К. МАРКС. Согласно сообщению из Берна, Союзный совет отменил приговор участникам недавнего восстания, вынесенный военным судом в Фрибуре

РУССКИЙ ОБМАН. – ПРОВАЛ ГЛАДСТОНА. – ОСТ‑ИНДСКИЕ РЕФОРМЫ ЧАРЛЗА ВУДА [111]

Лондон, вторник, 7 июня 1853 г.

Согласно сообщению из Берна, Союзный совет отменил приговор участникам недавнего восстания, вынесенный военным судом в Фрибуре, предложив передать дело о них в обычный суд, если только они не будут помилованы Советом кантонов. Следовательно, здесь мы имеем первый из героических актов, сопровождающих «разрыв отношений между Швейцарией и Австрией», неизбежных последствий которого я коснулся в предыдущей статье, посвященной европейской «образцовой республике».

Передавая сообщение о том, что прусское правительство приказало нескольким офицерам‑артиллеристам, находившимся в отпуске за границей, немедленно вернуться на место службы, я по ошибке написал, что эти офицеры использовались в качестве инструкторов в русской армии, в то время как хотел сказать – в турецкой артиллерии при проведении полевых учений[112].

Все русские генералы и прочие русские, живущие в Париже, получили приказ немедленно вернуться в Россию. Г‑н Киселев, русский посланник в Париже, прибегает к довольно угрожающему языку и демонстративно показывает письма из Петербурга, в которых турецкий вопрос трактуется assez cavaherement {весьма вызывающе. Ред.}. Из тех же источников исходит слух, будто Россия требует от Персии уступки территории с городом Астрабадом, расположенной в крайнем пункте юго‑восточного побережья Каспийского моря. Одновременно русские купцы отправляют, или – как сообщают – уже отправили своим лондонским агентам предписания «не торопиться в данный момент с продажей зерна, поскольку предвидится повышение цен вследствие нависшей угрозы войны». Наконец, во всех газетах содержатся таинственные намеки на то, что русские войска продвигаются к границам; что жители Ясс уже готовятся к их встрече; что русский консул в Галаце закупил огромное количество бревен для сооружения нескольких мостов через Дунай, а также другие утки подобного рода, которых так хорошо умеют высиживать «Аугсбургская газета»[113] и прочие проавстрийские и прорусские органы.

Все это, как и целая куча подобных же новостей, сообщений и т. д., является не чем иным, как смехотворными попытками русских агентов нагнать спасительный страх на западный мир и заставить его продолжать ту политику оттяжек, под покровом которой Россия надеется осуществить, как и прежде, свои планы на Востоке. Насколько систематически разыгрывается эта мистификация, можно видеть из следующего:

На прошлой неделе некоторые французские газеты, известные как органы, оплачиваемые Россией, сделали открытие, что

«на самом деле спор ведется не столько между Россией и Турцией, сколько между Петербургом и Москвой, то есть между царем и старорусской партией; для самодержца гораздо менее опасно объявить войну, чем подвергнуться мести со стороны той настойчиво требующей завоеваний партии, которая уже не раз показывала, как она поступает с неугодными ей монархами».

Князь Меншиков, разумеется, – «глава этой партии», «Times» и большинство других английских газет не замедлили повторить это нелепое утверждение, одни вполне сознавая его истинное значение, другие, – возможно, бессознательно поддавшись на обман. Но какой вывод будет склонна сделать публика из этого нового откровения? Либо то, что Николай, если он отступит под градом насмешек и откажется от своего воинственного образа действий в отношении Турции, одерживает победу над своей собственной воинственной старорусской партией, либо же то, что Николай, если он действительно начнет войну, поступает так только из необходимости идти на уступки этой (мифической) партии. При любом обороте дел «это было бы только победой Москвы над Петербургом или Петербурга над Москвой» и следовательно не было бы победой Европы над Россией.

Что же касается знаменитой старорусской партии, то я случайно узнал от некоторых хорошо осведомленных русских, которые сами принадлежат к аристократии и среди которых я много вращался в Париже, что эта партия давно уже совершенно исчезла и только изредка вызывается к жизни ее призрак, когда царю требуется пугало для устрашения Западной Европы, чтобы заставить ее терпеливо относиться к его дерзким притязаниям. Поэтому‑то теперь и откопали Меншикова, нарядив его в соответствующие мифические старорусские одежды. В действительности царь опасается только одной партии среди русского дворянства, а именно той, целью которой является установление аристократическо‑конституционной системы по английскому образцу.

Помимо различных призраков, вызываемых русской дипломатией для того, чтобы ввести в заблуждение Англию и Францию, только что предпринята другая попытка для достижения той же цели: выпущена работа под заглавием: «Русская империя со времени Венского конгресса», принадлежащая перу виконта де Бомон‑Васси[114]. Для характеристики этого opusculum {сочиненьица. Ред.} достаточно привести из него одну выдержку:

«Известно, что в подвалах Петропавловской крепости хранится запас монет, а также золотых и серебряных слитков. К 1 января 1850 г. этот тайный клад официально оценивался в 99763361 рубль серебром».

Приходило ли кому‑либо в голову говорить о тайном кладе Английского банка? «Тайный клад» России – не что иное как металлический запас, обеспечивающий обращение тройного количества денежных знаков, подлежащих обмену на драгоценные металлы, не говоря уже о наличии «тайного» резерва из не подлежащих обмену на драгоценные металлы ценных бумаг, выпускаемых государственным казначейством. Однако возможно, что этот клад действительно можно называть «тайным», поскольку его никто до сих пор еще не видел, кроме нескольких петербургских купцов, назначаемых каждый год царским правительством для ревизии мешков, в которых он хранится.

Однако главным маневром России в указанном духе является опубликование в «Journal des Debats» статьи, подписанной старым орлеанистским мудрецом г‑ном Сен‑Марк‑Жирарденом. Я цитирую:

«По нашему мнению, для Европы существуют две великие опасности: Россия, угрожающая ее независимости, и революция, угрожающая ее социальному строю. Европа может избегнуть одной опасности, только целиком обрекая себя на другую… Если Европа считает, что ключ к ее независимости и, в особенности, к независимости европейского континента находится в Константинополе и что именно здесь нужно проявить смелость при решении вопроса, то это означает войну с Россией. В этой войне Франция и Англия сражались бы за обеспечение независимости Европы. Как поступит Германия? Этого мы не знаем. Но мы знаем, что при теперешнем положении Европы война означала бы социальную революцию».

Само собой разумеется, что г‑н Сен‑Марк‑Жирарден отдает предпочтение миру любой ценой, высказываясь против социальной революции. Однако он при этом забывает, что русский император испытывает, по меньшей мере, такой же «ужас» перед революцией, как он сам и его хозяин, г‑н Бертен.

Несмотря на все эти усыпляющие средства, преподносимые русской дипломатией английской прессе и английскому народу, «старый и упрямый» Абердин был вынужден отдать адмиралу Дандасу приказ о присоединении к французскому флоту у турецких берегов. Даже «Times», который в течение последних нескольких месяцев умел писать только по‑русски, кажется, проникся более английскими чувствами. Он заговорил теперь весьма вызывающе.

Датский (в прошлом шлезвиг‑гольштейнский) вопрос начинает возбуждать в Англии живой интерес, с тех пор как английская пресса, наконец, поняла, что в основе его лежит то же стремление России к расширению, которое составляет исходный пункт затруднений и на Востоке. Г‑н Уркарт, член парламента, известный поклонник Турции и восточных учреждений, выпустил брошюру о датском наследстве, на которой я подробнее остановлюсь в одной из будущих статей[115]. Главный аргумент этого сочинения состоит в указании на то, что Россия склонна отводить Зунду на севере ту же роль, которую она отводит Дарданеллам на юге, то есть стремится использовать его для обеспечения своего господства на Балтийском море подобно тому, как оккупацией Дарданелл она намерена упрочить свое господство на Понте Эвксинском {древнее название Черного моря. Ред.}.

Не так давно я высказал мнение, что процентная ставка начнет повышаться в Англии и что это обстоятельство отрицательно скажется на финансовых проектах г‑на Гладстона {См. настоящий том, стр. 107–108. Ред.}. И действительно, на прошлой неделе минимальная ставка учетного процента была повышена Английским банком с 3 до 3¹/₂ процента, и провал, который я предсказывал гладстоновскому плану конверсии, является уже совершившимся фактом, о чем вы можете судить по следующим данным:

Английский банк

четверг, 2 июня 1853 г.

Стоимость новых ценных бумаг, реализованных до сегодняшнего дня:

Компания Южных морей

четверг, 2 июня 1853 г.

Стоимость конвертированных до сегодняшнего дня облигаций, приносящих ежегодный доход:

Таким образом, из всей суммы подлежащих конверсии облигаций Компании Южных морей обменена только одна восьмая часть, а из новых ценных бумаг, выпущенных г‑ном Гладстоном на сумму в двадцать миллионов, размещена всего лишь одна двенадцатая часть. Г‑н Гладстон будет поэтому вынужден заключить заем в такое время, когда процентная ставка повысилась и, вероятно, будет повышаться и дальше, причем сумма этого займа должна равняться не менее 8157811 фунтам стерлингов. Полный провал! От тех 100000 ф. ст., которые предполагалось сэкономить в результате конверсии и которые уже было записали в приходную часть бюджета, придется, следовательно, отказаться. В отношении основной массы государственного долга, то есть трехпроцентных бумаг на сумму в 500000000 ф. ст., г‑н Гладстон достиг своим финансовым экспериментом только того, что к 10 октября 1853 г. истечет еще один год, на протяжении которого ему так и не удастся провести какую‑либо конверсию. Но хуже всего то, что в ближайшие дни придется уплатить 3116000 ф. ст. наличными тем держателям векселей казначейства, которые отказываются обменять их на предложенных г‑ном Гладстоном условиях. Таковы финансовые успехи правительства «всех талантов».

Во время прений по поводу церковных доходов Ирландии (палата общин, 31 мая) сэр Джон Рассел заявил:

«За последние годы стало очевидным, что католическое духовенство, – судя по его поведению в Англии, судя по действиям католической церкви, направляемым его главой, который сам является иностранным государем, – проявляет стремление к политической власти (возгласы: «Правильно, правильно!»), и это мне представляется несовместимым с действительной преданностью английской короне (возгласы: «Правильно, правильно!»), с действительной преданностью общему делу свободы, с действительной преданностью тем обязанностям, которые лежат на каждом подданном государства. Так как я желаю говорить с такой же откровенностью, с какой говорил достопочтенный джентльмен, выступавший до меня, то я не хотел бы быть неправильно понятым палатой. Я далек от того, чтобы отрицать, что в палате и вне ее, как в нашей стране, так и в Ирландии, имеется немало лиц католического вероисповедания, преданных престолу и свободам нашей страны; я утверждаю только, – и в этом я глубоко убежден, – что если права, предоставленные католическому духовенству, будут расширены, если католические священники приобретут большее политическое влияние и контроль, чем сейчас, то они используют эту власть не в соответствии с общей свободой, процветающей в нашей стране (громкие возгласы), и в вопросах политической власти, а также в других вопросах будут действовать не в пользу той общей свободы дискуссий, той активной и энергичной деятельности человеческого ума, которые составляют подлинный дух конституции нашей страны. (Гром аплодисментов.) Я не думаю, чтобы в этом отношении католиков можно было поставить рядом с шотландскими просвитерианами (звуки, напоминающие волынку), с английскими уэслиянами[116]и с англиканской церковью (восторженное одобрение всего зала)… Итак, я должен сделать вывод, – я делаю его крайне неохотно, но весьма решительно, – что поддержка католической религии в Ирландии, вместо поддержки со стороны государства протестантской церкви в этой стране, не может получить одобрения и санкции парламента нашей страны».

Через два дня после речи лорда Джона, в которой он в сотый раз постарался продемонстрировать свою любовь к «общей свободе» ревностным низкопоклонством в отношении отдельных ханжеских протестантских сект, гг. Садлер, Кьоу и Монселл вручили коалиционному министерству прошение об отставке в форме письма г‑на Монселла на имя милорда Абердина. В своем ответе от 3 июня милорд Абердин заверил этих джентльменов в том, что:

«соображения лорда Джона Рассела и высказанные им чувства, вызвавшие ваше неудовольствие, не разделяются мной и многими из моих коллег… Лорд Джон Рассел просил меня передать вам, что он не имел в виду обвинить католиков в недостаточной лояльности».

После этого гг. Садлер, Кьоу и Монселл взяли обратно свое прошение об отставке, и вчера вечером «к величайшему удовлетворению лорда Джона Рассела» в парламенте были предприняты шаги к всеобщему примирению.

Прошлый билль об Индии 1783 г. оказался роковым для коалиционного кабинета г‑на Фокса и лорда Норта. Новый билль об Индии 1853 г. может оказаться столь же роковым, для коалиционного кабинета г‑на Гладстона и лорда Джона Рассела. Но если первый пал из‑за своей попытки упразднить Совет директоров и Совет акционеров [Courts of Directors and of Proprietors], то второму грозит такая же судьба по совершенно противоположной причине. 3 июня сэр Чарлз Вуд попросил разрешения огласить билль об управлении Индией. Сэр Чарлз начал с того, что стал оправдывать чрезмерную пространность речи, которую он должен будет произнести, ссылкой на «обширность вопроса» и на «150000000 человеческих душ, которых этот вопрос касается». На каждые 30000000 своих собратьев по подданству сэр Чарлз счел себя обязанным пожертвовать по крайней мере один час своей жизни. Но почему проявляется такая стремительность в законодательном урегулировании этого «огромного вопроса», – в то время как принятие мер «даже по самым пустяковым делам» постоянно затягивается? Потому что срок действия хартии Ост‑Индской компании истекает 30 апреля 1854 года. Почему же, однако, не принять пока билль о временном продлении хартии, резервируя время для будущего обсуждения более стабильных законов? Потому‑де, что нельзя рассчитывать на то, что нам представится еще раз «столь удобный случай для спокойного обсуждения этого обширного и важного вопроса», то есть для погребения его в стенах парламента. К тому же мы располагаем‑де всеми сведениями по этому делу, директора Ост‑Индской компании считают необходимым законодательное урегулирование вопроса в нынешнюю сессию, а генерал‑губернатор Индии, лорд Далхузи, обратился к правительству с экстренным письмом, требуя во что бы то ни стало немедленного принятия законодательного решения. Однако самый поразительный аргумент сэра Чарлза в пользу безотлагательного принятия его законопроекта состоит в том, что, хотя он и готов, как ему кажется, говорить о множестве «не предусмотренных вносимым им биллем» вопросов,

«мероприятия, которые предлагаются на рассмотрение в той степени, в какой это обусловлено законопроектом, не выходят за довольно узкие пределы».

После такого введения сэр Чарлз приступил к апологии управления Индией за последние двадцать лет. «Мы должны смотреть на Индию как бы глазами индийцев», причем оказывается, что эти глаза имеют особенное свойство видеть все английское в розовом свете, а все индийское – в черном.

«В Индии вы имеете дело с такого рода народом, который неохотно идет на перемены, который скован религиозными предрассудками и устаревшими обычаями. Там на самом деле существуют всяческие препятствия для быстрого прогресса». (Должно быть в Индии существует партия вигской коалиции.)

Сэр Чарлз Вуд заявляет:

«Пункты, которым придается наибольшее значение и которые составляют главный предмет жалоб в представленных комиссии петициях, относятся к отправлению правосудия, к отсутствию общественных работ и к землевладению».

Что касается общественных работ, то правительство намеревается организовать «наиболее крупные и имеющие наибольшее значение» работы. Что касается землевладения, то сэр Чарлз весьма успешно доказывает, что три его формы, существующие в Индии, – системы заминдари, райятвари и сельских общин – являются лишь тремя формами фискальной эксплуатации, используемыми Компанией, и ни одна из них не может стать общераспространенной, да и не заслуживает этого. Идея создания какой‑нибудь иной формы, прямо противоположного характера, совершенно не приходит в голову сэру Чарлзу.

«В отношении отправления правосудия», – продолжает он, – «жалобы касаются главным образом затруднений, возникающих из‑за процедуры английского судопроизводства, некомпетентности, обнаруженной якобы английскими судьями, и продажности туземных чиновников и судей».

И вот, чтобы доказать, насколько трудно обеспечить отправление правосудия в Индии, сэр Чарлз сообщает, что еще в 1833 г. там была учреждена специальная юридическая комиссия. Но что делала эта комиссия по свидетельству самого же сэра Чарлза By да? Первым и единственным плодом ее трудов был уголовный кодекс, выработанный под руководством г‑на Маколея. Этот кодекс был разослан разным местным властям в Индии, которые отослали его обратно в Калькутту, откуда он был препровожден в Англию, а оттуда снова возвращен в Индию. В Индии, после замены г‑на Маколея на посту юридического советника г‑ном Бетьюном, кодекс был совершенно переработан. Под этим предлогом генерал‑губернатор {Далхузи. Ред.}, не считавший тогда, что «отсрочка является источником слабости и опасности», еще раз послал его в Англию, откуда он был возвращен ему обратно с полномочием утвердить кодекс в той форме, какую он сам сочтет наилучшей. Но вот г‑н Бетьюн умер, и генерал‑губернатор счел наилучшим передать кодекс на усмотрение третьего английского юриста, – причем такого, который ничего не понимал в обычаях и нравах индийцев, – оставив за собой право отвергнуть кодекс после того, как его состряпает этот совершенно некомпетентный чиновник. Такова полная перипетий история этого до сих пор еще не появившегося на свет кодекса. Что касается нелепостей судебной процедуры в Индии, то тут сэр Чарлз ссылается на не менее нелепую процедуру самого английского судопроизводства. Утверждая, что английские судьи в Индии совершенно неподкупны, он тем не менее готов пожертвовать ими, изменив порядок их назначения. Общий прогресс Индии сэр Чарлз доказывает посредством сравнения состояния Дели в настоящее время с его состоянием во времена вторжения Кули‑хана. Соляной налог оправдывается аргументами, заимствованными у наиболее известных экономистов, которые единодушно советовали обложить налогом какой‑либо из предметов первой необходимости. Сэр Чарлз не добавляет, однако, что сказали бы эти самые экономисты, узнав, что за два года, с 1849–1850 до 1851–1852, потребление соли сократилось на 60000 бочек, и это привело к сокращению на 415000 ф. ст. доходов от соляного налога, при общей сумме доходов от этого налога в 2000000 фунтов стерлингов.

Предлагаемые сэром Чарлзом мероприятия, которые «не выходят за довольно узкие пределы», таковы:

1) Совет директоров должен состоять из восемнадцати членов вместо двадцати четырех, причем двенадцать членов избираются акционерами, а шестеро назначаются короной.

2) Оклад директоров повышается с 300 до 500 ф. ст. в год; председатель получает 1000 фунтов стерлингов.

3) Все штатные должности по гражданскому ведомству и все военные должности, требующие специальных знаний, замещаются в Индии путем публичного конкурса; за директорами оставляется право назначения на младшие офицерские должности в армейскую кавалерию.

4) Должность генерал‑губернатора отделяется от должности губернатора Бенгалии; верховной власти предоставляется право образовать новое президентство в районах Инда.

5) Наконец, все перечисленные меры остаются в силе только до тех пор, пока парламент не примет иных постановлений.

Речь сэра Чарлза Вуда и предлагаемые им меры были подвергнуты весьма суровой и сатирически острой критике г‑ном Брайтом; однако изображенная им картина Индии, разоренной фискальными вымогательствами Компании и правительства, не была, разумеется, дополнена штрихами, рисующими разорение Индии Манчестером и свободной торговлей. Что касается произнесенной вчера вечером речи одного старого ост‑индца, сэра Дж. Хогга, директора или экс‑директора Компании, то мне, право, кажется, что я уже читал ее в отчетах за 1701, 1730, 1743, 1769, 1772, 1781, 1783, 1784, 1793, 1813 и за другие годы. В ответ на его директорский панегирик мне хотелось бы только привести несколько данных из ежегодных отчетов об Индии, издающихся, насколько мне помнится, под его собственным наблюдением:

Общая сумма чистого дохода Индии:

Таким образом, из общей суммы дохода в 19800000 ф. ст. на постройку дорог, каналов, мостов и на другие необходимые общественные работы было истрачено всего лишь 166300 фунтов стерлингов.

Написано К. Марксом 7 июня 1853 г.

Напечатано в газете «New‑York Daily Tribune» № 3801, 22 июня 1853 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке полностью публикуется впервые

Дата добавления: 2015-06-04