Божественное право Гогенцоллернов

К. МАРКС

В настоящее время в Европе заняты только одним важным вопросом – вопросом о Невшателе[89]. Так, по крайней мере, утверждают прусские газеты. Правда, площадь Невшательского княжества вместе с графством Валанжен математически можно выразить довольно скромной цифрой в четырнадцать квадратных миль. Но ведь не количество, а качество, как говорят королевские философы в Берлине, обычно придает вещам величие или ничтожество и кладет на них печать возвышенного или смешного. Для них невшательский вопрос – это вечный спор между революцией и божественным правом, противоречие, столь же мало зависящее от географических размеров, как мало зависит закон тяготения от различия между солнцем и теннисным мячом.

Попытаемся разобраться в том, что именно Гогенполлернская династия называет своим божественным правом. В случае, который мы сейчас рассматриваем, она ссылается на протокол, помеченный: Лондон, 24 мая 1852 года; в силу этого протокола уполномоченные Франции, Великобритании и России

«признали принадлежащие королю прусскому права на княжество Невшатель и графство Валанжен, согласно содержанию статей двадцать третьей и семьдесят пятой Венского трактата, каковые права с 1815 по 1848 г. существовали одновременно с правами, предоставленными Швейцарии, согласно статье семьдесят третьей того же договора».

Этим «дипломатическим вмешательством» божественное право короля прусского на Не‑вшатель признано лишь постольку, поскольку оно установлено Венским трактатом. В свою очередь, Венский трактат отсылает нас к праву, приобретенному Пруссией в 1707 году. Но как обстояло дело в 1707 году?

Княжество Невшатель и графство Валанжен, в средние века принадлежавшие Бургундскому королевству, после поражения Карла Смелого[90]сделались союзниками Швейцарского союза, и в этом положении они, состоя под непосредственным протекторатом Берна, оставались в течение всех последовательных смен своих феодальных «сюзеренов» до тех пор, пока Венский трактат не превратил их из союзников в членов Швейцарского союза. Сюзеренитет над Невшателем сначала был передан Шалонско‑Оранской династии, затем, вследствие вмешательства Швейцарии, Лонгвильской династии и, наконец, после того как вымерли все представители мужской линии этой династии, он перешел к сестре принца [В «New‑York Daily Tribune» от 9 января 1857 г. вместо слов «к сестре принца» напечатано: «к сестре последнего принца». Ред.], вдовствующей герцогине Немурской. Когда герцогиня получила эти владения, Вильгельм III, английский король и герцог Нассау‑Оранский, заявил протест и передал свои притязания на Невшатель и Валанжен своему двоюродному брату Фридриху I, королю прусскому; однако этот акт не имел никаких последствий при жизни Вильгельма III. После смерти Марии, герцогини Немурской, Фридрих I выступил со своими притязаниями, но так как на сцене появились еще четырнадцать кандидатов, то он благоразумно предоставил решение о претензиях соперников окончательному суждению сословного собрания Невшателя и Валанжена, заранее обеспечив его приговор подкупом судей. Таким образом, путем подкупа король Пруссии сделался князем Невшательским и графом Валанженским. Эти титулы были отняты у него французской революцией, вновь возвращены ему Венским трактатом и снова отняты революцией 1848 года. Против революционного права народа он апеллирует к божественному праву Гогенцоллернов, которое сводится, по‑видимому, к божественному праву подкупа.

Незначительность масштабов является характерной чертой всех феодальных конфликтов. Однако необходимо иметь в виду и большие различия между ними. Бесчисленные мелкие столкновения, интриги и измены, с помощью которых французские короли сумели вытеснить своих феодальных вассалов, несомненно, навсегда останутся любимой темой историков, ибо они являются вехами образования великой нации. С другой стороны, рассказ о том, как тот или другой вассал ухитрился, в своих собственных частных интересах, лишить Германскую империю более или менее значительной доли ее владений, представляет совершенно бесплодную и скучную тему, если ее не оживляет стечение каких‑либо чрезвычайных обстоятельств, вроде тех, которыми отмечена история Австрии. Здесь мы видим, как один и тот же князь, будучи одновременно выборным главой империи и наследственным вассальным правителем одной из ее областей, интригует против империи в интересах своей области; как эти интриги удаются, ибо его захваты на юге как бы возобновляют традиционные конфликты между Германской империей и Италией, а его захваты на востоке как бы продолжают смертельную борьбу между германскими и славянскими племенами и сопротивление христианской Европы мусульманскому Востоку; как, наконец, посредством искусных семейных связей оп доводит могущество своего дома до такой высоты, что в известный момент грозит не только поглотить империю, окружая ее мишурным блеском, но и похоронить весь мир в могиле мировой монархии. Летописи маркграфства Бранденбургского не имеют ничего общего с этими грандиозными масштабами. В то время как история его соперницы производит впечатление сатанинской эпической поэмы, его собственная история звучит лишь как скандальная семейная хроника. Между обеими есть поразительное различие даже там, где можно было бы надеяться найти сходство, если не тождество интересов. Обе марки, Бранденбург и Австрия, первоначально, имели значение аванпостов как в защите, так и в наступлении Германии против соседних славянских племен. Но даже с этой точки зрения история Бранденбурга бедна красками, жизнью и драматическим движением, ибо она теряется в мелких стычках с безвестными славянскими племенами, разбросанными на сравнительно небольшом пространстве между Эльбой и Одером, причем ни одно из них не успело созреть даже до подобия исторического существования. Ни одно славянское племя, имеющее какое‑либо историческое значение, ни разу не было завоевано или онемечено Бранденбургским маркграфством, и этому маркграфству не удавалось даже протянуть свои руки к соседнему Вендскому морю. Померания, предмет домогательств маркграфов Бранденбурга начиная с XII века, даже и в 1815 г. не была еще целиком включена в прусское королевство[91], а когда бранденбургские курфюрсты начали присваивать ее по частям, она уже давно перестала быть славянским государством. Преобразование южных и юго‑восточных берегов Балтики, происшедшее частично благодаря торговой предприимчивости немецких бюргеров, частично при помощи меча немецких рыцарей, относится к истории Германии и Польши, а не к истории Бранденбурга, который появился здесь только для того, чтобы собрать не им посеянную жатву.

Без особого риска можно утверждать, что среди бесчисленного количества читателей, которым удалось составить себе некоторое понятие о том, что за люди носили классические имена Ахиллеса, Цицерона, Нестора и Гектора, существует лишь весьма незначительный процент таких, которые когда‑либо подозревали, что песчаная почва Бранденбурга не только производит в наше время картофель и овец, но когда‑то изобиловала также курфюрстами, в количестве не менее четырех, которые были известны соответственно под именами Альбрехта Ахиллеса, Иоганна Цицерона, Иоахима I Нестора и Иоахима II Гектора. Та самая золотая посредственность, которая благоприятствовала медленному развитию Бранденбургского курфюршества в нечто, из вежливости называемое европейской державой, оберегала его доморощенную историю от слишком нескромной близости с гласностью. Имея в виду этот факт, прусские государственные деятели и писатели прилагали величайшие усилия к тому, чтобы внушить всему миру представление, будто Пруссия является военной монархией par excellence [по преимуществу. Ред.], из чего можно сделать вывод, что божественное право Гогенцоллернов должно означать право меча, право завоевания. Однако нет ничего более далекого от истины, чем это представление. Напротив, можно утверждать, что, в сущности говоря, из всех провинций, которыми в настоящее время владеют Гогенцоллерны, они завоевали лишь одну, Силезию – подвиг столь единственный в своем роде в летописях их династии, что Фридриху II он доставил прозвище Единственного. Надо заметить, что прусская монархия простирается более чем на 5062 географические квадратные мили, из которых Бранденбургская провинция, даже в ее нынешних границах, занимает не более 730, а Силезия – не более 741 квадратной мили. Как же удалось Гогенцоллернам завладеть Пруссией с ее 1178 квадратными милями, Познанью с ее 536 квадратными милями, Померанией с ее 567 квадратными милями, Саксонией с ее 460 квадратными милями, Вестфалией с ее 366 квадратными милями и Рейнской Пруссией с ее 479 квадратными милями? Это удалось им благодаря божественному праву подкупа, открытой купле, мелкой краже, охоте за наследствами и предательским договорам о разделах.

В начале XV века маркграфство Бранденбургское принадлежало Люксембургской династии, глава которой Сигизмунд в то же время владел и императорским скипетром Германии. Весьма нуждаясь в деньгах и будучи жестоко тесним своими кредиторами, он нашел покладистого и сговорчивого друга в лице Фридриха, бургграфа нюрнбергского, князя, ведшего свой род от династии Гогенцоллернов. В 1411 г. Фридрих был водворен на пост верховного правителя Бранденбурга, переданного ему как бы в виде закладной за различные суммы денег, которые он дал взаймы императору. Как подобает расчетливому ростовщику, которому удалось вступить в предварительное владение домом расточителя, Фридрих новыми ссудами продолжал запутывать Сигизмунда в новые долги вплоть до 1415 г., когда взаимные расчеты должника и кредитора были улажены путем передачи Фридриху наследственного курфюршества Бранденбургского. Чтобы не оставить никакого сомнения насчет природы этого акта, он был снабжен двумя условиями: одно из них сохраняло за Люксембургской династией право выкупа курфюршества при уплате 400000 флоринов золотом, другое обязывало Фридриха и его наследников при каждом новом избрании императора отдавать свой голос в пользу Люксембургской династии; первое условие ясно характеризовало заключенное соглашение как меновую сделку, а второе – как подкуп. Чтобы стать полным владельцем курфюршества, алчному другу Сигизмунда оставалась еще только одна операция – отмена условия о выкупе. В соответствии с этим, выждав удобный момент, когда на Констанцском соборе[92]Сигизмунд снова оказался не в ладах с расходами по имперскому представительству, Фридрих поспешил из своей марки в пределы Швейцарии, опорожнил свой кошелек, и роковое условие было уничтожено. Таковы были пути и средства божественного права, на котором и поныне царствующая династия Гогенцоллернов основывает свое владение Бранденбургским курфюршеством. Так возникла прусская монархия.

Ближайший преемник Фридриха, человек весьма слабый, получивший прозвище «Железного», так как по странной причуде всегда являлся перед публикой в железных доспехах, за 100000 золотых флоринов купил Новую Марку у ордена тевтонских рыцарей, точно так же как его отец купил Старую Марку и свое звание курфюрста у императора. Отныне метод покупки по частям владений задолжавших государей стал таким же обычным делом для гогенцоллернских курфюрстов, как вооруженное вмешательство некогда было обычным делом для римского сената. Оставляя в стороне скучные подробности этой грязной торговли, мы перейдем прямо к эпохе Реформации.

Не следует думать, что если Реформация стала главной опорой династии Гогенцоллернов, то династия Гогенцоллернов являлась главной опорой Реформации. Совсем наоборот. Основатель этой династии Фридрих I начал свое царствование тем, что повел армии Сигизмунда против гуситов[93], которые порядком отколотили его за это усердие. Иоахим I Нестор, царствовавший с 1499 по 1535 г., поступал с Реформацией так, словно она была движением таборитов[94]. Он преследовал ее до самой своей смерти. Хотя Иоахим II Гектор сам принял лютеранство, он отказался обнажить меч в защиту новой веры в тот самый момент, когда она, казалось, изнемогала в борьбе о подавляющими силами Карла V. Он не только отказался принять участие в вооруженном сопротивлении Шмалькальденского союза[95], но и предлагал императору свою тайную помощь. Таким образом, германская Реформация встретила со стороны Гогенцоллернов открыто враждебное отношение при своем возникновении, лживый нейтралитет в ранний период своей борьбы, а во время своего страшного заключительного акта – Тридцатилетней войны[96]– она столкнулась с малодушными колебаниями, трусливым бездействием и подлым вероломством. Как известно, курфюрст Георг‑Вильгельм пытался преградить путь освободительным армиям Густава‑Адольфа, который был принужден пинками и тумаками загнать курфюрста в протестантский лагерь, откуда тот позже пытался улизнуть, заключив сепаратный мир с Австрией[97]. Но если Гогенцоллерны не были рыцарями германской Реформации, то они, несомненно, были ее кассирами. Их нежелание сражаться за дело Реформации могло сравниться только с их жаждой совершать грабежи, прикрываясь ее именем. Для них Реформация была только религиозным обоснованием права на секуляризацию, так что лучшая часть их приобретений в XVI и XVII веках восходит к одному обильному источнику, ограблению церкви – довольно странный способ проявления божественного права.

В истории образования Гогенцоллернской монархии три события являются важнейшими – приобретение Бранденбургского курфюршества, присоединение к этому курфюршеству герцогства Пруссии и, наконец, возведение герцогства в ранг королевства. Мы уже видели, как было приобретено курфюршество. Герцогство Пруссия было добыто с помощью трех актов. Во‑первых, посредством секуляризации; далее, посредством брачных сделок довольно двусмысленного свойства: курфюрст Иоахим‑Фридрих женился на младшей, а его сын, Иоганн‑Сигизмунд, на старшей дочери безумного герцога Альбрехта Прусского, не имевшего сыновей; и, наконец, посредством подкупа правой рукой – придворных польского короля, а левой рукой – сейма Речи Посполитой. Эти сделки с подкупом были настолько сложны, что они растянулись на целый ряд лет.

Подобный же метод был применен для преобразования герцогства Пруссии в королевство. Для получения королевского титула курфюрсту Фридриху III, впоследствии королю Фридриху I, нужно было согласие германского императора; Чтобы получить это согласие, против которого возмущалась католическая совесть императора, Фридрих III подкупил иезуита Вольфа – духовника Леопольда I – и в придачу подбросил 30000 бранденбуржцев, которые должны были служить пушечным мясом в войне Австрии за Испанское наследство[98]Гогенцоллернский курфюрст вернулся к древнегерманскому обычаю расплачиваться живым товаром, с той лишь разницей, что древние германцы платили скотом, он же платил людьми. Так создалось божьей милостью королевство Гогенцоллернов.

С тех пор как с начала XVIII века Гогенцоллерны пошли в гору, они усовершенствовали свои методы увеличения владений, добавив к подкупу и меновым сделкам еще и договоры с Россией о разделах, направленные против государств, которых они не побеждали, но на которые внезапно набрасывались после того, как эти государства уже были побеждены. Так, мы видим, что они действовали заодно с Петром Великим при разделе шведских владений, с Екатериной II при разделе Польши и с Александром I при разделе Германии[99].

Таким образом, те, кто возражают против прусских притязаний на Невшатель, указывая на то, что он был добыт путем подкупа, совершают печальную ошибку, забывая, что путем подкупа же Гогенцоллерны получили Бранденбург, овладели Пруссией и таким же путем приобрели королевское достоинство. Не может быть сомнений в том, что Невшателем они владеют в силу такого же божественного права, как и другими своими владениями, и что они не могут отказаться от одного из них, не подвергая опасности все остальные.

Написано К. Марксом около 2 декабря 1856 г.

Напечатано в «The People's Paper» № 241, 13 декабря 1856 г. за подписью К. М. и в газете «New‑York Daily Tribune» № 4906, 9 января 1857 г. без подписи

Печатается по тексту «The People's Paper», сверенному с текстом газеты «New‑York Daily Tribune»

Перевод с английского

Дата добавления: 2015-06-04