковая промышленность также показывают снижение.

В очередном ежемесячном бюллетене, издаваемом гг. Стёрдж из Бирмингема, мы читаем, что всходы пшеницы находятся в неблагоприятном состоянии, причем сообщается об этом в следующих выражениях:

«Высокие цены на семена явились причиной того, что на каждый акр было посеяно меньше семян, чем в обычные годы, а худшее качество пшеницы прошлого урожая, использованной для посевов, может быть, является причиной того, что виды на урожай не столь благоприятны, как. это имело бы место, если. бы прошлогодний урожай был лучше».

По поводу этого сообщения «Mark Lane Express» замечает:

«Этот вывод нам представляется весьма вероятным и заслуживает внимания, так как плохое качество семян вряд ли позволяет ожидать таких же здоровых всходов, какие возможны при более благоприятных условиях. За ростом хлебов будут следить с особенным интересом, так как известно, что хлебные запасы не только в Англии, но и почти во всех частях света весьма истощены из‑за сильного неурожая 1853 года. В дальнейшем уровень цен будет в значительной степени зависеть от погоды; сейчас цены на пшеницу слишком высоки, чтобы стимулировать спекуляцию, и хотя более чем вероятно, что подвоз извне в течение ближайших трех месяцев будет производиться в гораздо менее широких размерах, чем это было до сих пор, тем не менее, если не случится ничего такого, что усилило бы неблагоприятные перспективы в отношении предстоящего урожая, обладатели свободных запасов постараются скорее расстаться с ними, между тем как мукомолы и другие будут придерживаться выжидательной тактики… При этом следует иметь в виду, что страна вообще страдает нехваткой хлеба».

Теперь нельзя пройти по улицам Лондона, чтобы не увидеть толпу, стоящую перед патриотическими картинами, на которых изображена интересная группа «трех спасителей цивилизации»: султан, Бонапарт и Виктория. Чтобы дать вам возможность в полной мере оценить, что представляют собой деятели, которым теперь вверяется спасение цивилизации, после того как они уже «спасли общество», я продолжу свой очерк о генералиссимусе, маршале Сент‑Арно [148].

Знаменитые июльские дни[149]спасли Жака Леруа (по‑старому) или Жака Ахилла Леруа де Сент‑Арно (по‑новому) из когтей его кредиторов. Тут перед ним встал трудный вопрос, как ему использовать условия французского общества, пришедшего в полный беспорядок благодаря внезапному крушению старого режима. Ахилл не участвовал в трехдневных боях; он не мог даже притвориться, что участвовал в них, так как было слишком хорошо известно, что в это памятное время он сидел под замком в тюремной камере Сент‑Пелажи. Он не мог поэтому, по примеру многих других авантюристов того времени, претендовать на какое‑либо вознаграждение под тем фальшивым предлогом, что он один из июльских борцов. С другой стороны и успех буржуазного режима, казалось, никоим образом не мог благоприятствовать этому заведомому представителю подонков парижской богемы, который всегда исповедовал слепую веру в легитимизм и отнюдь не принадлежал к обществу «Помоги сам себе» (этот недостаток прозорливости он возместил тем, что стал одним из первых членов Общества 10 декабря)[150]и не играл никакой роли в великой «комедии пятнадцати лет». Все же Ахилл кое‑чему научился в искусстве импровизации у своего старого учителя г‑на Э. де П. Он храбро явился в военное министерство и объявил себя здесь младшим офицером, подавшим в отставку из политических побуждений во время Реставрации. Свое изгнание из Gardes du Corps [королевской гвардии. Ред.], свое исключение из корсиканского легиона, свою отлучку из 51 полка, отправившегося в колонии, он сумел легко превратить в доказательство своего необузданного патриотизма и преследований со стороны Бурбонов. Послужной список удостоверял, правда, ложность его утверждений, но военное министерство сделало вид, что поверило им. Уход в отставку многочисленных офицеров, не желавших присягнуть Луи‑Филиппу, создал много вакансий, которые надо было заполнить, и правительство узурпатора охотно принимало поэтому всякого открытого отступника от легитимизма, каковы бы ни были мотивы его перехода. Так Ахилл получил назначение в 64‑й линейный полк, впрочем, не без унижения: он был принят обратно на службу в качестве младшего офицера, вместо того чтобы получить повышение, как его получили прочие офицеры, подавшие в отставку во время Реставрации.

Годы и его старое офицерское звание дали ему, наконец, чин лейтенанта. В то же время ему представился случай проявить свои особые таланты пресмыкающегося отступника. Его полк стоял в 1832 г. в Партене, в центре легитимистского восстания в Вандее. Его старые связи с некоторыми из прежних. Gardes du corps, собравшимися вокруг герцогини Беррийской, открыли перед ним возможность сочетать обязанности солдата и полицейского шпиона, сочетание, весьма отвечавшее его гению, созревшему в игорных домах Лондона и cafes borgnes [притонах низшего пошиба. Ред.] Парижа. Герцогиня Беррийская, проданная г‑ну Тьеру евреем Дёцем, была арестована в Нанте, и Ахиллу было поручено сопровождать ее в Бле, где он должен был исполнять обязанности одного из ее тюремщиков под командой генерала Бюжо. Горя желанием не упустить случая открыто проявить свое крайнее рвение в защите интересов династии, он хватил через край и шокировал даже Бюжо низкими услугами, которые он оказывал полиции, и своим грубым обращением с герцогиней. Бюжо, однако, не имел права уволить адъютанта, специально назначенного полицией для охраны герцогини, находившегося под непосредственным начальством полицейского комиссара г‑на Жоли и зависящего в конце концов больше от министерства внутренних дел, чем от военного министерства. Будущий генералиссимус англо‑французских войск исполнял роль повивальной бабки, так как его специальной миссией было установить свидетельскими показаниями и доказать беременность герцогини, разоблачение которой нанесло смертельный удар сторонникам старого режима. В связи с этим его качеством имя г‑на Сент‑Арно упоминается в первый раз в газете «Moniteur». Мы читаем в мае 1833 г. в этой газете:

«Г‑н Ахилл де Сент‑Арно, тридцати четырех лет, обычно проживающий в Париже, адъютант генерала Бюжо, получил предписание, согласно его официальному положению, подписать акт о рождении ребенка, которым герцогиня разрешилась в тюрьме 10 мая 1833 года».

Галантный Сент‑Арно и далее оставался верен своей роли тюремщика и сопровождал герцогиню на корвете, который, доставил ее в Палермо.

По возвращении во Францию Ахилл стал посмешищем и козлом отпущения для всего полка. Ненавидимый офицерами, исключенный из их reunions [собраний. Ред.], преследуемый недвусмысленными проявлениями крайнего презрения, отвергнутый всем полком, он в конце концов вынужден был искать убежища в алжирском иностранном легионе, как раз тогда формировавшемся в Париже под руководством полковника Бедо. Этот иностранный легион с успехом можно было бы назвать Обществом 10 декабря европейских армий. Отъявленные головорезы, запутавшиеся в долгах авантюристы, дезертиры всех стран, вообще отбросы европейских армий, составляли ядро этого Corps d'elite [избранного войска. Ред.], который с полным правом носил название refugium peccatorum [убежища грешников. Ред.]. Нигде больше гений Ахилла не мог бы так развернуться, как в товарищеской среде подобного войска, официальная миссия которого предохраняла его от клыков полиции, тогда как моральный облик его членов устранял все преграды, обычно сдерживающие офицеров регулярной армии. Расточительный во всем, Ахилл, однако, был очень скуп на доказательства своего военного мужества и способностей и продолжал прозябать в течение четырех лет в незначительном чине лейтенанта первого батальона иностранного легиона, пока, наконец, 15 августа 1837 г. новый патент не дал ему чин капитана. Весьма прискорбно, что походная касса во французской армии находится под надзором капитана, который несет ответственность за выплату жалованья солдатам и за снабжение продовольствием. Кассы, однако, и были как раз тем, на что наш современный Ахилл был особенно падок. Так получилось, что спустя несколько месяцев после его повышения в чине во вверенной ему кассе обнаружился ужасающий дефицит. Генерал‑инспектор г‑н де Рюльер, раскрывший эту растрату, настаивал на наказании капитана. Доклад в министерство был уже составлен, его вот‑вот должны были сдать на почту и г‑н де Сент‑Арно погиб бы навсегда, но тут вмешался его начальник г‑н Бедо, тронутый отчаянием своего подчиненного, и ему удалось смягчить гнев генерала Рюльера.

У Сент‑Арно есть свойственная только ему манера выражать благодарность за оказанные ему благодеяния. Назначенный военным министром накануне coup d'etat[151], он приказал арестовать генерала Бедо и вычеркнуть имя генерала Рюльера из списков офицерского корпуса. Рюльер послал ему следующее письмо, которое показал своим друзьям в Париже и опубликовал в бельгийских газетах:

«В 1837 г. генерал Рюльер отказался сломать шпагу капитана Леруа де Сент‑Арно, не желая его обесчестить. В 1851 г. военный министр Леруа де Сент‑Арно, будучи не в силах обесчестить генерала Рюльера, сломал его шпагу».

Написано К. Марксом 9 июня 1854 г.

Напечатано в газете «New‑York Daily Tribune» № 4114, 24 июня 1854 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Дата добавления: 2015-06-04