Испанская революция. – турция и Греция

К. МАРКС

Лондон, пятница, 21 июля 1854 г.

«Ne touchez pas a la Reine» (не касайтесь королевы) – гласит старинное кастильское изречение; однако авантюристка г‑жа Муньос и дочь ее Изабелла слишком давно превысили все права, предоставленные даже кастильским королевам, чтобы испанский народ не утратил своего суеверного верноподданничества.

Пронунсиаменто 1843 г.[187]продолжалось три месяца, пронунсиаменто 1854 г. едва ли более трех недель. Министерство распущено, граф Сан‑Луис бежал, королева Кристина пробирается к французской границе, а в Мадриде как войска, так и гражданское население высказались против правительства.

С начала столетия все испанские революции, за исключением движения в защиту провинциальных и местных привилегий, периодически вспыхивающие в северных провинциях, отличались удивительным единообразием: за каждым дворцовым заговором следуют военные мятежи, которые неизменно влекут за собой муниципальные пронунсиаменто. Это явление имеет две причины. Во‑первых, мы видим, что, поскольку народная жизнь не выходит за рамки отдельных провинций, в той сфере, которую мы называем государством в современном смысле слова, армия является единственной силой, которая может в национальном масштабе противостоять двору. Во‑вторых, особое положение Испании и война на Пиренейском полуострове[188]создали условия, при которых все жизнеспособное в испанской нации могло сконцентрироваться только в армии. Вот почему единственные проявления национального чувства (в 1812 и в 1822 гг.[189]) исходили от армии; и вот почему наиболее активная часть нации привыкла видеть в армии естественное орудие всякого национального восстания. Однако в тревожное время с 1830; до 1854 г. городское население Испании постепенно убедилось в том, что армия уже не служит делу нации, а превратилась в орудие соперничества честолюбивых генералов, стремившихся установить свою опеку над двором. В соответствии с этим мы видим, что движение 1854 г. сильно отличается даже от движения 1843 года.

Народ видел в emeute [мятеже. Ред.] генерала О'Доннеля что угодно, только не заговор против господствующего влияния при дворе, тем более, что этот мятеж пользовался поддержкой фаворита в отставке Серрано. Поэтому города и села не решались откликнуться на призыв, исходивший от кавалерии в Мадриде; вот почему генерал О'Доннель был вынужден совершенно изменить характер своих действий, дабы не остаться изолированным и не обречь себя на неудачу. Он был вынужден включить в свое воззвание три пункта, в равной мере направленных против верховенства армии: созыв кортесов, дешевое правительство и образование национальной милиции; последнее требование вызвано стремлением городов снова стать независимыми от армии. Итак, несомненно, что военное восстание получило поддержку народного восстания лишь ценой подчинения его условиям. Посмотрим, будет ли оно вынуждено сохранить верность этим условиям и выполнить данные обещания.

За исключением карлистов[190], все партии выдвинули свои лозунги – прогрессисты, сторонники конституции 1837 г., сторонники конституции 1812 г.[191], унионисты (требующие аннексии Португалии) и республиканцы. Сообщения о последней партии следует принимать с осторожностью, поскольку они проходят цензуру парижской полиции. Наряду с борьбой между партиями разгорается соперничество между военными вождями. Эспартеро, услыхав об успехах О'Доннеля, тотчас же покинул свое убежище в Леганесе и провозгласил себя главой движения. Но едва Цезарь‑Нарваэс узнал о выступлении своего старого Помпея, он тотчас же предложил свои услуги королеве; предложение было принято, и Нарваэсу предстоит образовать новое министерство. Подробности, сообщаемые мной дальше, показывают, что далеко не везде военные захватили инициативу; напротив, кое‑где им пришлось уступить непреодолимому давлению населения.

Помимо пронунсиаменто в Валенсии, о чем я писал в предыдущей статье [См. настоящий том, стр. 340. Ред.], было еще пронунсиаменто в Аликанте. В Андалузии пронунсиаменто произошли в Гранаде, Севилье и Хаэне.

В Старой Кастилии имело место свое пронунсиаменто в Бургосе; в Леоне – в Вальядолиде; в Бискайе – в Сан‑Себастьяне и Витории; в Наварре – в Толосе и Памплоне; в Арагоне – в Сарагосе; в Каталонии – в Барселоне, Таррагоне, Лериде и Жероне; говорят также, что пронунсиаменто было на Балеарских островах. В письме из Картахены от 12 июля, согласно которому ожидалось пронунсиаменто в Мурсии, читаем:

«В силу bando [приказа. Ред.], обнародованного местным военным губернатором, все жители Картахены, владеющие ружьями и иным оружием, обязаны в течение 24 часов сдать его гражданским властям. По просьбе французского консула, проживающим здесь французам разрешено сдать оружие в консульство, по примеру 1848 года».

Из всех этих пронунсиаменто только четыре стоят того, чтобы на них остановиться, это – пронунсиаменто в Сан‑Себастьяне, Бискайя, в Барселоне, столице Каталонии, в Сарагосе, столице Арагона, ив Мадриде.

В Бискайе инициаторами пронунсиаменто были муниципалитеты, в Арагоне – военные. Муниципалитет Сан‑Себастьяна уже готов был высказаться в пользу восстания, когда раздалось требование вооружить народ. Город немедленно был вооружен. До 17 июля не удавалось склонить два батальона, составляющие гарнизон, присоединиться к народу. Но после того, как городское население и военные объединились, 1000 вооруженных горожан в сопровождении некоторого количества войск двинулись к Памплоне и организовали восстание в Наварре. Именно появление вооруженных горожан Сан‑Себастьяна облегчило восстание столицы Наварры. Генерал Сабала примкнул к движению позже и отправился в Байонну, призывая солдат и офицеров Кордовского полка, бежавших туда после своего недавнего поражения при Сарагосе, тотчас вернуться на родину и присоединиться к нему в Сан‑Себастьяне. Согласно некоторым сообщениям, он затем пошел на Мадрид, чтобы предоставить себя в распоряжение Эспартеро; между тем по другим источникам, он пошел на Сарагосу, имея в виду соединиться с арагонскими повстанцами. Генерал Масарредо, командующий в баскских провинциях, отказался от участия в пронунсиаменто в Витории и был вынужден перейти во Францию. Войска генерала Сабалы состоят из двух батальонов Бурбонского полка, батальона карабинеров и отряда кавалерии. В заключение своего рассказа о баскских провинциях сообщаю, в качестве характерной детали, что бригадный генерал Барастеки, назначенный губернатором провинции Гипускоа, является одним из бывших адъютантов Эспартеро.

В Барселоне инициатива была, по‑видимому, захвачена военными, однако, судя по полученным нами дополнительным сведениям, весьма сомнительно, чтобы эта инициатива была вполне добровольна. 13 июля в 7 часов пополудни солдаты, расквартированные в казармах Сан‑Пуэбло и Буен‑Сусесо, подчиняясь требованиям народной демонстрации, объявили пронунсиаменто под возгласы: Vive la Reine! Vive la Constitution! [Да здравствует королева! Да здравствует Конституция! Ред.] Смерть министрам! Долой Кристину! Побратавшись с толпой и пройдя с ней вместе по набережной, солдаты остановились на площади Конституции. Кавалерия, которую в течение последних шести дней не выпускали из Барселонеты из‑за недоверия к ней военного командования, в свою очередь провозгласила пронунсиаменто. С этого момента весь гарнизон перешел на сторону народа и всякое противодействие со стороны властей стало невозможным. В 10 часов общему давлению уступил военный губернатор генерал Марчеси, а в полночь командующий военным округом Каталонии объявил свое решение примкнуть к движению. Он явился на площадь Аюнтаментос и произнес речь перед собравшимся там народом. 18 июля была сформирована хунта, в которую вошли командующий военным округом и другие видные лица под лозунгом: «Конституция, королева и нравственность». Далее из Барселоны сообщают, что по приказу новых властей несколько рабочих были расстреляны за то, что ломали машины и посягнули на собственность, а также, что был арестован республиканский комитет, собравшийся в соседнем городе; впрочем, не надо забывать, что эти сообщения прошли через руки «правительства 2 декабря»[192], особым призванием которого является клевета на рабочих и республиканцев.

В Сарагосе, говорят, инициатива исходила от военных; однако утверждение это опровергается дополнительным замечанием, что тут же было постановлено сформировать корпус милиции. Во всяком случае известно, и сама мадридская «Gaceta» это подтверждает, что еще

до пронунсиаменто в Сарагосе 150 солдат Монтосского кавалерийского полка, направлявшиеся в Мадрид и расположившиеся на ночлег в Торрехоне (в пяти лигах [Лига = 4,83 км. Ред.] от Мадрида), подняли восстание и бросили своих командиров, которые прибыли в Мадрид 13 июля вечером с полковой казной. Солдаты под командой капитана Барайбана сели на коней и двинулись по дороге к Уэте, намереваясь, как предполагают, соединиться с отрядом полковника Бусеты в Куэнке. Что же касается Мадрида, против которого якобы двигаются

Эспартеро с «армией центра» и генерал Сабала с северной армией, то совершенно понятно, что город, живущий за счет двора, присоединяется к восстанию в последнюю очередь. «Gaceta» опубликовала еще 15 июля бюллетень военного министра, в котором утверждается, что мятежники бегут, а преданность и энтузиазм войск возрастают. Граф Сан‑Луис, который, по‑видимому, очень верно оценил положение в Мадриде, заявил рабочим, что генерал О'Доннель и анархисты лишат их всякой работы, тогда как в случае победы правительство займет всех рабочих на общественных работах с оплатой по 6 реалов (75 центов) в день. Этим маневром Сан‑Луис надеялся завербовать под свое знамя наиболее легко возбудимую часть мадридского населения. Однако его действия были так же успешны, как действия партии «National» в Париже в 1848 году[193]. Приобретенные им таким образом союзники вскоре превратились в его опаснейших врагов, ибо средств, предназначенных для их оплаты, хватило на шесть дней. Насколько правительство опасалось пронунсиаменто в столице, показывает воззвание генерала Лары (губернатора), запрещающее распространять какие‑либо сведения об успехах восстания. Далее, тактика генерала Бласера, по‑видимому, ограничивалась стремлением предупредить всякий контакт между повстанцами и войсками, дабы зараза не проникла в ряды последних. Говорят, что первоначальный план генерала О'Доннеля предусматривал встречу с правительственными войсками на равнинах Ламанчи, столь удобных для действий кавалерии. Однако прибытие экс‑фаворита Серрано, поддерживавшего связи с некоторыми из главных городов Андалузии, заставило отказаться от этого плана. Тогда армия конституционалистов решила не оставаться в Ламанче, а идти на Хаэн и Севилью.

Заметим, en passant [между прочим. Ред.], что boletinos [бюллетени. Ред.] генерала Бласера необычайно напоминают приказы по службе испанских генералов XVI века, над которыми так потешался Франциск I, и приказы XVIII века, которые высмеивал Фридрих Великий.

Ясно, что это испанское восстание неизбежно станет источником разногласий между правительствами Франции и Англии; а сообщение одной французской газеты, будто генерал О'Доннель перед началом восстания скрывался во дворце британского посла, едва ли ослабит недоверие Бонапарта к Англии. В отношениях между Бонапартом и Викторией начинает уже накапливаться раздражение. Бонапарт ожидал встретить королеву при погрузке своих войск в Кале, но ее величество ответила на это желание тем, что в тот самый день посетила бывшую королеву Амелию. Кроме того, когда английских министров запросили в парламенте, почему не проводится блокада Белого, Черного и Азовского морей, они в оправдание сослались на союз с Францией. На это Бонапарт ответил в «Moniteun» объявлением о блокаде названных морей, не дожидаясь получения формального согласия Англии. Наконец, так как погрузка французских войск исключительно на британские суда произвела дурное впечатление во Франции, Бонапарт опубликовал список французских судов, предназначенных для той же цели, и использовал их.

Порта вручила представителям четырех союзных держав ноту относительно разрешения греческим торговым кораблям снова входить в турецкие гавани. Это разрешение будет действительно в течение двух месяцев, при условии, что греческое правительство не допустит никаких действий, которые могли бы вызвать его отмену. Если по истечении этого срока греческое правительство не даст надлежащего удовлетворения Порте, последняя оставляет за собой право восстановить нынешнее status quo. Греческие корабли в турецких гаванях будут подчиняться местным властям и не могут апеллировать к покровительству других держав. В течение двух месяцев должны быть выработаны основы для заключения соглашения и торгового договора. Вознаграждение, которого требует Порта за огромные убытки, причиненные греческим восстанием, должно быть определено третейским судом по докладу комиссии, которая произведет расследование на местах и будет состоять из французов, англичан, турок и греков.

Шамиль официально получил от Порты звание генералиссимуса черкесской и грузинской армии.

Три драгомана, служившие во французской армии, были расстреляны в Варне, будучи изобличены в сношениях с русскими. Двое из них – греки и один армянин. Перед казнью один из них проглотил документ компрометирующего характера.

Нам сообщают из Германштадта 16 июля, что в районе Фрэтешти еще не было никаких столкновений.

Сообщение о прибытии союзных войск в Рущук оказалось, разумеется, ложным, и при нынешних условиях их задача будет заключаться только в том, чтобы сдерживать, как выражается «Times», варварское ожесточение победоносных турок.

Написано К. Марксом. 21 июля 1854 г.

Напечатано в газете «New‑York Daily Tribune» № 4148, 4 августа 1854 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Дата добавления: 2015-06-04