Подвиги Гогенцоллернов

Кёльн, 9 мая. Правительство г‑на фон Гогенцоллерна желает, по‑видимому, в последние дни своего существования и существования прусского государства еще раз полностью оправдать старинную репутацию прусского и гогенцоллернского имени.

Кто не знает гейневской характеристики:

Ребенок с тыквой‑головой,

С усищами, с седой косой,

Чьи крепки длинные ручонки,

Велик живот, кишки же тонки,

Уродец подлинный…[325]

Кто не знает вероломства, коварства, мошенничеств с наследствами, при помощи которых возвысилось семейство капралов, которое носит имя Гогенцоллернов?

Всякий знает, как так называемый «великий курфюрст» {Фридрих‑Вильгельм, курфюрст бранденбургский. Ред.} (как будто какой‑нибудь «курфюрст» может быть «великим»!) совершил первое предательство по отношению к Польше: союзник Польши против Швеции, он внезапно перешел на сторону шведов, чтобы тем основательнее ограбить Польшу по Оливскому миру[326].

Всякий знает пошлую фигуру Фридриха I, скотскую грубость Фридриха‑Вильгельма II.

Всякий знает, как Фридрих II, творец патриархального деспотизма, друг просвещения с помощью розги, продавал с аукциона свою страну французским спекулянтам; всякий знает, как он вступил в союз с Россией и Австрией с целью разграбления Польши[327], которое еще и теперь, после революции 1848 года, остается позорным пятном, не смытым с немецкой истории.

Всякий знает, как Фридрих‑Вильгельм II помог завершить грабеж Польши и как он роздал награбленные польские национальные и церковные имущества своим царедворцам.

Всякий знает, как в 1792 г. он вступил в коалицию с Австрией и Англией для подавления славной французской революции и вторгся во Францию; всякий знает также, как его «доблестная армия» с превеликим позором была изгнана из Франции.

Всякий знает, как он тогда изменил своим союзникам и поспешил заключить мир с Французской республикой[328].

Всякий знает, как он, выдававший себя за восторженного приверженца легитимного короля Франции и Наварры, скупил у Французской республики по дешевке коронные драгоценности этого же самого короля и, таким образом, нажился на несчастье своего «возлюбленного друга и брата».

Всякий знает, как он, чья жизнь была чисто гогенцоллернской помесью распутства и мистицизма, старческой похотливости и ребяческого суеверия, задушил свободу мнений бишофс‑вердерскими эдиктами[329].

Всякий знает, как его преемник, Фридрих‑Вильгельм III «Справедливый», предал Наполеону своих старых союзников за брошенную ему приманку – Ганновер.

Всякий знает, как вслед за тем он предал Наполеона этим же бывшим союзникам, напав в качестве наемника Англии и России на воплощенную в лице Наполеона французскую революцию.

Всякий знает, какой успех имело это нападение: неслыханное поражение «доблестной армии» при Йене, внезапно обнаружившееся моральное разложение всего государственного организма Пруссии, длинная цепь предательств, низостей и пресмыкательств прусских виновников, вызывавших отвращение у Наполеона и его генералов.

Всякий знает, как в 1813 г. Фридрих‑Вильгельм III красивыми словами и пышными обещаниями заставил прусский народ поверить, будто поход против французов есть «освободительная война», тогда как в действительности дело шло о подавлении французской революции и о восстановлении старой монархии «божьей милостью».

Всякий знает, как забыты были прекрасные обещания, лишь только участники Священного союза вступили 30 марта 1814 г. в Париж.

Всякий знает, как ко времени возвращения Наполеона с Эльбы энтузиазм немецкого народа опять настолько остыл, что Гогенцоллерн должен был обещать конституцию (эдикт 22 мая 1815 г., за 4 недели до битвы при Ватерлоо), чтобы вновь оживить это угасшее рвение.

Всякий помнит обещания, данные в германском Союзном акте и венском Заключительном акте: свобода печати, конституция и т. д.[330].

Всякий знает, как «справедливый» Гогенцоллерн сдержал свое слово. Священный союз и конгрессы для подавления народов, карлсбадские постановления[331], цензура, полицейский деспотизм, господство дворянства, произвол бюрократии, вмешательство королевской власти в судопроизводство, преследования демагогов, массовые приговоры, финансовая расточительность и – никакой конституции.

Всякий знает, как в 1820 г. народу было гарантировано, что налоги и государственные долги не будут впредь увеличены и как Гогенцоллерн сдержал свое слово, превратив Seehandlung[332] в тайную ссудную кассу для государства.

Всякий знает, как Гогенцоллерн ответил на призыв французского народа во время июльской революции: концентрация войск на границе, угнетение собственного народа, подавление движения в мелких немецких государствах, окончательное порабощение этих государств под кнутом Священного союза.

Всякий знает, как тот же Гогенцоллерн нарушил нейтралитет во время русско‑польской войны, позволив русским пройти через свою территорию и напасть, таким образом, на поляков с тыла, отдав в распоряжение русских свои арсеналы и склады, предоставив каждому разбитому русскому корпусу надежное убежище в Пруссии.

Всякий знает, что все усилия этого вассального князя [Unterknas] из дома Гогенцоллернов были, в соответствии с целями Священного союза, направлены на то, чтобы укрепить господство дворянства, бюрократии и военщины, чтобы грубым насилием уничтожить – и не только в Пруссии, но и во всей Германии – какую бы то ни было свободу слова, какое бы то ни было влияние «ограниченного разума верноподданных»[333]на правительство.

Всякий знает, как трудно найти в истории другой такой период правления, когда подобного рода достохвальные намерения проводились бы с помощью мероприятий более грубых и насильственных, чем при Фридрихе‑Вильгельме III, в особенности в 1815–1840 годах. Никогда и нигде не было такого множества арестов и приговоров, никогда крепости не были так переполнены политическими заключенными, как при этом «справедливом» монархе, особенно если вспомнить, какими невинными простаками были эти демагоги.

Надо ли еще говорить и о том Гогенцоллерне {Фридрихе‑Вильгельме IV. Ред.}, который, по словам монаха из Лейнина[334], «будет последним в своем роду»? Надо ли говорить о возрождении христианско‑германского величия и о вновь возникшей острой финансовой нужде, об ордене Лебедя[335]и о высшем суде по делам цензуры, о Соединенном ландтаге и о генеральном синоде, о «клочке бумаги»[336], о тщетных попытках занять деньги и обо всех прочих достижениях достославной эпохи 1840–1848 годов? Надо ли доказывать, ссылаясь на Гегеля, почему именно комической фигурой должна завершиться галерея Гогенцоллернов?

В этом нет необходимости. Приведенных данных достаточно, чтобы полностью охарактеризовать гогенцоллернско‑прусское имя. Был, правда, момент, когда блеск этого имени потускнел, но с тех пор как семизвездие Мантёйфеля и К° окружает корону, все былое величие возродилось вновь. Снова, как и прежде, Пруссия управляется вице‑королем под верховенством России; снова Гогенцоллерн – вассальный князь самодержца всея Руси, великий князь, властвующий над всеми малыми боярами Саксонии, Баварии, Гессен‑Хомбурга, Вальдека и т. д.; снова «ограниченный разум верноподданных» восстановлен в своем старом праве – подчиняться приказам. «Моя доблестная армия» – пока ее не использует сам православный царь – может насаждать в Саксонии, Бадене, Гессене и Пфальце тот порядок, который вот уж 18 лет царит в Варшаве, и может в собственной стране и в Австрии склеивать кровью подданных треснувшие короны. Слово, данное прежде, в минуту страха и большой опасности, так же мало беспокоит нас, как и наших в бозе почивших предков; и как только мы справимся у себя дома, мы с барабанным боем и развевающимися знаменами двинемся на Францию, завоюем страну, где произрастает лоза Шампани, и разрушим великий Вавилон, праматерь всяческого греха!

Таковы планы наших высоких правителей; такова надежная пристань, куда наш благородный Гогенцоллерн направляет свой корабль. Отсюда все учащающиеся октроирования и государственные перевороты; отсюда повторные пинки трусливому Франкфуртскому собранию; отсюда осадные положения, аресты и преследования; отсюда вторжение прусской солдатни в Дрезден и Южную Германию.

Но существует еще сила, с которой, правда, мало считаются господа из Сан‑Суси[337], но которая все же скажет свое слово, подобное удару грома. Это – народ, народ, который в Париже и на Рейне, в Силезии и в Австрии ждет, еле сдерживая гнев, момента восстания, и кто знает, быть может, скоро он воздаст всем Гогенцоллернам, всем великим и малым князьям – по их заслугам.

Написано К. Марксом 9 мая 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 294, 10 мая 1849 г.

Перевод с немецкого

Дата добавления: 2015-06-04