Препятствия накоплению знания и организационная политика социологии 1 страница

Я утверждаю, что когда мы ищем социологическое знание, то по­всюду находим его осколки и фрагменты. Наша проблема состоит в том, чтобы узнать, чем мы располагаем, и организовать найден­ное наиболее наглядным образом. Почему это так трудно?

Одна из причин — фрагментация и антагонизм в нашей дис­циплине. Социология разделена на большое число специальностей. Вряд ли это должно удивлять, поскольку насчитываются многие тысячи исследователей, заинтересованных в возделывании своих собственных участков. А так как социология имеет в виду весь со­циальный мир (включая его причины и следствия), то налицо ог­ромный выбор эмпирических объектов для возможного исследова­ния. Объем и разнообразие социологии дают нам практический повод не обращать внимания на то, что делается вне нашей соб­ственной области исследований. Таково положение с разнобразием методов, когда приверженцы одних методов часто рассматривают работу, сделанную с помощью соперничающих методов, как не имеющую познавательной ценности. Кроме того, происходит даль­нейшее дробление на небольшие теоретические школы, которые нередко очерняют друг друга в борьбе за господство. Эти битвы ведутся особенно яростно, когда в высказываниях теоретических фракций звучат и политические обертоны или когда утверждают, будто внимания достойны только практическое знание или полити­чески ангажированные выступления определенного сорта. Все эти обстоятельства затрудняют нам поиск тех точек, где сходятся раз­ные теоретические объяснения. Это лишает нас возможности со­брать обрывочные данные, поставляемые различными подходами, в стройную, согласованную модель⁸.

Возможно, еще более важным для американской социологии был раскол иного рода, а именно разрыв между описательными и теоретически ориентированными исследованиями. Вторые заняты поиском общих объясняющих принципов; первые куда более пря­мо переходят к исследованию вопросов, которые, по меньшей мере первоначально, полностью понятны неспециалисту. Это класс про­блем такого рода: насколько велика нынешняя социальная мобиль­ность? (останемся ли мы еще «страной открытых возможностей»? были ли мы ею когда-либо?); насколько велика расовая дискрими­нация и каков прогресс в ее уменьшении? — и т. п. Эти виды ис­следований могут иметь отношение к теории, но чтобы сообщить полезную информацию, в принципе не обязательно иметь объясне­ние в категориях подлинно аналитических переменных. Сюда, ес­тественно, относится статистическая техника без особой теории. Вероятно, именно этот практически ориентированный поиск описа­тельной информации имеют в виду социологи-антипозитивисты, атакуя антиметодологические и антитеоретические уклоны, кото­рые они обнаруживают в социологии.

Это разделение труда между различными видами нашей дея­тельности вовсе не обречено отравлять споры вокруг научной со­циологии. Практически-описательное исследование, без сомнения, было бы сделано лучше, если бы имело опору в более аналитиче­ской теории, но для многих целей достаточно теоретически нейт­рального описания. Важно понять, что создание аналитической базы путем накопления объяснительных высказываний — это со­вершенно другой, особый род деятельности. Когда мы пытаемся накапливать наше общее знание, мы должны знать, что именно ищем, и уметь отобрать это из гор описательного материала, который занимает так много места в исследовательской литературе. Теоре­тически ориентированный и практически-описательный виды ис­следования могут гармонично сосуществовать, даже если они по­рождают проблему корректирования информации.

Более слабой выглядит позиция, распространившаяся, видимо, из сферы практической и описательной работы на все виды социологи­ческого исследования: тенденция считаться только с самыми послед­ними данными как единственно имеющими отношение к делу. Если мы хотим знать, что такое равенство возможностей в образовании, сбор самой свежей информации, очевидно, имеет очень существен­ное практическое значение. Но этот сдвиг, «перекос к настоящему», своего рода журнализм в социологии, есть один из главных факто­ров, уводящих нас в сторону от задачи сведения различных исследо­ваний в теоретически непротиворечивые модели.

Наличие данных из разных исторических периодов — это без­условное преимущество при попытке синтезировать общие прин­ципы объяснения. Часто наблюдаемые изменения в эмпирических распределениях позволяют нам сформулировать принципы приме­нимости для соответствующей предметной области и уточнить на­ши теории. К примеру, исследование из области промышленной социологии и жизни местных общин, проводившееся с 30-х до 50-х годов, и подвело к формулировке общих принципов того, как опыт командования либо подчинения порождает дивергентные классо­вые культуры (данные сведены в работе [17. Р. 211-214]. Это на­копленное знание остается пригодным на аналитическом уровне, даже если (как, видимо, и происходит в действительности) в по­следние десятилетия более грубые формы власти-авторитета для большинства работающих ослабли, а вслед за этим ослабли и раз­личия в классовых культурах. Поэтому сравнение исторических различий не просто дополняет индивидуализирующее описание, но служит также для проверки и расширения сферы применения тео­рии. В дальнейшем область ее действия можно было бы увели­чить, приняв во внимание еще более крайние случаи, которые легче всего найти, обратившись к той исторической эпохе, когда чрезвычайно жесткие и насильственные формы принудительного контроля были общепринятыми. Аналитическую теорию следует отличать от эмпирических обобщений, говорящих о тенденциях, которые действуют какое-то время. Только первая может дать нам понимание будущих социальных образований, независимо от того, наблюдается или нет радикальное изменение эмпирических тенден­ций в независимых переменных.

Еще одна причина наших неудач в деле систематического накоп­ления общезначимых принципов объяснения состоит в том, что мы слишком полагаемся на новейшие достижения в статистической тех­нике и недостаточно внимательны к перекрестным связям результа­тов, полученных различными методами. Как указал А. Стинчкомб [63. Р. 55-56] (в заголовке у него стоит: «Почему забыты обобще­ния?»): «Наибольшие значения коэффициентов корреляции в сово­купности эмпирических материалов, как правило, будут иметь ре­зультатом и самые большие шаговые коэффициенты... Аналогично почти во всех случаях метрические коэффициенты в уравнении регрессии будут самыми большими по отношению к вариациям величины причинных сил, когда шаговый коэффициент наиболь­ший... И, в свою очередь, отношения с большими показателями при лог-линейном анализе почти всегда оказываются теми же самыми отношениями, которые имеют большие метрические коэффициен­ты регрессии... Это значит, что почти все в нашем причинном зна­нии с того времени, когда мы стали использовать коэффициенты корреляции (или даже внимательно изучать перекрестные таблич­ные данные), и по сию пору остается нашим причинным знанием при всех новомодных переходах к шаговому анализу, к структурным уравнениям с метрическими коэффициентами, к лог-линейному ана­лизу». Разумеется, прогресс есть в том смысле, что лог-линейный анализ или измерения ненаблюдаемых (скрытых) переменных по­зволяют нам увидеть определенные труднодоступные структуры, моделировать определенные сложные образования и учитывать кон­кретные вероятности ошибок измерения. Но все это продвижения, так сказать, на периферии теоретически содержательных парадигм, а не в их центре. Нам следовало бы опираться на более ранние ре­зультаты, а не отбрасывать их из-за того, что прежним исследовани­ям не хватало всех сегодняшних технических утонченностей.

Так как очередные методологические усовершенствования (см., например, [11; 42; 76]) получают признание быстро, то среди соци­ологов нет и автоматического «методологического постоянства».

Объясняющие модели всегда «недодетерминированы» данными при любом конкретном их множестве, и в наши предложения все­гда входят теоретические соображения относительно того, какие модели можно исключить с наибольшими основаниями. Если эм­пирические схемы достаточно жизнеспособны, т. е. если наши тео­рии на верном пути, мы будем выходить на эти схемы многообраз­ными методами. Если теории плохо ухватили центральные процессы, тогда итогом всех статистических утонченностей, вероятно, будет в лучшем случае лишь знак чего-то неизвестного.

Все исследовательские методы имеют свои слабости. Мы можем преодолеть их, показав согласованность результатов, полученных различными методами. Поэтому, несмотря на слабости сравнитель­ных исследований [42], непротиворечивость теории, опирающейся на все доступные источники данных, может быть использована для обоснования наших выводов относительно факторов, действующих в изучаемой совокупности данных. Экспериментальные свидетель­ства особенно хорошо помогают, когда привязаны к общей тео­ретической схеме. Поэтому надо искать теоретические связи с «на­туралистическими» исследованиями (например, организаций или взаимодействий лицом-к-лицу), с историческими исследованиями динамических процессов, а по сути — с социологическими иссле­дованиями во всем их диапазоне. Логическая согласованность, если она достаточно прочна, сможет вывести нас из любого локального методологического тупика. И это довод в пользу теоретического ос­мысления наших результатов везде, где возможно. С точки зрения методолога, теорию можно рассматривать как приспособление для накопления и хранения наших толкований вышеупомянутой согла­сованности. Поэтому игнорирование более ранних исследований — это порок, а не добродетель. Сами различия в исследовательских методах дают нам благоприятную возможность подтвердить наши результаты как бы приемом «триангуляции».

Социология занята во множестве различных предприятий. Край­нее разнообразие наших занятий, сонм мелочей порождают тучу пыли, которая скрывает то, что мы уже знаем. В каком-то смысле, слишком большой объем знания оказывается для нас проблемой, особенно потому, что огромная его часть смещена в практически-описательную сторону, которая становится необозримой, если н представлена компактно в теоретических обобщениях. Мы страда­ем от ограниченности наших познавательных способностей, и эта познавательная перегрузка усиливает защитные тенденции в мире интеллектуальной деятельности. В результате подобной самозащи­ты социологическое мировоззрение упрощается до идеологии соб­ственной исследовательской специальности, теоретического лаге­ря или политической фракции и сосредоточивается исключительно на новейших исследовательских данных и технике.

Заключение

Мое последнее соображение, возможно наиболее важное, касает­ся настроения, общей атмосферы в социологии. Речь идет о на­ших социальных отношениях, наших установках по отношению друг к другу в сфере нашей профессиональной интеллектуальной деятельности. Многое из того, что мы говорим сегодня о работах коллег, отличается негативизмом, враждебностью, пренебрежени­ем. Эта фракционность ослабляет социологию, ибо мы нуждаем­ся в многообразии подходов, чтобы подтвердить наши результаты перекрестными сравнениями.

Чтобы продвинуться в социологии, нам нужен дух благород­ства, а не дух фракционного антагонизма. Это не то же самое, что лозунг, утверждающий «право каждого идти своим путем», т. е. терпеть друг друга, но никак не общаться между собой интеллекту­ально. Построение социологического знания — это коллективное предприятие и в более чем одном измерении. Все виды человеческой деятельности социальны, и сама наука есть процесс организации коллективной мысли. Как и в других делах человеческих, конфликт внутренне присущ организации интеллектуального мира. Это само по себе неплохо, поскольку конфликт — главный источник интел­лектуальной динамики, включая процессы, посредством которых мы выдвигаем новые теории и коллективно решаем, какие из них ведут к лучшим результатам. Но конфликт не должен доходить до крайностей. Ни в одной другой форме интеллектуальной жизни не зависим мы так сильно друг от друга, как в науке. Чтобы объеди­ниться, как подобает ученым, нам нужно сосредоточиться на со­гласовании теоретических концепций поверх границ разных исследований. Личностная грань этого интеллектуального устроения — великодушие и добрая воля, доброжелательное, положительное отношение к лучшим достижениям друг друга, пока мы вместе нащупываем наш путь вперед.

Примечания

1 Я признателен П. ДиМаджио, Р. Кэмпбеллу, Р. Ханнеману, А. Стинч-комбу и Дж. Тернеру за комментарии к предварительному наброску этой статьи.

2 Власть может основываться также на ресурсной зависимости в сете­вой структуре [18; 76] и на принуждении, осуществляемом с пере­менным успехом в различных сетевых структурах [76; 56]. Власть зависит и от распределения в организации ресурсов контроля [24], и от условий мобилизации и конфликта среди противостоящих групп, как гражданских [64], так и военных [15]. Власть — сложный фено­мен: мы сделали успехи в некоторых частных теориях, но еще не су­мели свести их вместе.

3 Фискальный и/или военный кризис — это не только путь к расколу между элитами, ведущему к дезинтеграции аппарата принуждения. Теория военно-фискального кризиса — не полная теория всех револю­ций и других волнений, но она оказывается верной в отношении свое­го предмета и справедлива в отношении многих очень важных собы­тий. Как указал в личном общении П. Ди Маджио, эта теория связана с более абстрактным принципом объяснения, применимым во многих контекстах, — принципом дезинтеграции организационной системы.

4 Результаты этнометодологических исследований не подтверждают мнения о большом количестве и весомости неожиданных ситуатив­ных реинтерпретаций. Например, С. Клегг [13], который с магнито­фоном в руках приступил к изучению в мельчайших деталях одной строительной фирмы, скоро обнаружил, что банальная ежедневная повторяемость ситуаций была подавляющей, так что ему пришлось переключиться на конфликты в управлении, чтобы найти более дра­матичный материал. Этнометодологическая теория полагает, что пре­вращение повседневной жизни в рутину — это основной социальный процесс, и что люди изо всех сил стараются сглаживать ситуации и избегать любых неурядиц.

5 Иногда говорят, что слишком большое знание о том, как работают социальные отношения, выхолащивает их. Может ли теоретик обме­на или тот, кто применяет теорию ритуалов Дюркгейма и Гофмана, влюбиться? Не разрушает ли ситуацию теоретическое самосознание? Я могу заверить вас, что не разрушает. Мощные социальные процес­сы обладают удивительной силой, подавляющей более слабый про­цесс вроде кратковременной рефлексии.

6 См. общие дискуссии: [40; 68; 46]. Как указывает У. Уоллес [69], суще­ствует множество причинных моделей — непрерывные, эпизодиче­ские, многоуровневые и т. д.

7 Как указывает Д. Уилер [76. Р. 43, 220], физики обычно проводят эк­сперименты не с целью достичь статистической достоверности, а чтобы найти область условий, при которых сохраняет значимость некое теоретически выведенное соотношение. Уилер комментирует: «Физики были бы удовлетворены экспериментом, если бы его резуль­таты укладывались в область десятикратного или даже большего отклонения от теоретически предсказуемых значений переменной. Обычно учитывались экспериментальные ошибки такого рода, и ник­то даже не задумывался проверить результат статистически... Что же могут значить разговоры о физике как точной науке? Точность озна-, чала точное использование теории, но необязательно точное произ­водство чистых результатов» [76. Р. 220].

8 Быть может, одно из главных преимуществ естественных наук состо­ит в том, что в их теориях почти нет прямых политических имплика­ций. Это позволило им уходить от споров, замутивших аналитиче­скую сторону общественных наук, и прежде всего социологии.

Литература

1. Вебер М. История хозяйства: Очерки всеобщей социальной и эко­номической истории / Пер. с нем. Пг: Наука и школа, 1923.

2. Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления // THE­SIS. 1993. Т. 1. Вып. 3. С. 16-39.

3. Asch S. Е. Effects of group pressure upon the modification and distortion of judgements // Groups, leadership and men / Ed. by H. Gaetzkew. Pitts­burgh: Carnegie Press, 1951.

4. BergerJ., Wagner D. G., Zelditch M. Jr. Expectation states theory: the status of a research program. Stanford University: Technical Report. № 90. 1983.

5. Bloor D. Knowledge and social integrity. L.: Routledge & Kegan Paul, 1976.

6. Bloor D. Wittgenstein: a social theory of knowledge. N. Y.: Columbia University Press, 1983.

7. Blumer H. Symbolic interactionism. Englewood Cliffs (NJ): Prentice-Hall, 1969.

8. Bott E. Family and social network. L.: Tavistock, 1971.

9. Bourdieu P. Distinction: a social critique of the judgement of taste. Cambridge: Harvard University Press, 1984 [1979].

10. Brown R. H. Society as text. Chicago: University of Chicago Press, 1987.

11. Campbell R. T. Status attainment research: end of the beginning or beginning of the end? // Sociology of Education. 1983. Vol. 56. P. 47-62.

12. The category of the person / Ed. by M. S. C. Carrithes, S. Lukes. Cam­bridge. N. Y.: Cambridge University Press, 1985.

13. Clegg S. Power, rule and domination: A critical and empirical under­standing of power in sociological theory and everyday life. L.: Routledge & Kegan Paul, 1975.

14. Collins R. On the microfoundations of macro-sociology // American Journal of Sociology. 1981. Vol. 86. P. 984-1014.

15. Collins R. Long-term social change and territorial power of states // Collins R. Sociology since Mid-century: Essays in Theory Cumulation. N. Y: Academic Press, 1981.

16. Collins R. Weberian sociological theory. Cambridge. N. Y: Cambridge University Press, 1986.

17. Collins R. Theoretical sociology. San Diego: Harcourt Brace Jovanovich, 1988.

18. CookK. S., Emerson R. M., Gillmore M. R.. Yamagishi T. The distribution of power in exchange networks //American Journal of Sociology. 1983. Vol. 89. P. 275-305.

19. Coser L. A., Kaduchin C., Powell W. W. Books: the culture and commerce publishing. N.Y: Basic Books, 1982.

20. Crazier M. The bureaucratic phenomenon. Chicago: University of Chi­cago Press, 1964.

21. DiMaggio P., Useem M. The arts in cultural reproduction // Cultural and Economic Reproduction in Education / Ed. by M. Apple. L.: Routledge & Kegan Paul, 1982.

22. Dummett M. Truth and other enigmas. Cambridge: Harvard University Press, 1978.

23. Durkheim E. The elementary forms of the religious life. N. Y.: Free Press, 1954 [1912].

24. Etzioni A. A comparative analysis of complex organizations. N. Y.: Free Press, 1975.

25. Foucault M. The archaeology of knowledge. N. Y.: Random House, 1972 [1969].

26. Fuchs S., Turner J. What makes a science mature? Organizational control in scientific production // Sociological Theory. 1986. Vol. 4. P. 143-150.

27. Garfinkel H. Studies in ethnomethodology. Englewood Cliffs (NJ): Prentice Hall, 1967.

28. Gibbs J. Sociological theory construction. Hinsdale: Dryden Press, 1972.

29. Goffman E. The presentation of self in everyday life. N. Y: Doubleday, 1967.

30. Goffman E. Interaction ritual. N. Y: Harper and Row, 1974.

31. Goffman E. Forms of talk. Philadelphia: University of Philadelphia Press, 1981.

32. Goldstone J. State breakdown in the English revolution // American Journal of Sociology. 1986. Vol. 92. P. 257-322.

33. Goldstone J. Cultural orthodoxy, risk and innovation: the divergence of East and West in the early modern world // Sociological Theory. 1987. Vol. 5. P. 119-135.

34. Goodman N. Ways of world-making. Indianapolis: Bodds-Merrill, 1978.

35. Gottdiener M. Hegemony and mass culture: a semiotic view // American Journal of Sociology. 1985. Vol. 90. P. 979-1001.

36. Heise D. Understanding events affect and the construction of social action. N.Y.: Cambridge University Press, 1979.

37. Heise D. Affect control theory: concepts and model // Journal of Mathe-ImaticaL Sociology. 1987. Vol. 13. P. 1-33.

38. Homans G. The human group. N.Y: Harcourt Brace, 1950.

39. Kahneman D., Slavic P., Tversky A. Judgement under uncertainty: heuristics and biases. L.: Cambridge University Press, 1982.

40. Klein D. Causation in sociology today: a revised view // Sociological Theory. 1987. Vol. 5. P. 19-26.

41. Lewis D. On the plurality of worlds. Oxford: Basil Blackwell, 1986. „

42. Lieberson S. Making it count: the improvement of social research and theory. Berkeley: University of California Press, 1985.

43. Maclntyre A. After virtue. Notre Dame (IN): University of Notre Dame Press, 1984.

44. March J., Simon H. Organizations. N.Y.: Wiley, 1958.

45. Mann M. The sources of social power. Vol. 1. N.Y: Cambridge University Press, 1986.

46. Meeker В., Hage J. Social causality. L.: Alien and Urwin, 1988.

47. Moore B. Social origins of dictatorship and democracy. Boston: Beacon Press, 1966.

48. Mulkay M. The world and the world: explorations in the form of sociological analysis. L.: Alien and Unwin, 1985.

49. Paige J. Agrarian revolution. N.Y.: Free Press, 1975.

50. Perrow C. A framework for the comparative analysis of organizations // American Sociological Review. 1967. Vol. 32. P. 194-208.

51. Perrow C. Normal accidents. N.Y.: Basic Books, 1984.

52. Putnam H. Realism and reason. Philosophical papers. Vol. 3. N.Y: Cambridge University Press, 1983.

53. Quine W. Ontological relativity and other essays. N.Y: Columbia University Press, 1969.

54. Rosenberg A. Sociobiology and the preemption of social science. Bal­timore: Johns Hopkins University Press, 1980.

55. Rosenberg M. Conceiving the self. N.Y: Basic Books, 1979.

56. Schelling T. The strategy of conflict. Cambridge: Harvard University Press, 1962.

57. Science observed. Perspectives on the social study of science / Ed. by K. Knorr-Cetina, M. Mulkay. Beverly Hills: Sage, 1983.

58. Simon H. Models of man. N.Y: Wiley, 1957.

59. Skocpol T. States and social revolutions. N.Y: Cambridge University Press, 1979.

60. Spencer M. The imperfect empiricism of the social sciences // Sociological Forum. 1987. Vol. 2. P. 331-372.

61. Stinchcombe A. Agricultural enterprise and rural class relations // American Journal of Sociology. 1961. Vol. 67. P. 165-176.

62. Stinchcombe A. Constructing social theories. N.Y.: Harcourt, Brace and World, 1968.

63. Stinchcombe A. The origins of sociology as a discipline // Acta Sociologica. 1984. Vol. 27. P. 51-61.

64. Tilly C. From mobilization to revolution. Reading (MA): Addison-Wesley, 1978.

65. Turner J. A theory of social interaction. Stanford: Stanford University Press, 1988.

66. Turner R. The role and the person//American Journal of Sociology. 1978. Vol. 84. P. 1-23.

67. Turner S. Underdetermination and the promise of statical sociology // Sociological Theory. 1987. Vol. 5. P. 172-184.

68. Walker H. Spinning gold from straw on cause, law and probability // Sociological Theory. 1987. Vol. 5. P. 28-33.

69. Wallace W. Causal images in sociology // Sociological Theory. 1987. Vol. 5. P. 41^6.

70. Wallerstein I. The modern world system. Vol. 1. N. Y: Academic Press, 1974.

71. Weber M. Religious rejections of the world and their directions // From Max Weber: Essays in Sociology. N. Y.: Oxford University Press, 1946 [1915].

72. Whitley R. The intellectual and social organization of the sciences. Oxford: Clarendon Press, 1984.

73. White H. Where do markets come from? // American Journal of Sociology. 1981. Vol. 87. P. 517-547.

74. White W. Street corner society. Chicago: University of Chicago Press, 1943.

75. Wilensky H. The professionalization of everyone? // American Journal of Sociology. 1964. Vol. 70. P. 137-158.

76. Wilier D. Theory and the experimental investigation of social structures. N.Y: Gordon and Breach, 1987.

77. Williamson O. Markets and hierarchies. A study of the economics of internal organization. N.Y: Free Press, 1975.

Перевод с английского А. Д. Ковалева

Энтони Гидденс. НОВЫЕ ПРАВИЛА СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО МЕТОДА*

* Перевод сделан по: Anthony Giddens. New Rules of Sociological Method: A Positive Critique of Interpretative Sociologies / Second Edition: Polity Press, 1993.

Предисловие к первому изданию

Социальные науки, какими мы их знаем сегодня, сформировались под воздействием впечатляющих успехов естественных наук и тех­нологии в конце XVIII в. и в XIX в. Я говорю это прямо, вполне осознавая все сложности, подразумеваемые таким заявлением. Ра­зумеется, было бы неверно утверждать, что успехи человека в его, казалось бы, явном покорении природы (интеллектуальном в виде науки и материальном в виде технологии), были некритически взя­ты за образец для социальной мысли. На протяжении всего XIX в. идеализм в социальной философии и романтизм в литературе в их всевозможных ипостасях держались на расстоянии от интеллекту­альных настроений, питаемых естественными науками, и обычно выражали глубокую неприязнь к распространению машинных тех­нологий. Однако в большинстве своем авторы, представляющие эти традиции, скептически смотрели как на возможность создания на­уки об обществе, так и с недоверием относились к претензиям наук о природе; их взгляды служили не более чем критической оберткой для гораздо более влиятельных трудов тех, кто как раз и стремился создать такую науку. Упоминание лишь одного-двух имен риско­ванно, но я думаю целесообразно рассматривать Конта и Маркса как оказавших непреходящее влияние на последующее развитие со­циальных наук (я буду использовать этот термин применительно прежде всего к социологии и антропологии, но иногда и в отноше­нии экономики и истории). Влияние Конта можно считать основопо­лагающим, поскольку его понимание социологического метода, про­пущенное через работы Дюркгейма, вполне возможно проследить вплоть до некоторых основных тем «академической социологии» и антропологии XX в. Марксизм, следуя пренебрежительному игно­рированию Конта самим Марксом, выступал против тех течений со­циальной теории, которые связаны с влиянием Конта. Контова фор­мулировка идеи естественной науки об обществе на самом деле была довольно сложной, в чем каждый сможет убедиться, просмот­рев хотя бы несколько страниц «Позитивной философии», даже если она и не отличается проницательностью (а порой, надо ска­зать, и логической ясностью) Марксовых работ, снабженных пере­иначенной гегелевской диалектикой. И Конт, и Маркс писали в тени победоносных естественных наук, и оба рассматривали распростра­нение науки на изучение человеческого поведения в обществе как на непосредственный результат поступательного движения человече­ского познания по направлению к самому человечеству.

Конт преподнес это как учение. «Иерархия наук» выражает не только логический порядок отношений, но и исторический. Чело­веческое знание прежде всего рассеивает клубы мистицизма в тех областях, которые далее всего отстоят от человеческого участия и контроля, где человечество, казалось бы, не играет никакой роли как субъект: в первую очередь — в математике, затем — в астроно­мии. Развитие науки последовательно все более приближается к жизни человека, продвигаясь от физики, химии и биологии к со­зданию социологии — науки о человеческом поведении в обществе. Нетрудно заметить, как даже до Дарвина эволюционная теория в биологии, казалось бы, готовит место для толкования человеческо­го поведения в соответствии с принципами научного разума, и по­нять восхищенное отношение Маркса к «Происхождению видов» как к аналогу того, что они с Энгельсом стремились осуществить в своих трудах.

Конец тайнам и конец мистификациям — вот на что надеялись и за что боролись и Конт, и Маркс. Если природу можно открывать как вполне секулярный порядок, почему тогда человеческая соци­альная жизнь должна оставаться чем-то загадочным? Ибо, вероят­но, всего лишь один шаг отделяет научное знание от техническо­го овладения; имея точное научное понимание условий своего социального существования, почему бы людям самим рациональ­но не строить свою судьбу? Марксистское видение неоднозначно: некоторые варианты высказываний Маркса, как мне кажется, мож­но без особого труда, по крайней мере на уровне онтологии, прими­рить с настоящим исследованием. Я имею в виду версии Маркса, рассматривающие марксизм не как естественную науку об обществе, которая берется предсказывать кончину капитализма и его смену социализмом, но как солидное исследование исторических взаимо­связей субъективности и объективности в человеческом социаль­ном существовании. Но настолько, насколько в работах Маркса есть сильные натуралистические течения, а они вполне определен­но существуют, Маркса можно классифицировать вместе с Контом как провозвестника и инициатора науки об обществе, которая вос­производила бы в изучении человеческой социальной жизни тот же тип разумного просветления и объяснительной силы, какой уже был воспринят естественными науками. В этом смысле можно уве­ренно утверждать, что социальная наука потерпела неудачу.

Дата добавления: 2015-06-04